Высечка
Высечка
Только честно умей в смело прятайся!..
Так и отходил – уход за уход… Отводил эшелоны свои за эшелон, заменял на престанное, пусть у вас будут цветы!.. Она недоумённо упрятана за тень своих глаз доводила до точки положенного авиационно и выверенно: теперь жизнь будет в плюш – изгнанье демона!..
И правильно, он прикорнул у неё на плече незаслуженно как-то раз и остался совсем… Стану жить, рассказал, всё вокруг изведётся о непокой, станет истинно, станет колодно, станет небесно смешно… Как бы не так – таких друзей, знаешь сам…
И вот снисхождение… тока во тьму?.. никак не пойму… то ли крохи отчёт… то ли взаправду в лью бовь пулемёт… осмотри-с внимательно – потом докладёшь… Она закусила губу и сказала: я прекрасна, как сама жизнь и моя тоска уничтожит тебя до утра, прощай!.. И выстрелила в упор из неизвестно для чего предназначенного огнестрельного оружия… Документ: «Ей не было тепло»… Он упал… бы… духом и со смеху… если б было куда, но и так уже… а ему было жалко их и он не упал… Стал суровый, как клин, взял баян и ушёл… Вилы взял и ушёл… И хлеба кусок – пусть… уметь чтоб жевать… Написал на стене «Оттого» и вышел из рук вон…
Она обрела, наконец, крылья и сдула слезинки с ресниц – теперь край седьмой, ерунда!.. А он пообещав уж издалека на прощанье «Найдёшь…» с трудом выговорил ещё один раз своё имя, как будто во сне, и пропал…
А ведь был бы живой – был бы жив, глазами смотрел бы в наоборот, как себе внутрь, да уж что о том, чего не извыверт навкось…
***
Она сказка до встречи была и стала сказка, как канул во… Белый снег, белый лёд, белый-пребелый путь домой… Жить – смотреть в красоту и не замечать, не замечать, не замечать… Она порой лишь от счастья постанывала… Как оказывается воздух широк!.. У неё хватало дыхание от наваливающихся приступов любви… Ей ветер приносил силы, она расточала никчёмный ей ветер и дышала хрустальной водой…
Она взбиралась на высочайшая горы и бросалась скалы всем вниз… Она уходила в восторге под лёд с головой и оставалась там замершей до весны… Поклонница рваного экстремума выходила на крыльцо избушки в носочках одних, а возвращалась – в полоумие шаманам и великим мастерам пути в наказ – в совершенно других… Её не видел никто, она видела всех… Её никто не мог полюбить – не хватало терпения… Она же любила их всех – так оборзела от высечки… Поговаривали, что она по ночам пьёт берёзовый сок и в тугих поясках смотрит в небо бескрайней луны… Никому и никто не сказавшая, она старилась вжуть и молодела вслед за тем в одно мгновение – так любима собою была… Очень нравилось рваться в изгиб…
Пантера безумная, так долго водила себя по долам и источникам, пряталась в лета самый край и оттуда лишь только и выверек, а нашёл и иё потаёк…
***
На завалинке…
Старый дед…
И в уханке – придурок мазай…
«Чё сюда и припёрло меня?!», с амнезии нелёгкая мысль ей пришла, но она проводила её: «Пошло на хуй всё! Станет так!..» У иё всё равно – выбрит лоб, и виски, и подмышки, и пах… Так что ей всё равно… Что текилла, что сианид… Ложись смирно под танк!..
- Чё, старый, прикололо жить!? – так, для вежливости, чтобы меньше пиздел… «Чего ж это я суда всё же пришла?..»
- А, явилась, Елена Прекрасная! – это какой-то крайне наглый был персонаж с ухайкой своей.
«Вот пиздюк!..», подумалось ей с неоткуда возми-с, а таской, «Хоть бы шапку, мудило, снял…».
Старый шапку снял и на колени аккуратно обеими руками взял и поклал.
«Откуда бы такое – покладистый?..», и вдруг – вспомнила…
Ветер выел пыль на тропе… Гроза, как повелось, лишь вдали отблеска край, да край… Охолонь слегка!..
- Нашла!!!
А он и не шевельнулся слегка… Сидит, шапочку трогаит… За ухаи-то… Поди, не смешно…
- Проведи!
- Эт… чего… - маразматик старый наверное.
А у ей много вспомнилось… Жизнь как лезвие… Сталь тугоплавка, легка… Легконайденные и потерянные имена… Чудо-пропасти и не надо земли…
- Проведи!..
