Всего один сеанс
Случается, что люди, обращающиеся к нам как к психотерапевтам в поисках помощи, испытывают боль, причиной которой является их подчинение схемам, связанным с нечеткими функциями, например, «вижу-чувствую», «слышу-чувствую» и т. д. Результатом этих нечетких функций является семантическая неправильность.
«Причина-следствие» = «вижу-чувствую» или «слышу-чувствую»
«Чтение мыслей» = «чувствую-вижу» или «чувствую-слышу»
Или, если представить эти два процесса в виде схемы, мы получим:
Обратите внимание, что результатом неконтролируемых нечетких функций, связанных с семантической неправильностью «причина-следствие», оказывается, во-первых, то, что клиент в буквальном смысле не имеет выбора относительно своих собственных чувств, а во-вторых, он утрачивает контакт (опять же в буквальном смысле) с собственным кинестетическим опытом, поскольку основу его чувств составляет информация, получаемая им визуально и аудиально, а не то, что он в данный момент испытывает кинестетически. С другой стороны, результат неконтролируемых нечетких функций, связанных с «чтением мыслей», состоит в том, что клиент искажает свои входные каналы: он создает положительную обратную связь или опережающие чувства (об этом шла речь в первом томе «Структуры магии») и, таким образом, попадает в ловушку самоисполняющихся пророчеств, которые крайне затрудняют процесс изменения и лишают его возможности непосредственно воспринимать мир и близких ему людей.
Многие из психотерапевтов, которых мы учили распознавать это явление, сомневались в нем даже больше, чем в возможности идентифицировать репрезентативные системы по используемым предикатам естественного языка. Мы хотим обратиться к работе Пола Бах-и-Риты, чтобы показать вам, что схемы нечетких функций не только существуют в действительности, но что они могут быть как большим преимуществом, так и основой семантически неправильных репрезентаций.
Исследования Бах-и-Риты относятся к области сенсорной субституции. Он и его сотрудники, стремясь предоставить слепым людям некоторые из ресурсов, доступных зрячим, разработали устройство, осуществляющее перевод визуальной входной информации в кинестетические ощущения. Слепые, которых обучили пользоваться этим устройством, способны довольно умело пользоваться информацией, доступной зрячим. Группа Бах-и-Риты разработала также еще одно устройство, которое переводит аудиальные входные сигналы в кинестетические ощущения. В своей книге «Механизмы мозга в сенсорной субституции» (Brain Mechanism in Sensory Substitution, 1965) Бах-и-Рита пишет не только об успешной реализации данного проекта, но и о лежащих в его основе нейрофизиологических механизмах.
Действительно, сообщалось, что зрительные реакции появляются сначала в соматической (кинестетической) коре, а лишь затем в специфической зрительной коре (Kreindler, Crighel, Stoica & Sotirescu, 1963). Аналогично, реакции на тактильную стимуляцию были выявлены в самых разных областях коры, включая «специфическую» соматосенсорную кору, ассоциативные области и даже зрительную кору (Murata, Cramer & Bach-y-Rita, 1965).
В исследовании клеток первичной зрительной коры у кошек (Murata et al., 1965) было показано, что даже эти клетки были полисенсорными: примерно 37% этих клеток реагировали на аудиальную стимуляцию и 46% – на тактильную, в то время как 70% реагировали на применяемые нами зрительные стимулы. Большая часть единиц, реагирующих на аудиальную и визуальную стимуляцию, реагировали также и на тактильную стимуляцию… Эти результаты показывают, что зрительная кора (кора, считающаяся наиболее специализированной из проекционных областей коры) получает наряду со зрительными стимулами входные сигналы других сенсорных модальностей, и это наводит на мысль об ассоциативной, или интеграционной, функции, по крайней мере, некоторых клеток данной области коры.
Бах-и-Рита не только доказывает существование перекрестных связей между различными процессами, но и находит способы их использования для помощи как слепым, так и глухим людям. Значимость этих процессов для психотерапии, возможно, еще не вполне очевидна для читателя, поэтому давайте вернемся к обсуждению вопроса семантической неправильности.
Когда психотерапевт применяет технику направленной фантазии, то есть, например, предлагает клиенту закрыть глаза и представить перед своим мысленным взором картины, он фактически просит клиента использовать нечеткую функцию, а именно взять слова (аудиальные сигналы) в качестве входной информации и создать по ним визуальные репрезентации. Когда клиент с ведущей визуальной репрезентативной системой говорит:
Я вижу, что вы говорите. он часто буквальным образом создает картину из слов психотерапевта. Как говорилось в части I, вы можете проверить данное утверждение, просто спросив у клиента или друга, когда услышите от них подобное высказывание, так ли это. Это также нечеткие функции. Термин «нечеткая функция» используют для данного типа активности не потому, что это «плохая» активность, – фактически, как показывают исследования Бах-и-Риты и техника направленной фантазии в психотерапии, она может стать для человека богатейшим ресурсом.
