Психологическая дистанция

Психологическая дистанция

Часто то, как сидят члены семьи во время сеансов, указывает на их привязанности. Это нестрогий показатель, терапевт должен воспринимать его лишь как первое впечатление, которое необходимо исследовать, подтвердить или отбросить. Кроме расположения людей в пространстве, терапевт должен следить и за многими другими показателями. Когда говорит один из членов семьи, терапевт отмечает, кто перебивает или дополняет его, кто подтверждает его слова и кто ему помогает. Это тоже нестрогая информация, однако она позволяет терапевту составить предварительную карту, показывающую, кто к кому близок, какие связи, коалиции и сверхтесные диады и триады существуют в данной семье, какие стереотипы выражают и поддерживают ее структуру. Затем он может прибегнуть либо к когнитивным конструкциям, либо к конкретным маневрам, чтобы установить новые границы.

Терапевт, работающий с семьей Хэнсенов, использует для установления границы между двумя ее членами когнитивную конструкцию. Через пять минут после начала сеанса он спрашивает Алана: "Ты знаешь дружка Кейти?" — и Кейти отвечает. Немного погодя он спрашивает Алана, сколько лет Дику, и Кейти отвечает на долю секунды раньше Алана. Теперь терапевт видел уже два однотипных примера того, как Кейти вмешивается в его разговор с Аланом, и говорит ей: "Ты ему помогаешь, да? Ты служишь ему памятью".

Подобные фразы представляют собой когнитивные указания на то, что в данном случае желательно добиться некоторого разобщения. У опытных терапевтов накапливается немало таких фраз, которые им по той или иной причине понравились и в соответствующих ситуациях стали их спонтанными реакциями: "Ты его голос", "Если она будет отвечать за тебя, тебе вообще не придется разговаривать", "Ты чревовещатель, а она твоя кукла", "Голоса, которые ты слышишь в своих галлюцинациях, даже не твои — это голос твоего отца говорит внутри тебя", "Если твой отец будет все делать за тебя, ты так и останешься неуклюжим увальнем", "Если твои родители знают, когда тебе нужно колоть инсулин, — значит, твое тело тебе не принадлежит". Эти фразы характерны для Минухина, который любит конкретные метафоры. Если какой-нибудь терапевт захочет их позаимствовать, он должен превратить их в свои собственные или, что еще лучше, подобрать свои фразы, чтобы привлекать внимание пациентов к вторжениям в чужое психологическое пространство, отмечая и разобщая сверхтесные диады.

Если дисфункциональные диадные взаимодействия поддерживаются благодаря вмешательству третьего лица, которое выступает как отвлекающий фактор, союзник или судья, то терапевту предстоит провести границы между тремя людьми. В таких случаях он может принять решение внести разобщенность в сверхтесную диаду, чтобы помочь ее членам найти альтернативы их конфликту внутри собственной подсистемы. Он может также увеличить дистанцию между ними, воспользовавшись для их разграничения третьим лицом или же создав другие подсистемы, разобщающие членов сверхтесной диады. Обычный стереотип в таких случаях — непослушный ребенок, беспомощная мать и авторитарный отец. Их танец представляет собой вариации на одну и ту же тему: ребенок не слушается, мать проявляет чрезмерную или недостаточную требовательность, ребенок снова не слушается, тогда вмешивается отец со строгим голосом или сердитым взглядом, и ребенок подчиняется. Мать по-прежнему беспомощна, ребенок непослушен, а отец авторитарен.

Еще одна вариация того же танца — случаи, когда между родителями существуют явные или скрытые неразрешенные конфликты. Если усиление стресса в супружеской диаде активизирует неразрешенные конфликты, то ребенок плохо себя ведет, или встает на сторону матери против авторитарного отца, или присоединяется к отцу против некомпетентной и несправедливой матери, или становится помощником либо судьей обоих родителей. Если, как в семье Кьюнов, терапевт решает сфокусироваться на диаде мать-ребенок и для этого ему нужно нейтрализовать мужа, он может сказать ему: "Поскольку мать и ребенок обычно находятся вместе, когда вы на работе, вам лучше бы понаблюдать вместе со мной, как они разрешают конфликты". Или: "Поскольку мать и дочь — женщины, а ни вам, ни мне не приходилось быть женщиной четырех или двадцати семи лет, мать должна лучше понимать вашу дочь. Давайте понаблюдаем за их танцем и посмотрим, что мы сможем узнать".