- А чиго эт тибя лоб побрила-то! – чуть со смеху умрёшь, так катаится.- А обарати-с ка сынку!
«Издевается!..», ещё подумалось, «зряшный любитель людей…», контрольные выстрелы уже следовали один за другим… Голова, голова, сердце, поддых… А он сидел, как сидит, как заколдованный…
- А это чего?!. – продолжается, но почти строгий (а лучи ведь из глаз!). – Пирсингуешь, треклятая?!. Вся извешалась!.. Де ищё?.. Эх, кабы не ёл-пал мои года!.. Дал бы друг кунилингусу, так прозналась колоться бы!..
И тогда:
- Проведи!.. – почти жалобно, боль в слезах истайка далеко…
- Да куда же красавица?.. Что так жалобишься?.. Ты откуда?.. Куда?..
- Проведи за Стикс!..
Стало ясно всё.
- А, так умалишённая! – понял дед. – Бедная дурочка! Тебе поди хочется хлебушка, а я тут тиб-бе заправляю хомут… Будешь кушат-ка?..
- Жёсткий скот… - острая ненависть - …Старый стал? Ты бы умер ещё!.. Откуда брал водоток?.. А?.. Не выстылось… Стал, как сед?.. Победил в бою?.. Ненавидимое и сам себя… Сдох напрочь?.. Потерял острый знак?!.
- Постой, внученька! – почти ласково. – Где-то словно бы видел тебя! Не находите? Я смертельно ранен был на дуэли за вас, прекрасная моя госпожа! Так не позвольте же мне проводить время с заржавевшим изржавленным кольтом, прошу вас! Тогда совершенно не было необходимости стрелять, поверьте мне! Но поручик выстрелил и доктор в течении целого часа испытывал моё терпение, прежде чем я умер! Любовь не стоит нигде ничего, моя прекрасная госпожа! Я прибыл из долины жизни, моя госпожа, доложить вам об этом и умереть…
- Старый – сед?!. Нет – не сед!.. Я узнала тебя почти сразу же!.. По наконечникам иззубренных стрел за многие тысячи вёрст… Ты не смог бы укрыться от меня даже если бы захотел, а ведь ты не хотел!.. Ты – чудовище… Злой тайфун пред тобою в ногах – проведи… А ты юридием юруешь… Моя ненависть раскрыта к тиб… бе, как красивая рана в бою… Не бывает?!. Нет, врёшь!.. Всё бывает и ты лишь источник моих рваных ран… П…п…Проведдди!!!...
- Моя девочка, как же я проведу?!. У меня и ножек-то нет… Оторвало поди ноженьки в той никчёмной войне… И ручек нет… И глаз… Плохой теперь из меня проводник… Самого проводить в туалету бы, я ведь как: как покончил с тобой, так стал очень больной красотой… Думал добуду хоть чуть тогда золоту – будет внученьке на кафтан, а вышло что?.. Скиф-сармат известил, да уж что уж там… Суфий полдния… Исток по долам… Ты выходишь где?.. Может здесь?.. Осмотрись пока, я обожду…
- Я тебя не люблю… - она стала спокойной и обстоятельной. – В твоих руках шапка из красного цвета… Пожалуйста… За Стикс… Ты действительно сед и седины твои продиктованы не полем боя, но временем… Пожалуйста… Я очень сильно тебя люблю и любила всегда… Но ты умер внутри… и тем внутри перешёл свой предел, свою границу… Ты больше не пограничник и не проводник… Пожалуйста!.. Очень… Пожалуйста… За Стикс… Но ты немощен больше и стар… И сед… И не умеешь ходить… Кто же ты?.. Как мне быть?.. Откуда мне этот твой драный кафтан?..
- Обернись – это путь! – он стоял вечно юн, зрел и сед, глаза в дальнюю нутрь. Он был он.
Торс мощных чёрных крыл позади. Залихват. Выживерть. Волос к волосу, высох как воск. Один видимый на свете для всех. Звёзд коллекционер. Посмотри!
Она ему очень понравилась, достала с из-за груди фляжку ещё на раз и в последний на тропиночку уж отхлебнула глоточек из горькой чаши глоток любви.
Так ы собрал… лись…
P.S. А откуда это приговорка такая – «гоп-гоп»? Уж танцую и этак и так, а всё – не вытанцюится. Может место такое – скажи, добрый, мне, человек…