Название «нечеткая функция» дано этому конкретному способу моделирования потому, что многие люди не способны ни осознать существование данного явления, ни контролировать эти способы создания репрезентаций. Нам часто приходилось слышать, как одни люди упрекают других за то, что те не имеют такой же нечеткой функции, как они сами. Например, однажды авторы читали цикл лекций в одном из колледжей и перед самым началом занятия наткнулись на двух горячо споривших студентов. Девушка упрекала своего друга в том, что он – совершенно бесчувственный человек. Она считала его бесчувственным, потому что ему не было плохо, когда на занятиях по биологии они проводили вскрытие мертвой кошки (у него отсутствовала функция «вижу-чувствую»). Он, в свою очередь, считал бесчувственной именно ее, потому что она не выразила сожаления, когда он сказал, как обидели его ее обвинения (у нее отсутствовала функция «слышу-чувствую»). Мы сделали этот межличностный конфликт предметом нашей лекции-демонстрации, пока обе стороны не пришли к пониманию, что ни одна из их карт не была правильным способом репрезентации мира; напротив, каждая из них содержала те самые различия, которые мы можем принимать и ценить в других людях. Кроме того, оба наших студента узнали нечто новое относительно возможностей выбора того или иного способа репрезентации мира. Мы помогли студентке усвоить способ репрезентации «вижу-вижу», кроме способа «вижу-чувствую», так что у нее появилась возможность спокойнее отнестись к курсу по биологии и пройти его, а также выполнить множество других задач, которые оказались бы для нее слишком болезненными, имей она в своем распоряжении только возможность «вижу-чувствую».
Многие участники наших обучающих семинаров для психотерапевтов высоко оценили те навыки и возможности, которые стали им доступны после того, как они научились использовать все свои входные каналы и репрезентативные системы множеством различных способов. Например, многие психотерапевты испытывают боль, когда слушают, как их клиенты рассказывают им о своих проблемах и страданиях. Само по себе это свойство не является недостатком, – фактически, оно может быть преимуществом. Однако некоторые психотерапевты, участвовавшие в работе наших семинаров, рассказывали, что часто ощущают, как их буквально переполняет боль их клиентов, так что они практически уже не способны оказать им реальную помощь.
Когда процессы «вижу-чувствую» и «слышу-чувствую» выходят из-под контроля и клиент или психотерапевт обнаруживает, что у него отсутствует возможность выбора, результаты могут быть совершенно разрушительными. Мы убеждены, что это может привести даже к развитию так называемых психосоматических заболеваний.
В будущем мы планируем исследовать, какие конкретно различия каждой сенсорной системы (например, для зрения: цвет, очертания, интенсивность и т. д.) могут отображаться на какую-то другую репрезентативную систему и к каким результатам это может приводить как в поведенческом, так и в психологическом аспектах. Мы уверены, что определенные сочетания нечетких функций, если использовать их негибко, могут приводить к конкретным психосоматическим заболеваниям. Ну а сейчас вернемся к рассмотрению использования нечетких функций в психотерапии.
Невозможно переоценить важность понимания нечетких функций и работы с ними. Когда психотерапевты впервые сталкиваются с данным способом описания человеческого поведения, их реакция часто оказывается примерно такой: «Прекрасно, но что это дает мне? Как я могу это использовать?» На этот вопрос есть множество ответов. Во-первых, необходимо понять, что люди, которые обращаются к психотерапевту, не являются (как мы уже неоднократно подчеркивали и в первом томе «Структуры магии») плохими, больными, сумасшедшими или испорченными; это люди, делающие самый лучший выбор из доступных им вариантов в их модели мира.
Вот, например, история Марты. Эта молодая женщина 28 лет была осуждена за избиение собственного ребенка. Она была опорочена не только в глазах судей, родителей и друзей, но и, что еще более важно, в собственных глазах. Ее «лечили несколько врачей» и с ней «проводил беседы священник». И тем не менее она все еще не доверяла самой себе, она даже себе не нравилась. Однажды вечером она пришла на семинар, который проводили авторы этой книги. Она не была приглашена и очень смущалась, но ей была очень нужна помощь. Когда мы спросили ее, что ей нужно, она извинилась и сказала, что сейчас уйдет. Тогда почти одновременно мы оба спросили ее, чего она все-таки хочет. Она сразу же начала плакать и рассказала нам свою историю. Она рассказала, что рано вышла замуж и очень быстро развелась, рассказала о ребенке, мальчике, которого она очень любила и в то же время жестоко избивала, так что ей пришлось самой же обратиться к властям, и единственным результатом этого обращения было то, что она потеряла сына и получила «законное наказание». Она рассказывала:
Я не вижу способа, который помог бы мне чувствовать по-другому.
Это один из наиболее явных примеров предикатов «вижу-чувствую». Кроме того, она сделала следующие высказывания:
Мой сын казался теплым.
Я чувствую, что я на пределе. Я не вижу никакой возможности чувствовать по-другому. Я просто теряю контроль и не могу остановить себя. Я не вижу способа, который помог бы мне чувствовать по-другому. Иногда, когда я вижу сына, я чувствую в себе такую гордость, но только он сделает малейшую ошибку, я прямо схожу с ума от гнева, я начинаю ругать его, и иногда он при этом так смотрит на меня – я даже не знаю, – и я завожусь все больше и больше, пока не ударю его, а потом… Я просто не знаю, что происходит. Я теряю контроль и бью его, сильнее и сильнее, как будто сошла с ума.
