Сурен Спандарович СПАНДАРЯН: «НУЖНО ПОБОЛЬШЕ ЧИТАТЬ, РАЗВИВАТЬ СЕБЯ, ПРИОБРЕТАТЬ ЗНАНИЯ»

Сурен Спандарович СПАНДАРЯН: «НУЖНО ПОБОЛЬШЕ ЧИТАТЬ, РАЗВИВАТЬ СЕБЯ, ПРИОБРЕТАТЬ ЗНАНИЯ»

Ему было восемнадцать, когда он стал в ряды активных участников рабочего движения. В девятнадцать – член Тифлисской организации РСДРП, большевик. Двадцатитрехлетний Сурен с оружием в руках сражается на баррикадах Красной Пресни... В бою пал смертью героя его друг Тимофей – старый пресненский рабочий. Вскоре в партии появился новый Тимофей: имя друга сделал своей партийной кличкой коммунист Сурен Спандарян.

На трудные участки посылала партия своего верного сына. Сурен занимался политической пропагандой среди тифлисского пролетариата, был членом Бакинского комитета партии, писал острые, разящие врагов статьи и памфлеты. На VI (Пражской) Всероссийской партийной конференции, когда большевики решительно отмежевались от меньшевиков, Спандаряна избрали членом Центрального Комитета партии и членом Русского бюро ЦК.

По возвращении на родину он выступает перед рабочими, пишет статьи, прокламации. Арест по доносу провокатора... Из-за отсутствия у полиции серьезных улик – освобождение... И снова арест. Суд приговаривает Сурена к пожизненной каторге. Его заковали в кандалы и отправили в Енисейскую губернию.

В сибирской ссылке Спандарян прожил неполных три года. Здоровье Сурена Спандаровича с каждым днем становилось все хуже. Ссыльным запрещено было являться даже в волостной фельдшерский пункт. Зато каждое утро нужно расписаться в особой книге и этим засвидетельствовать о своем пребывании на месте... Несмотря на все это, Сурен Спандарович посылает жене Ольге Вячеславовне и детям – старшей дочери Маше и младшим – Лиле, Степе, Нюке – теплые, полные бодрости письма, постоянно интересуется их учебой, заботится о том, чтобы они выросли хорошими, полезными для общества людьми, чтобы сердца их были добрыми и отзывчивыми, чтобы они любили учение и труд. Лишь в письмах к жене Ольге Вячеславовне иногда говорит правду о своем здоровье.

Только за два месяца до смерти Сурен Спандарович написал Маше: «Дорогая деточка! Я в Енисейске, лежу в постели, ибо мне воспрещено ходить, чувствую себя плохо, очень плохо. Обычная пища мне воспрещена, а другая очень дорогая здесь (зелень), а потому приходится выбиваться из сил. Родные мои, хоть вы утешайте меня вашими письмами и успокаивайте мое большое, взбунтовавшееся сердце. Пишите. Крепко всех целую. Твой и ваш папа. Сурен».

Ниже приводятся выдержки из писем Сурена Спандаровича Спандаряна, присланных из сибирской ссылки дочери Маше и другим детям.

Дочери Маше

10 декабря 1914 года с. Монастырское Туруханского края

Дорогая Манюрка, дорогие детки!

...Ведь сейчас война непосредственно задела вас, и, надо понять, по всей вероятности, происходит кутерьма...

Вы, должно быть, слышали, дети, что во время бомбардировки французского города Реймса от немецких выстрелов пострадала старая церковь, собор католический; по этому поводу много писали и кричали, называли разрушение этого собора дикостью, варварством и пр. и т. п. А ну-ка подумайте, дети: что ужаснее – разрушение собора или гибель тысяч и миллионов людей?

А между тем теперь каждый день, каждый час, каждую минуту тысячи, сотни тысяч людей убивают друг друга, миллионы детей остаются сиротами, миллионы матерей лишаются своих детей, десятки миллионов людей разоряются, голодают. Война сама по себе есть ужасная, дикая, варварская вещь, а тем более такая, как эта всемирная война. Печальное во всех отношениях время переживаем мы... Настанет время, туман развеется, наступит час расплаты за море слез, за океаны крови, за миллионы загубленных жизней.

Шлю вам свои фотографические карточки. Не смейтесь. Я вышел каким-то арапом...

Книги, которые ты читаешь, – ничего себе, а еще лучше было бы побольше читать по естествознанию. Вот у меня очень мало знаний природы, и я часто страдаю от этого. Есть время – читай, учись. Теперь самое золотое время. Рад твоим успехам, Манюрка. И еще больше был бы рад, если бы я мог судить о твоем развитии, об интересующих и волнующих тебя вопросах не по отметкам, а по содержанию твоих писем.

Как с новыми языками? С немецким, с французским? Пиши мне чаще, пишите, детки. Я очень часто думаю о вас, тоскую и скучаю в эти сумрачные дни... У нас рассветает в десятом часу, а темнеет уже в три часа.

Да и день такой, как у нас бывает осенью в сумерках.

Я вам писал уже, что нуждаюсь во всем, а в особенности в книгах, в чтении. Если подвернется что, то не забудьте меня. Милый Нюка! С какой радостью я приехал бы и расцеловал бы тебя! Да нельзя! Лилька, ты ужасно худа. Так нельзя! Ешь больше. Степочка, почему у тебя такой печальный вид на снимке? Всех вас горячо и много целую...

Ваш папа.

