О признании своей вины, ошибок и недостатков

О признании своей вины, ошибок и недостатков

Я не собиралась ссылаться в этих записках на педагогическую литературу, но здесь хочу сделать исключение, потому что случай очень характерный, а в своей жизни я подобного не припомню.

В журнале “Семья и школа” было опубликовано письмо читательницы примерно следующего содержания. У неё дома пропала какая-то вещь, что-то ювелирное или часы, точно не помню. Она решила, что взяла дочь-подросток. Девочка уверяла, что она не брала, а мать настаивала и, кажется, даже как-то её наказала: она считала, что эту вещицу взять было больше некому. Через некоторое время вещь нашлась, причём при таких обстоятельствах, что стало очевидно: девочка тут ни при чём. Мать хотела попросить у неё прощения, но не была уверена, что это следует делать, и решила посоветоваться с подругой. Та стала её отговаривать. “Разве можно извиняться перед ребёнком? Так она совсем тебя уважать не будет, на шею тебе сядет!” — говорила она. Мать девочки пишет, что чувствует вину перед дочерью и ей кажется, что подруга не совсем права. Она спрашивает совета, как ей поступить.

Рассуждение этой самой подруги очень типично для людей малокультурных и мало уважающих как других, так и себя. Им кажется, что, принося извинения, они унижаются. Это касается не только извинений перед собственным ребёнком, но и перед любым человеком, поэтому поговорим сначала о признании вины в мире взрослых. Часто на деле нежелание признать свою ошибку выглядит довольно неприглядно, а то и просто смешно. Человек совершает некую оплошность, ему на неё указывают, а он вместо того, чтобы извиниться, начинает оправдываться, находит много, как ему кажется, уважительных причин для своей ошибки, краснеет, бледнеет, нервничает, начинает обвинять кого-то другого, тот возмущается... и так далее. Тогда как если бы он принёс извинения (даже если он и не очень-то виноват) и исправил, если нужно, свою (а иногда и чужую) оплошность, это сразу пресекло бы все дальнейшие пререкания, инцидент был бы исчерпан. Это не значит, что, прося прощения, надо действительно вести себя как-то униженно. Воспитанный человек всегда сумеет сохранить при этом достоинство, это только вызовет уважение окружающих.

Если в автобусе Вас качнуло и Вы наступили кому-то на ногу, не стоит оправдываться или заводить с пострадавшим беседу о профессиональных качествах водителя, о пробках и светофорах. Надо просто сказать: “извините, пожалуйста”, хотя Вы ни в чём не виноваты. Вряд ли Вы этим себя унизите, не правда ли?

Насколько люди ценят, когда человек признаёт свою вину и как это прибавляет ему уважения, покажет следующий пример. Этот случай произошёл со мной ещё в советское время. Однажды я пришла к стоматологу. Для того, чтобы мне дали номерок, потребовался паспорт, которого у меня с собой не было. В регистратуре номерок мне дали, но предупредили, что, если следующий раз приду без документа, меня к врачу не пустят. Следующий раз я опять забыла паспорт и вспомнила об этом уже по дороге в поликлинику. Возвращаться было поздно; соврать, что меня не предупреждали, было невозможно: я видела, как на моей карточке сделали пометку «ПАСПОРТ!!!» Я решила извиниться, признаться, что просто забыла, и отдаться на милость регистраторши, хотя её грозный вид и неприветливые речи не предвещали ничего хорошего. Так я и сделала, ведь я действительно была виновата. Эффект превзошёл все мои ожидания. Он был примерно такой, какой в одном из детских рассказов ошеломил юного грубияна, по чьему-то совету впервые применившего слово «пожалуйста» или «спасибо». Регистраторша совсем уже приготовилась меня отчитать, но моё признание её просто обезоружило и чуть ли не растрогало. Она крайне удивилась моему извинению и всё-таки выдала номерок, заметив при этом, что делает так только потому, что я не стала выдумывать, будто мне ничего не говорили, а честно призналась в своей оплошности. Видимо, так люди поступают достаточно редко.

Ещё один пример. Ко мне для занятий математикой приходила девочка-семиклассница. Согласно договоренности с её мамой она должна была приходить три раза в неделю, но очень часто не являлась, причём в большинстве случаев меня об этом никак не предупреждала. Я готовилась к её приходу, соответственно планируя свои дела, ждала её, а она не приходила. По прошествии минут двадцати после назначенного времени я начинала звонить ей и её маме, и тут выяснялось, что ребёнок по каким-то причинам не придёт, а меня по каким-то другим причинам не предупредили; иногда эти причины бывали действительно уважительными, но чаще оказывалось, что просто забыли. А иногда я не могла дозвониться ни до матери, ни до дочки и оставалась в неведении несколько дней. Такая необязательность меня, конечно, возмущала, и я много раз хотела вообще отказаться от занятий с этой девочкой. Но! Всякий раз её мама признавала их вину, свою или дочери, причём, как мне казалось, совершенно искренне, и обещала, что такое больше не повторится. И хотя я, имея опыт общения с этими людьми, понимала цену таких обещаний, я не только не отказывалась от занятий, но не могла даже более-менее сурово высказать своё негодование, хотя всякий раз готовилась это сделать. Ну как будешь выказывать негодование, ругать, стыдить человека, который с тобой соглашается, считает своё поведение безобразным и приносит искренние извинения! Признание вины в такой ситуации просто обезоруживает.

