Глава 2
Глава 2
Ответная реакция на решения Верховного суда США была очень бурной, особенно со стороны поборников цензуры, считавших конституционную защиту подобных произведений недопустимой. Конгрессмен из Мичигана Хоффман заявил, что "суд одобрил адюльтер", а некий Меркьюри опубликовал две статьи, где утверждал, что все это – "результат гигантского антихристианского заговора, инспирированного евреями и коммунистами". Наконец, сенатор Толмейдж из Джорджии предположил, что Верховный суд, "известный склонностью к ультралиберализму и поставивший себя выше законов человеческих, ныне желает стать выше Бога". Сенатор уповал на Конгресс: "Только Конгресс может спасти нас. Иначе придется принимать поправку к Конституции. Мы должны спасти себя".
Кроме принятой в 1958 году поправки, по которой дела о рассылке непристойных материалов по почте попадали под юрисдикцию окружных судов, Конгресс предпринял не слишком много эффективных шагов по обузданию порнографии.
Впрочем, трудно представить, что еще он мог сделать, помимо образования специальных комитетов. Пресечение распространения порнографии относилось к компетенции судебных структур штатов и муниципалитетов. Во всех штатах, включая Аляску и Гавайи, существуют законы против непристойности, но наказание варьируется в зависимости от "общественного стандарта". Вряд ли является простым совпадением то обстоятельство, что границы терпимости шире всего в штатах Нью-Йорк и Калифорния, поскольку в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе издается больше всего "специфической" литературы.
Рассмотрим теперь, как изменился "общественный стандарт". В первые годы существования государства вопрос о непристойности, особенно печатной продукции, практически не поднимался. В 1786 году лондонский книготорговец Томас Эванс пишет Исайе Томасу из Массачусетса, желавшему приобрести "Фанни Хилл": "Если вы хотите стать обладателем "Мемуаров женщины для утех", вам следует обратиться к кому-нибудь из моряков, так как я стараюсь не посылать покупателям эту вещь".
В 1821 году публикация непристойностей была объявлена уголовным преступлением в результате рассмотрения дела о продаже нескольких экземпляров книги "Фанни Хилл" в Уорчестере, штат Массачусетс. Но до Гражданской войны было возбуждено не слишком много уголовных преследований за продажу порнографии, что было напрямую связано с низким уровнем грамотности. Однако Конгресс, принимая в 1842 году "Положение об импорте", предписал таможенным служащим задерживать "непристойные или аморальные" материалы, имея в виду "гравюры" и "картины".
Книги попали в этот перечень только пятнадцать лет спустя. К середине XIX века на авансцену вышли самозваные защитники общественной нравственности, в основном литературные критики. В 1851 году "Письмо проститутки" Натаниеля Готорна подверглось нападкам на страницах "Церковного обозрения". Некий священник из Массачусетса утверждал, что нельзя проявлять терпимость, когда "популярный и одаренный писатель наносит ущерб морали. Любая похоть должна пресекаться в зародыше".
Упадок нравов, порожденный Гражданской войной, вызвал ответную реакцию Конгресса и вдохновил Энтони Комстока на сорокалетнюю кампанию за "приличную литературу" под лозунгом "Мораль, а не искусство и литература". В 1865 году Главный почтмейстер докладывал, что "в армию посылается множество непристойных книг и картинок", и Конгресс запретил отправку непристойных материалов. Восемь лет спустя усилиями Комстока были приняты законы, действующие и поныне. Именно так называемый "закон Комстока" объявил государственным преступлением распространение порнографии по почте.
Общества, подобные "Обществу борьбы с пороком" и "Наблюдатели и стражи", воевали с порнографией храбро, но не очень успешно. Им было свойственно переусердствовать, запрещая как неприличные, так и вполне невинные книги.
Так, в 1905 году Комсток вынудил Нью-йоркскую Публичную библиотеку перенести "Человека и сверхчеловека" Шоу в резервный фонд. "Комстокизм" превращает Соединенные Штаты в посмешище, – говорил Шоу. – Европейцев это радует, поддерживая мнение Старого света о том, что Америка – провинция, второсортная деревенская цивилизация". В двадцатых годах, через десять лет после смерти Комстока, преподобный Дж. Фрэнк Чейз, методистский священник и секретарь Бостонского отделения "Общества наблюдения и стражи", так объяснял, что есть непристойность: "Романист вправе написать, что Джон и Мери легли в постель и у Мери через какое-то время появился ребенок, но как только он начинает описывать, что именно предпринял Джон, желая пробудить чувства Мери, его книга становится непристойной, и я ее запрещаю".
В начале XX века были предприняты многочисленные попытки отменить "Закон об импорте".
Сенатор Бронсон Катинг из Нью-Мехико почти добился отмены запрета на ввоз непристойных книг, но ему помешал сенатор Смут из штата Юта, и поправка Катинга не прошла. Сделали всего одно послабление: Главный казначей США мог теперь по своему усмотрению."допускать так называемые классические сочинения признанного литературного или научного достоинства для импорта в некоммерческих целях". (Поправку приняли под сильным давлением интеллектуальной и юридической элиты.) Тем временем Огдэн Мэнни в "Нью-йоркерс" поместил эпиграмму на сенатора из Юты:
Сенатор Смут от штата Юта
Не любит грязи или смуты.
