Глава X. Еще об опусе
Глава X. Еще об опусе
В которой мы усовершенствуем теорию и начинаем подготовку к экспериментальным испытательным полетам "Софического аэролита"
Наконец настало долгожданное четвертое марта. Приготовив завтрак, мы не стали, как обычно, заливать костер. Вместо этого, мы принялись варить тщательно измельченные побеги Banisteriopsis caapi в нескольких галлонах ключевой воды. Огонь, в который мы подбросили корявых, высохших на солнце корней, яростно пылал. Котелок отвечал ровным раскатистым бульканьем — как раз то, что надо для приготовления отвара:
Весь день мы втроем возились с отваром и почти не разговаривали. Дейв с Ванессой тем временем наведались в старую деревню Ла Чоррера, что за озером, и сделали фотографии. Вечером они собирались присоединиться к нам, чтобы вместе перекусить, а затем покинуть нас, предоставив нам самим принимать аяхуаску и проводить экспериментальную проверку гиперкарболяции. Я уверен, что мысли Денниса еще больше, чем мои собственные, были заняты деталями предстоящего эксперимента. В последние дни он часто бывал раздражителен, и я воспринимал это как часть того спектра эффектов, который сопровождал странное развертывание мысленных образов, переживаемых им. Пока брат был поглощен внутренними проблемами и перспективами, я исполнял обязанности зоркого стража шаманских костров и ритуалов.
Недавно мы обсуждали роль огня в формировании душевного мира древнего человека. Мы сидели, уставясь в пламя костра, и Деннис сказал мне: "Сколько тысячелетий люди вот так смотрят в огонь. Потрескивание углей — это высвобождение ионизированной плазмы, и в мерцающих волнах образующихся при этом свободных электронов можно разглядеть прошлое и будущее. Огонь — это место, откуда появляются идеи".
Я молчал. Мне чудилось, что там, по другую сторону границы раздела, олицетворяемой огнем, незримо присутствуют наши предки. "Что с нами творится?" — снова спрашивал я себя, но ответа не последовало. Лишь молчание стало еще красноречивей.
Деннис, полностью захваченный подготовкой эксперимента, в ходе которого феномен проявит себя таким образом, что убедит скептиков, провел часть дня, стремительно записывая:
4 марта 1971 года
Теперь мы можем воссоздать физико-химическую идею, которая родилась в процессе постижения этого феномена, а именно четырехмерное вращение материи. Исследуя созданную нами лингвистическую модель, я прихожу к выводу, что волновая форма ЭПР-взаимодействия, которая завершит нашу работу, действует несколько иначе, чем я предполагал. Это можно объяснить следующим образом: содержащийся в грибе псилоцибин играет роль антенны, улавливающей гармонические ЭПР-тоны всех триптофан-производных составов всех живых организмов, находящихся в его диапазоне. Поскольку в процессе метаболизма псилоцибин приобретает свойства сверхпроводника, это означает, что диапазон его приема теоретически безграничен. Антенна до некоторой степени улавливает сигнал, конечный источник которого — вся совокупность живых существ. Но поскольку метаболизм псилоцибина происходит в мозгу (или грибе) при очень малом напряжении, антенна, несмотря на то что она является сверхпроводником, ведет себя так, будто ее диапазон ограничен.
Я воспринимаю эта утверждение как попытку объяснить вполне реальный смысл взаимосвязанности информации, которая пронизывала все то, что случилось с нами в одном из самых густых лесов на планете. Похоже, мы действительно соприкоснулись с живым разумом тропического леса. Может быть, триптаминовые соединения — это медиаторы сигнальных механизмов, входящих в командно-регулирующую структуру, которая контролирует и объединяет целые экосистемы.
