БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩАЕТСЯ

БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩАЕТСЯ

А возможно ли такое общество, в котором бы люди жили счастливо, без чудовищности насилия и мерзости сексуальной извращённости? Неужели построение таких «идеальных» сообществ всегда будет уделом фантастов-утопистов и осуществляться лишь в литературных формах? А всякое реальное построение обречено на всенепременную ГУЛАГизацию?

В человеческих сообществах существуют два уровня «доминирования». У нехищных людей – это «жажда престижа» (правильнее бы сказать, «репутации»), желание быть уважаемым другими людьми. Обычно это завоевывается, точнее, добывается честным трудом, умом, простым образом жизни, добротой (святые). В «классических» деревнях «власть», в хорошем смысле «авторитет» (уважение, почёт, послушание в случае возникшего спора) находится у самых справедливых, честных – у старейшин, аксакалов. Так же точно ухаживают они и за женщинами: доказывают свою порядочность, преданность, стремятся сделать что-то для любимой. У хищных же – это пресловутая «воля к власти», а также «жажда обогащения», доходящие до своих патологических пределов – «власть ради власти», «деньги ради денег». Такова же стратегия у них и в заполучении любым путём «объекта сексуального предпочтения» – одного или чаще сразу нескольких.

При свободе действий между хищными начинается беспощадная борьба за власть. И в итоге человеческие сообщества выстраиваются по стайному принципу «тюремно-камерного социума». Главарь – прихлебатели – исполнители. Тиран – свита – народ. Но борьба наверху никогда не прекращается. И всё это – за власть ради власти. Ну что это, если не «луриев дефицит префронтальных отделов лобных долей мозга»?

Без постороннего же хищного вмешательства в их жизнь, сообщества нехищных людей очень быстро – за одно или два поколения – вытесняют из своих рядов хищных гоминид. А не то и выбивают их, как волков. И тогда мирная жизнь людей становится достаточно устойчивой. Подобное чаще случается в сельской местности и в небольших городах, а ещё чаще где-то на «краю ойкумены». Там все и всё на виду, хищные здесь не приживаются. Оно и понятно, – ведь их стесняют в поведении. Они становятся бирюками, бобылями, либо уходят в крупные города. Там для них возможна достаточная анонимность и свобода поведения. Именно поэтому с самых древних времён не прекращается моральное бичевание городов. «Все большие города прокляты».

Но такое вытеснение хищных не всегда возможно, часто хищные гоминиды всё же подавляют общество, навязывая им свои стереотипы поведения, и оно продолжает существовать в той или иной степени охищнения. Этнографы и антропологи при изучении первобытных племён отметили очень важный факт: огромную моральную неоднородность, даже несоизмеримость первобытных культур. Эрих Фромм [42], изучив несколько десятков первобытных культур, выделил среди них три типа, условно объединив их в группы А, В и С.

Группа "А" – это жизнеутверждающие общества, в которых вся культура (т.е. идеалы, обычаи, традиции) направлена на развитие жизни во всех её сферах. Здесь всё минимизировано, нет ни репрессивных институтов, ни наказаний, нет институтов войны. Существует равноправие полов, наций и рас. Дети воспитываются в дружелюбии и уважении. Нет ни зависти, ни жадности, ни тщеславия. Преобладают альтруистические настроения, тяга к коллективизму, сотрудничеству. Личная собственность распространяется лишь на предметы индивидуального обихода. Межличностные отношения строятся на доверии и обязательности. Доброжелательность и уважение распространяются на всё, в том числе и на Природу. В целом, в обществе преобладает жизнерадостное настроение, здесь нет места страху, так как есть потребность в любви – к Природе, к людям, ко всему окружающему миру. Главными ценностями являются жизнь, живая природа. Материальные вещи здесь не ценятся. Потребности в пище, одежде очень скромны, так как духовные ценности занимают главное место в пространстве потребностей. К этой группе относятся общества индейцев зуньи-пуэбло, горных арапешей, батонго, аранда, полярных эскимосов и др. Многие племена – это охотники и скотоводы, но они никогда убивают без нужды, а только для жизненной необходимости. Здесь существует табу на гнев. И хотя есть и бедные, и богатые племена, но нет зависти и вражды. Значительная часть первобытных обществ относится к этой группе. Очевидно, что в этих культурах хищные индивиды в своё время были «выведены под корень». Вот бы и всему человечеству последовать примеру группы "А"!

