Алексей Максимович ГОРЬКИЙ: «ЕСЛИ БЫ ТЫ ВСЕГДА И ВЕЗДЕ, ВСЮ ТВОЮ ЖИЗНЬ ОСТАВЛЯЛ ДЛЯ ЛЮДЕЙ ТОЛЬКО ХОРОШЕЕ...»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Алексей Максимович ГОРЬКИЙ: «ЕСЛИ БЫ ТЫ ВСЕГДА И ВЕЗДЕ, ВСЮ ТВОЮ ЖИЗНЬ ОСТАВЛЯЛ ДЛЯ ЛЮДЕЙ ТОЛЬКО ХОРОШЕЕ...»

Однажды в детстве Алеша Пешков заболел страшной болезнью – холерой. День и ночь не отходивший от его постели отец спас мальчику жизнь, но сам не уберегся – умер. Алеша вырос, стал писателем Алексеем Максимовичем Горьким. И когда у него самого родился сын, он назвал мальчика Максимом.

Максим Алексеевич Пешков был простым и душевным человеком. Еще до Великой Октябрьской революции он стал коммунистом, в 1917 году вместе с революционными рабочими Москвы сражался на баррикадах. Он был одаренным юношей, знал четыре иностранных языка, работал корреспондентом «Правды». Не раз выезжал за границу в качестве дипломатического курьера. Максим обладал талантом художника, всерьез увлекался техникой, к его суждениям прислушивались специалисты, изобретатели. «Максим Пешков – коммунист, – писал о нем В. И. Ленин. – В октябре 1917 года два раза белые ставили его к стенке...» Он мог стать художником, литератором, инженером, но не избрал ни одной из этих профессий, потому что имел очень важное поручение от Владимира Ильича Ленина – быть всегда рядом со своим отцом – великим русским писателем Алексеем Максимовичем Горьким.

Сохранились письма Горького к сыну. Они полны любви к родному человеку, проникнуты заботой о том, чтобы Максим вырос хорошим человеком, настоящим гражданином своей Родины. Читая эти письма, нетрудно проследить, как зарождались и крепли узы товарищества между сыном и отцом, как формировались взгляды Максима на мир, общество, труд, как складывалось его мировоззрение.

Максиму шел седьмой год, когда он получил от отца первое письмо.

Спасибо, сын, за подарок. Ты хорошо сделал полку.

Нравится ли тебе книга о птицах? Напиши мне, что привезти тебе. Учись читать, учись работать, – человек, который не умеет работать, – дрянной человек. А ты – должен быть хорошим человеком.

Ты не очень озорничаешь, мамашку слушаешься?

Чуть позже в одном из писем читаем такую фразу:

Из Москвы пришлю глобус, чтоб ты знал, – какая Земля...

1905 год. Максиму семь лет. В день рождения он получил письмо от отца:

Ты – молодец, сынишка, славно написал мне про сестренку Катю. Я читал и смеялся. Но письмо-то ты ведь не сам сочинил? Попробуй-ка сам составить мне письмо, да и пришли, я буду рад и похвалю тебя. Нужно учиться все делать самому, а ты вот даже думать за тебя других заставляешь, хотя уже такой большущий человечина и скоро у тебя борода начнет расти.

В 1906 году Горький находился вдали от родины, в Швейцарии...

Милый ты мой сын!

Я очень хочу видеть тебя, да вот – нельзя все! Ты еще не знаешь, что такое «долг перед родиной» – это, брат, не шутка. Спроси маму, – что я делаю, и ты поймешь, почему я не могу теперь видеть тебя, славный мой!

Потом Горький оказался в Италии, на острове Капри. Туда к нему вместе с матерью Екатериной Павловной приехал и Максим. Но встреча была недолгой...

Ты уехал, а цветы, посаженные тобою, остались и растут. Я смотрю на них, и мне приятно думать, что мой сынишка оставил после себя на Капри нечто хорошее – цветы.

Вот если бы ты всегда и везде, всю твою жизнь оставлял для людей только хорошее – цветы, мысли, славные воспоминания о тебе, – легка и приятна была бы твоя жизнь. Тогда ты чувствовал бы себя всем людям нужным и это чувство сделало бы тебя богатым душой. Знай, что всегда приятнее отдать, чем взять.

Из писем, присланных Горьким с Капри десятилетнему Максиму:

А ты, Максим, в лодке-то струсил и заплакал! Вот так революционер! Милый ты мой, чудачок!

Знаешь что – я тебя сильно люблю и ради любви моей прошу: веди себя спокойнее, не дури так глупо и не будь груб с мамой. Ты славный, чуткий человечек, следи за собой, не глупи, не кривляйся, пожалуйста.

