4.8. Иерархия и комплекс неполноценности

4.8. Иерархия и комплекс неполноценности

Как мы уже говорили, у животных конфликты часто разрешаются без боя, если одна особь явно крупнее другой. Зачем драться, если заранее ясно, кто сильнее?

В некоторых первобытных обществах, например в Полинезии и у ряда племен центральной Африки вожди специально предаются обжорству, чтобы обрести приличествующую своему рангу тучность. Обычно их с первого взгляда можно отличить от подданных по невероятно толстому брюху и заплывшей от жира физиономии. Руки и ноги у них такие, словно они страдают слоновьей болезнью. Достаточно типичный современный пример: кровавый угандийский диктатор Иди Амин.

И в общинах воинственных кочевников былых времен в вожди-цари часто выбирали самого физически мощного, высокого и красивого. У него был сын, имя его Саул, молодой и красивый; и не было никого из Израильтян красивее его; он от плеч своих был выше всего народа… и взял Самуил сосуд с елеем и вылил на голову его, и поцеловал его, и сказал: вот Господь помазывает тебя в правителя наследия Своего…«(Ветхий завет, Книга 1 Царств, гл.9.2 и 10.1) Как известно, кончилось это избрание плохо. Щуплый пастушонок Давид уложил камнем из пращи гиганта Голиафа, а потом хитростью и умом постепенно приблизился к царской власти и в удачный момент, когда Саул с сыновьями пал в битве с филистимлянами, стал новым правителем страны.

Очень часто главным качеством в борьбе за верховную власть становится то, что называют «харизмой» — предначертанием. Тут играет роль одно обстоятельство, чреватое бедами для человечества. Это — комплекс неполноценности и связанное с ним патологическое честолюбие в сочетании с зарядом ненависти.

Нередко малорослые и физически слабые люди, с раннего детства много битые сверстниками, претерпевшие всяческие унижения, обретали неодолимое стремление к самоутверждению любой ценой и любыми средствами. Из них вырастали безжалостные тираны, коварные владыки, кровавые палачи.

Историки давно подметили, что у многих вождей, безобразно распоряжавшихся властью, в совершенстве владевших искусством травли, интриг, клеветы, было тяжелое детство. Взобравшись на вершину общественной пирамиды, закомплексованные словно мстили обществу за свое прошлое.

Бессмертный образ В. Шекспира: уродливый горбун Ричард Йорк делится честолюбивыми планами со своей тенью. Этому пасынку судьбы предстоит стать королем Англии Ричардом Третьим, ценой многочисленных подлых убийств. Иван Бунин в «Окаянных днях», цитируя французского историка Лентора, пишет о Кутоне, одном из самых кровожадных и влиятельных подпевал Робеспьера в якобинском Комитете общественного спасения: Кутон был полутруп. Он был ослаблен ваннами, питался одним телячьим бульоном, истощен был костоедом, изнурен постоянной тошнотой и икотой, но его упорство и энергия были неистощимы… Ноги его были парализованы, в Конвент он ездил на самодвижущемся кресле с ручным управлением…. Каждый день приказывал он поднимать себя, сажать в кресло, чудовищной силой воли заставлял свои скрюченные руки ложиться на двигатель, напоминающий ручку кофейной мельницы, и летел среди тесноты и многолюдства Сент-Оноре в Конвент, чтобы отправлять людей на эшафот…

Кто не помнит из пушкинского «Кинжала»:

Исчадье мятежей подъемлет злобный крик.

Над трупом вольности безглавой

Палач уродливый возник…

Это, вполне заслуженно, — о Марате, еще одной кровожадной якобинской бестии. Марат страдал тяжелейшей формой экземы, что вынуждало его даже просителей принимать, сидя в ванне. В ванне он и был заколот Шарлоттой Кордэ.

Низкорослым горбуном был и Жильберт Роом, еще один страшный человек из той же компании — председатель Конвента, пославшего на эшафот, среди прочих, короля Людовика XVI, председательствующий в якобинском клубе «Друзей Закона», до переворота 1789 года гувернер графа П. А. Строганова.

И. Г. Эренбург в романе «Хулио Хуренито» описывает Россию в годы гражданской войны: …В вагоне мы разговорились с одним приказчиком из Малого Ярославца, уродливым горбуном. Он очень своеобразно нападал на коммунизм: «Что я? Образина. Насекомое с человеческим лицом. Прежде я мог хоть надежду питать — разбогатею, зашуршу «катеньками», все наверстаю. Может, скажете, за деньги нельзя было все захватить? А теперь что? За паек работать? Равенство? Так пусть сначала они всех сделают ровненькими. А за горб, спрошу я вас, за мое унижение кто мне заплатит? Одно мне осталось. Поступлю в продотдел чеки…«

Тимур, жестокое чудовище — был хромым, «Тамерлан» от «ланг» — хромой.