Его мозги не из опилок,
Его броня – его затылок.
Шеф ФБР Гувер не уставал предупреждать общество, что порнография провоцирует сексуальные преступления, его тревогу разделяли многие руководители полиции по всей стране. ("Она порождает преступников быстрее, чем мы строим тюрьмы, чтобы сажать их".) Статистика утверждала, что двадцать девять миллионов американцев являются читателями "сексуально-садистской дешевой стряпни" Микки Спиллейна. Дело дошло до Конгресса. В докладе Специального комитета Конгресса 1962 года порнография в стране превратилась в серьезный бизнес. "Погоня за наживой заставляет забыть об общепринятых нормах приличий и хорошего вкуса, это не только национальный позор, но и угроза гражданскому благополучию. Так называемые "карманные книги", бывшие поначалу дешевыми изданиями пристойных сочинений, превратились в чтиво для масс, разжигающее чувственность, воспитывающее аморальность, лживость, извращенность и упадничество". Комитет, руководимый конгрессменом Хьюго Гейтингсом, разделил порнографию на три вида: "покет-бук", журналы и комиксы. Особенно жестко осуждалась торговля журналами с "соблазнительными фотографиями".
Имелись в виду фотографии красоток, чья нагота едва прикрыта одеждой, или фотографии женщин одетых, но "в вызывающих позах, подчеркивающих их формы". Журналы для нудистов и издания, "демонстрирующие красоту мужского тела на потребу гомосексуалистам" также подвергались осуждению.
Конгресс и в последующие годы продолжал жестко контролировать выпуск печатной продукции. Так, в 1960 году для дачи показаний комитету под председательством Кэтрин Грэнахан был вызван Чарльз Китинг, юрист организации "Граждане за приличную литературу" из Цинциннати (Огайо). Сенаторы считали, что "этот человек много сделал для организации ячеек движения по всей стране, и они сыграли заметную роль в борьбе с "торговцами грязью".
Китинг, военный летчик и бывший чемпион США по плаванию, поведал членам комитета о своей борьбе с авторами, в том числе научных сочинений, посвященных сексу.
Большую ошибку совершают те, кто полагает, что психологи и психиатры не видят вреда в подобных изданиях, больше того, считают их полезными…
Слишком много внимания общество уделяет охотникам за сенсациями, подобными Кинси, а они делают сомнительные выводы, опираясь на сомнительные факты, и водят публику за нос, выдавая свои фантазии за научные исследования.
Эберхард и Филлис Кронхаузены, с помощью сторонников-журналистов, распространяют среди горожан свои абсурдные грязные домыслы и варварские измышления.
Они и их последователи апеллируют к толпе, призывая на помощь самое мерзкое распутство.
Стоит только пролистать их сочинения, чтобы убедиться: в них нет научных исследований, одно лишь неприкрытое потакание половому инстинкту любителя "клубнички" да пропаганда весьма сомнительных психологических умозаключений.
В основе их концепции лежит гипотеза, будто бы чувство вины является следствием нравственных организаций, а вылечить от него можно, разрушив эти ограничения. В качестве примера они берут мальчика, занимающегося онанизмом и мучимого чувством вины. Кронхаузены пишут, что, взявшись избавить его от депрессии, они не стали бы бороться с пагубной привычкой, а постарались бы убедить его в том, что не следует подавлять желание, а следует избавляться от пуританских представлений считать онанизм грехом".
Китинг поведал комитету, как ему удалось "почистить" газетные киоски родного штата. Организация "Граждане за приличную литературу" разработала ряд правил их работы.
Первым большим успехом "Граждан" стал арест и суд над одним из самых крупных распространителей журналов и газет. Одновременно была арестована партия из 16 000 экземпляров порнографических журналов, "грязных" картинок и книг о сексуальных извращениях.
На суде, который вынес решение оштрафовать ответчика на 400 долларов и возложить на него оплату судебных издержек и приговорил подсудимого к шести месяцам тюремного заключения, и был заслушан в качестве свидетеля профессиональный психолог – не "охотник за сенсациями" вроде Кинси, а уважаемый профессор, заведующий кафедрой психологии университета Цинциннати Артур Билз. "Я провел тщательное изучение всех этих журналов – иллюстраций и текста, – сказал он. – И был в шоке. У нас в университете хранятся под замком книги по патопсихологии. Доступ к ним имеют только студенты старших курсов. Но предложенная мне для изучения "литература" содержит такие свидетельства ненормальной сексуальной практики, что далеко превосходит все изложенное в наших справочниках. И это лежит на прилавках газетных киосков, доступное всем, даже детям и подросткам".
Когда Чарльза Китинга спросили, считает ли он, что "Граждане" могут уйти на покой, он ответил: "Вовсе нет. Дело наше следует продолжать. У нас есть программа, рассчитанная на 5-10 лет. Мы мыслим в общегосударственном масштабе и работаем над созданием общенациональной организации". Как и следовало ожидать, Китинг был настроен более чем оптимистично. "Когда седовласый продавец осознает, что он вовсе не защитник свободы, а распространитель самой опасной грязи, гадине придется убраться туда, откуда она явилась".
Несмотря на отчаянную борьбу Китинга и его соратников, их противники не торопились сдаваться. Сочинения Кинси и Кронхаузенов по-прежнему были общедоступны, даже в Огайо.