Я думаю, что мы с тобой скоро увидимся. А пока – всего тебе хорошего! Будь весел, спокоен и устрой катанье в лодке по морю, рыбную ловлю. Старайся видеть больше.

До свидания, сын!

Спасибо за письмо!

Пока посылаю тебе карточки дикарей и еще разные открытки, собирай их, это полезно.

Потом, когда будешь учить географию и историю, эти карточки помогут тебе скорее запомнить нужное и гораздо интереснее будет учить.

Мне нравится и приятно, что ты учишься говорить по-французски, это, брат, очень годится.

Когда-нибудь мы с тобой поедем путешествовать вокруг света, язык очень понадобится. И уж тогда мы увидим дикарей живых, в натуре – вот интересно будет!

Но – надо учиться, мой друг, надо больше знать, чтобы понимать то, что видишь, а глядеть, не понимая, и бесполезно и малоприятно.

Получил я твое письмо – вот спасибо! Хорошо ты написал его – толково, ясно, мне было приятно читать и думать, что мой Максим такой неглупый парень. Если ты будешь и впредь так же замечать все, что вокруг тебя творится, если ты научишься изображать это на бумаге – ты, может быть, разовьешь в себе ту способность, которая сделала из меня писателя.

Посылаю тебе, дружище, книгу «Живое слово» – в ней собраны лучшие образцы русского языка, ты должен хорошо знать и понимать его, потому я тебе очень рекомендую изредка почитывать эту книжку.

Маленький ты еще у меня и, живя за границей, можешь разучиться говорить по-русски, а это было бы худо. Родной язык надо любить, как мать, как музыку, и надо уметь хорошо говорить, чтобы, при случае, передать свою мысль другому человеку ясно и просто.

Будешь понимать людей и их мысли – легче будет жить и умнее станешь, да и тебя все сразу будут понимать, а это – хорошо.

И вдали от сына отец внимательно следит за ним, интересуется, что читает Максим, заботится о развитии его творческих способностей.

Милый мой,

ты не беспокойся о моем здоровье, я хотя и поскрипываю, а дело свое делаю. Когда ты вырастешь и сам начнешь строить новую жизнь – поймешь, что я жил на земле недаром, – чего и тебе желаю.

Ты тоже в писатели метишь? Это хорошо, я тоже в твои годы первый раз почувствовал писательский зуд и добросовестно начал портить бумагу. Поколачивал меня за это дед и – довольно крепко, а вспомнить начала мои – приятно мне.

Главное, миляга мой, старайся знать больше, а – по возможности– все: и музыку, и живопись, и науку, все, чем красна жизнь. Чем больше человек знает, повторю тебе, тем интереснее и дороже он для людей. Досадно, что так долго не прислали тебе книжек, я выписал интересные вещи.

Ну, живи, учись, работай, а весной в Алясио увидимся – так?

Всего хорошего, родной мой!

В одном из писем десятилетний Максим плохо отозвался о некоторых учителях... Вот что написал ему по этому поводу отец.

Милый мой сынище и дружище!

За письмо спасибо, ждал я его от тебя лет 600 и очень рад, что, наконец, ты раскачался, на старости лет, потрудился и написал.

И пишешь недурно – толково, ясно. Только вот твое мнение насчет учителей не очень мудро, ну да это не беда! Я верю, что, когда ты будешь старше, заговоришь о людях иначе, получше.

Знаешь, почему некоторые люди плохи? Потому что их злят, право, только поэтому. Если начать над тобой смеяться каждый день, так ты и сам через месяц будешь злющий, как волк, – не правда ли?

И если ты хочешь, чтобы вокруг тебя были хорошие, добрые люди, – попробуй относиться к ним внимательно, ласково, вежливо – увидишь, что все станут лучше. Все в жизни зависит от тебя самого, поверь мне.

Ну, это скучно для тебя, потому я перестану.

Бегаю здесь по музеям каждый день до усталости, – ты, я знаю, этого не любишь, но, – погоди немножко, лет в 16 ты сам почувствуешь, какое великое удовольствие дают картины и статуи.

Собираю для тебя снимки со всех редких картин, со временем ты будешь иметь великолепную коллекцию снимков со всех музеев Европы...

Учись, дружище, это только сначала немножко скучно и трудно, а потом – сам не оторвешься, так хорошо – и легко и приятно – будет узнавать, как люди жили, живут и как думают жить.

Через месяц – новое письмо к сыну. И опять разговор об учителе...

Спасибо, сынище, за мундштуки, очень хороши, особенно длинный! Рад я, что ты любишь своего учителя, а все же советую – больше думай сам! Читай, наблюдай, старайся понять, почему все вокруг тебя так, а не иначе, – нужно ли плохое, возможно ли лучшее и где на земле твое место.

