Глава 4
Глава 4
Представляя свой законопроект, который наделял судей правом уничтожать издания по их выбору, лорд Кэмпбелл, Главный Судья Королевской Скамьи и впоследствии лорд-канцяер, пытался обезоружить своих противников, уверяя их, что закон не направлен против воистину большой литературы, а напротив, "предназначен для применения исключительно против книг, написанных с единственной целью – разрушить нравственность юношества и шокировать общественные правила приличия".
Кипы подобных изданий печатались в Париже и импортировались в Англию, и лорд Кэмпбелл утверждал, что "власти обязаны оградить народ от неизбежного осквернения".
Законопроект вызвал значительное противодействие в парламенте, особенно возражали лорды Линдхерст и Браухэм. В палате лордов Линдхерст язвительно заметил, что репродукции таких картин, как "Юпитер и Антиопа" Корреджо, где изображена "лежащая обнаженная женщина и стоящий рядом с ней сатир с выражением лица, откровенно передающим его чувства", вполне подходит под осуждение, хотя оригинал висит в Лувре, "прямо напротив диванчика, на котором ежедневно сидят великосветские дамы из всех европейских стран, изучающие шедевры искусства этой великой галереи". "Нет ни одной страницы в творениях большинства драматургов эпохи Реставрации, которая не попала бы под запрет, – продолжал он, – а что касается Овидия, ни один том его сочинений не уцелел бы". Крик был подхвачен палатой общин, где один из депутатов отозвался о билле как о самом нелепом документе, когдалибо выработанном верхней палатой. Это попытка заставить людей выкручиваться, заявил депутат Роубак. Человек, любящий упомянутые в билле репродукции и публикации, всегда сумеет их достать в обход закона.
В законопроект лорда Кэмпбелла палата общин внесла множество поправок. Они касались порядка подачи апелляций, установления факта продажи до того, как будет отдано распоряжение об уничтожении (эту меру отменили в 1959 году). Закон был отправлен на доработку и только после этого был утвержден. Кэмпбелл выразил надежду, что "настанет время, когда Хоуливел-стрит станет средоточием честных ремесленников и местом прогулки любой скромной женщины".
Его ожидания до некоторой степени сбылись.
Через несколько месяцев после утверждения нового закона он записывает в дневнике: "Успех превзошел все ожидания. Хоуливел-стрит, давно забывшая о законах и приличиях, капитулировала после нескольких атак. Половина лавок закрыта, а в остальных нет ничего, кроме морализаторских и религиозных книжек! Закон также позволил очистить атмосферу в Дублине. Даже в Париже ощутилось его влияние, поскольку вдохновленная нашим примером французская жандармерия принялась энергично расчищать Пале-Рояль и Рю Вивьен".
Как мы уже отмечали, основной недостаток Акта 1857 года заключался в том, что он превращал средний английский суд в цензурный комитет, составляющий мнение о произведениях литературы и искусства на предмет выявления непристойностей с целью их уничтожения вне зависимости от художественных или научных достоинств. Каким мерилом следовало руководствоваться судье? Во время дебатов в парламенте инициатор принятия законопроекта объявил, что он "готов разработать тест на непристойность, отсутствующий в действующем законодательстве". Верховному судье Кокберну пришлось сформулировать такой тест при вынесении решения по делу Хиклина в 1868 году, что придало Акту 1857 года более жесткое содержание, чем хотел лорд Кэмпбелл. Тест основывался на возможном воздействии публикации на "гипотетическую" девочку школьного возраста. Вот что сказал Верховный судья: "Я полагаю, что тест на непристойность должен выявлять, может ли рассматриваемое произведение развратить тех, чьи умы открыты влиянию и в чьи руки оно может попасть".
В соответствии с этими критериями книга могла быть осуждена (и часто бывала) на основе изучения отдельных отрывков, вырванных из контекста.
Защита не могла основываться на литературных достоинствах литературного произведения.
Остановимся коротко на деле Хиклина. Речь идет об апелляции, поданной против приговора судьи Хиклина из Уолверхэмптона, распорядившегося на основе Акта лорда Кэмпбелла уничтожить экземпляры памфлета, опубликованного воинствующим Протестантским обществом под названием "Открытая исповедь: развращенность римского клира, ужасы исповеди и вопросы, задаваемые женщинам на исповеди". Анонимный автор, цитируя римскокатолические источники, доказывает, что выслушивание священником женских исповедей в определенных обстоятельствах ведет к "чувственным порывам", о которых сказано как об "острых ощущениях чувственного восторга, пронизывающих все тело и возбуждающих телесные удовольствия". Эти удовольствия описываются в мельчайших подробностях.