И снова Деннис:
Поэтому представляется очевидным, что сигнал, который так отчетливо различим, когда мы находимся под воздействием гриба в этой экологически плотной местности, берет начало в ЭПР-колебаниях растения аяхуаска, хотя вполне возможно, что улавливается и транслируется вся биосфера, усиленная сверхпроводящим преобразователем — аяхуаской. Такое толкование точно объясняет, что произойдет в момент искривления четвертого измерения. Введение в организм гармина аяхуаски ускорит процесс метаболизма до такой степени, что его ЭПР-тон усилится до слышимого уровня. Этот ЭПР-тон гармонично погасит ЭПР-тон псилоцибина в грибе, вынуждая его утратить электрическое поле и мгновенно перейти в сверхпроводящее состояние. К тому времени ЭПР-сигнал аяхуаски должен настроить псилоцибин гриба на сверхпроводящую антенну, после чего все будет готово для того, чтобы в теле в результате метаболизма образовалось соединение псилоцибин-гармин-ДНК, конденсируясь на его заряженной матрице. Спустя микросекунду после того, как псилоцибин гриба приобретает сверхпроводящий заряд, его усиленная ЭПР-волна загасит как ЭПР-сигналы. триптаминов и гармина, образующихся в теле в процессе метаболизма, так и генетический материал. Это вынудит данные соединения перейти в сверхпроводящее состояние и вступить в связь в тот самый миг, когда они образуют связь с ждущей этого момента матрицей гриба.
Такой перенос заряженных в теле сверх проводящих соединений на сверхпроводящую же матрицу, подготовленную в грибе, произойдет не в трехмерном пространстве: никакого материального явления переноса мы не увидим, поскольку сверхпроводящий материал органического происхождения образует связь с матрицей гриба через высшее пространственное измерение.
Вот здесь любой рационалист неизбежно должен впасть в отчаяние, ибо какая бездна непроверенных теоретических, а может, и фантастических гипотез скрывается за выражением "через высшее пространственное измерение". Тем не менее Деннис, уподобившись алхимикам прошлого, казалось, поступал, исходя из предположения, что удавшийся эксперимент подтверждает теорию. Как и лексикон алхимиков, его слова являют собой сплав современного научного формализма и оккультных грез. Он открыл новый алхимический закон и возродил призрак мечты алхимиков из пепла современности, уподобив его сказочному фениксу.
Результат превзойдет все ожидания — это чудо, которое невозможно передать словами: четыре измерения, пойманные и запечатленные в трех. Камень воплотит в себе все, но элементы, которые соединились в пространстве, дабы образовать его, принадлежат к числу самых обычных природных продуктов, а функция и место каждого в этом камне поддается пониманию. Камень этот есть твердотелая схема четырехчастной структуры:
Первая — псилоцибин, заряженный в грибе, чтобы он мог действовать как матрица, на которой осаждается остальная часть схемы. На заключительной стадии псилоцибин действует как сверхпроводящая антенна, предназначенная для улавливания информации, рассеянной в пространстве и времени.
Вторая — сверхпроводящий заряженный гарминовый комплекс, который будет выполнять в камне функцию передатчика и источника энергии. Интересно отметить, что та самая энергия, которая питает антенные схемы, в состоянии сверхпроводимости будет питать всю систему.
Третий компонент камня — ДНК, связанная с гармином и резонирующая через него. Она образует гипермерную голографическую память системы и будет содержать в себе и объяснять генетическую историю всех видов. Она станет коллективной памятью системы, и в ее матрице будут доступны все места, времена и все возможные формы.
Четвертую часть системы составит сверхпроводящая РНК, которая тоже будет заряжена. (Обычно функцией РНК является "считывание" молекулярного кода ДНК и перезапись ее генов на пригодные молекулы белка.) Благодаря своей функции самоповторения при вращении сквозь гиперпространство, РНК сможет проецировать волновую форму, трехмерное голографическое изображение, и таким образом будет мгновенно воплощать любую мысль в форму. Она будет выполнять ту же функцию, что и всегда, — процесс повторения во времени. Но отныне такое копирование будет частично подчиняться прихотям сознания.
