Глава XV Что такое ниспровержение?

Глава XV

Что такое ниспровержение?

Человеческие существа — удивительные создания, они быстро ко всему привыкают. Например, когда мы в первый раз садимся за руль автомобиля, нас шокирует все вокруг: кнопки и лампочки на приборной панели, езда задом, параллельная парковка, опасность смертельной аварии, которая может поджидать за каждым поворотом. Но уже через несколько месяцев практики даже самые невротичные тинейджеры могут спокойно и без лишних раздумий вести машину на скорости, от которой у любого человека, жившего до 1900 года, случился бы инфаркт. Первые астронавты, ступившие на Луну, почти в религиозном экстазе слагали величественные оды о величии и совершенстве устройства мира, виденного ими из космоса. Однако спустя всего три миссии астронавты уже таскались по этой самой Луне, язвительно подкалывая друг друга на предмет бесконечных образцов камней и грунта, которые NASA заставляла их собирать, и надеялись поскорее отделаться от работы, чтобы поиграть в гольф. Даже самые исключительные и требующие особого подхода ситуации, повторяясь, быстро становятся рутиной.

Точно так же и с Jeopardy!. Для большинства игроков — это аттракцион «Американские горки», погоня за острыми ощущениями, но попробуйте покататься на этом аттракционе месяц подряд! Я стою за подиумом Jeopardy! больше 70 дней, и сейчас это для меня уже приятная, даже комфортная проза жизни. Семьдесят игр! Это на 14 игр больше знаменитой беспроигрышной серии Джо Ди Маджио[234]. Это на 21 победу больше, чем смог одержать подряд Рокки Марчиано[235]. Это на 11 выпусков шоу больше, чем все провальные ситкомы, созданные бывшими авторами Seinfeld, вместе взятые! Более того, я стал на полгода завсегдатаем гостиных по всей Америке. Это на месяц дольше, чем выпавший из всех сроков Кэмерон снимал «Титаник» (160 дней). Это на два месяца дольше, чем длилась Испано-американская война (113 дней). Это на три месяца дольше продолжительности года на Меркурии (88 дней). Это на пять месяцев дольше, чем девятый президент США Гаррисон находился в своем кресле (30 дней)[236]. За это время даже такая потрясающая и невероятная вещь, как скоростная интеллектуальная игра против самых светлых голов Америки за огромные денежные призы, начала казаться рутиной.

Я не хочу сказать, что каждая игра стала легкой прогулкой. Я не стою за подиумом, лениво посмеиваясь, попивая чаек, разгадывая тут же кроссворд и изредка снисходя до нажатия на кнопку. Нет, это по-прежнему суровые баталии с очень толковыми соперниками, особенно после возвращения Jeopardy! с летних каникул. Я понятия не имею, устраивали ли организаторы программы какое-то закулисное совещание, как в фильме «Шампанское для Цезаря», но всем и так должно быть ясно, что 28 раз подряд видеть в телеигре один и тот же сценарий так же увлекательно, как слушать известного диктора с усыпляющим голосом из эфира Государственной службы радиовещания или смотреть, как художник Афро рисует бесконечные деревья и закаты. Даже Алекса начал раздражать выход ситуации из-под контроля. «Мы вас позвали сюда не как членов фан-клуба Кена Дженнингса, — бросил он на одном из шоу двум моим соперникам с нехарактерным для себя лаконизмом, — подумайте об этом во время рекламной паузы!»

Очевидно, создатели Jeopardy! во время летнего перерыва думали о том, что им предпринять, и с возобновлением съемочного процесса в августе в ежедневное расписание безо всяких объяснений были внесены коррективы. Теперь игрокам начали предоставлять гораздо больше времени на разминку и на то, чтобы освоиться с кнопками. Во время тренировок за пультом управления системой теперь сидел тот же оператор, что и во время реальной игры. Особенно примечательной стала замена за кнопочным пультом главного редактора Jeopardy! Билли Виззе, к чьей манере зажигания лампочки после вопроса я привык (его заменили другим редактором — Райаном Хаасом). Из личных ли предпочтений, неопытности или изменений схемы работы устройства, но теперь время активации кнопок после зачтения текста вопроса изменилось, более того, оно стало варьироваться от вопроса к вопросу.