Теперь рассмотрим гипотетический пример. Начальник видит, что некая работа не выполнена. Он вызывает Ивана, которого считает в этом виноватым, и начинает его распекать. Иван говорит, что эту работу должен был сделать не он, а Пётр. “Ах, ты еще и врёшь, Петра хочешь подставить?” - говорит начальник и ругает Ивана ещё пуще. Наконец, бедный Иван уходит, а начальник смотрит в документы и видит, что, действительно, поручал эту работу не Ивану, а Петру. Он досадует на свою ошибку и, скорее всего, понимает, что должен как-то её исправить. Как он может поступить теперь?

1) Он снова вызывает Ивана. Признаётся в своей ошибке и просит извинить его за напрасный нагоняй, ведь каждый может ошибиться. Извинения, конечно, требуют известного мужества от начальника, тем большего, чем сильнее он отчитал Ивана. Иван, скорее всего, простит начальника, если у них нормальные отношения, и будет его сильнее уважать как человека, умеющего признавать свои ошибки.

2) Начальник не находит в себе мужества впрямую извиниться перед Иваном, но пытается загладить свою вину, делая ему какие-то послабления — у начальства для этого много возможностей. Скорее всего, Иван примет извинения, сделанные в такой форме, а может быть, и нет. Ребёнок же в подобной ситуации вряд ли поймёт и оценит Ваши примирительные шаги.

3) Начальник считает ниже своего достоинства извиняться перед подчинёнными или полагает, что лишний разнос всегда пойдет на пользу “этим бездельникам”. В этом случае Иван останется обиженным, да ещё нерадивый Пётр может над ним посмеяться, что он получил нагоняй за чужие грехи. Кроме того, и у Ивана, и у Петра создастся впечатление о начальнике, как о плохом руководителе, который не способен запомнить подробности работы своих подчинённых. Это никак не прибавит ни авторитета начальнику, ни поводов для хорошей работы его подчинённым. Отношения Ивана с начальником могут испортиться до такой степени, что Иван решит уволиться с работы, где с ним так несправедливо обошлись.

Всё это я описываю потому, что отношения начальника и подчинённых во многом напоминают отношения родителей и детей. Этот пример кажется очевидным, потому что дело в нём касается взрослых людей. Но не все родители понимают, что по отношению к детям должны проявлять точно такое же уважение, как и ко взрослым.

В ситуации, описанной в начале этого раздела, мне кажется, не должно быть двух мнений: мать должна извиниться (таков же был и ответ редакции журнала автору письма). Дочь, конечно, оскорблена беспочвенными подозрениями, а если ещё она увидит у матери пропавшую вещь, то как будет выглядеть мать в глазах дочери, если не извинится? Вряд ли это улучшит их отношения. А вот если она признает свою вину, то не только поступит благородно и справедливо, но и подаст прекрасный пример дочери.

Способность принести извинения за свои ошибки и способность признать свою вину внутренне, перед самим собой, вообще говоря, не одно и то же. Человек может понимать, что виноват, но не счесть нужным или не смочь извиниться по той или иной причине (бывает и обратная ситуация: человек не считает себя виноватым, однако по каким-то причинам находит нужным принести извинения - например, из желания сгладить инцидент или из боязни несправедливого наказания). Но для ребёнка, который наблюдает Ваше поведение, отсутствие извинений с Вашей стороны выглядит именно как непризнание вины, ведь он ещё не знает, что человек может скрывать свои чувства. Вы послужите для него примером, которому он будет следовать: даже если что-то сделал не так, ни перед кем не признавайся, что виноват, даже перед собой. А неумение или нежелание человека признать свою вину не только не вызывает симпатии окружающих, но, прежде всего, пагубно для самого носителя этого недостатка. Бывают люди, которые во всех своих несчастьях видят вину чью угодно, только не свою собственную. Такие люди обречены быть неудачниками, они вечно ищут виноватого вместо того, чтобы проанализировать свои действия и исправить свои ошибки.

Тут мне вспоминаются два характерных случая. Оба они касаются людей, занимающихся детским воспитанием.