Вторая группа ("В") – не деструктивные, но всё же агрессивные общества. Группа "В", как это можно понять, характеризуется тем, что хищным (или охищненным?) индивидам предоставлено некое, довольно-таки обширное поле деятельности. Здесь существует соперничество, развит индивидуализм, иерархичность. Агрессивность и войны считаются нормальным явлением, хотя и не занимают центрального места в жизни. Система "В" пронизана духом мужской агрессивности, но нет ярко выраженной жестокости, разрушительности, нет и дружелюбия. К этой группе относятся эскимосы Гренландии, самоанцы, маори и другие племена. Можно вспомнить и древнегреческую Спарту. И тем не менее эту систему Фромм относит к жизнеутверждающей группе, хотя здесь личный успех считается ценностью, в отличие от системы "А", которая свободна от агрессии и где существует тяга к коллективизму. Здесь частная собственность играет большую роль. Главными ценностями в системе "В" считаются личный успех, здоровье, воспитание физически и нравственно (в традиционном именно для этого общества понимании нравственности) здорового потомства. В древней Спарте больных новорождённых детей сбрасывали со скалы. Главными пороками, а вернее преступлениями считаются скабрёзность, сексуальные проступки, клевета, неуплата долгов. Идеальный человек – это результативный труженик, и вся религия направлена на это. Системы "А" и "В" считаются жизнеутверждающими, так как они исключают деструктивность и жестокость. Войны осуждаются, хотя и ведутся, но направлены, в основном, на завоевание женщин. Но для любви времени остаётся очень мало.

И наконец, третья группа, где хищным, как это ясно, удалось осуществить для себя более полное «продвижение». Именно такова система "С". Это – деструктивные, откровенно охищненные общества. Агрессивность, жестокость, разрушительные наклонности как по отношению к чужим, так и своим племенам. Атмосфера в этом обществе – постоянный страх, т.к. коварство, предательство, воинственность и враждебность считаются нормой. Большую роль играет частная собственность, но больше на символы, чем на материальные ценности: соперничество и постоянный поиск врага и видение его в любом и каждом. Отношения между супругами до крайности враждебны. Верность супружеская не предусматривается. Два признака характерны для этой системы – частная собственность и колдовство. Многие владеют искусством колдовства в совершенстве и насылают порчу, обладая магией болезни. Коварство, хитрость, беззастенчивое продвижение к личному успеху за счёт нанесения ущерба всем соперникам – обычная практика. Главным признаком этой системы является коварство: убить, сделав сначала другом – именно такая месть считается здесь «высшим шиком» (то же самое у современных мафиози, особенно – восточных). Две главные страсти – богатство и секс. Секс здесь присутствует во всех своих извращённых формах. Существует обычай, запрещающий смех, поэтому угрюмость считается доблестью. Быть счастливым категорически запрещается. Любое зло воспринимается как нормальное явление. Вся жизнь – это смертельная борьба с враждебным миром, где зло и жестокость – главное оружие, и где никто не способен на милосердие, и ни от кого нельзя ждать пощады.

Система "С" описана известным этнографом Рут Бенедикт в 1934 году в работе о ставшем знаменитым острове Дабу и его жителях – дабуанцах. Э.Фромм прослеживает аналогию (а она очевидна!) системы "С" с современным западным обществом массового потребления, для которого также не существует никаких ограничений. «Сексуальное непотребство и наркотики – это единственное разнообразие в их мрачном настроении и постоянной депрессии». В современных цивилизациях деструктивная тенденция превалирует над жизнеутверждающей, считает Фромм.

…Подведём краткие итоги. Агрессия и сексуальный аномализм – две основные пересекающиеся «сферы деятельности» хищных гоминид. Часть из них совмещает обе «деятельности». Но для любого из них вероятность того, в каком русле он будет орудовать, равнозначна и также одинаково непредсказуема. После агрессивности, злобности вторым наглядным (хотя и весьма относительно) аспектом проявления человеческой хищности является извращённая сексуальность части человечества. (Третий основной атрибут хищности – коварство, обман наглядным признать ещё сложнее, чаще всего – только задним числом). Но ситуация здесь непростая. При более пристальном рассмотрении этого вопроса, становится ясно, что дело здесь обстоит точно так же, как и вообще с социальным доминированием и асоциальностью – преступностью. Сексуальная извращённость, таким образом, сопутствует хищности, агрессивности, кроме того имеются и процессы «заражения», засасывания нехищных людей в это болото, совращение – по прямой аналогии со втягиванием в преступные круги, а чаще, всё это «хозяйство» совмещается. Все подобные процессы происходят одновременно с духовной деградацией личности. Сюда же, как дополнительный, «рекуррентный» (сопутствующий) процесс, можно включить алкоголизм и наркоманию.

Поэтому существуют в различной степени охищненные общества, как и его слои, некие субструктуры – все они выстраиваются по означенным Фроммом культурным типам "А", "В" и "С". Бесспорно, что в нескольких артистических и балетных труппах любой страны гомосексуалистов на крут выйдет больше, чем во всех её библиотечных коллекторах. Т.е., не всякий извращенец – обязательно хищный, его могли втянуть в аномальную похоть и жизненные обстоятельства. Наоборот же, хищные индивиды – всегда, в обязательном порядке сексуально аномальны, но только очень часто они не имеют возможности проявить себя «во всей красе».