Теоретически я одобряю такие попытки уравнять игровое поле, даже несмотря на то что на практике они ведут к искусственному уплотнению результатов — теперь в большем числе игр победитель стал определяться только в финальном раунде. В конце концов, мы знаем, что НБА пошла на увеличение расстояния от точки пробивания штрафных до корзины из-за Джорджа Майкена и Уилта Чемберлена[237].

А Главная Лига бейсбола уменьшила зону страйка, чтобы помешать таким питчерам, как Боб Гибсон[238]. Во всяком случае, я в хорошей компании.

Кроме того, я не особенно переживаю из-за возможного поражения. В конце концов, я собирался проиграть в своей самой первой игре. Каждая моя победа начиная с 24 февраля — это лишь розочка на торте. В кремовых розочках как таковых нет ничего плохого, но если кондитер переборщит с ними, то вкус крема забьет вкус основного блюда.

В мой самый первый день на Jeopardy! мне пришла в голову блестящая, как мне тогда показалось, идея — каждую следующую игру писать свое имя на табло подиума в новом стиле. После того как мне пришлось изобразить одни и те же три буквы 70 раз, я глубоко раскаиваюсь в той минутной прихоти. Я сижу в фойе и репетирую — рассеянно пытаюсь вычертить на салфетке имя Кен каким-нибудь новым способом. Готическая скоропись? Азбука Морзе? Староанглийское начертание? В это время одна из моих потенциальных соперниц в ярко-красной блузе плюхается на стул слева от меня и решает представиться. Когда она улыбается, ее изогнутые брови исчезают под ровным, как будто по линейке срезанным шлемом черной челки, делая ее похожей на невероятно приветливого вулканца[239].

«Привет, Кен! Я Нэнси Зерг».

Возможно, само ее имя, как будто взятое из научной-фантастической космической серии, должно было отозваться тревожным звоночком в моем мозгу. Зерги — раса высокоразвитых инопланетных существ, стремящихся сожрать любого, встретившегося на их пути, в популярной компьютерной стратегии Space Craft. Можно вспомнить еще и Зурга, заклятого врага популярного детского киногероя[240]. Но никакой опасности я не почувствовал в большой мере из-за ее теплой, открытой манеры общения и хорошего чувства юмора. Во время разговора с ней я обмолвился, что мы с Минди хотели бы потратить часть выигрыша на поездку в Европу, и она тут же засыпала меня советами о том, где найти самые живописные виды в Тоскане и лучшее желе в Риме. Вскоре мы уже непринужденно беседовали.

Первую игру дня я выигрываю, но выигрыш дается мне непросто — как будто у меня кончается завод. Свежеобретенная слава утомляет, съедает кучу времени и быстро теряет свою привлекательность. В этот раз я впервые прилетел в Лос-Анджелес не из дома, а с одной деловой встречи в Торонто. На съемки прибыл прямо с дороги. Еще и Минди не приехала, зато из Юты специально, чтобы посидеть зрителями на съемках, добрались ее дядя и тетя. Я с ними знаком слабо, но, по их собственным словам в пересказе Минди, их родственные чувства ко мне крепли с каждой моей новой победой. Мои родители и родители Минди тоже приехали в студию поболеть за меня.

Участие в медийном освещении своих выступлений в Jeopardy! тоже становится для меня привычной рутиной. Независимо от того, выиграю я или проиграю, зависнуть в Калифорнии придется до конца недели. За это время мне предстоит дать несколько интервью спутниковым каналам, транслирующим Jeopardy! по всей Америке, а также поучаствовать в ток-шоу Эллен Дедженерес[241]. Короче, дел по горло, и думать о том, что вдобавок ко всему неплохо было бы выиграть еще десять игр, уже некогда.

Наступает время второй игры дня, и Нэнси занимает центральный подиум. Для меня это семьдесят пятая игра подряд. Недавно я выяснил, что рекордная серия Тома Макки из 43 игр в телешоу Tic Tac Dough — это рекорд только для Америки. На международном уровне, похоже, планку установил некий тип из Британии по имени Ян Лиго, которому в 1998 году удалось победить 75 раз подряд в викторине «100 %», после чего организаторы резко выкинули его из игры, представив дело так, будто чемпион решил уйти непобежденным. Победив в этой игре, я могу повторить его рекорд.

