Глава VII Что такое сочинение?
Глава VII
Что такое сочинение?
Тривию всегда кто-то пишет. Она не появляется просто так из ничего, распечатав саму себя на печатном станке братьев Паркер, либо слетев с губ Алекса Требека, либо выведя себя на экран суперкомпьютера того типа, который Капитан Кирк[92] умело перегружал с помощью логических парадоксов. Кому-то приходится сидеть и физически писать вопросы.
Это может казаться слишком очевидным, но это одна из тех вещей, которые мы редко принимаем во внимание. Перефразируя комика Джейкоба Коэна (уже в возрасте за сорок случайно начавшего использовать сценическое имя Родни Дэнджерфилд), авторам тривии никто — никто не отдает должное! Trivial Pursuit и другие настольные игры никогда не указывают имен анонимных фрилансеров, которые трудились над тысячами вопросов. Премия «Эмми» за достижения в области телевидения вручается в отдельных категориях сценаристам мыльных опер, программ для детей и семейных шоу, но не авторам викторин. Часто номинируемые авторы вопросов Jeopardy! вынуждены соревноваться во всеохватной категории «Особые сценарии» с литературными светилами, которые творят для «Шоу Эллен Дедженерес» и The View.
Я ничего не имею против тех храбрецов, которым приходится вставать ни свет ни заря, чтобы писать реплики для раздражительной Джой Бехар или Стар Джонс, но сочинение тривии, по большому счету — это задача принципиально иного уровня сложности[93]. Критики заслуженно превозносят «сценаристские» телешоу, например «Западное крыло» или «Девушки из Гилмора», за их насыщенные, многословные диалоги, но моя головокружительная первая игра в Jeopardy! напомнила мне, что никто не вкладывает в единицу времени больше материала, чем сценаристы Jeopardy!. По сравнению с бесконечной пулеметной очередью вопросов и ответов Jeopardy! «Девушки из Гилмора» — это наполненная паузами пьеса Пинтера, а «Западное крыло» — созерцательный фильм Бергмана.
Но, скажете вы, писать тривию наверняка легко. Жизнь, как мы убедились из школьного курса, изобилует различными фактами. Берешь какой-нибудь факт, ставишь в конце знак вопроса — и вуаля! Получите тривию! Все равно что ловить китовую акулу (кстати, самую большую рыбу в мире) в бочке с водой. Результат предрешен. Успех гарантирован.
Но это все иллюзия. Библиотеки могут быть переполнены фактами, однако искать тривию на их сухих, пыльных полках — это все равно, что намывать золото. Сверкающих зерен мало, и встречаются они редко. Как говорится во вступлении к одной ранней книге тривии, «между цветком тривии и сорной травой деталей» лежит пропасть. Иными словами, вся тривия — это факты, но не все факты — это Тривия с большой буквы «Т». Я не могу точно объяснить разницу, но знаю, что она есть. «Комедийный актер Альберт Брукс учился в Технологическом институте Карнеги в Питтсбурге» — это факт. Так же как и то, что рост Альберта Брукса — 5 футов 10 дюймов[94]. Но это не интересует никого, кроме его портного. А знали ли вы, что комедийный актер Альберт Брукс был вынужден взять псевдоним, потому что его настоящее имя Альберт Эйнштейн? То-то. Вот это — Тривия.
Кто они, эти непризнанные гении, алхимики, превращающие факты в золото тривии? В Jeopardy! работают девять или десять редакторов и столько же авторов, но на съемках мне удается краем глаза увидеть только некоторых из них. С резко очерченными лицами, в очках, они стараются держаться поближе к сцене и всегда готовы вмешаться, если участник ответит: «Иоганн Штраус» вместо «Рихард Штраус»[95].Но я не имею права с ними разговаривать. Если я приближусь к ним хотя бы на 30 футов, на меня спикирует крепкий охранник компании Sony. Чтобы найти людей, которые зарабатывают на жизнь написанием тривии и которым при этом не запрещено со мной общаться, мне придется отправиться куда-нибудь еще.
Я отыскиваю Мартина Брауна из Саусалито (кстати, в переводе с испанского это значит «маленькое ивовое дерево»), который находится всего лишь по ту сторону моста Золотые Ворота от Сан-Франциско. Мартин живет здесь почти 15 лет, с тех пор как ушел из основанного им же рекламного агентства в Атланте и переехал сюда, чтобы работать в качестве фрилансера писателем и журналистом. Его карьера сделала крутой поворот, когда он выполнял работу для семейного психолога Джона Грея. В 1993 году этот человек шокировал одновременно астрономов и антропологов, обнаружив, что мужчины и женщины родом не с Земли, как все долгое время полагали, а с Марса и Венеры соответственно. Книга Грея[96] разошлась многомиллионным тиражом и породила целую империю сопутствующих товаров, в числе которых в конце концов появилась и популярная настольная игра. Так вот, Мартин занимался созданием «кардвера» (то есть вопросов, на сленге любителей настольных игр-викторин), после чего начал новую для себя карьеру, став автором тривии для популярных настольных викторин: Top-10 Game, Who Said That, mental_floss game, Snapple Real Facts game и многих других.