Прошло несколько недель...

Ты бы, в свободное время, попробовал для себя писать, а не для учителя, самому себе рассказывать разные события. Это очень интересно. В твои годы я занимался уже этим, вел дневник, потому, может быть, и сделался писателем.

А писательство – хорошее дело, страшно интересное и полезное людям.

И снова о цветах, об умении видеть прекрасное, о богатстве человеческой души...

Мама пишет, что ты теперь собираешь цветы – чудесно! Это здоровое, приятное и очень умное дело. Тебе следует немножко познакомиться с ботаникой, – напиши сегодня же Пятницкому, чтобы он прислал тебе хорошую ботанику!

Когда ты познакомишься с этой наукой – цветы еще более интересны будут для тебя, ты увидишь, что это живые существа, поймешь, что жизнь – всюду вокруг тебя, и сам ты окружен ее ярким радостным потоком и ты – человек – самое лучшее, интересное и умное в этом бесконечном потоке жизни.

Чем глубже ты погрузишься в него, чем больше поймешь – тем богаче будет твоя душа – твой разум, – тогда ты увидишь себя как бы на вершине горы, с которой пред тобою развертывается прекрасная картина, и все в ней – твое.

А вот письмо к сыну, написанное Горьким в день своего рождения. Юмор переплетается с глубокими размышлениями.

Получил твои портреты, старая ты, ночная, курносая птица, – очень хороши портретики!

Спасибо, что снялся, и за поздравление спасибо.

Вот – стукнуло мне 40 лет – доживи-ка ты, да наделай столько доброго шума, как я, – и будешь молодец-воин! Не очень я собой доволен, а все же, по совести могу сказать, что обременял землю не зря, недаром. Очень хочу, чтоб и ты так же пожил, дорогой мой дружище и сынище! Мы с тобой люди хорошей страны, и надо ее горячо любить, хорошо знать.

Завтра я именинник, с чем тебя и поздравляю, коли хочешь. Усы у меня выросли по полуаршину ус и стали красные, и нос тоже красный, как морковь, – вот увидишь!..

Послал бы тебе солнце, да боюсь взять его руками – обожжешь пальцы. Потом неловко, итальянцы обидятся: вот, скажут, мы его приютили, а он у нас солнце стащил! Экой озорник.

А послать тебе хочется все хорошее, что есть на земле и вообще на свете, – очень я люблю тебя.

В двенадцать лет Максим опять побывал на Капри. Ему было радостно и грустно. Радостно оттого, что вновь встретился с отцом, а грустно оттого, что знал: встреча будет недолгой...

Дорогой мой,

это хорошо, что тебя интересует воздухоплавание, а не воздушных замков построение, но я тебе скажу: воздушные замки тоже хорошая штука, когда их строишь.

Живи, мальчуган, интересуясь всем, все и будет интересно. Жизнь пойдет стремглав, и не увидишь, как станешь сед, хром на обе ноги, плешив и т. д.

К тринадцати годам Максим почувствовал тягу к технике.

Дорогой мой дирижабельщик и планёрщик!

Прочитал я твое воздухоплавательное письмо и подумал: приеду я в Париж, выйдет навстречу мне сын мой, одна нога у него деревянная, рука на перевязи, нос – вывихнут, ухо отсечено пропеллером, вместо ребер – вставлены косточки от мамина корсета – вообще весь человек растерялся в воздухе, а на земле совсем немножко осталось!

Смешно, но – не утешительно, ибо цельный человек всегда лучше изломанного, право же!

Я очень просил бы тебя: изобретай, но не летай или – летай, да не падай.

Вообще говоря – воздухоплавание – чудесная вещь, однако, когда собственноручный сын воздухоплавать собирается – жутко!

Дружище мой, – если тебя дело это увлекает, если ты хочешь заняться им серьезно – прежде всего учись! Надо знать физику, механику, математику, познакомься с премудростями этими, выстрой аппарат своей системы и – летим в Японию...

А пока – будь осторожен и не прыгай с крыш, хотя бы и в сопровождении планера. Береги нос, эту выдающуюся черту лица.

Будь здоров и люби свою мамашку, она превосходный человек, скажу тебе по секрету.

И далее все о том же.

Дорогой мой – пугаешь ты меня! То – нездоров, то на моноплане в Америку лететь собираешься, то тебя привозят в тачке с проколотой от пятки до плеча ногой. Ты хоть голову-то побереги, это очень важная часть тела, и без нее неудобно жить. Рано ты увечиться начал, мне кажется: уверяю тебя, что даже и в 40 лет – это лишнее. Надо беречь руки, ноги и голову – их получаешь один раз на всю жизнь.