Памфлет распространялся ревностным протестантом Генри Скоттом из Уолверхэмптона, причем исключительно, по его словам, из идейных соображений, без всякой личной выгоды. Судья посчитал, что публикация носит непристойный характер, и распорядился уничтожить 250 захваченных экземпляров. Скотт подал апелляцию на имя ежеквартальной судебной сессии, и председательствующий отменил решение судьи низшей инстанции на том основании, что цель Скотта состояла не в "порчен нравственности, а в выставлении в неприглядном свете Церкви. Следующая апелляция рассматривалась в Суде Королевской Скамьи, где Кокберн и вынес свое знаменитое решение, полагая, что содержание памфлета неприлично и может оказать разлагающее влияние на читателей независимо от намерений, которыми руководствовались издатель и распространитель.
Критерий Кокберна, принятый и в США, был частью английского кодекса до 1959 года, когда новый "Акт о непристойных публикациях" установил, что только то является непристойным, "эффект от чего в целом" был "таков, что вел к развращению личности, которая, с учетом сопутствующих обстоятельств", могла прочитать, увидеть или услышать это. После 1959 года в Англии адвокаты могли строить защиту на основе литературных и иных достоинств вещи с привлечением экспертов в качестве свидетелей. В США, как мы увидим, близкие по духу и даже более серьезные изменения были утверждены судебными постановлениями.
Связано это было с делом "Улисса" и делом Рот Альберта.
Мы не станем подробно описывать здесь, как преследовали художественные произведения за непристойность в Англии и США, когда действовало правило Кокберна, читатели могут обратиться к великолепным работам М. Эрнста и В. Сигла "К чистоте" (1929), "В чьи руки?" Д. Скотта (1945), "Непристойность и закон" Н. Джона-Стиваса (1956), "Запрещенные книги Англии и других стран" А. Крейга (1962).
Впрочем, один случай стоит упомянуть, ибо он представляет собой пример расширительного применения правила из дела Хиклина, показывая, до каких фантастических глупостей могла додуматься литературная цензура в Англии тридцатых годов прошлого века. Ответчиком был эксцентричный поэт, подписывавшийся как граф Джоффрей Владислас Потоки из Монтока. Он носил цветастый плащ и кожаные сандалии, волосы спускались до плеч. Гуляя однажды с приятелем по Лондону, поэт обратился к полисмену с вопросом, не подскажет ли тот, где можно изготовить несколько копий списков "потаенных" стихотворений для распространения в кругу друзей. "Тот решил обратить дело в шутку, – вспоминал позже Потоки, – послал нас по адресу, где располагалась, как выяснилось, типография "Методист Таймс". Потоки, естественно, нашел другого издателя, который согласился выполнить работу. Всего было пять стихотворений: одно – перевод из Рабле, другое – пародии или вольные переводы из Верлена, тексты изобиловали грубыми ругательствами. Издатель немедленно доставил рукопись в полицию, и несчастного графа арестовали и бросили в Брикстонскую тюрьму.
Хотя граф Потоки всего лишь передал издателю рукопись и никому не причинил вреда, в феврале 1932 года его признали виновным в публикации непристойностей и осудили на шестимесячное заключение. Лондонский мировой судья сэр Эрнест Уайльд заявил: "Не следует называть себя поэтом и писать мерзости. Поэт должен подчиняться закону, как обычные граждане, и чем скорее высоколобые интеллектуалы поймут это, тем лучше будет обстоять дело с нравственностью в стране". Апелляционный суд согласился с мировым судьей и утвердил приговор, который выдающийся Иейтс назвал "преступно жестоким".
Но несчастья графа на этом не закончились. Пока он был в тюрьме, его приятель, ничего ему не сообщив, опубликовал несколько непристойных эпитафий под заголовком "Здесь лежит Джон Пенис". Как утверждал граф, он не давал разрешения на публикацию. Боясь повторного осуждения не только за непристойность, но и за кощунство, поэт после освобождения уехал из Англии на континент.