Процессы сублимации широко описаны психиатрами, начиная с Фрейда, но все имеющиеся интерпретации базируются на ложных, надуманных посылках. Вероятно, тот очень широкий спектр сексуальных отклонений (страницы 29-32) и есть проявление некоего «веера возможностей», спектра сублимаций извращённой сексуальности, «выдавливающейся» в самой неожиданной форме при невозможности «заняться» сексуальным делом «по призванию» и «на полную катушку». Какие-нибудь «нелады» с потенцией наверняка могут привести к извращённым – анальным и/или оральным – способам сексуального удовлетворения, как средству замещения естественной формы. Связано это также и с необычайной пластичностью человеческой психики и мощи фантазийного аппарата, часто оказывающего на индивида неодолимое воздействие. Наверняка многие сексуальные (да и не только сексуальные) преступники, будучи слабовольными, к тому же жизненно неудовлетворёнными, оказываются рабами своей сладострастной фантазии, подпадают под её влияние.

Даже с невинного, на первый взгляд, желания иногда начинается жуткое преступление, если отсутствуют нравственные тормоза. Медицине хорошо известны навязчивые психические состояния. Таковы, например, персеверации – неотступное преследование какой-либо мысли, слова, мелодии. Но они обычно являются редкими, преходящими: маньякам же свойственна стабильная – периодическая или постоянная – обуреваемость собственными «тяжкими думами». О человеке принято судить по его поступкам, что, в принципе, не совсем верно, ибо «человек на самом деле есть то, о чём он думает», просто не всегда создаются внешние условия для претворения в жизнь собственных мечтаний, замыслов, планов.

Мы спокойно жили в СССР, т.к. почти всё имеющееся здесь множество, поголовье хищных гоминид было «благополучно трудоустроено»: они в основном были продавцами, официантами, «творческими интеллигентами», администраторами, партийными функционерами, комсомольскими «вожаками», точнее, составляли там жуликоватую, подлую часть. Лучше всего, конечно, было пристроиться к «номенклатуре». Понятно, что все они исподволь развращали и растлевали общественные структуры. Лишь немногие отваживались воплощать свои «дерзновенные» мечты в жизнь более «полнокровно»: заниматься подпольным бизнесом, быть ярым «диссидентом», вести шпионаж в пользу капиталистических стран и т.п, – это было рискованно, опасно. Была даже изведена под корень уголовная преступность гангстерского типа (организованный, вооруженный бандитизм, которому сейчас открыта «зелёная улица»). И вот, после «перестройки» вся хищная нечисть, которая уже было привыкла жадно, но тихо есть ворованный шоколад под ватным одеялом, получила возможность заняться своим делом, и жрать ананасы и рябчики прилюдно. Всё это можно слышать и лицезреть невооруженным глазом с утра до вечера в радио– и теленовостях. Многомиллиардные финансовые махинации, разборки, заказные убийства, неприкрытая пропаганда извращённого секса, вызывающая, демонстративная роскошь посреди всеобщей нищеты и неблагополучия…

Тождественность, взаимосвязанность сексуальной извращённости (перверсий, девиаций и т.п.) с хищностью, агрессивностью, в общих своих чертах понятна. З.Фрейд, К.Лоренц и многие другие исследователи убедительно доказали прямую связь между сексуальностью и внутривидовой агрессивностью. Это, собственно, в той или иной форме борьба самцов за самку, и ничто иное. Таким образом, предельно возможная агрессивность (убийство) в своём чисто природном проявлении, как борьба за выживание вида, наиболее естественна и совершенно оправдана, как агрессивность межвидовая, как потенция и тенденция к соперничеству, стремление к борьбе с некими иными существами, отличающимися от представителей собственного вида. Это естественная борьба за выживание своих, за себя и за ближних. Агрессия же внутривидовая – это уже некая проекция, «частная производная», как бы инерционный отголосок этой общей борьбы всего вида за своё выживание, благополучие всех членов своего сообщества. Битва за выживание вида ведется насмерть, до конца, борьба же за самку чаще всего ритуализирована – бьются «по-свойски», до «первой кровянки», по крайней мере, – при естественном ходе вещей.

В нашем «человеческом» случае всё сказанное полностью относится лишь к нехищным людям. Поэтому столь страшная, смертоносная агрессивность, существующая у людей, единственно может объясняться, как именно межвидовая, ибо за самку столь страшно – и хищные и нехищные – высшие животные не дерутся. В этом-то и состоит весь ужас положения. Хищные индивиды совершенно не разбирают «своих – чужих». Их агрессивность направлена на всех без разбору, кажется, вплоть до неодушевлённых предметов: «Александр Македонский, конечно, хороший человек, но зачем же стулья ломать?!»