17 января 1915 года с. Монастырское Туруханского края

Дорогая Маня! Получил твое письмо с отметками за первую четверть. Получил открытку от детишек и от тебя с поздравлениями на Новый год. Не понимаю, куда деваются мои письма? Я их писал, даже посылал заказными. Меня, моя родная детка, твои отметки не особенно радуют, в особенности по русскому языку. Ты, очевидно, никак не можешь подняться над тройкой. Почему это? Неужто ты не в состоянии правильно, связно, толково пересказывать прочитанное? Нужно побольше читать, развивать себя, приобретать знания. От таких книг, как «Князь Серебряный», ты мало что получишь, так как в этой книге неверно изображены времена Ивана Грозного, неверно освещена борьба между московским царем и московскими боярами... Есть много других книг, притом из современной жизни, которые тебя научат и мыслить и чувствовать правильно и хорошо. А историю лучше знать с научной стороны, из трудов ученых по истории, а не по фантазиям писателей. Ты мне пиши подробные письма о себе, о детях, о своих братишках и сестричке, а о том, кто приехал и уехал, объявления из газет не присылай: я это в газетах прочту...

Детям

1 апреля 1915 года с. Монастырское Туруханского края

Дорогие дети! Вот уже три почты, а от вас нет писем. Почему не пишете? Ведь без писем скучно... Пока это письмо дойдет до вас, уже будет конец апреля и скоро начнутся переходные экзамены... Или в этом году их не будет? Обо всем этом напишите мне подробно и обстоятельно. Здесь у нас потеплело и морозы бывают небольшие, градусов в 20–25. Это по-здешнему даже приятно. С ужасом думаю о приближении лета, то есть комаров и мошки. Вот начнется мука! Я занимаюсь теперь усердно немецким языком, а на днях начну и французским. Вот плохо одно: нет у меня приличного словаря ни того, ни другого языка, и книг нет для чтения. Быть может, есть у вас, так, если сможете, пришлите мне. Буду благодарен и возвращу по миновании надобности в них. Ежели дела по изучению языков пойдут Успешно, примусь и за английский, хотя и по этому языку у меня совершенно нет пособий. А как у вас обстоят Дела с языками? Ведь мама хорошо знает французский язык, а у вас сейчас такой возраст, что вы легко можете усвоить его. Заставьте мамусю разговаривать с вами по-французски. Мне очень хотелось бы, чтобы вы научились читать, говорить и писать по-армянски. Но это мое желание, видимо, неосуществимо. Хотя в Тифлисе это легко можно было бы устроить. Знание языков крайне важно и необходимо во всех отношениях. Мама вам скажет, какое значение имеет для образования, для приобретения знаний, для усвоения общечеловеческой культуры владение европейскими языками. В особенности лето можно всецело посвятить языкам. Вначале будет трудно, скучно, непривычно, но затем будет легко и приятно. Одним словом, я жду от вас серьезных трудов в этом направлении. Мне будет крайне тяжело и неприятно, если вы станете «людьми без языка». От этого я много потерял и теперь теряю.

Итак, серьезно за дело!

17 февраля 1916 года с. Монастырское Туруханского края

Дорогие мои! Получил ваше письмо и хоть немного обрадовался в своей скучной жизни. Одно только мне было неприятно: это успехи Маруськи. Она не только стала хуже учиться, но даже письма пишет уже не те, что раньше: грязно, с кляксами и ошибками. В чем дело, деточка? Ты даже по таким предметам, как история и география, еле-еле поспеваешь на 3-ки. Что же тебя интересует? Что же ты делаешь целыми днями? Ты как-то писала мне, что тебя очень интересует история. Оказывается, что твой интерес идет не далее троечки. Меня твои неуклонно падающие успехи в занятиях очень беспокоят и тревожат. Вот сижу или лежу, как будто ни о чем не думаю, да вдруг сердце защемит. В чем дело? Что за причина? Покопаюсь – оказывается, все дело в твоем письме и в твоих отметках. Конечно, я не того мнения, что отметки действительно точно измеряют и определяют запас знания и развития ученика, но все же они дают хоть относительное понятие о них. А твое письмо вполне даже подтверждает 2 по русскому письму. «На Красных морских разбойниках» далеко не уедешь, мой друг! Брось-ка ты их и займись чем-либо более полезным.

В твоем возрасте я читал книги серьезные, а у меня ведь не было такого влияния, какое оказывает на тебя твоя милая и дорогая мамуся. Моим умственным развитием мало кто интересовался. И я от этого еще до сих пор страдаю. Все же я стремился инстинктивно к серьезным книгам, а не к «Морским и иным разбойникам». Буду надеяться, что моя славная Мэри сделает решительный поворот в сторону успехов в своих занятиях. Какие еще глупости не бросил Степа? Неужели он все еще пишет «арихметика»? Как ты, Степа, учишься? О чем думаешь? Почему не пишешь мне письма? Милый мой мальчик! Порадуй меня чем-нибудь! Я насчет Лильки никогда не сомневался и всегда думал и теперь думаю, что она есть и будет умницей. Верно, Нюрик? Отвечай! Целую тебя в носик и в затылочек. Нюка – это чудесный парень. Подожди, он весь мир удивит своим умом! Я на это твердо надеюсь. Только не надо, шалунишка, болеть. Целую тебя в «ладонь» ноги! К твоему сведению: Араке выросла и дерется с Верным из-за каждого куска. Иной раз еле-еле растащишь их. Шерсть так и летит клочьями.

Человек подобен дроби, числитель есть то, что он есть, а знаменатель то, что он о себе думает. Чем больше знаменатель, тем меньше дробь.

Л. Н. Толстой