Почему именно я и мои товарищи были избраны для того, чтобы понять и возбудить целостную волну понимания, которая станет освобождением гиперпространственного Духа Времени, становится для меня яснее с каждой секундой, хотя я и знаю, что не пойму смысла нашей миссии целиком, пока работа не будет завершена. О том, как пользоваться камнем, нам даст наставления какой-нибудь бесконечно мудрый, бесконечно сведущий член гиперпространственного сообщества — это я знаю наверняка. Таким образом, мы получим ключи от галактического дома и станем полноправными членами сообщества. Мне пришло в голову, что мы будем первыми людьми, которых научат пользоваться этими ключами, — впредь нашей задачей будет избирательно распространять их среди остального человечества, но только не спеша и таким образом, чтобы смягчить культурный шок. Кроме того, вполне вероятно, что, по крайней мере, какая-то часть вида имеет указания о том, каков смысл и возможности этого последнего культурного наследия.
Итак, сейчас, вопреки всякой вероятности, случаю и обстоятельствам, моим товарищам и мне дана своеобразная привилегия — узнать о том, что история подходит к концу. Довольно странное положение, если оно не несет с собой полного понимания тех движущих сил, которые нас в него поставили. К счастью, поскольку феномен представляет собой ускорение понимания, мы обретаем способность яснее узреть силы, искривившие пространство и время, мысль и культуру, приведя их обратно к себе, и сосредоточиться на этом моменте.
Как следует из этого монументально непостижимого высказывания, Деннис находился на перепутье. Под натиском идей и образов жизнь наша превратилась в чистой воды фантастику. И вся эта метаморфоза произошла благодаря раскрытию нашего коллективного воображения. Но что же изменилось в действительности? Суждено ли нам взять штурвал истории в свои руки, или это всего лишь очередная печально обреченная попытка поймать силу архетипа, которая вечно ускользает из рук?
Теперь я могу вглядеться в свою жизнь, как если бы она была распростерта перед сканером памяти, и понять все мгновения, предвещавшие это. За историей чьей-то жизни легко наблюдать события человеческой истории и различать в них предзнаменования этого последнего мгновения. Как феномен, это всегда существовало и будет существовать впредь, ибо есть подвижная грань феноменального понимания, которое родилось в эпоху, предшествовавшую появлению физики, и с тех самых пор набирало момент, постоянное ускорение. То, к чему мы приближаемся в трех измерениях, — это переход волны понимания в высшее измерение, в сферу вневременного. Так уж случится, что переход этот пройдет через одного из нас. Но это не приведет к изменению космического порядка или хотя бы к помехам в космических схемах, ибо с самого начала феномен набирал момент, и теперь он потечет через все измерения и дальше с той же плавностью, с которой он вошел в них, пока наконец не проникнет во все живые существа во всех измерениях. Вот тогда, когда через столько времени он установит во всем творении полное понимание, его блаженство станет полным.
Если подключить сюда эсхатологию, то нам, по-видимости, суждено сыграть роль Антихриста, но ведь истинный Антихрист есть искаженное историей отражение Христа у скончания времени — космический Адам-антропос. Эсхатологический Христос есть Антихрист, только если смотреть на него в исторической перспективе. Интересно, что среди масатеков и других групп племен, обитающих в горах Центральной Мексики, идея Христа связана с грибами. Что это — синкретизм или пророчество?
В тот вечер наш совместный ужин в лагере с Дейвом и Ванессой на фоне остывающего отвара аяхуаски оказался решительно неудачным. К этому времени позиции, которые мы заняли по отношению к "феномену", непримиримо разделили нас. Дейв с Ванессой не появлялись до самого вечера, но в конце концов зашли к нам в хижину покурить. Разговор привел к последнему и окончательному обсуждению эксперимента, намеченного на этот вечер. Говорил Деннис:
— Мы возьмем живой гриб, в котором идет метаболизм. Нужно выкопать его вместе с навозом и перенести в дом. Мы хотим получить связь в грибе, потому что не знаем, что выйдет, если поставить эксперимент над собственными телами. Вопрос остается открытым. Все это можно сделать, имея голос, разум и гриб. Больше нам ничего не нужно — никаких ускорителей заряженных частиц, ничего подобного! Взяв на вооружение энергию, которая в сотни раз слабее энергии обычной батарейки для фонарика, нам, возможно, удастся разорвать пространственно-временную связь.