Мы немедленно выделили некоторые паттерны, с которыми часто сталкивались в своей работе, хотя нам до этого еще не приходилось работать с женщиной, которая избивает своего ребенка.
Мы услышали необычное употребление предикатов.
Я не вижу способа, который помог бы мне чувствовать по-другому.
Это один из наиболее явных примеров предикатов «вижу-чувствую». Кроме того, она сделала следующие высказывания:
Мой сын казался теплым.
Судья показался мне холодным человеком.
Я не вижу, что мне делать с моими проблемами.
Ясно, что это было тяжело для меня.
Во всех вышеприведенных утверждениях присутствуют перекрестные предикаты, указывающие на кинестетическую репрезентацию поступающей визуально информации. Эта женщина «видела-чувствовала». На этом этапе мы начали исследовать ее модель мира с помощью метамодели. Мы внимательно наблюдали за ней и прислушивались к ее словам, стараясь понять, каким образом нечеткая функция «вижу-чувствую» приводит к тому, что эта женщина избивает своего ребенка, в то время как очень многие люди ничего такого не делают. По мере того как мы выявляли полную репрезентацию или модель ее опыта, процесс, вследствие которого это происходило, раскрывался перед нами. Важные параметры, которые мы постепенно определили (в терминах информации, которую мы к настоящему моменту изложили в этом томе и в томе I), можно представить следующим образом.
Главным входным каналом этой женщины был визуальный канал. Фактически, она сталкивалась с большими трудностями в коммуникации, так как не слышала многих наших вопросов и по много раз просила нас повторить их. Она легко понимала вопросы, только если в них использовались кинестетические предикаты, – ее ведущей репрезентативной системой была кинестетическая система. Большую часть времени она действовала как «заискивающий» (см. описание категорий Вирджинии Сатир во II части) и употребляла в своей речи множество номинализаций. Ее главный выходной канал в процессе коммуникации, по-видимому, также был кинестетический: она активно пользовалась жестами и почти каждый раз, когда мы спрашивали о ее чувствах по тому или иному поводу, она, отвечая нам, придавала своему лицу определенное выражение, то улыбаясь, то хмурясь. Вербальные ответы она давала скрипучим голосом, причем для того, чтобы получить такой ответ, приходилось ее всячески к этому подталкивать. Когда мы попросили описать еще раз, как она начала бить своего сына, то в ее описании действия сына во многом совпадали с ее собственными действиями (хотя мы не имели возможности убедиться в этом).
Таким образом, вопрос о том, как эта молодая женщина внезапно начала избивать собственного ребенка, оставался пока без ответа. Тем не менее мы получили информацию, которую можно представить следующим образом.
Поступающая визуальная информация репрезентирована как телесные ощущения, номинализированное «вижу-чувствую», выражено кинестетически, как заискивание. Постепенно мы начали понимать процесс, посредством которого эта женщина стала прибегать к насилию. Если вы вернетесь к разделу о проигрывании полярностей, то вспомните, что проигрывание одной полярности выявляет другую, непроигрываемую полярность, а для этой женщины такой полярностью являлся «обвиняющий», который также выражался кинестетически (как правило, полярной противоположностью «заискивающего» является «обвиняющий»). Более того, кинестетические проявления «обвиняющего» в его наиболее выраженной форме представляют собой действия, связанные с физическим насилием. Один из авторов сыграл полярность, которую играла Марта. Он начал играть более конгруэнтно, чем она сама, следуя ее тону голоса, которого она, по-видимому, не
замечала. Затем он скопировал ее заискивающую позу, попросив Марту, причем ее же тоном, не быть такой строгой к самой себе. Она, по-видимому, не услышала тона его голоса, но, пристально глядя на него, сначала скосила глаза в сторону, затем сжала руки в кулаки и начала двигать ими вверх и вниз. Затем, отведя взгляд до предела в сторону, она буквально взорвалась от ярости, начала что-то невнятно выкрикивать и размахивать кулаками, приближаясь к автору.
Давайте на минуту отвлечемся и посмотрим, к каким результатам привело наше вмешательство. В определенные моменты Марта изменяла некоторые аспекты того, как она репрезентировала свой мир, причем эти изменения делали возможным для нее совершение актов насилия. Когда она с криками приближалась к нам, мы заметили, что ее входным каналом по-прежнему является визуальный канал, а ее репрезентативной системой остается кинестетическая система. Далее, из ее речи исчезли номинализации, а щеки покрылись румянцем в результате того, что впервые за все время нашего общения с нею она начала глубоко дышать. Семантическая неправильность «причина-следствие» сохранялась, но клиентка уже не заискивала. Скорее она начала яростно обвинять, причем основным выходным каналом при этом был кинестетический.