«Удачи!» — с улыбкой обращается Нэнси ко мне и игроку за третьим подиумом Дэвиду Хэнкинсу. И это не испуганная вымученная ухмылка, которую с трудом надевали на себя многие мои прежние соперники. Она выглядит бодрой, озорно-веселой и готовой к великим свершениям, как героини Ширли Темпл[242].

«Я хотел бы поприветствовать наших новичков Нэнси и Дэвида, — говорит Алекс в начале шоу. — Вы знаете, что вам предстоит состязаться с Кеном и нашими вопросами. Честно говоря, уже не знаю, что сложнее».

С самого начала игры, несмотря на авансы от Алекса, я чувствую себя не особенно круто. Я постоянно проигрываю кнопку и сам толком не могу понять, то ли я слишком медлителен и расслаблен, то ли, наоборот, жму слишком быстро и попадаю в фальстарт. Так или иначе, она раз за разом обыгрывает меня на вопросах, которые как будто бы писались специально для меня. «За пост губернатора какого штата боролись в один год Ларри Флинт и Питер Уэберрот?»[243] «Кто произнес в 1951 году, обращаясь к Конгрессу: „Сегодня я заканчиваю свою военную карьеру?“»[244] Лишь простой аукцион с вопросом про единственный штат США, поддержавший Уолтера Мондейла на президентских выборах 1984 года[245], позволил мне поправить дела. Первый раунд заканчивается моим уверенным перевесом в счете — $10 600 против $4800 у Нэнси. Есть возможность перевести дух.

Второй раунд складывается для меня куда лучше первого. За все его время Нэнси отвечает всего на четыре вопроса, но игра Анни Бойд научила меня, что, пока у соперника в финальном раунде есть хотя бы теоретические шансы, расслабляться нельзя. Памятуя об этом, я пытаюсь сделать все, чтобы финальный раунд стал лишь формальностью и настырная любительница желе отправилась восвояси. Для этого на обоих аукционах раунда я делаю большие ставки — около $5000 каждая. Теоретически я все делаю правильно, и эта стратегия неоднократно приносила мне успех. Одна проблема. На оба аукционных вопроса я отвечаю неверно.

«В декабре 1944 года войска под командованием генерала Паттона сняли осаду этого городка в бельгийских Арденнах; в начале января немцы вынуждены были отступить»[246].

Я помню, как в фильме «Паттон» главному герою в исполнении Джорджа Скотта рассказывают о каком-то генерале, который на предложение о сдаче города ответил: «Спятили!» Но название этого города у меня где-то глубоко в пассиве.

«Верден», — выдавливаю я из себя, в конце концов тут же понимая, что перепутал не только город, но и войну!

Затем через два вопроса я снова оптимистично ставлю $4800 на вопрос из области моды в теме «Смешные шляпы».

«Свое название эта женская шляпка без полей получила от французского слова, означающего „колокол“. По форме и впрямь похоже»[247].

Я такого названия никогда раньше не слышал. Возьми я хотя бы один из этих двух аукционов, я бы гарантировал себе досрочную победу. Но после обоих вопросов, разбивших меня в пух и прах, перед финальным раундом у меня осталось преимущество лишь в $4400.

«Финальный вопрос прозвучит для двух наших игроков, — объявляет Алекс, направляясь к игровому табло, — у Дэвида Хэнкинса отрицательная сумма на счету, и мы вынуждены с ним проститься. Тема финального раунда — „Бизнес и промышленность“!»

Я уже попадал в похожую ситуацию, но на этот раз все кажется каким-то сюрреалистичным и неправильным, как будто во сне, где я голый выхожу на уроке отвечать к доске. Подобный небольшой разрыв был у меня с Джулией Лазарус в самой первой игре, но, в отличие от того раза, финальный вопрос будет бить в мое самое слабое место. Я не являюсь читателем Wall Street Journal или Fortune. И я не смогу выиграть игру, не ответив правильно на заключительный вопрос. Положение хуже губернаторского.

«Большинство из 70 тысяч работающих на эту фирму белых воротничков выполняет свою сезонную работу лишь четыре месяца в году, — читает Алекс. — У вас тридцать секунд. Удачи!»

В голове нет ни единой мысли, и я вперяюсь взглядом в текст вопроса и концентрируюсь на слове «сезонная». Речь здесь может идти о каких-то праздниках или летних каникулах. Какие еще бывают сезонные работы?

