ПРАКТИКУМ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ

ПРАКТИКУМ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ

История Синди, изложенная Марией Кривенковой, выполняющей работу замещающего родителя-воспитателя

Итак, я переехала в дом мамы Марии, когда она уехала на неделю в отпуск. В тот же вечер понурая Синди пришла ко мне пожаловаться на жизнь. Оказывается, прямо перед отъездом мама Мария ругала ее за очередной обман. Я спросила, зачем Синди, которая в свои 11 лет все понимает, продолжает врать и притворяться глупой? Синди ответила, что, да, она действительно умная, понимает, почему ее ругают, но не врать не может. Я спросила:

— Так зачем ты это делаешь?

— Боюсь, это страх мешает быть открытой.

— А чего именно ты боишься?

— Не знаю.

— ?

— Ну, если по-честному, я пока не готова сказать. (Это уже знак большого доверия — признаться, что не доверяешь.)

На каникулах Синди старалась установить со мной личный контакт; очень осторожно и издалека, видимо, сопоставляя и ища параллели между нами, поскольку расспрашивала о моем детстве, очевидно, стремясь в ответ рассказать о своем. Гуляя, мы долго разговаривали о танцах, балете. А потом она призналась, что нарочно провоцирует своим поведением окружающих на негативную оценку и даже агрессию, пытаясь привлечь к себе внимание.

Странно, она получает такое количество однотипных замечаний, что правильное поведение могло бы уже перейти в условный рефлекс, однако она продолжает делать одни и те же «ошибки», заранее зная реакцию взрослых. Возможна такая цепь умозаключений: я знаю себе цену — окружающие меня недооценивают — я сделаю вид, что я никчемная дура, раз вам так угодно — чувство жалости к себе, которое оттеняет сладостное ощущение непризнанности, исключительности и непонятности. Может, это не такое уж случайное совпадение, что в спектакле именно ей так удалась роль Золушки — она и в жизни классическая «золушка» с потребностью в постоянном «гонении» для поддержания внутреннего состояния обиды. В отличие от всех остальных приемных девочек в семье Синди почти никогда не старается отстоять себя или доказать свою правоту. Почему? Может быть, она в этот момент получает то, что ей нужно? Однако в творчестве (театр, игра на музыкальных инструментах), когда Синди забывает о своей роли, она полна энтузиазма, открыта, перестает провоцировать.

Вывод: постоянно реализуется одна и та же схема, и возможность выхода из нее — в получении подтверждения ее уникальности другими способами и в других ситуациях.

Когда Синди исполнилось двенадцать, она вдруг осознала, что имеет право вести себя так, как ей хочется. Для нее это был важный шаг в плане освоения окружающего Мира-общества и себя в этом мире. Но процесс протекал в очень неудобных для окружающих формах. Так, она перестала учить уроки, стала дерзить приемной маме и сестрам, которые к тому же учатся с ней в одном классе. (До этого она скрывала свою неприязнь за маской смирения.)

На выборах в Малый совет даже не проголосовала ни за одну из двух подруг.

После очередной двойки и конфликта во время дежурства на кухне пришла в истерике: «Все гады! Меня никто не любит!» Наставнику Маше пришлось отвести ее в ванную и буквально отливать водой, чтобы к девочке вернулась способность рассуждать здраво.

Зато тут же и произошел разговор по душам, возможно, первый откровенный разговор, на который отважилась Синди за время пребывания в Китеже.

Очень краткий конспект:

— Чего ревешь?

— Меня никто не любит!!!

— Кого ты любишь?

— Никого. Я никого не люблю, оставьте меня в покое.

— Почему ты не любишь тех, кто, по сути, стали твоими сестрами?

— Настю не люблю за силу. Она меня давит. Галю не люблю за маму.

— За то, что ее мама больше любит? Ты думаешь, если Гали вообще не будет в вашей семье, то мама будет больше тебя любить?

Утвердительный кивок.

— А как ты можешь поверить, что тебя любят? Что мы должны делать?

— Не заставлять меня мыть посуду, полы, не сажать за уроки!

— Но это смешно. Мы потому и сажаем тебя за уроки, что нам не все равно, какое будущее тебя ожидает. А полы и я мою, и твоя мама, и все девчонки. Полы имеют отношение к микробам, а не к любви. Тебя полюбят, если полюбишь ты.

— Я не понимаю. Зачем мне это нужно?

— А нас ты любишь?

— Нет. (честность и искренность).

— Чего больше всего боятся люди?

— Не знаю.

— Одиночества.

— А вот если бы меня увезла в Москву предыдущая мама, то мне было бы там хорошо.

— Ты убегаешь от трудностей. И прошлую маму ты не пыталась сохранить. Ты же сама пришла в эту семью и попросила, чтоб тебя приняли в нее. Чего теперь будем делать, Синди?

— Меняться (с выражением раскаяния).

Вот тут очень важный момент. Наставник должен определить, продолжает ли девочка манипулировать или у нее появилось «нерушимое намерение», которое может стать мотивом для действий. В данном случае Маша не поверила в искренность Синди. И правильно сделала.

— Почему ты, получив у меня на уроке двойку, на перемене подошла ко мне обниматься?

— Я надеялась, что ты забудешь о нашей размолвке.

— Но ведь это тоже ложь. Ты сама себе противна, когда тебе приходится врать нам, и нас ненавидишь.

— Угу.

— Что делать будем?

— Я хочу поменяться (тихо).

— И постарайся осознать, что мир, как зеркало, просто отражает тебя, твои поступки. Чтоб жить в душевном комфорте, надо любить и понимать окружающих.

— Я буду стараться…

Вот только теперь, по сути, на шестой год ее пребывания в Китеже, Синди начала заключать новые договоры со взрослыми, то есть позволила нам влиять на свой Образ Мира. Что подтолкнуло ее к этому? Рост уверенности в своих силах, появившаяся привычка обсуждать свои взгляды на жизнь со взрослыми, заслужившими ее доверие. И, в не меньшей степени, растущая уверенность в том, что старая модель взаимоотношений с окружающими не выполняет своих функций.