Результатом подобной репрезентации было физическое насилие. Давайте посмотрим, как это работает. Обычно визуальная информация у Марты поступала внутрь и репрезентировалась в качестве телесных ощущений, имеющих форму застывшей номинализации. (Номинализация – это процесс, посредством которого глагол естественного языка превращается в событие или вещь, «овеществляется».) Номинализация кинестетической репрезентации представляет собой движение, застывшее в виде определенной позы. Таким образом, когда один из авторов начал играть полярность Марты, она «увидела-почувствовала» свою собственную полярность. Это привело к деноминализации посредством положительной обратной связи: она почувствовала, что делает со своим собственным телом то же самое, что показывает ей психотерапевт, поскольку он в этот момент представлял зеркальное отражение ее самой, и, соответственно, когда она «увидела-почувствовала» его, она почувствовала и то, что происходило в ее собственном теле. Кроме того, психотерапевт сыграл ее доминирующую полярность более конгруэнтно, поэтому она в ответ предъявила набор парасообщений, связанных с ее менее выраженной полярностью – «обвиняющим». Результатом стала кинестетическая деноминализация – сообщения «обвиняющего», передаваемые кинестетически, то есть в форме прямого насилия.
Рассмотрим еще раз, если хотите, ситуацию, в которой оказывается женщина, которая, как Марта, жестко «видит-чувствует». Она ругает своего сына жестким, скрипучим голосом, причем сама по большей части этого не осознает. Ее ребенок «слышит-чувствует» и реагирует, принимая позу «заискивающего», как это сделал один из авторов. Она это «видит-чувствует» и отвечает деноминализацией и взрывным превращением в кинестетического «обвиняющего»: она бьет сына, а он, став объектом агрессии взрослого, начинает еще более выраженно заискивать. Его реакция только усиливает процесс «вижу-чувствую» Марты, приводя к нарастанию насильственных действий, контролировать которые Марта не может, не имея соответствующих ресурсов.
Здесь, даже рискуя показаться вам излишне зацикленными на Марте, мы хотели бы на какое-то время отвлечься от ее истории, чтобы подготовить вас к пониманию дальнейшего материала. Прежде чем продолжать обсуждение данного случая, мы собираемся пояснить вам две вещи. Первая – это теория прерывания паттерна. По собственному опыту мы знаем, как важно помочь клиенту прервать развитие паттерна, особенно паттерна кинестетического выражения гнева. Многие психотерапевты признают опасность неконтролируемого развития данного паттерна и, чтобы прервать нарастание агрессии, либо прибегают к лекарственным средствам, либо связывают клиента. Мы считаем такое решение совершенно неудовлетворительным. Лекарства и ремни не разрушают паттернов «вижу-чувствую» и «слышу-чувствую» так, чтобы это давало в распоряжение клиента новые способы репрезентировать мир и общаться в будущем. Кроме того, ни лекарства, ни ремни не помогают интегрировать в единое целое обе ценные части человеческого существа. Они помогают всего лишь подавить одну из полярностей, примерно так же, как Марта делала всю свою жизнь. Но поскольку процесс «вижу-чувствую» продолжается, она когда-нибудь в будущем обязательно взорвется, и этот цикл будет повторяться вновь и вновь. Назначая клиентам лекарства и изолируя их, мы полностью игнорируем удивительную способность человека усваивать новые способы взаимодействия с миром и репрезентировать его. Но самое главное, подобные подходы не в состоянии утилизировать жизненную динамику, которая проявляется в таких вот взрывах, в то время как ее можно с успехом превратить в источник интегративного опыта.
Мы не собираемся обрушиваться с резкой критикой на психотерапевтов, применяющих подобные методы. Мы понимаем, что каждый психотерапевт делает все возможное, чтобы помогать людям, выбирая для этого лучшее решение на основе имеющихся в его распоряжении инструментов и навыков. Мы знаем, что психотерапия – молодая область деятельности, что нам всем нужно еще многое узнать о том огромном потенциале научения и роста, которым располагает каждый человек, потенциале, позволяющем перестраивать процессы, посредством которых он репрезентирует и сообщает свой опыт. Нам еще многое нужно узнать о способности человека изменять свое поведение при наличии соответствующих ресурсов. Мы знаем, что некоторые психотерапевты, осознавшие эту дилемму, решили работать в направлении, полярно противоположном традиционной психотерапии, и позволяют своим клиентам доходить в своем взрыве до полного исчерпания физических сил, будучи убежденными, что таким образом гнев будет выражен раз и навсегда. К сожалению, как о том свидетельствует наша практика, подобный опыт также не разрушает схем «вижу-чувствую» и «слышу-чувствую», как не помогает он интеграции или переобучению клиентов новым способам представлять или сообщать свой опыт. Хотя такая терапия, возможно, полезнее для клиента, чем лекарства, действие которых нам в точности неизвестно, базовый паттерн все же остается неизменным.
Какие же другие возможности доступны психотерапевту в подобных ситуациях? Мы предлагаем психотерапевтам попробовать еще одну возможность – прервать вспышку гнева таким способом, который позволит клиенту использовать разряжаемую в процессе взрыва динамическую энергию и тем самым интегрировать выражаемые парасообщения, то есть использовать эту энергию, чтобы разрушить схему «вижу-чувствую» и «слышу-чувствую» способом, который позволит клиентам получить в свое распоряжение новые варианты выбора, отличающиеся устойчивостью и позволяющие им организовывать свой опыт по-другому. Конечно, такое легче заявить, чем осуществить на деле, хотя это и не так трудно, как может показаться на первый взгляд. Рассмотрим проблему по этапам.