Или же терапевт в этой ситуации может расширить определение проблемы, выведя ее за рамки чрезмерной сосредоточенности матери и ребенка друг на друге и поставив вопрос об участии отца в поддержании у ребенка симптоматологии. При этой стратегии он будет держать в фокусе ребенка, но преувеличивать участие отца в родительской подсистеме, чтобы добиться разобщения сверхтесной диады. Он может сказать родителям: "Когда четырехлетняя дочь оказывается выше матери, она, возможно, сидит на плечах отца", или: "Четырехлетнему ребенку не устоять против родителей, если они объединятся", или: "Если вы не можете справиться с маленьким ребенком, то, возможно, вы тянете в разные стороны", или: "Вы, наверное, что-то делаете не так. Я не знаю, что это может быть, но уверен, что если вы подумаете вместе, вы поймете, в чем дело, и, больше того, сумеете найти выход", или: "При таком положении вещей вы занимаетесь изничтожением друг друга и при этом, используя в своих целях ребенка, которого оба очень любите, так или иначе делаете ему больно. Поэтому нам придется найти способ, чтобы вы могли помогать друг другу, и тогда вы сможете помочь ребенку". Такая поддержка родительской подсистемы имеет целью увеличить как психологическую дистанцию между матерью и ребенком, так и близость между супругами, ставя перед ними как перед родителями общую задачу.

Если терапевт принимает решение сосредоточиться на суружеской диаде и ее дисфункциональных взаимодействиях и таким путем разобщить сверхтесную диаду мать-ребенок, ему придется преодолевать отвлекающие маневры ребенка. Он может сказать ему: "Ты милый, заботливый и послушный ребенок, потому что плохо себя ведешь… страдаешь головной болью… плохо учишься всегда, когда твои родители в плохих отношениях", или: "Когда ты объясняешь мне поведение своих родителей или поддерживаешь мать либо отца, меня поражает, как быстро ты превращаешься из десятилетнего в шестидесятипяти- или двухсотвосьмилетнего, а потом тут же снова в четырехлетнего. Но не странно ли то, что ты вдруг оказываешься бабушкой своей матери или отца? Я помогу тебе расти обратно. Поставь свой стул сюда, поближе, и сиди тихо, пока твои родители разбираются с проблемами, которые касаются только их, а тебе ими заниматься незачем, и ты в них совсем ничего не понимаешь". Или терапевт может сказать одному или обоим родителям: "Я хочу помочь вашему ребенку расти обратно, попросив его сидеть тихо, пока вы обсуждаете ваши проблемы".

Терапевт может создавать подсистемы с различными целями. Например, если дети заспорили, он может предложить склонным к вмешательству родителям вместе с ним наблюдать за ними в качестве группы "взрослых", "потому что дети нынче думают не так, как в наше время, и могут найти такие решения, которые нам и в голову не придут". Или он может попросить родителей поставить перед детьми какую-то проблему и, когда дети найдут решение, обсудить его с ними, поддерживая таким образом руководящую функцию родителей и в то же время обеспечивая их невмешательство. Или же терапевт может попросить одного из супругов помочь другому не вмешиваться в споры детей, сжимая его руку при попытках вмешаться, и предложить им в то же время внимательно наблюдать за общением детей, чтобы потом прокомментировать их с родительской точки зрения. Или же он может предложить отдельно родителям и отдельно детям обсудить какую-то семейную проблему, чтобы потом каждая группа рассказала другой, как они представляют себе эту проблему. Тем самым будут созданы две подсистемы, способные функционировать одновременно, не мешая друг другу. При этом терапевт может присоединиться к одной из групп в качестве наблюдателя или участника либо переходить из одной группы в другую. Или же терапевт может сказать дедушке или бабушке, что, поскольку они умудрены жизненным опытом, ему было бы интересно выслушать их соображения после того, как они прислушаются к спору между родителями и детьми, не вмешиваясь в него.

Терапевт может также прибегать к конкретным пространственным маневрам, чтобы изменить степень близости между членами семьи. Общепризнано, что передвижения в пространстве отражают психологические события или эмоциональные взаимодействия между людьми. Члены семей, принадлежащих к различным социально-экономическим группам, взрослые и даже маленькие дети видят в метафорах пространственной близости или отдаленности проявления эмоциональных связей. Изменение пространственного расположения членов семьи в ходе сеанса — прием установления границ, обладающий многими достоинствами, поскольку он является невербальным, недвусмысленным и создает напряженность. Когда члены семьи перестают делать то, что делали до сих пор, и меняются местами, "весь мир останавливается". Такое вмешательство имеет и еще одно дополнительное преимущество — большую наглядность для тех членов семьи, которые не вовлечены во взаимодействие. Почти фирменный прием Минухина состоит в том, чтобы во время сеанса пересаживать людей с места на место и перемещаться самому и таким образом продемонстрировать изменения в своих эмоциональных связях с членами семьи.

