Погиба

Погиба

Её звали ПОГИБА – бронзовое сокровище с чёрточками мечты на улыбке тонких бронзовых губ. Ей сразу было не всё равно, и она спросила первая меня «Почему у тебя нет глаз?». А я лишь мельком и видел её: я смотрел, как завороженный, смотрел в пульт… Как-то не было для меня ни комнаты, ни пульта, ни звуков, ничего. Я еле распознал вопрос её в волнах обеззвученного во мне шума. Я поднял… я с трудом поднял, оторвал от цвета глаза… глаза на неё и спросил «Кто я?..». «Передвигайся тихо», попросила она, «Ты почти задеваешь меня». Я почти что застыл и спросил «Погиба, я – кто?». Её тонкие мечтательные губы вздрогнули в лёгкой улыбке, но глаза остались в тишине. «Ты змей огромный… огромный… ведь ты же змей, наверное, самый огромный… только с глазами невидящими… у тебя глаза не как зеркало, у тебя глаза – как бездна… и поэтому кажется, что у тебя совсем нет глаз…». Я воспринял себя её восприятием. Я действительно был огромен. Кольцами тела в движении я занимал чуть не весь объём комнаты, и кольца мои исходились и подрагивали не в такт воле, а в ритме токов моей нервной системы. Я поправил ворот гимнастёрки в своём восприятии и сказал «Пошли, Погибушка, тесно нам с тобой здесь». Она тихонько выскользнула в дверь, а я просто разорвал на себе стены комнаты…

красный мир раскалённого счастья человеческого вечный закат ядерного пришествия пустыня накалённая зноем и радиацией ей сразу стало смертельно тяжело невыносимо тяжело она ушла в подсознание и я выводил её из смертельного сна страшным сцинием из походной аптечки я боялся её потерять сразу здесь на вдохе на первом вдохе я делал уколы с интервалом в семь сотых секунды и я видел себя змеем чудовищно обвившим бронзу её уходящего тела впившимся судорожно жалящим с интервалом в семь сотых секунды всем холодом своего тела я чувствовал её жар и я берёг её жар чтобы он не перехлестнулся через меня через поры сочилась в неё моя ледяная стойкая к радиации кровь… она очнулась через несколько толчков её горящего сердца и в глубине моей зародился покой кто пережил блокаду страшного сциния тот переживёт сталь я собрал походную аптечку и ослабил кольца хватки моей вдоль погибушки Погиба спала я не знал можно ли здесь спать прямо на открытом пространстве этого кроваво-угрожающего мира где-то рядом ходила опасность но тяжесть входа прижала к раскалённому песку мою плоскую свирепую башку и я не понёс погибу я лишь сложился охранными кольцами вокруг спящей неё и она тихо спала

когда она проснулась ей не страшна уже была радиация и не страшен был раскалённый камень бронзовой стрелой рассекая раскалённый воздух стремительно двигалась она вперёд через пески к чёрным силуэтам над горизонтом вдали города и улыбка та же лёгкая мечтательная улыбка только почему-то не переливающаяся как у живых а застывшая но всё равно красивая хорошая и за стремительным движением её скользил я огромным змеем а в своём восприятии мне даже пришлось форсировать мышечную активность чтобы не отставать от них

город искрошенной стали запаха металла руин некогда мощных домов город без никого острый иззубринами расколов и скользкий темью провалов закат радости предчувствие большой темноты и воздух впитавший растворивший в себе смерть очень неловко быть живым в городе мёртвых в мёртвом городе мёртвых каждая попытка сильного обычного движения отдаётся неловкостью и не удаётся мы больше не были с погибушкой стремительны и сильны мы споткнулись о первые же развалины окраины города мы сбились со своей целеустремлённости и заковыляли в нелепом танце слепых и калек Погиба с трудом преодолевала больной камнелом я змей бился в извивах неуюти обрушенных стен а я сам просто сразу и очень устал это было в чём-то даже выше моего понимания город был необычно не совсем хорошо мёртв я звал в себе память и звал память мёртвых память мёртвых предков не воспринимала этот город память ускользала и с уходом её осталось лишь понятие неупокоенный я не совсем понял но чувствовал чувствовал уже что город наваливается надвигается страшным удушьем чем-то в несколько порядков превышающим мощь губительной радиации странно что Погиба ещё не чувствовала этого удушья карабкалась и карабкалась через завалы и провалы израненных улиц но я чувствовал и тогда я её увёл

мы ушли в тёмные коридоры мы ушли в чёрное подземелье мы давно уже перестали спрашивать разрешения у богов я увёл её в этот чёрный провал зиявший порванными краями и полной внутренней неразрешённостью там сразу стало невероятно темно и сразу стало свободно волна удушья схлынула с плеч осталась там наверху в городе и чем глубже уходили мы тем становилось прохладнее и спасительно свежее но ещё надо было пройти этот участок они понаставили там своих или автоматов или роботов или ещё какой-то нежили а Погиба не видела совсем в темноте не умела видеть я взял её к себе и по извивам коридорам пошёл всё вниз а просто куда-то вперёд это очень мягко если сказать пошёл они стрелялти из-за каждого угла а я в стремительных извивах бился об эти тёмные углы так что от скорости прохождения голубые и скры сыпались из камня углов и из стали моего кожного покрова в своём восприятии я отстреливался ещё а змеем проходил я почти не замечая выстрелов их это хорошо было потому что Погиба не видела в темноте не умела в темноте видеть ничего кроме вспышек искр и отсветов выстрелов как умирали они они машины хоть но умирали и похоже на нас и их жаль