Во-первых, мы обсуждаем случай клиентки, которая «видит-чувствует». Ее взрыв явился результатом того, что психотерапевт начал проигрывать полярности. Если психотерапевт хочет прервать паттерн эскалации, у него есть для этого целый ряд возможностей. Он может начать играть обратную полярность. Это потребует от психотерапевта максимальной конгруэнтности, поскольку его «обвиняющий» должен быть более выраженным, чем «обвиняющий» клиентки. Еще психотерапевт может предложить клиентке закрыть глаза, прекращая тем самым процесс «вижу-чувствую». Но здесь есть трудность, связанная с тем, что клиентка может создать визуальный образ в собственном сознании и затем перевести этот образ в кинестетическую репрезентацию. Справиться с этой проблемой психотерапевт может, если будет постоянно требовать от клиентки, чтобы та глубоко дышала. Он может также, используя какой-нибудь конгруэнтный способ, потребовать от нее, чтобы она переключила репрезентативные системы и сдвинула все, что она чувствует кинестетически, в визуальную репрезентацию. Ниже мы наглядно репрезентируем, что произошло, когда психотерапевт играл полярность.
Если вы сравните две приведенные на этой схеме репрезентации, то заметите, что оба этих варианта, или карты мира, во-первых, не слишком хорошо представляют опыт Марты, а во-вторых, могут рассматриваться как плохо рассортированные и плохо отделенные друг от друга полярности (если следовать критериям, описанным в части II данной книги). Чтобы Марта могла начать процесс интеграции, ей необходимо иметь больше возможностей выбора относительно репрезентации ее опыта. В данный момент времени у нее нет другой возможности репрезентировать свой опыт мира, кроме как в виде чувств. Первоочередная психотерапевтическая цель состоит в том, чтобы создать опыт, который позволил бы Марте использовать какую-нибудь другую репрезентативную систему помимо кинестетической. Вторая цель должна состоять в том, чтобы эта репрезентативная система использовала такой выходной канал, который позволит ей безопасным способом осуществлять деноминализацию себя самой.
Когда Марта, крича и размахивая кулаками, приближалась к нам, мы оба одновременно твердо и конгруэнтно прервали ее взрыв, начинающий уже доходить до степени неистовства, потребовав тоном «обвиняющего», чтобы она остановилась, закрыла глаза и превратила все, что она чувствует, в мысленный визуальный образ. Она запнулась, как если бы была ошеломлена, а мы повторили свое требование еще энергичнее и еще более конгруэнтно. Глаза у нее закрылись, и она начала щуриться.
Психотерапевт. Что вы сейчас видите?
Марта (кричит). Ничего (ее голос начинает замирать). Черт возьми…
П. Смотрите лучше, пока не увидите!
М. Я не могу. Я не могу (хнычет, но руки по-прежнему сжаты в кулаки).
П. (он сказал, чтобы она дышала глубоко, и она это сделала, позволяя напряжению в своем теле выйти из нее в форме визуального образа. Его голос становится мягче, он продолжает уговаривать ее до тех пор, пока у нее не меняется выражение лица). Ну, а теперь что вы видите?
М. Ну, я не могу сказать, что это… это как в тумане…
П. Сделайте глубокий вдох, пусть картина прояснится, смотрите пристальнее, пусть она проявится.
М. (начинает всхлипывать). Дерьмо… вот дерьмо (она начинает сжимать руки в кулаки, как будто опять впадает в ярость).
П. Нет-нет, не вмешивайтесь, пусть идет как идет, просто смотрите. Вы слишком долго избегали этого, слишком много боли испытали, так что теперь потерпите немного, и вы поймете (очень мягко).
М. (начинает плакать). Мой ребенок, мой ребенок, он… (рыдает).
П. Расскажите мне, что вы видите, опишите свой образ так ясно, как только сможете.
М. Он выглядит таким испуганным, таким несчастным… (опять заплакала, но начинает сжимать руки в кулаки).
П. Нет, просто смотрите, вглядывайтесь и описывайте, только это. Вы выносили это слишком, слишком долго. Просто смотрите и описывайте мне, что вы видите.
Здесь Марта начала описывать своего сына, какой он испуганный и несчастный. Она непрерывно всхлипывала при этом.
Это лишь начало, но довольно часто, как показывает наш опыт, психотерапевты здесь останавливаются и позволяют всей этой энергии исчерпать себя. Но мы пошли дальше, чтобы оказать Марте более действенную помощь. У Марты произошло обращение процесса: теперь она берет кинестетические репрезентации и создает по ним визуальные. Цикл «вижу-чувствую», по крайней мере временно, прерван.
Марта начала процесс изменения. После этого мы попытались рассортировать входные каналы в соответствии со связанными с ними репрезентативными системами. Одновременно мы предлагали Марте наблюдать образ ее ребенка, а сами придавали ее телу положение, соответствующее ее позе «заискивающего». Мы просили ее внимательно смотреть на мысленный образ, по мере того как мы перемещали ее тело. Этот образ изменялся, и сначала она испугалась, но мы успокоили ее. Она сказала, что видит себя, и охарактеризовала свой вид как сердитый и неприятный. По ее словам, у нее было свирепое выражение лица и напряженный взгляд.