«Можно ли дать простое определение тривии? — размышляет Мартин, накалывая на вилку кусочек крабовой котлеты. — Я люблю приводить такой пример. Если бы мы жили на Луне, все земные проблемы были бы тривией». Мы сидим в залитой солнцем прибрежной закусочной в Саусалито, или «Мейберри у залива», как называет город Мартин. Он указывает мне каждого посетителя, которого знает. Сам Мартин — мужчина средних лет с худощавым лицом и пронзительными, прозрачно-голубыми глазами. Он обожает тривию. Мы познакомились всего несколько минут назад, а он уже рассказал мне, что «щупальца лобстера вибрируют из-за ионов кальция». Я обычно приберегаю такие вещи для второй или третьей встречи.
Превратить информацию, даже интересную информацию, в занимательный и «играбельный» вопрос тривии — это умение, в чем-то даже искусство, говорит Мартин. Он только что вернулся из поездки с сыном по Большому Каньону, во время которой предлагал отпрыску небольшое упражнение. «Вот тебе бейсбольный факт. Удар, о котором узнал весь мир, совершил Бобби Томпсон, выступая за „Нью-Йорк Джайентс“ в 1951 году против „Бруклин Доджерс“ в последней игре плей-офф. Этот удар решал, какая из команд будет принимать участие в Мировой серии. Итак, здесь много фактов. Что ты будешь с ними делать? Какой ты напишешь вопрос?»
«Какой бейсболист совершил Удар, о котором узнал весь мир?» — предложил сын.
Мартин указал ему, что данный вопрос можно было бы «облегчить» или, напротив, усложнить. «Какая команда первенствовала в Национальной лиге, когда Бобби Томпсон совершил свой удар, о котором узнал весь мир?» Так проще. Или еще: «Назовите общее прозвище, которое получили оружейный салют 1775 года в Конкорде и хоум-ран, исполненный на стадионе „Поло Граундс“». Можно и наоборот, «утяжелить» вопрос: «Кто играл на позиции питчера, когда Бобби Томпсон…?» (Ральф Бранка.) «Какой был счет, когда…?» (422.)
«Есть сотня различных способов отрегулировать сложность этого вопроса. Как будто бы я взял твой палец и… — он изображает, что зажимает тиски. — Больно? А теперь? Ты можешь варьировать причиняемую боль».
Один удар биты, блеск солнца на стальной окантовке верхнего яруса, одно событие, один удачный фастбол порождает сотни возможных вопросов. Какое знаменитое восклицание комментатора Русса Ходжеса последовало за этим ударом и сохранилось для истории только потому, что один-единственный человек, болельщик «Доджерсов», записывал трансляцию игры?[97] Какой легендарный бейсболист единственный из своей команды остался на поле, чтобы убедиться, что Томпсон коснулся каждой базы?[98] Какого комедийного актера стошнило на трибунах на ботинки Фрэнка Синатры как раз в тот момент, когда Томпсон совершил свой хоум-ран?[99] Какой будущий игрок «Янкиз», представленный в Зале Славы, родился в тот великий день?[100] Какого киноперсонажа убивают, когда он слушает в своей машине трансляцию этой игры?[101]
Фактов более чем достаточно, но автор тривии должен приготовить из них самые лучшие из возможных вопросы. Простой, состоящий из одной строки вопрос может быть результатом тысячи маленьких решений: это короткая, но очень требовательная форма. Это немного похоже на сочинение стихотворения в тугой смирительной рубашке стихотворной формы, такой как вилланель или хайку. Все должно быть точно. Важен каждый слог. И за всю эту работу автор тривии, быть может, получит жалкий доллар или два за вопрос.
«Из всей моей фрилансерской работы меньше всего мне платят за работу над играми. Я получаю пять баксов за карточку и мог бы за ту же зарплату подавать кофе в „Старбаксе“, — с сожалением говорит Мартин. — С другой стороны, это зачастую самое интересное, что мне приходится делать в жизни».
После ланча Мартин устраивает для меня автомобильную экскурсию по округу Марин, во время которой мы, конечно же, говорим о тривии. Похоже, вид секвой или моста Золотые Ворота с крутых берегов над Тибуроном пробуждает в Мартине философа. Так же, как и я, он не в восторге от слова «тривия».
«То, что тривиально для одного, может быть полным смысла для другого», — отмечает он. Называя информацию тривией, мы обесцениваем ее. Такой подход дает многим людям повод считать, что они не обязаны этого знать.
«К примеру, зачем нам нужно знать — сейчас, дай я тебе нарисую… — он выуживает из кармана ручку и ставит на обрывке бумаги семь точек. — Что это?»
«Большая Медведица».
«А какой смысл знать, что, скажем, еще через миллион лет Большая Медведица будет выглядеть так?»
Он показывает мне то, что нарисовал на обратной стороне клочка бумаги. Тысячелетия «истинного движения», открытого в 1710 году Эдмундом Галлеем, до неузнаваемости изменили Медведицу. Теперь она похожа на кривую букву «М», растянутую, как ириска.