Едва начинает звучать музыка, озолотившая Мерва Гриффина, я слышу самый страшный звук, который только может услышать человек в моем положении, — поскрипывание светового пера, которым Нэнси записывает свой ответ. Она знает! У нее с первой секунды был правильный ответ, а у меня нет никакого. Где-то далеко герой британских викторин, рекордсмен Ян Лиго, может с облегчением выдохнуть.

Я слышу финальные молоточки «мелодии размышления» и уже понимаю, что слышу их здесь в последний раз. Алекс выходит на центр студии.

«Нэнси, я заметил, что вы написали свой ответ довольно быстро. Надеюсь, он окажется правильным».

«Я тоже надеюсь, Алекс!»

«Давайте посмотрим». Я сверлю глазами дыру в мониторе в том месте, где должен высветиться ее ответ. H&R Block. Алекс выдерживает драматическую паузу. «Вы правы».

Ну, конечно. Сезон длиной в четыре месяца, если это не лето и не Рождество, — сезон сдачи и проверки налоговых деклараций. Я осознаю, что это тот тип вопроса, ответ на который могут дать миллионы случайных людей на улице. Я проиграл на унизительно простом вопросе, как Герберт Стемпель, не ответивший про фильм «Марти», и Бюргардт Боттомли, не знавший собственный номер социального страхования. И все же я чувствую облегчение. Я всегда аккуратно платил налоги и никогда даже не задумывался о возможности столкнуться когда-то вплотную с компанией H&R Block. Вопрос был типичной головоломкой, а я сразу в своих размышлениях пошел не в ту сторону. Возможно, мне и нескольких часов не хватило бы, чтобы придумать ответ. Ну, как минимум я не буду пинать себя за то, не взял вопрос, который обязан был брать.

«У вас становится на один доллар больше, чем у Кена Дженнингса, — слова Алекса выводят меня из раздумий. — Его ответ…»

Я улыбаюсь и качаю головой, когда на экране под недоуменный вздох зрителей появляется мой неправильный ответ «FedEx». Откуда-то сзади с трибун я слышу возглас «Нет!», подозрительно напоминающий тембр голоса моих родителей. Хорошо, что они никогда не ходили на мои игры в детской лиге по бейсболу.

«Его ставка $5601. Он остается на втором месте с результатом $8799, а мы поздравляем Нэнси Зерг с победой! Ну что же, вы настоящая ниспровергательница гигантов и новая чемпионка Jeopardy!».

Я думал, что спокойно приму поражение, но все же я играл в полную силу, играл на победу, и, когда злосчастный момент наступил, укол разочарования оказался болезненным. Я увидел то, чего раньше, стоя за этим подиумом, никогда не видел — чужое лицо на мониторе с подписью «Победитель». Но минутное чувство быстро смыла так же внезапно накатившаяся волна облегчения. Из-за Jeopardy! моя жизнь в последние месяцы становилась «все страньше и страньше». Я постоянно чувствовал растущее внимание к своей персоне, зная, что это должно закончиться, — но когда? Этот момент мог наступить нескоро, а мог завтра. Неизвестность держала меня в постоянном напряжении. Теперь я знаю конец истории и могу спокойно возвращаться к семье. Может, теперь я перестану быть персонажем народного фольклора и снова стану обычным нердом[248], каким был всегда. Наконец, как принято говорить на курсах по актерскому мастерству и на программе двенадцати шагов, я достиг катарсиса.

Нэнси по-прежнему стоит в шоке, обеими ладонями закрыв рот. Я заключаю ее в непродолжительные объятия, такой зрелый жест, который призван изобразить что-то вроде: «Ничего страшного, что я проиграл, все в порядке, жизнь продолжается». Краем глаза я замечаю, что вся студия аплодирует стоя. Конечно, с потолка не сыплются конфетти и воздушные шарики, но стоячая овация уже довольно необычный, исключительный случай в работе хорошо отлаженной машины Jeopardy!. Что ж, почему бы и нет? Я думаю, она это заслужила, обыграв чемпиона шести последних месяцев. Кто был бы более достоин? Я поворачиваюсь к Нэнси и тоже начинаю ей хлопать. В тот момент мне и в голову не пришло, что овация может быть в том числе и в мой адрес.