В этом смысле хищные индивиды проявляют полную неразборчивость: хотя они и ощущают своё отличие от других людей, но у них нет чувства предпочтения для «своих». Они их точно так же любят и/или ненавидят, как и всех других. Они, и впрямь, «лейкартовы» паразиты (это в первую очередь относится к суггесторам): более сильных боятся, приспосабливаются, угодничают, но ненавидят их, и при малейшей же представившейся возможности тут же вцепятся им в глотку, всех же равных себе и более слабых давят, притесняют, а если «надо», то и убивают. Нехищные же люди относятся к окружающим добродушно, как к равным, тем более они не обижают слабых. Именно в этом обстоятельстве проявляется огромное социальное преимущество стадности (коллективизма) нехищных людей, и лишь их охищнение, тлетворное воздействие хищных гоминид («разделяй, ссорь и властвуй») сводит это преимущество практически на нет.

Здесь следует особо выделить т.н. гомофобию, – проявляющуюся у нехищных людей, и почему-то считающуюся сексопатологами иррациональной, подсознательную ненависть к гомосексуализму. В принципе, извращенцы, в том числе и бисексуалисты, тоже должны ненавидеть нормальных людей. И если, как мы полагаем, всякий хищный индивид в своей основе бисексуален, то это легко объясняет совершенно непонятную и кажущуюся иначе беспочвенной ненависть хищных гоминид к нехищным людям, к т.н. быдлу. Для примера можно вспомнить приводимую Аристотелем в его «Политике» «клятву олигархов», в которой античные властители торжественно обещают друг другу неустанно творить всякие пакости эллинскому «простому народу» [21]. И ведь как хорошо «держат паузу» власти предержащие! – эта гнусная политика «заботы о народе», тождественной геноциду, со стороны властей всё продолжается.

Иррациональной же такую ненависть можно считать лишь в тех случаях, когда она проявляется именно у извращенцев, и именно – к «своим». То есть аристотелевы олигархи, как и все власть имущие должны без всяких клятв, «по умолчанию», но с необходимостью и не меньшей яростью ненавидеть и друг друга, что так же очевидно, как и их ненависть к трудящимся. Подобный – жутковатый – курьёз описан Г.Маркесом в его сумрачной «Осени патриарха».

Некий старший офицер-педераст склонял подчинённых совершать с ним перанусный копулятивный акт, а затем в припадке отвращения к себе и яростной ненависти к партнёру убивал последнего. В конце концов, он не выдержал мук совести и взорвал себя гранатой, вставленной в своё преступное эрогенное место. Неизвестно, был ли у Маркеса реальный прототип или этот отчаянный офицер – плод его неуёмной фантазии, но с видовой точки зрения подобное вполне возможно. Именно так должен был бы повести себя межвидовой гибрид – пассионарий с расщеплённым сознанием: стыдящийся своей безобразной похоти, и в то же время неспособный воздержаться от неё.

В этом механизме можно найти и частичное объяснение повальной ненависти к тюремным «опущенным», в том числе и со стороны нехищных людей, – «мужиков», пользующихся их услугами. Им тоже, по-видимому, «стыдновато», и они вымещают это презрение к самим себе на несчастных опущенных. Наверняка, те заключённые, которые в услугах опущенных не нуждаются (например, «пробавляются» онанизмом), подобной ненависти к тюремным изгоям не испытывают, возможно, – лишь отвращение, смешанное с жалостью, что вполне естественно.

Следовательно, хищные гоминиды должны и способны проявлять чувства любви-ненависти ко всем индивидам своего окружения. Но проявление этой их направленности далеко не однородно, т.к. они ярче реагируют на острые возбудители: опасный, сопротивляющийся противник, красивая, неуступчивая женщина. Они при этом возбуждаются сильнее, чем в случаях обыденной тирании над зачуханным безропотным быдлом или заведомой сексуальной «победы» – послеобеденного овладения на офисной мебели приевшейся, пропахшей «Бленд-а-медом» и «Шанелью N5» секретаршей.

Это по традиции именуется эгоизмом, или отсутствием альтруизма. На самом же деле – это полное само-обособление от остальных индивидов (независимость), необходимое следствие инстинкта хищности. Тем не менее хищные стаи всё же образуются, но они всегда ненадёжны, чреваты непременным взаимоистреблением в случае возникновения неблагоприятных условий. Например, бандиты очень согласованно, «дружно» грабят банк, а затем – уже «бессистемно» – «мочат» друг друга, дабы увеличить свою долю «трудовой прибыли».

Нехищный индивид тоже и с такой же необходимостью выявляет, высвобождает свою потенциальную агрессивность в форме сексуальных устремлений на неких иных особей, но – всегда очевидным образом физиологически от него отличных. В первую очередь это – женщина. Любая зрелая женщина. Добрая, отзывчивая, хорошо понимающая мужчин женщина! – хотелось бы добавить, но, к сожалению, это не всегда так: хищный мир психологически уродует наших милых подруг.