Когда моим старшим детям было около полутора и трёх лет, я работала, а дети ходили в ясли. И у меня, и у мужа работа начиналась в восемь утра, поэтому детей приходилось отводить в ясли очень рано, и мы появлялись одними из первых. Однажды мы с мужем привели их туда; муж пошёл с дочкой в младшую группу, а я повела сына в старшую. В помещении старшей группы уже находился один малыш, а воспитательницы или вообще кого-либо из взрослых не было. Мне это не понравилось, но я подумала, что воспитательница ненадолго вышла и придёт, пока я раздеваю ребёнка. Я переодела его, подождала немного, но она не появилась. А мне нужно было спешить. Я вышла в коридор; муж уже поджидал меня. Я описала ему ситуацию. Он возмутился и взялся сам поговорить с воспитательницей, а меня отправил на работу. Как я позже узнала, он нашёл её на детсадовской кухне. На его вопрос, почему в старшей группе никого нет, она ответила, что занята, записывает меню, которое должно вывешиваться в группе для сведения родителей. Хотя к этому моменту общее время её отсутствия в группе составляло уже минут 10-15, все его претензии она отвергла. Очевидная для нас с мужем истина, что маленькие дети не должны оставаться без присмотра, ей не представлялась такой бесспорной. Она говорила, что помещение группы вполне безопасно для детей (решётки на окнах, отсутствие опасных предметов и т. п.), и на этом основании считала, что их спокойно можно оставлять одних. Хотя я тогда была не слишком опытной матерью, мне было очевидно, что она не права. Теперь я только утвердилась в этом мнении. Может быть, помещение действительно максимально безопасно, но дети, например, могли что-то не поделить между собой и подраться. Или сын, увидев, что я ушла, а других взрослых тоже нет, мог испугаться и пойти за мной. Никого не встретив по дороге, он мог выйти на улицу, и бог знает, что могло с ним там случиться, если бы даже он благополучно спустился по лестнице со второго этажа. И даже спросить было бы не у кого и, в общем-то, не с кого: воспитательница, конечно, сказала бы, что моего ребёнка в этот день не видела, и на это нечего было бы возразить! Муж долго спорил с ней, но доказать ему ничего не удалось. На следующий день разговор об этом случае продолжился уже между воспитательницей и мною, причём по её инициативе. Она считала себя несправедливо обиженной нашими претензиями, говорила, что старается для детей, вкладывает в работу всю душу, а в награду получает только несправедливые нарекания. Нам пришлось обратиться к руководству яслей, потому что мы не были уверены в том, что этот случай не повторится, и беспокоились за сына. Воспитательница пообещала больше не оставлять детей одних, но, по-моему, так и осталась в убеждении, что была кругом права. Тогда как если бы в самом начале, когда муж нашёл её на кухне, она согласилась бы с ним, что, действительно, немного задержалась и должна быть в группе, и сразу пошла бы туда, то инцидент был бы исчерпан. Мы, конечно, не были бы в восторге от такой задержки, но никакого шума поднимать бы не стали.

А вот второй случай. Недалеко от нашего дома находится сад средних размеров — меньше парка, но больше сквера. Он имеет несколько входов, и люди пользуются этим для того, чтобы сократить путь. Однажды я увидела там такую картину. Группа детей из художественной школы, руководимая преподавательницей, расположилась на дорожке на складных стульчиках для занятий живописью. Всё бы хорошо, даже замечательно, но дети уселись таким образом, что полностью перегородили аллею, хотя при разумном руководстве ничего не стоило рассадить их так, чтобы часть дорожки оставалась свободной. Граждане, желающие пройти по этой дорожке, вынуждены были обходить сидящих детей по газону и даже успели протоптать на нём тропинку. Меня это возмутило, я подошла к учительнице и, стараясь говорить как можно спокойнее, обратила её внимание на этот очевидный непорядок. Казалось бы, что можно тут возразить? Однако возражения нашлись; с точки зрения учительницы виноватой оказалась я. «Ну конечно, как всегда, мы всем мешаем, мы никому не нужны», — с горькой иронией стала говорить она. Я попыталась объяснить, что ей, как человеку, руководящему эстетическим воспитанием детей, должно резать глаз то, что люди портят газон. Но и это она не приняла на свой счёт: хладнокровно ответила, что дорожек в саду много, и при желании можно пройти другим путём. Мне пришлось прекратить этот разговор, так ничего и не добившись, так как все очевидные аргументы я, казалось бы, использовала. Позже, размышляя над этим инцидентом, я задним числом, как все ненаходчивые люди, придумала массу доводов, которые можно было высказать этой учительнице. Но в тот момент она так меня поразила своими взглядами на жизнь, что я не нашла достойных слов. Фигурально выражаясь, просто открыла рот от изумления и сочла за благо прекратить разговор, подозревая, что она на всё найдёт столь же эгоистичный и хамский ответ. Тем более, что рядом находились её ученики: мне не хотелось, чтобы дети слушали подобный спор.