Он сам отвечает на свой вопрос. «Для меня смысл в том, чтобы знать, что небо и звезды, которые я вижу над собой, — это не те небо и звезды, которые видели динозавры. И звезды, что увидят жители этой планеты через три миллиона лет, не будут теми звездами, которые видел я. Множество людей, например старшеклассников, скажут: „Ну и какое мне до этого дело?“ А до этого должно быть дело, потому что ты понимаешь: Вселенная непостоянна. Она только кажется постоянной, мой друг, потому что твоя жизнь — это… — он щелкает пальцами, — в масштабах вечности. Осознав это, ты обретаешь связь с чем-то большим. Это то же самое, что дает людям вера. Она связывает их с чем-то большим».
Духовная сила тривии. В тишине, под нестареющими прибрежными секвойями это рассуждение выглядит почти бесспорным.
Если кто-то и мог зарабатывать деньги написанием тривии, то это Рей Хэмел. Сейчас утро пятницы, и Рей только что проводил своего девятилетнего сына в школу. Я паркуюсь перед его домом в сельском стиле с тыквенного цвета обшивкой в пригороде Мэдисона. На дорожке возле дома стоит светло-голубой седан с номерным знаком, на котором написано «ТРИВЕЯ».
«Тривия через „и“ была уже занята, — объясняет Рей спокойным, добродушным голосом, в котором слышен среднезападный акцент. Он общительный человек с песочного цвета волосами и кривой, как у бурундука, улыбкой. — Наша подъездная дорожка тоже оплачена тривией. После подписания контракта на книгу мы смогли покрыть ее цементом, а не просто заасфальтировать».
В течение шести лет Рей писал викторины Noodle Nudgers для сайта «Нью-Йорк Таймс», которые в конце концов издал в виде книги. Он писал тривию для радио, для журналов и для интернета. Но, несмотря на этот успех, Рей не бросает свою дневную работу. Он и его жена — библиотекари-консультанты в Университете Висконсина. Рей работает также в университетском исследовательском центре.
Исследование макак-резусов в 1940 году в Университете Висконсина в Мэдисоне привело к открытию резус-фактора в группах крови человека, что кажется мне довольно интересным фактом. Теперь, когда я постоянно настроен на волну тривии, я полностью опровергаю Отчеты доктора Кинси. В отличие от среднего американца, я теперь каждые семь секунд думаю не о сексе, а о тривии.
Как и я, Рей не может вспомнить то время, когда он еще не впитывал тривию, как губка. «Мама говорила, что нам не нужно было покупать телегид, потому что я знал наизусть всю программу передач». В колледже он начал писать викторинные вопросы для бара La Crosse в Висконсине и собрал в своей комнате в общежитии столько призов победителя радиовикторин, что станция попросила его вести свое собственное шоу тривии. Он выпускал бюллетень тривии и проводил университетские турниры. Вдоль стен в подвале у него стоят в буквальном смысле тысячи книг с тривией и играми, на ней основанных. В 2000 году он даже читал лекцию о тривии в Смитсоновском институте.
Я спрашиваю, каким, по его мнению, должен быть великий вопрос тривии. Как и Мартин, он в ответ рассуждает о проблеме оценки сложности, о том, чтобы сделать вопрос достаточно легким, чтобы на него ответили, но при этом достаточно сложным, чтобы слушателям все же пришлось почесать в затылке. Тривия неинтересна, если она не находится непосредственно в этой сумеречной зоне, между простым и никому не известным.
Но более всего, по его словам, он ждет от вопроса чего-то, что не слышал раньше. Новизны.
Мне знакомо это чувство. Чем больше играешь в тривию, тем более пресыщенным становишься. Конечно, когда-то было захватывающе интересно узнать, что Джон Адамс и Томас Джефферсон умерли в один и тот же день, 4 июля, или что Тому Селлеку пришлось отказаться от роли Индианы Джонса, чтобы сыграть частного детектива Магнума. Но после того как ты услышал эти вопросы несколько раз, они воспринимаются как позавчерашние новости. Тебе необходимо больше свежей тривии, чем производит Вселенная.
«Где же ты находишь материал для новых вопросов?»
«Берешь два элемента, между которыми раньше не видел никакой связи, и соединяешь их, а потом говоришь себе: „Да, это круто, здесь есть связь, которую никто не замечал“».
Рей прав. В областях, где вся хорошая тривия уже использована, единственным вариантом зачастую остается создание новых связей между старыми фактами. Конечно, энциклопедия может рассказать вам, что драматург Джордж Бернард Шоу в 1925 году получил Нобелевскую премию по литературе. Киносправочники поведают вам, что Шоу получил «Оскара» в 1938 году за участие в адаптации собственной пьесы «Пигмалион» для киноэкрана. Но только маньяк тривии станет изучать страницы списков людей, получивших «Оскар», и нобелевских лауреатов, чтобы подтвердить: да, Шоу действительно является единственным человеком за всю историю, который получил и Нобелевскую премию, и «Оскар». Так рождается факт для тривии.