Ну, вот – я исполнил свои папские обязанности, дал тебе, сколько нашел, хороших и мудрых советов, будь доволен и не втыкай себе в сапоги таких больших гвоздей, которые доходят до подбородка.

А в день своего рождения Максим получил от отца такое письмо:

Друг мой –

сердечно поздравляю тебя с истекшей тринадцатой годовщиной бытия твоего, шумного и озорниковатого.

Но – в эти годы и я тоже был великий озорник и, хоть порой ты способен вывести из терпения каменную башню, – я тебя понимаю! Что делать? Такова судьба – в юности, в отрочестве – все озорничают, в зрелом же возрасте надоедают друг другу ворчанием и разными осуждениями.

Прочитав следующее письмо, нетрудно представить себе, какие книги читал Максим. Когда это письмо было написано Горьким, сыну шел четырнадцатый год.

Милый мой старикан!

Книги я тебе выписал, но – не все те, на которые ты указал.

Так, например, не выписал ни одного русского исторического романа, указанного тобою, потому что это все книжки бесталанные и лживые. Со временем я подберу тебе все русские исторические повести и романы, которые можно читать без скуки, без риска вывихнуть мозг и засорить память ложью. Таких книжек – очень мало у нас: «Князь Серебряный» Алексея Толстого, «Чайковский» Гребенки, «Курские порубежники» Маркова, «Черная рада» Кулиша и еще книжки две, три, не более. Да и то читать их следует, предварительно познакомившись с русской историей, чтоб самому видеть, где автор сочиняет и обманывает читателя.

Жюль Верна я выписал все 18 томов, т. е. полное собрание сочинений, ибо отдельно книжки, тобою подчеркнутые, не продаются. Теперь у тебя его книги некоторые будут в двух экземплярах, – вторые экземпляры подари кому-нибудь из товарищей, когда получишь новые.

Выписал «Природу и люди» с Буссенаром, а Конан Дойля – не советую читать, это, братишка, литература плохая, по ней сыщики воспитываются. Со временем, когда у тебя разовьется вкус к книге, сам увидишь, что я прав.

Майн Рида и Сальгари – выпишу, когда узнаю, у кого они изданы лучше.

Выпишу и полное собрание сочинений Уэллса; ты прав, он не только не хуже Жюль Верна, но гораздо более художник, т. е. пишет красивее и убедительней. А какой милый человек сам он, если б ты знал! Удивительно славная душа! Я встречался с ним в Нью-Йорке и в Лондоне.

Рядом с этими книгами, т. е. Жюль Верном, Буссенаром и Уэллсом, тебе пора уже читать и серьезную, настоящую литературу, и постепенно я тебе буду ее подбирать.

Ты мог бы прочитать с удовольствием «В дурном обществе» Короленко, «Семейную хронику» и «Детские годы Багрова» Аксакова, «Севастопольские рассказы» Толстого, «Поликушку», «Холстомера», тургеневские «Записки охотника» и т. д.

В этих книгах – правда, а она, друг, всегда интересней и значительнее всех фантазий и сказок, да и нужнее нам с тобою...

Очень мне приятно, что ты любишь читать и хорошо начинаешь разбираться в книгах.

Тогда же написаны и эти строки:

Так вот и живу я, сынишко... Хотелось бы, чтоб ты полюбил какую-нибудь науку или искусство, и в любимом деле сидел всю жизнь, как отшельник в лесу. Но – не будет этого с тобою, вернее, что всю жизнь ты будешь метаться, как чужая земле птица, то туда, то сюда, и нигде не найдешь покоя. Это, брат, тоже хорошо, не найти покоя, потому что те люди, которые находят в жизни покой – при жизни и становятся покойниками. Скучнейший народ!

Год 1914-й. Империалисты развязали мировую войну. Максиму уже семнадцать лет. 18 ноября он записал в своем дневнике; «Приехал папа. Как неожиданно и как вовремя. Как приятно, что он смотрит так же, как и я, на войну, и что видит русское самохвальство...»

А чуть раньше Максим поделился этими мыслями в своем письме к отцу. Отвечая сыну, Горький писал:

Обрадовал ты меня своим письмом, сердечный мой друг, очень приятно знать, что ты относишься к происходящему так разумно и человечно! И не в шутку говорю, я тебя горячо люблю и уважаю, да, уважаю за то, что у тебя есть свое ко всему отношение и что ты умеешь не поступаться им. С этим свойством тебе нелегко будет жить, милый ты мой, но зато ты проживешь честным человеком.