После остановки моторов меня обступают члены телегруппы, которые в первый раз имеют право поприветствовать меня и сказать какие-то слова от себя лично, поскольку с этого момента я уже «бывший игрок». Ланч был в прошлом перерыве, так что теперь к Нэнси устремляются работники пресс-службы Jeopardy! чтобы сделать интервью и фотографии для пресс-кита. Она падет жертвой тех же ослепляющих прожекторов медиа, которые в последнее время отвлекали от игры меня, и, не успев как следует восстановиться, проиграет уже в своей следующей игре.

Даже Алекс приходит обратно на сцену в рубашке с закатанными рукавами и приспущенным галстуком. Я наблюдаю за ним с моих десяти лет, то есть уже два десятилетия, но никогда не видел его без пиджака. Из-за этого я смущаюсь и чувствую себя неудобно, как будто случайно застал голым кого-то из родителей.

«Поздравляю, Кен! — говорит он, протягивая мне руку для финального рукопожатия. — Мы все здесь будем по тебе скучать». Я не верю своим глазам. У вечно уверенного в себе, говорящего с металлом в голосе Требека как будто стоит ком в горле, а глаза слегка увлажнились! Подумать только! Оказывается, все эти месяцы старик испытывал ко мне симпатию. Я по-настоящему тронут. И какое счастье, что блогеры, любители слеш-фанфиков Кен / Алекс, этого не видят!

* * *

Не важно, насколько идиотично твое любимое хобби. Америка изобретет «чемпионат мира» специально для тебя. Так уж мы устроены. Вам нравится туманным утром разбрасывать вокруг пастбища коровьи лепешки? Добро пожаловать в городок Бивер на ежегодный чемпионат мира по метанию коровьих лепешек! (Не уверен, правда, что, скажем, Болгария присылает на мероприятие свою национальную сборную, зато какой-то парень в пикапе мне сообщил, что специально прибыл на него из Вичиты.) Возможно, ваши друзья высмеивали вас и тыкали пальцами, когда вы часами строили пирамидки из пластиковых стаканчиков в школьной столовой? Не беда! Поезжайте в Денвер и позвольте таким же психам, как вы, из Мировой ассоциации спортивного стекинга утереть ваши слезы во время Суперкубка мира по спортивному стекингу[249]. В Хот-Спрингсе в Арканзасе проводятся международные чемпионаты по поеданию консервированной ветчины. Анкоридж на Аляске недавно стал принимать у себя Всемирные чемпионаты бород и усов. Подобрать занятие по вкусу может каждый!

То же относится и к большинству так называемых умственных, или интеллектуальных, соревнований (если мы принимаем за аксиому предположение, что может быть что-то интеллектуальнее тихих радостей кидания какашками). Существуют национальные чемпионаты для элиты гиков, к чему бы они ни прикладывали свои усилия. Например, проходящий каждую весну конгресс любителей кроссвордов в Стэмфорде или чемпионат по скоростному решению головоломок с выведенными на электронные доски большими таблицами заданий. Спонсируемая компанией Google специальная сборная США каждый год ездит то в Хорватию, то в Финляндию на чемпионаты мира по скоростному решению головоломок, или пазлспорту. Следить за перипетиями шахматных соревнований или турниров по скреблу можно по телеканалу ESPN. Даже старшеклассники, которые любят решать заковыристые алгебраические задачки, могут безо всяких ограничений потягаться друг с другом за право квалифицироваться на международную математическую олимпиаду. «Джентльмены, обнажите ваши транспортиры… Сходитесь!»

На самом деле мне на ум приходит только одно популярное занятие, задействующее мозг, по которому не проводится чемпионат страны. И это тривия. Я выгляжу ничуть не более странно, чем любой другой парень, пока он не натянул костюм Зеленого фонаря[250] или не заговорил на клингонском[251], и я несколько удивлен тому, что именно моя ниша, мое увлечение не удостоилось той же чести, что скребл или кроссворды. Почти каждый американец время от времени сталкивается с вопросами и играет в тривию в любой форме, будь то настольная игра, радиовикторина или спортивная трансляция на гигантских видеоэкранах JumboTron. Не будет преувеличением утверждать, что обычные люди получают больше удовольствия, отвечая на тривию, чем решая геометрические задачи или кидая коровьи лепешки. И все же престижного мирового чемпионата по тривии до сих пор нет.