В каждом из этих случаев ситуация очевидна. Обе эти женщины нарушили элементарные правила, в одном случае профессиональное («воспитатель обязан обеспечивать постоянный присмотр за детьми»), в другом — просто жизненное («нельзя располагаться на дороге у прохожих»). Нет сомнений, что обе они прекрасно знают эти правила, и в нейтральной ситуации подтвердили бы их обязательность и разумность. Но, по небрежности или недомыслию нарушив их, они не смогли повести себя достойно: признать свою неправоту и исправить ошибку, хотя в обоих случаях это оказалось бы лучше для всех: не было бы ни споров, ни взаимного недовольства, а главное — очевидные неудобства были бы быстро устранены.

Из людей, не умеющих видеть и признавать собственные ошибки, часто получаются завистники: вместо того, чтобы, сравнивая свои успехи с успехами других, сделать выводы о собственных оплошностях и недостатках, они всё своё внимание направляют на поиски недостатков, иногда совершенно несущественных, у более преуспевающих людей. Иногда это выглядит просто смешно. Например, такой человек, узнав, что Иванову повысили зарплату, пытается обратить внимание всех сотрудников, что у Иванова дурацкая причёска или что он смешно прихрамывает. Или отвергнутая девушка начинает поносить внешность своей соперницы и тем самым обращает всеобщее внимание на то, что предпочли не её, а ту, другую — значит, было, за что... Ясно, что подобное поведение не только недостойно, но и неконструктивно. Но это ещё не худший вариант; бывает, что человек в условиях конкуренции не просто пытается принизить более достигшего большего успеха соперника, а всеми правдами и неправдами старается вывести его из борьбы, используя при этом зачастую далеко не безобидные методы. Например, клевету.

Национализм тоже нередко черпает своих приверженцев из числа подобных людей. Такой человек, неосознанно отбрасывая мысль о собственных ошибках, но желая всё-таки найти причины своих неудач, видит их в том, что вокруг слишком много иностранцев, иноверцев или просто людей другой национальности; они-то и мешают нашему герою реализоваться в полной мере. Я знала человека, который не любил евреев, потому что всерьёз полагал, будто именно евреи не дали осуществить ему свои профессиональные замыслы и тем самым сломали ему жизнь, потому что они постоянно перебегали ему дорогу, конкурировали с ним и вообще всячески мешали. Другим так или иначе мешают кавказцы, или таджики, или вообще любые легальные или нелегальные эмигранты. Такой наивный взгляд на причины неудач свойственен людям, которые не привыкли не только анализировать собственные ошибки, но даже и замечать их. Конечно, любому человеку может помешать и таджик, и перс, и англичанин, да хоть марсианин, но конструктивным поведением в данном случае является анализ своих просчётов и выводы на будущее из этого анализа, а не постоянные сетования на некорректное поведение окружающих.

Нередко приходится слышать, как жена жалуется на мужа (или наоборот), мать жалуется на детей и т. п. Здесь я тоже усматриваю некоторое неосознание своей вины. Да, муж плохо себя ведёт: например, пьёт, или не занимается детьми, или увлекается другими женщинами — но ведь это твой муж, ты его выбрала, никто не заставлял тебя выходить за него. Значит, тут есть и твоя вина — не сумела вовремя разобраться в человеке (см. также раздел “О выборе”) или, может быть, сама каким-то образом провоцируешь его на нежелательное поведение: непосредственно в семейных разногласиях чаще всего виноваты обе стороны. Что же касается детей, то тут уж совсем не на что сетовать: дети — почти целиком произведение родителей, и жаловаться можно только на себя. Весьма неразумно ведут себя некоторые матери, которые, осуждая ребёнка за какую-либо провинность, всякий раз говорят: «во всём похож на своего папашу», «копия отца!» и т. п. Здесь сказывается досада как на плохое поведение ребёнка, так и на собственное неудачное замужество. Но даже если поведение ребёнка действительно обусловлено дурной наследственностью (а чаще всего это не так), нельзя его в этом упрекать: он не виноват, что похож на собственного отца. Об этом должна была думать мать, когда решала, кто станет отцом её детей. Для психики же ребёнка такие сетования никак не могут быть полезны.

Подводя итоги, посоветую родителям обратить внимание прежде всего именно на собственное умение, не теряя достоинства, признать свою вину, в том числе и перед ребёнком, признавать свои ошибки и недостатки, а также на то, чтобы ребёнок следовал этому примеру.