Когда Рей в одном из вопросов для «Нью-Йорк Таймс» перепутал «Гордость и предубеждение» Джейн Остин с ее же «Нортенгерским аббатством», он получил несколько писем от разгневанных читателей. Я тоже написал свою долю вопросов для турниров по викторине и знаю: если я допущу ошибку, самое плохое, что может произойти, — какой-нибудь раздражительный старшекурсник-гуманитарий в футболке с репродукцией Эшера достанет меня после игры. Но когда пишешь для высокорейтинговой шоу-викторины, ставки чуть-чуть выше. От написанного тобой вопроса могут зависеть огромные суммы денег.
«Это и правда были нелегкие времена», — говорит Бобби Пэттон о годах, когда он работал автором и редактором в «Кто хочет стать миллионером?». Я нашел его в Нью-Йорке, в офисном здании на Шестой авеню, где он пишет сейчас сценарий для нового реалити-шоу. Не могу сказать точно, каким я себе представлял автора вопросов для телевикторины, но Бобби совсем не похож, скажем, на пузатого владельца магазина комиксов. Скорее он мог бы быть солистом эмо-группы: рваная битловская прическа, большие уши, чувственное красивое лицо. Красные носки — это единственное яркое пятно в его совершенно черном наряде.
Бобби писал для «Миллионера», когда шоу было на пике своей популярности. Оно занимало верхнюю строчку в рейтинге Нильсена[102], и канал ABC показывал его — я даже не представляю, как это возможно — 137 раз в неделю! На столь элитном уровне тривия становится серьезным делом, особенно если это единственная дойная корова находящейся в кризисе телевизионной сети. «Во-первых, они были настоящие фанатики по части безопасности, — говорит Бобби. — Они так волновались по поводу скандалов, связанных с викторинами, что единственными, кому разрешалось заходить в редакторскую комнату, были авторы и редакторы. Нам всем пришлось подписать соглашения о конфиденциальности. Нам запрещалось разговаривать с кем-либо на съемочной площадке». Директор программ ABC даже приходила по пятницам, чтобы прочитать редакторам напутственную лекцию перед тем, как они уйдут на выходные. «Она говорила: вы не имеете права никому рассказывать, где работаете. Она была на этом реально сдвинутая. Для любопытных мы просто работали на ABC в отделе производства программ». Иными словами, если кого-либо из редакторов похитят или убьют, компания будет отрицать любой факт осведомленности об их действиях…
Не менее серьезно телеканал относился и к контенту, то есть к самой тривии. Вопросы нельзя было просто отбрасывать. Чтобы ни один факт или определенная тема не использовались дважды, пришлось создать сложную базу данных. Вначале это не казалось проблемой. «Но настало время, когда там уже имелось все, что бы ты ни искал», — говорит Бобби. Редакторы должны были выдавать на-гора по 25 вопросов в день. Когда все темы исчерпались, это стало почти невозможно.
Но ничто не волновало руководителей шоу больше, чем корректность вопросов. К каждому вопросу команда проверки должна была найти три источника. Требовалось исключить малейший намек на двусмысленность. Главный редактор был юристом, выпускником юридического факультета Йельского университета, вздыхал Боб, поэтому каждый вопрос следовало формулировать так же четко и неоспоримо, как юридический документ. «Все вопросы должны были быть „заточены“ на один ответ».
«Заточены?»
Это сленг из «Миллионера», который обозначает, что вопрос должен быть достаточно определенным, чтобы исключить двойственные ответы. «Кто впервые предложил переход на летнее время?», хотя это и достаточно распространенный вопрос тривии, не «заточен». Ответом могут служить множество немецких, американских или британских мыслителей, в зависимости от того, какими данными пользоваться. Для «заточки» вопроса нужно переписать его так, чтобы он содержал более определенные факты: «Кто впервые предложил переход на летнее время в своем эссе 1784 года „Экономический проект“?»[103]
Крошечная ошибка в формулировке вопроса могла привести к многомиллионному иску, о чем продюсеры «Миллионера» были прекрасно осведомлены. Во время первого сезона у шоу уже случилась пара неприятностей в виде жалоб участников. Ответ на вопрос, какое из озер больше — Мичиган или Гурон, зависит от того, измеряется площадь или объем. Ответ на вопрос, раньше или позже Водолея идет Скорпион, зависит от того, говорите ли вы о календарном годе или зодиакальном круге.
27 июля 2000 года в кресло игрока попал Рик Роснер. Роснер был парнем со странностями: вышибала, натурщик в стиле ню и космолог в одном флаконе. Большую часть жизни, с 20 до 40 лет, он провел в попытках снова и снова вернуться в школу в разных париках и гриме, одержимый идеей в этот раз «все сделать правильно». В общем, когда речь пошла о «Миллионере», Роснер тоже захотел получить второй шанс. Его вопрос за $16 тысяч звучал так:
Какая столица расположена в самой высокой точке над уровнем моря?[104]
А. Мехико.
В. Богота.