Возможно, еще и поэтому Jeopardy! играет такую важную роль в мире тривии — это единственный элитарный чемпионат, имеющийся в нашем распоряжении. Во время обучения в университете ты можешь участвовать в национальных чемпионатах по викторинам, которые организуют College Bowl, NAQT или ACF. Но все, что тебе остается после окончания вуза, — это мрачно слоняться по дому, доставая супругу и отпрысков баснями о том, каким бы ты мог быть крутым игроком, как ты однажды назвал все средневековые династии мусульманских правителей, имена всех пяти основателей Зала бейсбольной славы[252], самую длинную книгу Библии[253] и самую короткую пьесу Шекспира[254]. Неужели теперь это никому не нужно, совсем-совсем никому? Jeopardy! — единственное место, где настоящие тривия-гики могут вкусить заслуженной славы. На удивление хорошо организованное и хорошо финансируемое мероприятие, которое еще и периодически проводит супертурниры для шести своих лучших игроков.

Я постарался вкратце объяснить, почему для меня было так важно попасть на передачу и достичь в ней такого успеха, о котором я даже не мог и мечтать. Для большинства зрителей, даже тех, кто составляет костяк лояльной аудитории, Jeopardy! не так уж важна — развлечение для домохозяек, привычный заполнитель кухонного телевизора, который можно слушать вполуха во время готовки, фоновая картинка в студенческих общежитиях. Но для фанатов тривии это нечто гораздо более серьезное. Это как смесь Мировой футбольной серии с лотереей Powerball[255], общественный институт, который как бы узаконивает в глазах остальных наше маленькое хобби и большую страсть.

Нет, поражение не разбило мне сердце. Только один из тысячи фанатов тривии получает шанс сыграть на том уровне, которого достиг я. И еще гораздо меньшему числу удается выиграть одну или две игры. При этом я прекрасно понимаю, что я — никакой не супергерой тривии. В каждом Кубке по викторине, в котором я принимал участие, были игроки, которые набирали очков вдвое больше моего. В Jeopardy! были сотни чемпионов, которым приходилось уходить после пяти побед, но, дай каждому из них шанс остаться, они могли бы длить победные серии и устанавливать свои рекорды. В один прекрасный день я мог бы оказаться под катком любого из них и ничего не смог бы сделать, попади он на «свои» темы и удобный интервал нажатия на кнопку оператором системы. Но так случилось, что именно я оказался в нужное время в нужном месте. Мне повезло.

С другой стороны, у меня была точно такая же история, как у любого другого игрока в Jeopardy!. Одно поражение. Ни больше ни меньше.

На следующий день меня, что называется, накрывает. Не то что «You lost on Jeopardy!». Я уже смирился с этой мыслью. Скорее что-то вроде: «Ты больше никогда не вернешься в Jeopardy!» Для большинства участников передача становится удивительным приключением длиной в половину дня. Но для меня она успела превратиться в образ жизни, за шесть месяцев постоянного участия я к ней привык. До моего сознания доходит, что я не вернусь туда на следующей неделе. Больше не будет шуток Мэгги, и людей, рыскающих в кафетерии Sony в поисках чего-нибудь съестного, и голоса открывающего шоу Джонни Гилберта, который неизменно приводит к выплеску в кровь порции адреналина. Такое щемящее чувство одиночества, как смотреть на друзей, забирающихся в автобус в последний день летнего лагеря.

Из-за обязательств перед разными медиа я вынужден провести в одиночестве в Лос-Анджелесе еще два дня, перебирая в памяти все детали и эпизоды последней игры. Острый нож в сердце. К счастью, родители Минди тоже все еще в городе, и они отвлекают меня от горьких мыслей, усиленно играя в туристов, приехавших посмотреть на битумные озера в районе Ла-Бреа и космический телескоп на горе Вильсона (оказывается, гены нердов есть не только с моей стороны генеалогического древа). Отец Минди хочет взглянуть на парк Гриффита, и я улыбаюсь, вспоминая, что именно этим мы с Эрлом занялись полтора года назад после прохождения тестового отбора на Jeopardy!. Мы поднимаемся по крутому серпантину в горы Санта-Моники, но обсерватория все еще закрыта.