Воздух был тяжелым от заряженных ионов. Дейва терзали сомнения. Когда он заговорил, где-то над джунглями заворчали отдаленные раскаты грома. Возражения, которые Дейв высказал против того, чем мы занимались, состояли из эмоций и опасений и сводились к тому, что "человеку этого знать не дано". Едва ли можно было ожидать такого от коллеги. Мы постарались его разубедить, но он разволновался и выскочил из хижины. "Наверное, решил вернуться в "речной дом", — подумали мы. Но тут, как бы в ответ на наши мысли, раздался испуганный возглас, за которым последовало что-то вроде стона и наконец — вопль изумления. Мы высыпали из хижины и обнаружили, что Дейв, бледный как мел, уставился в небо и делает нам знаки последовать его примеру. В свете узкого полумесяца перед нами предстало небо в клочьях облаков и прямо над ведущей к реке тропинкой — огромная черная грозовая туча, высоко вздыбившая свое клубившееся, извивающееся тело в насыщенный влагой и электричеством воздух. Она походила на гигантскую сороконожку, из нижних слоев полыхали широкие зигзаги молний и ударялись о шатер джунглей с таким грохотом, как будто поблизости шло артиллерийское сражение. Я услышал, как Деннис крикнул сквозь вой ветра, с бешеной силой бушующего в окрестных джунглях:
— Это отголосок приближающейся победы. Теперь у меня нет никаких сомнений, что нас ждет удача!
С неба упали первые крупные капли, и Дейв, застонав, с недоверчивой миной опустился на песок. Мне припомнились слова Ахава: "Я бы погасил солнце, вздумай оно оскорбить меня. Ибо если бы оно смогло поступить так, я бы смог ответить, поскольку всегда существует воздаяние". Подгоняемые разрывающим перепонки громыханием, мы бросились обратно в хижину, в результате чего Ванесса подвернула ногу, поскользнувшись на бревне с зарубками, служившем нам лестницей. Еще несколько минут — и сильнейшая буря ушла, уступив место бурному, феерическому закату.
Эту внезапную грозу и влияние, которое она на нас оказала, сторонники обеих точек зрения восприняли как знамение. Деннис, Ив и я сделали вывод, что она связана с обратным влиянием последствий эксперимента, до которого оставалось всего несколько часов. Ванесса же с Дейвом сочли ее легкой дозой гнева Господнего за наши "прометеевские" амбиции. Возможность, что все это не имеет к нам никакого отношения, даже не обсуждалась.
— Так это и есть исцеление моего расщепленного "я", которое мой астролог предсказал как раз на это время? — изрекла Ванесса в пространство.
Мы с Ив перекусили вместе с гостями, Деннис же к еде не притронулся. Дейв с Ванессой пожелали нам спокойной ночи и успехов и заковыляли к реке. Мы втроем остались. Что еще нам было делать, как не провести задуманное Деннисом испытание, одно лишь ожидание которого вызвало такой разлад в нашей компании.
Аяхуаска сварилась. С тех пор, не раз наблюдая, как перуанские шаманы привычно готовят отвар аяхуаски, я могу с уверенностью сказать, наш отвар был слишком слаб, чтобы сыграть сколько-нибудь ощутимую роль в том, что произошло дальше. Определяющим фактором явился гриб, если, конечно, здесь можно выделить определяющий фактор. А грибов у нас было хоть отбавляй — и сорванные, и тот экземпляр, который мы перенесли в хижину in situ, в кольце коровьей лепешки. Деннис уверенно заявил, что необходимо присутствие живого псилоцибина в процессе метаболизма. Тогда мы подвесили рядом куколку бабочки морфо — чтобы животная ткань, проходящая стадию метаморфозы, тоже была представлена.
Где тут была наука, а где ритуал, мы сами толком не знали и не могли бы дать ответ. Все ставки были сделаны. Поэтическое вдохновение и научная интуиция слились воедино.