пробился я через ту полосу почти без потерь и мы остановились в подземной пещере на регенерацию вода здесь была много воды целое подземное озеро покойно было здесь и на берегу разбил я привал я зажёг свечу и когда вспыхивало лёгкое пламя мысль мелькнула во мне и ещё до того как острый огонёк в первый раз взметнулся над свечой я перевёл восприятие погибы моей в солнечный мир мы по-прежнему находились во тьме пещеры нарушенной лишь лёгким язычком пламени а погибы видела солнце и у ног её не покоилось чёрное подземное озеро а с лёгким шумом плескалось о берег волнами настоящее море она сидела на жарком песке у изумрудного бескрайнего моря а я был в прохладном спокойном подземелье и нам было хорошо сталь моих ободранных чешуебоков восстанавливалась Погиба бронзовая подставила свою застывшую мечтательную улыбку солнцу и я спросил кто ты? она улыбнулась мне и спросила что? я спросил кто ты? мамка-папка живы? и тогда она поняла поняла даже улыбка застывшая дрогнула чуть-чуть она молчала немного и я понял что она поняла и не говорил ничто а потом говорила она мамка-папка? С едва уловимой странностью переспросила – мама умерла ещё до войны в городе полном игрушек и шахт не знаю почему мне запомнились игрушки и шахты шахт я и не видела даже и плохо знала что такое шахты игрушки были любимые все а шахты было любимое слово игрушек в моём городе все и часто говорили это слово – шахта – мама умерла а папка ушёл на войну давно ушёл… ещё до войны…. И последние годы мне было грустно одной казалось что солнце остановилось на западе и никак не может уйти и никого никого никого почему ты так долго не шёл? – вдруг встревожено спросила она у меня и я погладил её по голове и сказал тихо – я шёл – не было никого – успокоилась она – кто мог бы помочь солнцу а потом началась война – ты из этого мира? спросил я – не знаю – ответила она – иногда мне кажется да иногда мне кажется нет у нас всё было не так но в городе мне было больно так будто это был мой город там наверху у нас было умиравшее солнце но живой город а здесь солнце живое хорошее только город мёртв и как-то неправильно мёртв – ты тоже заметила? – спросил я да только это лучше хоть не замечать от этого невыносимое что-то внутри и хорошо совсем хорошо что мы оттуда ушли… – она помолчала немного и добавила – ты мой хороший змей… я понял что она вспомнила голубые вспышки в коридорах темноты и сказал переливаясь кольцами в пещере и в солнечных лучах – – это ничего… а потом я замер взглядом это очень хорошо было в солнечных лучах кольца моего сверкающего тела вокруг её бронзово-прекрасного тела она смотрела с улыбкой своих тонких прекрасных губ на своё живое солнце а я просто смотрел вдаль на море просто смотрел в даль это очень хорошо было в солнечных лучах я это мог это правильно было а в подземной пещере моё предынфарктное состояние подвигался из былых времён неугасающий мой сердечный приступ я замер взглядом в недвижную пучину чёрных подземных вод чёрного тихого озера я понял сразу неотвратимо и безвозвратно что в пучину вод мне идти

это очень было нехорошо я лежал холодными кольцами на прохладном полу возле моей погибушки я сидел возле неё и я чувствовал этот страшный холодный подкат изнутри кверху грудной клетки как из разверзающейся чёрной пучины подземных вод я почувствовал что мне идти БЕЗ НЕЁ

– ты такой холодный теперь – сказала Погиба – как ты умеешь быть холодным на солнце? – спросила она я улыбнулся ей изо всех своих змеиных сил и сказал – умею я…

они надвигались стремительно не считая меня как слепого котёнка они были непреодолимостью своей всемогущи и вездесущи я был для них слишком беспомощный бог смешные они ещё рассчитывали на моё всепрощение категория разума вот вам мера нехорошие я сжался в узел в очень очень огромный тугой узел я стал непроницаемым скользким клубком я спрятал погибушку я спрятал радость свою совсем совсем глубоко совсем глубоко за непроницаемую свою сталь…

только они не заметили мою сталь они разрезали на большие бьющиеся – наверное от отчаяния? – куски моё огромное тело а в моём восприятии они просто сожгли меня как тогда с вертолёта напалмом и я корчился в обоих восприятиях как съёженный и мне больно было очень очень больно но не от их сраного напалма а потому что уже не было второго восприятия не было родной моей погибушки

…они и город этот выжгли так… внезапно… не останавливаясь ни перед какими болями и законами… город и проснуться не успел… и время было как раз… утреннее… вот бы взойти солнцу… взошло… там и взрослые были и все но вышел город убитых детей… они не дали им проснуться и убили их на излёте их детских снов… неупокоенный… город… убитых детей… убитых взрослых и разных детей…

вот и играй с вами в танчики а у вас руки в крови или опять вото вареньем перемазались как отправить вас всех умываться шкодники герои героями утомись за вас сопли вам вытирать сопливое войско оголтелого бесстрастия!

Ну вас всех пошли погибушка пошли наплевал я на них и пошёл в раздвигающийся грандиозный мрак надвигающегося чёрной тяжёлой пучиной озера