Психотерапевт. Сейчас:, когда вы видите эту часть себя, посмотрите на нее пристально и скажите ей, что вы чувствуете при ее виде. Постарайтесь сделать картину четкой и следите за выражением ее лица, когда вы говорите ей все это.
Это указание основывалась на допущении, что клиентка будет выражать свои кинестетические ощущения вербально, в то же время удерживая визуальную репрезентацию.
Марта. Пожалуйста, не заставляй меня…
П. (перебивая ее). Скажите ей, что вы чувствуете, когда видите ее в своем воображении.
М. Я чувствую страх.
П. Скажите ей, как именно.
М. Ты…
П. Скажите ей, как вы ощущаете страх в своем теле.
М. Я чувствую напряжение в спине, и у меня сжимается желудок. Я боюсь тебя… того, что ты заставляешь меня делать.
П. Следите за ее лицом! Что вы видите? Как она выглядит?
М. Она выглядит, как будто ей противно.
П. Как именно?
М. Она нахмурилась и качает головой из стороны в сторону (Марта отрицательно качает головой).
П. Опишите, что вы видите, но сами не делайте этого. (Психотерапевт останавливает движение головы у Марты.) Она все еще качает головой?
М. Да.
П. Смотрите на нее и слушайте. Что она говорит?
М. Я ничего не слышу…
П. Слушайте внимательнее! Ну, теперь слышите? Какие слова она произносит, когда ее губы движутся?
М. (наклоняет голову, как будто прислушивается, улыбается немного глуповато).
П. Что она вам сказала?
М. (хихикая). Она сказала, что я просто дура и чтобы я перестала ныть и оправдываться.
П. И что здесь смешного?
М. Ну, это я, но слова те же самые, что всегда говорила мне моя мать (хихиканье переходит во всхлипывание). Я поклялась, что никогда не буду такой, как она. К черту, к черту! (По-прежнему тихо и невнятно).
П. Теперь, Марта, посмотрите на нее внимательно и скажите ей, что вы – не такая, как она. Смотрите на нее пристально и прислушивайтесь, когда будете говорить это. Скажите: «Марта.»
М. Марта, я не такая, как ты. Я… я… м-м-м… я хорошо отношусь к людям, и я с ними мягкая, добрая, я не обижаю их.
П. Смотрите но нее, что оно вам говорит? Внимательно слушайте.
М. Оно… оно говорит, что я слишком слабая и мной слишком легко помыкать.
П. Кок оно выглядит, когда говорит это вам?
М. Сейчас оно не кажется злой, оно кажется озабоченной, как будто бы беспокоится за меня.
П. Скажите ей, что вы волнуетесь за нее. Смотрите и слушайте, что она ответит.
М. Ты… м-м-м… я… я беспокоюсь за тебя. Ты обижаешь людей, когда появляешься так неожиданно, так подло… Ты в конце концов, останешься одна. Даже я борюсь с тобой, чтобы держать тебя подальше.
П. Теперь слушайте очень внимательно и наблюдайте за ней все время.
М. (улыбаясь с озабоченным выражением лица). Она выглядит… отважной, если вы понимаете, что я хочу сказать. Она говорит, что может принять… принять это.
П. Что вы чувствуете сейчас, глядя на нее?
М. Ну, знаете, это, пожалуй, первый раз, чтобы… ну… чтобы она мне хоть немного нравилась.
П. Марта, смотрите на нее и, глядя на нее, спросите, чего именно она хочет.
М. (перебивая его). Чего ты действительно хочешь? Она хочет, чтобы я позволила ей помочь мне выпрямиться, чтобы… нуда, чтобы ей не было необходимости выходить из себя. Она хочет, чтобы я поняла, что мне не обязательно всегда быть такой рохлей.
П. А вы этого хотите? (Марта утвердительно кивает.) Скажите ей об этом.
М. Я чувствую, что ты нужна мне, но не вся сразу, но мне действительно надо быть смелее и сильнее. Да, надо.
П. Скажите ей, чего вы хотите для себя. Смотрите на нее и скажите ей, чего вы хотите для себя.
М. Я хочу взять от тебя… ну… хорошее, но еще я хочу быть доброй и никого не обижать… физически, и не терять контроль над собой, ты понимаешь?
П .Что она вам отвечает? Смотрите и слушайте.
М. Она согласна, что мы можем это. Она улыбается и…
П. Марта, теперь вы видите, как она улыбается, сильная и смелая, и она не стремится подчинить вас себе, она знает, что вы можете объединить и ее твердость, и свою нежность, и проявлять их, когда нужно, пусть ваши руки медленно поднимутся, возьмитесь за этот образ, который находится перед вами… еще медленнее… смотрите ей в лицо. (Глаза Марты по-прежнему закрыты. Она поднимает руки и хватает что-то в воздухе перед собой.) Теперь медленно, глядя на нее и ощущая себя саму, медленно потяните ее на себя… вот так, медленно… пока не почувствуете, что она вошла в вас, и стала частью вас, и стала видеть то, что вы видите, и чувствовать то, что вы чувствуете. Ну вот, хорошо (Марта медленно притягивает руки к телу, пока они, наконец, не касаются груди. Сделав это, она глубоко вздыхает, потом еще раз, ее тело расслабляется, она улыбается). Что вы чувствуете теперь, позволив этому стать частью вас?