Именно такое «разборчивое» поведение нехищных людей является основой социальных форм человеческой жизни: коллективизм, альтруизм, гуманизм. Потенциальная агрессивность «растворяется в женщине» без остатка. Это – теоретически, но реально такого остатка хватает, и с лихвой – на все те преступления, которые совершаются нехищными людьми. В идеальном же случае, при нормальной социальности, т.е. в сообществах типа "А", вся эта мужская энергия целиком и полностью должна уходить на женщин и творческую, в широком смысле, созидательную деятельность.

Существуют два «встречных» потока межвидовой гибридизации. Для хищных мужчин она является, как указывалось, естественной, у них сексуальная направленность неопределённа, они неразборчивы. Да и нехищные женщины с удовольствием (поначалу) им «подмахивают». К тому же, под влиянием сильного сексуального влечения к нехищной нравственной женщине, дабы добиться её благосклонности, хищный мужчина иногда способен на добрые дела. Он, якобы, становится на сторону нехищных людей, но использует при этом всё те же свои насильственные методы (для женщин он – герой). Это явление породило ложный, но живучий миф о благотворной способности любви преобразить самого злого человека. Подобная «перековка» хищника может носить только временный характер – до наступления пресыщенности «добытым в борьбе объектом любви», после чего всё возвращается на страшные «круги своя».

Что же касается нехищных мужчин, то их связи с хищными женщинами должны расцениваться, как противоестественные, во всяком случае, казаться в не меньшей степени странными, чем эксцессы зоофилии. Это, понятно, полностью относится и нехищным женщинам, им тоже следовало бы быть предельно разборчивыми, но к сожалению, как уже говорилось, их позиции весьма уязвимы. И если бы не эти процессы межвидовой гибридизации, в дополнение к социальному охищнению, то действительно тогда было бы «всё прекрасно в этом прекраснейшем из миров». Нехищному большинству тогда легко было бы справиться с хищным, «сильным» меньшинством, которое в таком случае выделялось бы более рельефно в составе человечества. Это и было бы – истинно гуманное – общество типа "А"! Хотя, возможно, – с небольшой, легко контролируемой периферийной бахромой «свободных зон» типа "В" и немногочисленными вкраплениями межвидовых гибридных, социально неадекватных личностей, находящихся под неназойливым присмотром медиков.

Общеизвестен факт, что в пенитенциарных заведениях все попытки борьбы с гомосексуализмом путём устранения его активного ядра оказываются бесполезными. Гомосексуальные иерархии быстро восстанавливаются, вместо старых структур сексуальной «субординации» возникают новые. Это следует понимать таким образом, что сексуальной извращённости, как одному из проявлений хищности, способствует хищная, противоестественная среда, в частности, тюремная обстановка. Это как бы некая «глубокая колея», из которой уже никому «не выехать».

В других случаях сексуального голода (в экспедициях, на флоте) гомосексуальные отношения среди нехищных людей возникают в качестве заместительной формы, запредельного варианта онанизма, как бы на уровне «греха», «сексуального хулиганства», по типу «кавказской шутки». Сопровождается это всякого рода прибаутками, столь же смешными, как и похабными. Это способствует выработке усечённых, нравственно редуцированных стереотипов поведения. За такое поведение людям потом, после возвращения в нормальные условия, становится стыдно. И, конечно же, нормальные гетеросексуальные отношения восстанавливаются полностью, хотя всё же отмечаются и случаи втягивания в противоестественные отношения окончательно, но, по большей части, – это уже явление чисто органического плана, связанное с некими психофизиологическими расстройствами в сексуальной сфере.

Характерно наблюдение Гарнье, взятое из книги Крафт-Эбинга [73]: «Мне известно об эпидемии перекрёстного онанизма в одной берлинской школе, куда она была занесена одним актёром. Хотя в настоящее время я знаю в Берлине очень многих из лиц, страдающих половым извращением, однако не могу среди бывших учеников этой школы указать хотя бы одного, который впоследствии обнаружил извращение полового чувства: напротив, относительно многих из них мне доподлинно известно, что они в настоящее время совершают нормальные половые сношения и обладают нормальными половыми ощущениями».

Это справедливо и по отношению к женскому гомосексуализму. Тюремные активные лесбиянки совращают в большинстве случаев и обычных в сексуальном плане женщин, которые затем практически всегда возвращаются к полностью нормальной семейной жизни. Активные же лесбиянки способны на жуткие эксцессы ревности (так же, как и гомосексуальные мужчины), как по отношению к сопернику (сопернице), так и к объекту своей страсти, вплоть до убийства. И, конечно же, гетеросексуальные отношения им противны, хотя есть среди них и бисексуалистки – все они, как правило, хищные.

Хищные гоминиды, таким образом, должны, по идее, быть бисексуалами, точнее, «пансексуалами». Последнее медиками трактуется как «неразличение объекта сексуального предпочтения». «Всё. что шевелится…» – этот далеко не шуточный девиз иных «сексуальных гигантов» имеет, в принципе, вполне реалистическую основу. Гомосексуализм, точно так же, как и инцест, и педофилия – это как раз и есть проявление (сексуальная проекция) именно патологической агрессивности, нарушение её нормы. Патологическая агрессивность хищных гоминид, как их психофизиологическая основа, так же проявляет себя и в сексуальной сфере.