Византийский писатель Иордан описывает внешность гуннского завоевателя Атиллы: Низкорослый, с широкой грудью, крупной головой и маленькими глазами, с редкой бородой, тронутой сединою, с приплюснутым носом, отвратительным цветом кожи, он являл все признаки своего происхождения. Учился Атилла в Риме, где местные римские школяры зло издевались над его уродливой внешностью и варварским происхождением.

И Бенито Муссолини, итальянский фашистский диктатор, и кровавый гаитянский тиран «папа-док» Дювалье, и генерал Франко, и наши великие вожди Ильич и товарищ Сталин были людьми низкорослыми и, по большей части, совсем неказистыми.

О внешности и тяжелом детстве наших корифеев столько уже писано-переписано, что не будем особо распространяться.

У Сталина, как известно, кроме малого роста, имелись два серьезных физических недостатка: следы оспы на лице и отсохшая левая рука. Всех входивших в его кабинет рослых людей он просил немедленно сесть. Не допускалось, чтобы взгляд вождя хоть на мгновение был направлен снизу вверх. Детство Иосифа Джугашвили, судя по всему, было очень безрадостным. Он даже на похороны своей матери не счел нужным приехать и как-то прилюдно в сердцах обозвал ее «старой б…» Это при его-то умении держать язык за зубами!

Адольф Гитлер, вроде бы, не имел особых физических изъянов (сообщения о дефектах детородного органа не заслуживают доверия). Однако, у Гитлера было необычайно тяжелое детство. Бедная семья. Отец, таможенный чиновник в Линце (Австрия), Алоис Гитлер-Шикльгрубер пил и в пьяном виде оскорблял мать, которую Адольф очень любил. Гимназическая учеба шла плохо. Мечта стать художником не сбылась: конкурсная комиссия Венской академии художеств забраковала работы Гитлера. По легенде он сказал экзаменаторам:

— Господа! Я еще нарисую такие картины, что весь мир содрогнется от ужаса!

После демобилизации из немецкой армии будущий фюрер изрядное время мыкался без работы и без жилья, бедовал в ночлежках.

В гитлеровском окружении хватало уродливых, малорослых, колченогих. Одним из таких был, например, И. Геббельс. А писал о «белокурых бестиях» — мощных, рослых, невозмутимых арийцах, о полной физической своей противоположности.

Не дай Бог высокорослым стать на пути низкорослых! Тому в истории мы тьму примеров слышим.

Низкорослый, в молодости худой, нервный, физически довольно слабый Наполеон умел так себя держать, что перед ним трепетали все. Рассказывают, что во время первой итальянской кампании 1796-97 годов долговязый генерал Пьер Ожеро как-то потянулся к штабной карте:

— Позвольте мне показать. Я выше.

— Не выше, а длиннее на голову, — отрезал первый консул. — И если будете мне грубить, мигом лишитесь этого отличия.

У Наполеона, как и у Сталина, Атиллы и так далее, хватало и других причин для закомплексованности, помимо малого роста: бедность, суровое воспитание в многодетной корсиканской семье, пребывание с детства вне ее на чужбине в Отенском колледже, а затем с десяти лет в Бриенском военном училище, где другие ученики издевались над его корсиканским акцентом. Ведь для французов он был чужаком, инородцем и в юности ему очень часто об этом напоминали.

Шарль Морис Тайлеран Перигор (1754–1838), один из самых бессовестных дипломатов в европейской истории, был калекой: одна нога плохо срослась после множественного перелома и осталась неподвижной. Тайлеран мог передвигаться только опираясь о костыль и скособочившись при каждом шаге. Увечье он получил в детстве, свалившись с комода, куда его посадила, уходя по делам, да и позабыла снять нерадивая кормилица. Родители, легкомысленные и безразличные к ребенку, сбагрили его ей и больше его судьбой не интересовались. Как-то (28 июля 1830 года), услышав в очередной раз звук набата и пальбу на парижских улицах, он радостно воскликнул:

— Послушайте, бьют в набат! Мы побеждаем! — Мы? Кто такие «мы»?!

— Тише, ни слова больше: я завтра вам это скажу.

Сей наполеоновский министр, предавший своего шефа, как и многих других, сам признавался, что не ведает таких чувств, как любовь, жалость, сочувствие и только к деньгам неравнодушен. Взятки он брал у всех и по любому поводу.