М. (улыбается). Немного странно…
П. Что именно?
М. В груди немного покалывает… мне хорошо… но…
П. Пускай это расходится во все стороны, пока не заполнит все ваше тело. А пока это происходит, что вы видите?
М. Бобби (ее сын). Я скучаю по нему…
П. Как вы себя чувствуете?
М. Все еще покалывает, но теперь по всему телу.
П. Теперь, Марта, пусть ваши глаза откроются, медленно почувствуйте все свое тело, всмотритесь в то, что вы видите, ощущая себя… медленно… да, так… скажите, что вы видите?
М. Я вижу людей, они такие яркие… Я хочу сказать, цвета такие яркие, и я вижу вас (обращаясь к одному из авторов).
П. И что вы чувствуете, глядя на меня?
М. Все еще покалывает. Хорошее чувство. Я так расслабилась, но в то же время… ну, такая бодрая, что ли. Я чувствую себя хорошо.
П. Марта, нередко психотерапия кажется успешной, но она не всегда эффективна. Можно мы проверим вас?
М. Что? Нет, я слышала вас. А как?
П. Вам может стать хуже. Вы мне доверяете?
М. Да (в смущении наклоняет голову, но по-прежнему сияет, улыбается и глубоко дышит).
П. (начинает играть ту же полярность, которая вызвала раньше взрывную реакцию: принимает позу «заискивающего» и, обращаясь к Марте, упрашивает ее [скрипучим голосом] не быть к себе такой жестокой).
М. (весело смеется, а затем, с усмешкой глядя на психотерапевта, шутливым тоном). Вы отвратительны. Вам нужна помощь.
Хотя ни один из нас больше не встречался с Мартой и хотя в ней имеется еще множество частей, которым могла бы потребоваться психотерапевтическая помощь, этот случай может служить примером неограниченных способностей человека к изменению. Марта дважды звонила нам по телефону, первый раз примерно через два месяца, чтобы сообщить, что жива, сейчас находится на Среднем Западе и чувствует себя хорошо. Она была счастлива и стремилась начать новую жизнь. Второй раз, уже через полгода, она позвонила нам и ликующим голосом сообщила, что ее сын снова с ней, она также поблагодарила нас за те два часа, которые мы на нее потратили, и пообещала купить нашу книгу.
Мы не утверждаем, что одна психотерапевтическая сессия – это все, что нужно клиенту, но мы хотели показать, как многое может произойти за очень короткий промежуток времени, если мы, психотерапевты, принимаем в расчет способность клиента к росту и изменению при наличии необходимых ресурсов. И что самое важное, мы хотели бы, чтобы вы поняли необходимость предоставлять клиентам выбор относительно того, как они будут репрезентировать свой мир, в особенности если у них выработаны жесткие паттерны нечетких функций.
Теперь вернемся к Марте и посмотрим, чему может нас научить данный пример. В последнем изменении, которое мы выше об суждали, Марта репрезентировала мир следующим образом:
Когда психотерапевт придал телу Марты положение, соответствующее ее позе «заискивающего», единственная возможность изменения была связана с содержанием ее визуальной репрезентации – она как бы оказалась на месте своего сына.
Данный процесс репрезентации можно уже безопасно деноминализировать. Психотерапевт помогает клиентке в деноминализации, переводя движения, действие и процесс в визуальную репрезентацию и работая в то же время над развитием кинестетической репрезентативной системы. В итоге неконгруэнтности Марты оказываются рассортированы на две конгруэнтные модели мира.
Затем эти полярности были интегрированы одновременно как в визуальной, так и в кинестетической репрезентативной системах со следующим результатом:
Хотя во многих аспектах жизни Марты остались неправильные репрезентации, тем не менее у нее появилась новая референтная структура, позволяющая ей «видеть-видеть» и «чувствовать-чувствовать» одновременно. Это окажет ей существенную помощь в тех ситуациях, когда она решит использовать это новое знание. Можно ли ожидать большего от пары часов и случайной встречи?
Описанный только что случай с Мартой не является исключительным в нашей практике. Мы обнаружили, что нечеткие функции представляют собой процесс, лежащий в основе многих болезненных и неадекватных форм поведения наших клиентов. Садизм, например, был идентифицирован как процесс «вижу-чувствую», когда поступающая визуальная информация о страдании другого человека была репрезентирована как кинестетическое ощущение удовольствия. У нас были клиенты, чья астма развилась как результат действия процессов «вижу-чувствую» и «слышу-чувствую», вследствие которых репрезентация агрессии, направленной на них со стороны других людей, хранилась в их собственных телах (преимущественно в шее и горле). Ценность работы с нечеткими функциями состоит в том, что мы способны предоставить нашим клиентам возможность выбирать, где и когда они будут непосредственно использовать эти нечеткие функции, – что само по себе представляет большой потенциал для психотерапии. И это не единственный выигрыш от понимания этих процессов. Очень часто в процессе психотерапии именно тогда, когда что-то начинает происходить, клиент как бы теряет способность слышать или видеть или и то и другое. Его может охватить такое возбуждение, что процесс его роста и развития новых возможностей будет остановлен. Мы обнаружили, что очень часто можем полностью обратить эти остановки, если просто сосредоточим внимание на изменении позы клиента.