C. Кито.
D. Катманду.
Прослыв парнем, мягко говоря, необычным, Роснер, бесспорно, был необычайно умен. На самом деле, он бывший редактор Noesis, новостного листка общества «Мега» — общества, сосредоточившего в своих рядах людей с высоким IQ, которое уносится в стратосферу от самодовольного 98-процентного идеала Менсы[105]. Для вступления в общество «Мега» нужно состоять в 99,9999-процентной доле интеллектуалов, или, буквально, быть одним из миллиона. Я не знаю, кто числится у них в членах, но учитывая, что даже математически на это имеют право менее 300 американцев, им, возможно, не нужно такое уж большое клубное помещение.
Но в тот день разум Роснера, один на миллион, подвел его. Его окончательным ответом был Катманду, столица Непала, которая в действительности расположена ниже, чем все остальные варианты ответа. Роснер отправился домой всего лишь с $1000.
К несчастью для редактора «Миллионера» Джона Селлерса, который написал этот вопрос, оказалось, что Ла-Пас, одна из столиц Боливии, находится даже выше, чем все перечисленные города. Если бы вопрос звучал: «Какая из этих столиц…» — то никакой проблемы бы не возникло, но озвученная в эфире формулировка стала судьбоносной ошибкой. Роснер утверждал, что его обманули, так как в списке не было единственно правильного ответа на вопрос. Он писал руководству «Миллионера» и ABC письма, в которых требовал переигровки. Он просмотрел десятки игр «Миллионера», чтобы определить, что этот 16-тысячный вопрос был необычайно сложным. Он провел исследование, в котором доказывалось, что кривизна Земли не позволяет точно измерить высоту городов над уровнем моря. Он назначил всем городам мира — и я не шучу — «индекс общей неизвестности», чтобы показать, что Катманду, самый неправильный ответ из всех, на самом деле был «необычайно привлекательным ответом».
«Миллионер» обычно возвращал игроков в игру, когда продюсеры признавали двусмысленность вопроса, но в этом случае они, должно быть, посчитали, что разница между «какая» и «какая из этих» слишком тонка, чтобы основывать на ней жалобу. Роснер подал иск в Лос-Анджелесский окружной суд, но его туманные представления о честной игре и о том, чтобы «все сделать правильно», разбились о железобетонный контракт участника «Миллионера», который давал ABC последнее и окончательное слово в деле определения корректности вопросов и ответов. Судья удовлетворил ходатайство шоу о решении в порядке упрощенного судопроизводства, которое было оставлено в силе после апелляции. Дело закрыто.
Весь этот четырехлетний спор был результатом разницы в один предлог и одно местоимение. Написание тривии — дело серьезное, если ты взобрался на вершину.
Платили хорошо. Фрилансеры, такие как Мартин Браун, иногда берутся работать за почти минимальную плату, но редакторы «Миллионера» — в то время смесь из почти равного числа сценаристов телевизионных комедий и «людей тривии» из мира турниров по скреблу и кроссвордингу — не могли зарабатывать меньше минимума, установленного Гильдией телесценаристов. Другими словами, их зарплата за неделю примерно равнялась тому, что я могу заработать за год писания и редактирования вопросов для NAQT.
Говоря о больших деньгах, Бобби вспоминает, что именно он написал вопрос стоимостью в $1 млн, который сделал Нэнси Кристи первой женщиной-миллионером на телешоу. «Кто позировал художнику Гранту Вуду в образе фермера для его классической картины „Американская готика“?»[106]
«И каково это, когда чье-то финансовое благополучие зависит от твоего вопроса?»
«Каждый раз, когда задается дорогой вопрос моего авторства, мне очень грустно, если на него не отвечают правильно. Когда пишешь вопросы, когда придумываешь три неправильных ответа, чувствуешь, что пытаешься обмануть их, понимаешь?»
«Ничего подобного! — произносит голос позади нас. — Я чувствовал, что победил их! Я чувствовал себя превосходно!»
Это в комнату вошел Бен Грубер. Похожий на большого медведя человек с бритым а-ля Майкл Чиклис черепом и робкой улыбкой, Бен тоже писал вопросы для «Миллионера». Сейчас он работает по соседству над пилотным выпуском другой викторины. «Миллионер» не был первым опытом Бена по части телевикторин: он начинал ассистентом на географической программе для детей Where In The World Is Carmen Sandiego? так что вы, возможно, узнаете его: он появлялся в кадре в образе пришельца из космоса, цыпленка, акулы (многократно) и огромного куска торта.
Боб и Бен вспоминают некоторые из дорогих «вопросов на засыпку», которые они написали и которые определили судьбу потенциальных миллионеров. Часть из них числятся среди их любимых вопросов всех времен. «Страшное лицо какой знаменитости изображала разрисованная резиновая маска, которую носил Майкл Майерс в фильме „Хэллоуин“?»[107] Какую клюшку для гольфа Алан Шепард использовал для своего знаменитого удара на Луне?[108] Как звали черепах Роки Бальбоа?[109]
Я задаю Бену и Бобу свой главный вопрос. Что необходимо для хорошего вопроса тривии? К чему они стремились в своих самых лучших вопросах, написанных для «Миллионера»?