Следует отметить, что в человечестве (и даже ещё раньше – в семействе гоминид, предков человека) правила и правит бал патология. Не говоря уже о том, что человек – это «сошедшее с ума животное», т.е. создание патологически невротическое, многие другие аспекты его физиологии тоже как бы с «очевидными пунктиками». Отсутствие волосяного покрова: уникальнейший способ терморегуляции среди млекопитающих, оправданный лишь в условиях солнцепёка, но каково это для обитателя приполярных зон – далеко не райских кущ? Прямохождение, начиная от австралопитеков, – также абсолютно противоестественно для позвоночных животных. Все самые жизненно важные органы – шея, живот, половые органы – никак не защищены, всё выставлено вперёд, наружу! В руках находится 14. а в ногах 16 капиллярных клапанов-насосов, предназначенных для подачи крови вверх. Больше их нигде в туловище человека нет – Природа рассчитывала на «самотек», т.е. на четвереньки, таким образом. Прямохождение – откровенная патология. Медики утверждают, что если бы люди ходили на четвереньках, то 99% т.н. женских болезней попросту не возникало. Все болезни позвоночника тоже напрямую проистекают от двуногости. Во всём человеческом гнездится патология!

Поэтому когда здесь, по отношению к сексуальной извращённости, постоянно употребляется выражение «патологическая», то это говорится как бы «по полемической инерции», т.е. не совсем корректно. Ведь имеется в виду неестественность её по отношению к виду, в человечестве же наличествуют и сосуществуют виды-двойники. Мало того, они поведенчески диаметрально противоположны (хищные и нехищные), т.е. они по самой своей сути совершенно разные виды. Поэтому понятие «патологичность» здесь как бы расщепляется. С одной стороны, агрессивность по отношению к ближнему своему хотя и считается нормальными людьми патологичной, но для хищных гоминид она совершенно естественна. С другой стороны, патологией необходимо признать внутривидовую агрессивность хищных гоминид (их внутренние «разборки»), ибо она возникла именно в форме патологии, т.е. агрессии, направленной на представителей своего же, тогда ещё единого, вида палеоантроповых гоминид (троглодитов), и таковою, т.е. патологической, она осталась и поныне.

Но эта взаимоистребительная, патологическая (для хищных гоминид) активность оказалась необычайно выгодной для выживания нехищных людей. Извечная и неустранимая разобщённость хищных гоминид оказывается и посейчас практически единственно спасительным фактором для человечества. До сих пор все оппозиции возглавлялись тоже хищными, единственная цель которых – стремление к власти. Нехищные лидеры всегда «успешно» устранялись, хотя иногда они всё же добивались великих побед (Иисус Христос, Махатма Ганди). Всё же обольщаться в этом плане не стоит: хищники способны во многом договариваться друг с другом (звери-то они как-никак говорящие), в частности, делить сферы влияния и т.п. Если они найдут некий приемлемый для себя и достаточно устойчивый баланс сил в глобальном масштабе, то нехищным людям – хана, из рабского состояния им не вырваться, либо сделать это придётся такой большой кровью, что в ней запросто смогут утонуть все.

Так что к термину «патология» нужно относиться двойственно: и в конкретном психиатрическом смысле, и в образном, больше – эмоциональном, нежели строго медицинском. Кроме того, думается, что чудовищность проявлений всего этого сексуально-политического «хозяйства» отодвигает вопросы внешней корректности на самый дальний план. Это очень сложный комплекс вопросов, поэтому даже понять главное, уловить суть и смысл всей этой огромной важности проблемы – уже большое дело. Ведь то, с чем человечеству приходится иметь дело, с чем постоянно сталкиваться, воистину, чудовищно! Взять лишь одно: в «хищных генах». т.е. в неком, присущем хищным гоминидам, структурно устойчивом супергенном комплексе, заложено, имеется и сохраняется в потомстве свойство, обеспечивающее им потенцию к поеданию детей, безо всяких на то угрызений совести, – как предмета, заведомо отсутствующего! Изнасилование ими детей – всего лишь «блажь и нега» этих чудовищ, уже то хорошо, что хоть не сожрали.