Выступая в качестве лица, проводящего границы в пространстве, терапевт может использовать свои руки или все тело, чтобы прервать зрительный контакт между членами сверхтесной диады. Этот маневр может сопровождаться изменением расстановки стульев, чтобы помешать обмену сигналами, и его лучше усилить примерно такими высказываниями: "Ты разговариваешь со своим братом; тебе не нужна помощь отца", или: "Это событие известно тебе лучше всего, потому что ты сам там был; поэтому обратись к собственной памяти, а не к памяти твоей матери".

Терапевт может попросить членов семьи пересесть, чтобы дать им сигнал о своей поддержке той или иной подсистемы. Например, если между мужем и женой сидит ребенок, терапевт может предложить ребенку поменяться местами с одним из родителей, чтобы они разговаривали непосредственно между собой, а не через его голову. Если предложение терапевта ясно и логично, члены семьи обычно его выполняют. Терапевт может, если сочтет необходимым, встать и сократить дистанцию, отделяющую его от того лица, которого он просит пересесть. Такое изменение степени близости между терапевтом и членами семьи осложняет противодействие.

В терапии между этими приемами трудно провести четкую грань; обычно они сочетаются и усиливают друг друга. Примером может служить семья Смитов, в состав которой входит ребенок с психосоматическими нарушениями.

Терапевт: Мистер Кэриг, у вас с женой, по-видимому, есть разногласия по этому поводу. Поговорите с ней об этих разногласиях. (Общий смех — смеются и все четверо детей-подростков, и родители.) Отец: Это смешно, потому что мы друг с другом не разговариваем.

Терапевт: Ну, теперь придется, это нужно, чтобы разрешить ваши разногласия. Отец (терапевту): Я считаю, что Джерри… (Терапевт показывает, что муж должен обращаться к жене. Тот бросает взгляд на жену и продолжает обращаться к терапевту. Дети начинают шуметь.) Терапевт: Нет, обращайтесь к жене. Мы все будем слушать, но вы должны говорить с женой. (Делает жест, отделяющий родителей и от себя самого, и от остальных членов семьи.) Отец (терапевту): Я знаю, что это важно, но, по-моему…

(1)

(2)

(3, 4, 5)

(6, 7) (8)

Терапевт: Нет. Поверните немного свой стул, так вам будет удобнее ее видеть. (Помогает мужу повернуть стул.) И вы тоже, миссис Кэриг. (Поворачивает ее стул так, чтобы она сидела лицом к мужу, затем отворачивается и смотрит в окно. Дети сидят молча.) Отец (поворачиваясь и обращаясь к жене): Похоже, что каждый раз, стоит только нам заговорить, мы в конце концов договариваемся до такого… Мать (мужу): И кто обычно прав? Скажи-ка.

Этот эпизод, длящийся около 30 секунд, включает в себя по меньшей мере восемь операций по проведению границ. Терапевт вербаль- но очерчивает подсистему муж-жена (1), усиливает ее жестом руки (2) и вербально повторяет его (3). Дети исключаются как вербальными указаниями, так и жестами (4, 5). Расположение родителей в пространстве изменяется так, чтобы они сидели лицом друг к другу и спиной к детям (6, 7). В заключение терапевт разрывает свой контакт с родителями, отворачиваясь от них (8), после чего супруги начинают длительный спор без постороннего вмешательства. Разграничение прошло успешно, потому что терапевт применял разнообразные маневры, пока не добился желаемой изоляции мужа и жены. Если кто-нибудь из детей будет продолжать вмешиваться, терапевт может отгородить его своим телом, или отодвинуть его стул подальше от родителей, или попросить его повернуть стул, чтобы сидеть лицом к брату или сестре, или сказать родителям: "Предложите ему высказывать свои замечания только тогда, когда вы оба это разрешите". Если родители согласятся, то терапевту больше уже не нужно будет выступать в роли разграничителя: они будут делать это сами.

Хотя разграничение, осуществленное в этом сеансе, концептуально несложно, оно представляло большие трудности для терапевта, потому что он испытывал давление со стороны обоих супругов, направленное на то, чтобы он присоединился к их подсистеме. После того, как он попросил мужа и жену разговаривать между собой, они продолжали обращаться к терапевту. Отвечая им, он поддержал бы дисфункциональное взаимодействие, при котором всегда привлекается кто-то третий, чтобы избежать конфликта. Больше того, он разрушил бы то, чего пытался добиться. Терапевт стал глядеть в окно и таким образом исключил зрительный контакт в этом эпизоде. Если в аналогичной ситуации окна не окажется, он может с таким же успехом уставиться на собственные туфли, или делать заметки в блокноте, или просто рисовать в нем закорючки.