Не менее тяжелым было детство и другого малосимпатичного сподвижника Наполеона, Жозефа Фуше (1759–1820), всесильного и жестокого министра полиции, до того — якобинского палача, главного виновника массовых убийств жителей Леона, а в конце своей карьеры — герцога Отрантского. Худой как жердь, нервный малокровный, некрасивый, он в детстве был постоянным объектом насмешек сверстников, так как физическая слабость мешала ему участвовать в играх. По той же причине он, сын потомственных моряков, оказался непригоден для морского дела и вынужден был, подобно, между прочим, Тайлерану и некоторым другим малосимпатичным политикам, податься в духовное училище.

Наш российский монарх Павел Первый мучился комплексами не только из-за малого роста. Куда больше угнетала его страшная тайна происхождения. Мать — ненавистная узурпаторша, муже- и цареубийца. Отец — официально Петр III. А фактически? На этот счет всегда существовали сомнения. То ли, действительно, убиенный царь, то ли любовник матери граф Салтыков, то ли даже безвестный пастор из нищей эстонской деревеньки, которую, якобы, всю сослали на Камчатку, так как истинный наследник умер при родах и был подменен. Отсюда, вероятно, дикая одержимость Павла идеей «благородного неравенства», рыцарской геральдикой, тщательной проверкой на «голубизну крови» всех, допущенных к Высочайшей особе, дикое и безобразное самодурство.

У кайзера Вильгельма Второго, одного из виновников Первой мировой войны, была еще при родах сильно повреждена и затем отсохла левая рука. Бесцветную унылую физиономию маскировали чудовищно закрученные усы и почти непрерывно красовавшаяся на голове остроконечная каска. В детстве его третировала родня. Вильгельм был одержим желанием компенсировать свой физический изъян. Он неустанно упражнялся в верховой езде и стрельбе, был отменным хамом и всячески демонстрировал везде и всюду патологическую агрессивность. У него были отвратные манеры. Например, своих почтенных министров и генералов он имел обыкновение даже на официальных приемах шлепать пониже спины как павианий доминант. Как-то на колониальной выставке ему показали хижину африканского вождя в окружении вражеских черепов, насаженных на колья.

— Если бы я мог увидеть Рейхстаг, торчащий таким же образом! — размечтался кайзер. Мечта не сбылась.

Наш «железный нарком» Н. Ежов был почти карликом. Сердобольные цековские дамы звали его «воробышком», пока он их не пересажал.

Венгры до сих пор с ужасом вспоминают своего «Ежова» — Габора Петера, тоже полу-лилипута, причем необычайно уродливого. По своей извращенной жестокости он, пожалуй, перещеголял даже своих чекистских и гестаповских коллег.

С двойственным чувством пишем мы эти строки. Никого ведь оскорблять не хотим. Великая ли вина маленький рост, лысина, оспенная рябь на лице, отсохшая рука? Подло издеваться над физическими недостатками. Люди в них не виноваты. Надо наоборот уважать тех, кто, подобно Франклину Делано Рузвельту или шведской писательнице Эллен Келлер, упомянутой нами ранее, перешагнул через ощущение собственной неполноценности и великолепно его компенсировал. Достойный человек старается подавить в себе этот комплекс, недостойный мстит за него, культивирует его, сосредоточен на нем, и в этом корень многих бед.

Заметим, что одним из мотивов комплекса неполноценности, побуждающего людей прорываться в «большую политику» и при том вести себя очень агрессивно, нехорошо, порой оказывается, помимо физических изъянов, также инородческое происхождение. Такие закомплексованные люди сдуру воспринимают свою «нечистокровность» как нечто постыдное, вроде наследственного сифилиса, и потому пытаются замаскировать ее, становясь крайними шовинистами коренной нации.

Этого вопроса мы еще коснемся (см. гл.9). Примерами же изобилует, в частности, наша российская история. Один из наиболее известных — публицист Фаддей Булгарин, натурализовавшийся поляк, попавший на Русь со «двунадесятью языками». Недаром о нем у Пушкина: Не то беда, что ты-поляк…

В.И. Ленин обвиняя Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе в великорусском шовинистическом походе против Грузии, писал: Известно, что обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно русского настроения… По отношению к грузинской нации мы имеем типичный пример того, где сугубая осторожность, предупредительность и уступчивость требуются с нашей стороны… Тот грузин, который пренебрежительно относится к этой стороне дела, пренебрежительно швыряется обвинениями в «социал-национализме», тот грузин, в сущности, нарушает принципы классовой солидарности. (Ленин, ПСС, т.45, стр. 356–360).