Второй анализируемый нами аспект – не менее важный момент в отмеченной взаимосвязанности сексуальности и агрессивности. Это – буквальное «заражение» хищностью, в том числе и полидевиантной сексуальностью, совращение и растление наиболее морально неустойчивой части диффузных людей хищными гоминидами, что называется, личным примером. Значительная часть преступников (во многом, так же обстоит дело и с извращенцами) представляют из себя вовсе не хищных гоминид, а обычных людей, но они заражены – буквально – хищностью. Это – охищненные диффузные люди. Они либо воспитаны с детства в таком духе асоциальноеT и безнравственности, либо их «повязали» позже (в случае втягивания в преступность). Все они составляют «исполнительные группы» нехищных людей, находящихся в распоряжении хищных гоминид и/или состоящих у них на довольствии. Т.е, диффузный вид включает в себя и скопище потенциальных новобранцев для хищной армии: «необученные годные» – в военкомовской формулировке, которые очень быстро, хотя и не всегда охотно (бывает, вынуждено) проходят «курс молодого бойца» в разного рода и весьма своеобразных «учебках». Это не кто иные, как предатели стада. К счастью, большинство нехищных людей всё же как-то избегают попадаться в лапы к хищным гоминидам, «стадо» (нехищный социум) в общем и целом держится пока ещё уверенно.

Многочисленные случаи благополучного ухода жертв от преступников после уговоров, «отпрашивания» или «пощады» со стороны тех – это всё как раз и есть случаи встречи с такими вот «обработанными» диффузными людьми. Истинный хищник вряд ли отпустит (= упустит) свою жертву. Суггестор – этот точно, ни за что не упустит, но вот суперанимал, тот может – он редко, но всё же способен на великодушие, у него иногда может прорваться что-то типа игривого, «доброго» настроения. Но чаще эта игривость (особенно у суггесторов) проявляется в форме «шутейного», издевательского отпускания жертвы, и когда человек уходит успокоенный и обрадованный избавлением от явной смерти, следует меткий выстрел ему в спину.

В самом общем виде процессы хищного заражения сравнимы с описанной Л.Н.Гумилёвым «психической индукцией», заражением людей «пассионарностью». Это – героическое воодушевление, вызванное подражанием, возникшее под воздействием неодолимого психического давления со стороны пассионария, как, например, в бою исходит воздействие от отважного бойца, «соседа слева». В таком отчаянно бесшабашном состоянии можно совершить немало действительных подвигов, но этот боевой азарт, задор достаточно быстро проходит. К сожалению, его «сухой остаток» – лёгкое отношение к насилию, а то и возникшая привычка к убийству остаются надолго. Это – тоже охищнение. По такой же психологической схеме, хирург не может долго пребывать без выполнения операций, он ощущает психический дискомфорт.

Но большинство нехищных людей не могут перенести спокойно и легко подобное психологическое потрясение, их психика оказывается искорёженной. Врачами-психиатрами этот феномен отмечен как различного рода послевоенные психопатические комплексы, проявления травмированной психики: «вьетнамский синдром», «чеченский синдром»… В то же время у большинства солдат Великой Отечественной «германского синдрома» не возникало. Когда есть мощное внутреннее самооправдание (как у того же хирурга), то насилие не вызывает столь негативных последствий, хотя и не может пройти совершенно безболезненно.

Точно так же обстоит дело и с проекцией агрессивности на плоскость сексуальной извращённости. В силу тех или иных условий жизни, воли обстоятельств нехищные люди могут быть втянуты в противоестественные гомосексуальные отношения. Особенно это распространено в изолированных коллективах: тюрьмы, экспедиции, армия, флот и т.п. Схожее поведение наблюдается и у других видов высших млекопитающих. Например, в группах быков, длительное время изолированных от «любовного общения» с коровами, начинаются вспрыгивания быков друг на друга. Но при восстановлении нормальных условий «временные девианты» могут быть возвращены «на путь истинный» – вернуться к гетеросексуальным отношениям. И всё же «педерастический комплекс» у них останется навсегда, даже и при нормальной во всех отношениях дальнейшей жизни, самооправданий у них быть не может, можно только постараться всё забыть.

Но и в период своего гомосексуального существования их фундаментальная тяга к женщине, так или иначе, но прорывается, зачастую, в самых уродливых и неожиданных формах. Так, в тюрьмах на спинах пассивных педерастов, «опущенных» (раньше имевших тюремное звание «козлы», теперь разжалованных в «петухи», «петюни»), татуируются голые женщины в самых недвусмысленных позах. Никакие другие татуировки – «визитные карточки» заключенных опущенным не «выдаются». Им, кстати, обычно дают и женские имена, что находится в том же русле объяснения.

Тот факт, что насильников в тюрьмах в принудительном и обязательном порядке «опускают», делают из них «козлов», «петухов», на первый взгляд, может показаться похвальным, как бы неким вариантом «народной расправы». И это действительно есть некая форма, точнее, отголосок борьбы ненастоящей, наносной хищности с врождённой безнравственностью хищных гоминид. Некое уродливое подобие принципа «добро должно быть с кулаками». Как внешний мир («воля») в лице официальной власти декларирует и кое-что делает в интересах народа, нехищных людей (власть вынуждена делать эти поблажки в целях маскировки своего хищного нутра), так и в лагерных зонах и тюрьмах – происходит внешняя демонстрация, якобы, справедливого возмездия чудовищам (остальные, мол, не такие). Но в этой тюремной «правилке» больше бахвальства и показухи (равно как и на «воле»: обеспечение веры народа власть имущим проходимцам), и ещё больше – заботы о создании для себя достаточного контингента пассивных гомосексуальных партнёров (на «воле» – привлечение пропагандой достаточного электората для победы на очередных выборах). Вот если бы в местах заключения убивали матёрых, воистину «злостных» убийц, кастрировали насильников детей, рубили руки тем ворам, которые позарились на последнее у бедняков, то тюрьмам бы тогда цены не было! (На «воле» это соответствует стихийным восстаниям, народным революциям и беспощадному «фонарному контролю снизу» над власть имущими мерзавцами).