«Если у тебя есть интересная информация, ты хочешь вытянуть из нее самые лучшие вопрос и ответ из возможных, — рассуждает Бобби. — На „Миллионере“ мне иногда возвращали вопрос с припиской: „Это хороший материал, но вопрос из разряда „Всем пофиг““. Я пробовал переформулировать вопрос, и, как правило, он становился гораздо лучше».
«Можно задавать вопросы о чем угодно, — говорит Бен, — но некоторые из них кажутся просто случайными фактами. Как говорится, нет повода для вопроса».
То есть вопрос должен касаться чего-то важного для отвечающего и не являться просто случайным фактом? Интересная мысль, как мне кажется. Тривия плоха, если она тривиальна.
Чем больше фактов и вопросов тривии я исследую, тем больше убеждаюсь, что они имеют тенденцию укладываться в четкие категории. Я имею в виду не тематические категории: синий сектор «География» против оранжевого сектора «Спорт и досуг», а совершенно новую классификацию, основанную на типах самих вопросов, на том, что делает их интересными, достойными того, чтобы их задали. В каждом из этих типов можно написать вопросы на любую тему — от творчества группы Pet Shop Boys до цикла солнечных пятен и гаитянских ритуалов вуду. Девять наиболее распространенных типов, на мой взгляд, таковы.
Табуретка. Это основа тривии, обычные заурядные вопросы в лоб. В вашем банке памяти либо есть на них ответ, либо его нет. Точка. «Что означает буква „М“ в имени Ричарда М. Никсона?»[110], «Как называлось китобойное судно капитана Ахава?»[111], «Кто из великих игроков в американский футбол носил прозвище Сладенький?»[112]
Венский стул. Игра в «табуретки» — это чаще всего достаточно скучная игра по системе стимул — реакция, и поскольку «табуретки» составляют основную массу тривии, иногда приходится их приукрашивать несущественными для ответа, но более занимательными фактами. В Jeopardy! так делают постоянно. Скучно снова и снова спрашивать, какой штат имеет прозвище Золотой, поэтому ты добавляешь еще один факт о Калифорнии, который совсем не помогает, но дает телезрителю дополнительный лакомый кусочек информации. «Этот „Золотой штат“ назван в честь мифического острова из испанского романа 1510 года» или «Этот „Золотой штат“ производит 90 % брокколи в Америке».
Самое-самое. Очевидно, что с точки зрения тривии гораздо лучше быть первым, лучшим или самым сильным в чем-либо, чем занимать второе место. «Какой из национальный парков США идет первым по алфавиту и одновременно является самым восточным?»[113], «У какого сухопутного млекопитающего самый длинный хвост?»[114], «Какая охраняемая законами об авторском праве книга была продана наибольшим числом экземпляров?» Особенно популярны такие вопросы у подростков, которые только что получили в руки экземпляр Книги рекордов Гиннеса (кстати, именно она была продана наибольшим числом экземпляров среди копирайтных изданий) и хотят проверить вас на знание самых дурацких рекордов оттуда. Например, как зовут чокнутого парня из Непала, у которого ногти длиной в четыре фута, или тех жирных близнецов на мотоциклах.
Единственное и неповторимое. Здесь речь идет об уникальных в чем-либо объектах или людях. «Назовите единственную планету Солнечной системы, названную в честь богини, а не бога»[115]. «Назовите единственное млекопитающее, которое не может прыгать»[116]. «Назовите единственный фильм, снятый по мотивам телесериала, который был номинирован на „Оскар“ в категории „Лучший фильм“»[117]. Слово «единственный» звучит авторитетно и притягательно, давая вам ощущение, что вы узнаёте что-то важное. Вопрос, очевидно, многое теряет, если не имеет единственно возможного ответа. «У каких семи планет Солнечной системы есть спутники?» «Назовите все виды млекопитающих, которые не умеют пользоваться пультом дистанционного управления». «Какие 26 скучных костюмных драм были номинированы на „Оскар“ в номинации „Лучший фильм“?»
Проблема с «единственным и неповторимым» заключается в том, что определение истинной уникальности объекта может быть невообразимо трудоемким процессом. Взять хоть дурацкий вопрос о единственном млекопитающем, которое не может прыгать. Я видел его десятки раз, и меня все еще гложут сомнения. Команда редакторов, работающих над Trivial Pursuit, выследила каждый из других оставшихся видов млекопитающих на планете и вежливо попросила по одному разу совершить небольшой прыжок, чтобы иметь возможность поставить галочку в маленьком квадратике анкеты и перейти к следующему виду. «Хорошо, чихуахуа, спасибо, можешь перестать прыгать. Пригласите шимпанзе и передайте шиншилле и китайскому водяному оленю, что они следующие!» Я обычно воспринимаю такие вопросы с известной долей иронии, другими словами, делю сведения, в них заложенные, на десять.
Супер-Мега-Гипер. Кажется, когда-то какими-то писателями тривии было решено, что любой факт с умопомрачительно большим числом является основой для великолепного вопроса. Их можно встретить где угодно. На строительство дамбы Гувера ушло 8 миллиардов триллионов тонн цемента. В канадском сленге 110 тысяч различных слов для обозначения хоккея. Потребовалось бы 37 биллионов лет, чтобы добраться до Солнца на сегвее[118].