Как мы обнаружили, нечеткие функции связаны с различными положениями тела. Эти положения могут варьировать от клиента к клиенту, но в любом случае они достаточно заметны. В момент стресса некоторые клиенты задирают подбородок, другие выдвигают его вперед, третьи поднимают плечи и сводят их вместе, некоторые щурят глаза и т. д. Все это типичные явления, и все они служат одной цели – помогают идентифицировать нечеткую функцию. Мы обнаружили, что очень часто достаточно лишь вернуть тело клиента в прежнюю, более расслабленную позу и затем попросить его сделать несколько глубоких вдохов – и психотерапевтический сеанс возвращается на путь, ведущий к цели. Иногда такой маневр может вызвать очень сильную реакцию со стороны клиента. Если клиент «видит-чувствует» сильную эмоцию и пытается отсечь ее, вытягивая и напрягая шею, то когда мы возвращаем его в прежнее положение, он может войти в непосредственный контакт с чувствами, которые стали для него источником больших жизненных трудностей.
В этой области были получены некоторые очень интересные результаты. Джеральд Шахман и Эрнст Берджи опубликовали в 1971 году статью, в которой сообщали, что положение нижней челюсти оказывает сильное воздействие на слух (Schuchman & Burgi, 1971). Изменяя положение нижней челюстной кости, можно увеличить способность различать чистые тоновые сигналы. Также оказалось возможным повысить пороговую чувствительность в среднем до 15 дБ. Для психотерапевта это просто означает, что, изменяя положение нижней челюсти клиента, можно улучшить его способность слышать, а также что, обращая пристальное внимание на положение нижней челюсти клиента, можно определить, когда он нас слышит, а когда – нет.
Альтшуллер и Комалли сообщали данные, касающиеся взаимосвязи между наклоном тела и способностью к локализации источника звука. Было выполнено еще довольно много исследований такого рода. Мы, как психотерапевты, можем из этого сделать вывод, что нам не только следует читать соответствующие журналы, но также и постараться по-новому взглянуть на собственный опыт. Проделайте, если хотите, маленькое упражнение:
Попросите какого-нибудь человека, чтобы он вам о чем-нибудь рассказал. Когда беседа не требует от вас ответа, попытайтесь подвигать вашей нижней челюстью, придавая ей различные положения, и проверьте, как это отразится на вашей способности слышать. Всем нам доводилось испытывать чувство, что мы как бы выпадаем из разговора, но обращали ли вы когда-нибудь внимание на то, каким образом вы изменили положение собственного тела, чтобы это произошло? Посредством этого упражнения у вас есть возможность узнать что-то новое не только о себе, но и о том, как ваши клиенты используют различные позы, оказывающие влияние на их способность слышать вас. Попробуйте также проверить различные комбинации движения головы справа налево и положений тела. Можете наклоняться, сводить плечи вместе и т. д., словом, используйте самые разные сочетания, которые придут вам в голову. Еще вы можете воспроизвести позу одного из ваших клиентов, который, как вам кажется, прекрасно вас слышит, и посмотреть, как его поза влияет на ваш собственный слух.
Изменения, которые вы отметите в своей способности слышать, будут еще более выраженными у ваших клиентов в ситуации стресса или при обсуждении эмоционально заряженных проблем. И здесь большим преимуществом будет, если вы поможете клиенту сохранить правильное дыхание и поддерживать позу позволяющую ему хорошо слышать вас. Вирджиния Сатир однажды заметила одному из своих клиентов: «Легко чувствовать себя подавленным, если вы придавили собственный взгляд к земле». Предлагаем вам попробовать не поднимать глаз в течение часа, и вы убедитесь в справедливости ее слов. В своей работе мы используем множество соответствующих техник «настройки» тела. Более подробно мы расскажем о них в одной из своих следующих книг. Большую часть этих техник вы при желании можете обнаружить сами, просто проведя исследования собственных состояний. Люди, которые постоянно щурятся, жалуются, что у них большие трудности со зрением, а могут даже заявить что-нибудь вроде:
Я не вижу, что вы им говорите.
Людям, у которых имеются большие трудности с визуальными образами, можно помочь овладеть этими техниками, если обратить внимание на паттерны движения их глаз, – как будет показано в кратком обзоре последних работ в области быстрых движений глаз.
«Настройка» тела может стать огромным преимуществом в процессе психотерапии, если использовать ее для того, чтобы помочь клиентам использовать свои чувства в качестве мощного ресурса при работе с вызывающими сильное напряжение частями их моделей мира. Мы намерены в ближайшие годы провести намного больше исследований в этой области. А сейчас мы хотели хотя бы упомянуть об этом для того, чтобы те из вас, у кого появится желание исследовать эту область, получили такую возможность.