Есть возможность как-то проследить крупномасштабное распространение хищного (точнее, псевдохищного) поведения. Имеется в виду воспитание т.н. «безфрустрационных» детей по методике некогда знаменитого педиатра, психолога Бенджамина Спока («фрустрация» – психическое состояние, вызываемое препятствиями в достижении цели).

Детей воспитывали таким образом, чтобы ни в малейшей степени «не давить на психику», – не делать никаких замечаний, не наказывать ни за какие проступки до самого их взросления. В результате подобного «не осаживания вовремя» негативного детского поведения в США появилось огромное множество (опять же американский размах!) предельно наглых, вот этих самых «безфрустрационньк» детей. Судьбы многих из них сложились ужасно, в чём-то напомнив участь «опущенных» в тюрьмах. Они, повзрослев и столкнувшись с настоящей жизнью, бывали в большинстве случаев психологически сломленными, ибо оказались не готовы ни к какому отпору. Для собственной защиты от агрессии со стороны окружающих у них ничего не было кроме вызывающей, вздорной наглости, за которой не существовало никакого психически обеспеченного «тыла». Это, и впрямь, похоже на то, как если бы избалованному, капризному юноше в одночасье оказаться в лагерной зоне. Ведь в США практика третирования и преследования более слабых членов всех общественных групп, в особенности производственных коллективов, очень развита, и имеет самые беспощадные формы [26]. Другими словами, у «споковских» ребятишек не был в детстве выработан (привит) «социальный иммунитет». Понятно, что лишь те из них, которые были хищными, пошли дальше по жизни уверенно, имея подобный иммунитет и так – он у них врождённый. И они на отпор со стороны нового (взрослого) хищного окружения ответили ещё большей степенью наглости и изощрённой жестокости. Они вели бы себя почти так же и без воспитания «по Споку». Такое воспитание (без сдерживания) наиболее полно подходит именно хищным детям, они как бы сразу наставляются «на путь истинный». А вот нехищным оно оказывается «не в жилу». Их следует, если уж приходится охищнять, наоборот, натаскивать, приучать постепенно к отпору, и затем – нападению. Для этого надо уничтожить или как-то подавить нехищные, добрые стереотипы поведения.

Нечто подобное существует у японцев, у которых практикуется та же самая вседозволенность детям, попустительство их шалостям, но только – до семи лет. Затем следует резкая смена курса – дисциплина и неукоснительная ответственность. Именно эта методика, видимо, и определяет национальный характер японских диффузных мужчин – суровых, настойчивых, безжалостных, т.е. характер этот достаточно охищнен. Хотя, возможно, существует некая, в нынешних условиях совершенно необходимая, воспитательная «золотая середина».

Но американцам, понятно, подавай размах! И всё же янки-педагоги не «дотянули» – для полного ажура надо было как-то поднатужиться и постараться ничего не запрещать людям с детства до самой смерти. Впрочем, в США где-то так оно и есть, там существует полнейшая безнаказанность «де-факто» для тех, у кого есть очень большие деньги. Пойди, арестуй миллиардера – «наркобизнесмена», хоть бы на том и «висели» десятки жутких преступлений. Поимка колумбийского наркобарона Эскобаро, как и арест панамского диктатора Нараньеги – всё это лишь разборки между власть имущими, кто-то кому-то чего-то недодал или не так выразился.

Предел в проекции агрессивности на сексуальную «плоскость» у нехищных людей – это т.н. «мужская дружба», при которой нет ни малейшего сексуального колорита в отношениях, но есть доброе отношение, тёплая радость при встрече, «роскошь истинно человеческого общения». Даже пьяные объятия и поцелуи у нехищных мужчин не есть форма прорыва скрытого, глубинного гомосексуализма, как утверждают апологеты повальной бисексуальности, якобы, присущей всем людям. Физиологическая сторона при подобных «контактах» достаточно неприятна в сексуальном аспекте, она сохраняет свою отталкивающую форму, охранительную функцию. Всё – как в отношениях с близким родственником: братом, отцом, сыном. Даже больше и лучше, ибо нет той «квази-субординации», некоторой стеснённости, которая всё же существует в отношениях между родственниками. Чувство симпатии, возникающее при этом, ближе к всеобщему альтруизму, желанию проявить доброту ко всему вселенскому.