Мне всегда кажется, что я упускаю «крышесносность» таких фактов. Во-первых, как можно просто представить себе количество чего угодно, выраженное числом с девятью нулями? Что, слабо представить себе хвост из «старбаксовских» роллов, который обвивается вокруг Земли 60 млн раз? Хорошо, тогда представьте хотя бы что-нибудь настолько большое, что оно может обвиться вокруг Земли 30 млн раз. Поняли? Это нереально большая штука. А теперь увеличьте ее мысленно в два раза!
Но настоящие проблемы начинаются тогда, когда неофиты пытаются превратить эти непомерные числа в вопросы. «Сколько тонн цемента ушло на постройку дамбы Гувера? Ой, нет, извините. Вы ошиблись на 4 тонны. Правильный ответ — 8 миллиардов триллионов». Что интересно, вопросы такого типа оказываются полезны по крайней мере при одном сценарии: их часто используют, чтобы определить победителя при ничьей в викторинах британского типа, которые проходят в пабах. Там хорошие большие числа, касающиеся площади самой большой когда-либо испеченной вафли, практически гарантированно сводят шанс ничьей к нулю.
Забавное совпадение. Авраам Линкольн и Чарлз Дарвин родились в один и тот же день в 1809 году с разницей всего в несколько часов. Девичья фамилия матери Базза Олдрина — Мун. Все четыре обладательницы «Оскара» в номинации «Лучшая актриса второго плана» с 1978 по 1981 годы имели инициалы М. С.
Эти удивительные факты, очевидно, не являются результатом кем-то спланированных или осмысленных действий. Малыш Эйб и юный Чарльз Дарвин не были жертвами зловещего плана по подмене младенцев в больнице; при рождении их разделял океан (хотя Дарвину, возможно, показался бы интересным тот факт, что Линкольна однажды назвали «исполненным благих намерений бабуином», и не кто-нибудь, а генерал союзных войск Джордж Макклеллан). И если НАСА и Академия киноискусства теоретически могли пользоваться какими-то странными критериями при выборе астронавтов для «Аполлона» и обладателей «Оскара», то остальные факты — это чистое совпадение. Они могут не быть важными или значительными, но они редки, забавны и напоминают нам, что правда может быть удивительнее вымысла.
Дьявол в деталях. Из скольких лучей состоит корона статуи Свободы?[119] Какого цвета две буквы G в логотипе Google?[120] Кто из «битлов» на обложке Abbey Road изображен босиком?[121]
Такие маленькие камни преткновения — это самая иезуитская, самая раздражающая форма нашего искусства, infant terrible королевства тривии, если хотите. Вы видели статую Свободы, логотип Google и обложку Abbey Road сотни раз, однако память не всегда воспроизводит картинку с требуемой фотографической четкостью. Поэтому после таких вопросов игроки неизбежно стонут, рвут на себе волосы и бьют себя по лбу. Вопросы этого типа часто касаются денег. Например, «Какое здание изображено на оборотной стороне банкноты в $20?»[122] Особенно весело бывает наблюдать, когда игроки пытаются тайком выудить монеты или банкноты из карманов так, чтобы никто этого не заметил.
Ветеран тривии Роб Линэм из Британии однажды поделился со мной лучшим вопросом, который он написал в своей жизни. Он тоже вполне укладывается в тип «Дьявол в деталях», хотя и с дополнительным бонусом — временным унижением любого, кто осмелился ответить на него правильно. Роковой вопрос звучал очень просто: «Какого цвета виагра?»[123]
Подвох. Вопросы с подвохом восходят к богатой традиции школьных дворов. Среди них бывают такие жемчужины, как «Законно ли в Калифорнии жениться на сестре своей вдовы?» или «Если петух снесет яйцо на верхушке остроконечной крыши, в какую сторону оно упадет?» Вы яростно прочесываете свою память в поисках экзотических знаний о семейном праве и домашней птице, но спрашивающий просто в нетерпении ждет, чтобы посмеяться над вами. «Ха-ха, есть над чем подумать! Любой, у кого есть вдова, уже мертв!» Или «Идиот, петухи не несут яйца! Несутся курицы».