В семье Браунов границы проводятся вокруг диады отец-дочь. Семья обратилась за помощью по поводу своей четырнадцатилетней дочери Бонни, которая страдает не поддающейся лечению астмой. На сеансе присутствуют ее сестры, восемнадцати и семнадцати лет. Бонни начинает разговор с отцом о своей учебе в школе. В середине разговора к нему подключаются другие члены семьи. Одна сестра бесцеремонно заявляет, что Бонни нечего было записываться на курс математики. Мать обвиняет отца в том, что он не помогает Бонни делать уроки. Другая сестра начинает говорить о собственной учебе.

Терапевт, Рональд Либмен, передвигает стул Бонни, чтобы она сидела лицом к отцу, и предлагает отцу и дочери продолжать разговор. Когда старшая сестра пытается вмешаться, терапевт говорит Бонни: "Это касается только тебя и отца. Стоит тебе попытаться что- то сказать, как твоя семья своей заботливостью заставляет тебя замолчать. Не позволяй им этого делать". Отец и дочь продолжают разговаривать, и вскоре в диалог вклинивается мать. Либмен поднимает руку, показывая, что разговор должен идти между Бонни и отцом. Когда кто-то перебивает их в следующий раз, Бонни сама говорит: "Минутку, пожалуйста". Теперь разграничение осуществляет сам член семьи.

Очерчивая границей диаду отец-дочь, терапевт сначала использует их расположение в пространстве. Он передвигает стул Бонни, производя демаркацию границы подсистемы, состоящей из отца и младшей дочери. Это облегчает разговор для них обоих и затрудняет его для тех, кто хотел бы вмешаться. Потом он дает Бонни указание самой провести границу, ограждающую их разговор. Позже он дает знак остальным не вмешиваться.

То же самое он мог сделать и иначе. Можно было попросить отца следить, чтобы никто не вмешивался, или самому не давать вмешиваться, или делать и то и другое. Это были бы, в сущности, изоморфные вмешательства, и причины, заставляющие терапевта избрать одно из них, индивидуальны для каждого данного терапевта в данном контексте. Кроме того, терапевт эффективно использует для проведения границ свое присутствие, избирательно сосредоточиваясь на разговоре между отцом и дочерью и игнорируя других, когда они начинают говорить. Он вводит и когнитивные дополнения к своим вмешательствам, обращая внимание Бонни и других членов семьи на то, как их помощь мешает Бонни.

Работая с семьей Браунов, терапевт использует несколько приемов разграничения: перемещения в физическом пространстве с целью выделить подсистемы, использование самого себя для защиты подсистемы от вторжения других семейных подсистем и объяснение своей поддержки этой подсистемы. Первые два вмешательства представляют собой конкретные маневры, последнее — когнитивную конструкцию. В данной ситуации они достаточны для того, чтобы побудить члена семьи — Бонни защищать подсистему отец-дочь. В ходе терапевтического процесса понадобится применить и неоднократно использовать много различных приемов разграничения, прежде чем будет достигнута напряженность, достаточная для того, чтобы вызвать структурные изменения.

Иногда использование пространственных метафор может принимать форму расстановки стульев в два кружка, чтобы защитить одновременно две подсистемы, или поворачивания стула на 180°, чтобы изолировать или защитить члена семьи, или устранения пустого стула, пепельницы или блокнота, находящихся между супругами, чтобы указать на необходимость большей близости. Когда терапевт приближается к члену семьи, опускается рядом с ним на колени, прикасается к нему или стоит, возвышаясь над ним, — все это указывает на наличие связи, не требуя вербальных или когнитивных уточнений.

В таких ситуациях, когда исполнительная подсистема включает в себя одного беспомощного члена семьи и одного навязчивого, заботливого и компетентного, терапевт может попросить "компетентного" наблюдать через одностороннее зеркало, как "беспомощный" справляется с заданиями без его участия. Еще один невербальный метод состоит в том, чтобы просто попросить родителей привести на сеанс только определенных членов семьи, а других не приводить, что указывает на необходимость разделения подсистем. Или же терапевт может сказать, кто должен принять участие в том или ином сеансе.

В некоторых семьях, отличающихся хаотическим стилем общения, где все постоянно друг друга перебивают или говорят одновременно, терапевт может обнаружить, что уровень шума мешает ему нормально общаться с семьей. В таких случаях он может прибегнуть к искусственным приемам — например, изобрести какую-нибудь игру, во время которой все садятся в кружок и молчат, и только одна диада или триада сидит посередине и общается между собой; или терапевт вручает участникам какой-нибудь предмет (шляпу, мел, ключ), показывающий, кто из членов семьи получает право говорить. Вдобавок всякий раз, когда стресс во время сеанса возрастает настолько, что терапевт утрачивает возможность эффективных действий, можно сократить число участников — это немедленно создает новую подсистему с иными, альтернативными способами снижения стресса.