Может, это и глупо, но данный тип вопросов действительно вошел в моду. Jeopardy! даже слишком часто припадает к источнику вопросов из категории «Тупые ответы». Когда создателям недавнего издания Trivial Pursuit нужно было выбрать один вопрос из 4800, чтобы напечатать его на обратной стороне коробки с игрой, они выбрали именно вопрос с подвохом: «Какое подходящее имя дали динозавру, обнаруженному около городка Муттабурра в Австралии?»[124]
Несмотря на это, мне нравятся вопросы, которые вдобавок к необходимости демонстрировать реальные знания заставляют игрока взглянуть на вопрос с неожиданной стороны. «Действующий глава[125] какого государства, помимо Германии, родился в Германии?»[126] Если взглянуть под правильным углом, выйти из плоскости, ответить довольно просто; в противном случае — невозможно. Вот любимый вопрос Рея Хэмела, который требует и экзотического знания, и наметанного глаза: «Какие два президента США носили имя Томас?»[127]
Головоломка. Не настолько обманчивый тип, как вопрос с подвохом, но еще более хитрый. Цель такого типа вопросов состоит в том, чтобы спросить нечто, чего не знает никто, но при этом включить в вопрос правильные подсказки, которые с помощью некоторой доли здравого смысла, дедукции или ассоциативного мышления позволят игроку испытать внезапную вспышку озарения и найти ответ. Когда вы спрашиваете «В каком университете изобрели напиток „Гейторейд“?», вы не ждете от игрока знания истории корпорации Gatorade. Вы ждете, что их мысль пойдет следующим путем: «Гейторейд»… Аллигаторы… команда «Гейторз»… Университет Флориды!
Такой подход не работает на «Миллионере» или в других форматах с выбором ответа из предложенного списка. Если правильный ответ обязательно сопровождается щелчком («Да! Это наверняка правильный ответ!»), то сложно придумать три ложных ответа, которые будут не хуже. На «Миллионере» все четыре варианта должны быть одинаково правдоподобны… или неправдоподобны.
Напротив, в Jeopardy! просто обожают головоломки, особенно в финальном раунде, участники которого располагают целыми 30 секундами, чтобы повторить дедуктивные рассуждения автора. Иногда для правильного ответа на финальный вопрос необходимо всего лишь правильно переформулировать подсказку. Когда я слышу в своей седьмой игре вопрос: «Этот заглавный герой, появившийся в 1999 году, был создан бывшим преподавателем морской биологии Стивом Хилленбургом»[128], предполагается, что в уме его надо перефразировать так: «Какая икона поп-культуры является странным подводным существом?» Иногда необходимо понять цепочку подсказок. Когда задается вопрос: «Эксперты полагают, что голландские фермеры XVI века путем селекции придали этому овощу его нынешний цвет в честь правящего королевского дома»[129], от вас ожидают, что сначала вы определите правильный правящий дом, затем перейдете к цвету и, в конце концов, к овощу. Для этого могут требоваться напряженная работа мысли и удача, особенно когда в Jeopardy! задают заковыристый вопрос типа: «По данным Министерства социального обеспечения, в список из десяти самых популярных имен для мальчиков в 2000 году входят эти два имени апостолов, оканчивающиеся на одну и ту же букву»[130]. Этот факт, естественно, невозможно просто так вытащить из памяти. Вместо этого вам необходимо за 30 секунд составить три пересекающихся списка: имена апостолов, популярные детские имена и имена, заканчивающиеся на одну и ту же букву. Это бег наперегонки с часами, цель которого — найти единственную точку, где три этих круга пересекаются. Вопрос в большей степени вознаграждает скорость, а не умение, хотя фактические знания также необходимы. Если вам не повезет и вы начнете вспоминать имена не в том порядке, то ответите James and Judas (как почти что сделал я) и потеряете кучу денег.
Эти девять типов шаблонов показывают, как авторы тривии выбирают и обрабатывают профессиональные вопросы. Некоторые из них — это способы подать факты таким образом, чтобы слушателю было интереснее искать ответ. Другие — способы выбрать факты, которые содержат уникальный повод для вопроса, чтобы слушатели почувствовали удовлетворение, а не апатию («Какая мне разница?»). Может быть, лучшая проверка качества написанного вопроса — это то, как чувствует себя испытуемый, не зная ответа. Любому понравится ответить на вопрос правильно, даже если он плохо написан или скучен. Приятно показывать свои знания. Но идеальный вопрос настолько хорош, что ответить на него неправильно тоже приятно: интересно шевелить мозгами в поисках ответа, а сдавшись, испытать удивление, услышав правильный ответ.
Античные философы и средневековые алхимики верили, что в дополнение к всем известным четырем стихиям, из которых состоит Вселенная (земля, воздух, огонь и вода) имеется пятая сущность, которая пронизывает все на свете и дает природе ее высшую власть. У этой теории никогда не было каких-либо доказательств, но прежде чем отправиться туда же, куда ушла эпоха диско, она дала нам слово «квинтэссенция», то есть «пятая сущность». Она также подарила нам потрясающую французскую научно-фантастическую киноленту «Пятый элемент», но это к делу не относится.
Я анализировал вопросы и брал интервью у авторов тривии в надежде обнаружить квинтэссенцию, животворную силу тривии. Я хотел подержать в руках таинственный пятый элемент, который отличает скучный заурядный факт от того сверкающего, блестящего, запоминающегося бриллианта, который отличает тривию от банальности.
Итак, цель дать определение «хорошей тривии» оказалась призрачной, но чем больше тривии я наблюдаю, тем яснее понимаю, что, как сказал о порнографии судья Верховного суда Поттер Стюарт, я узнаю ее, когда вижу. Зато тривию, по крайней мере, не приходится прятать под матрасом, чтобы мама не узнала.