д. Восхождение и Нисхождение

287 Итак, в своих поисках целостности, Михаэль Майер прошел три континента, пропутешествовал в трех направлениях и обнаружил статую Меркурия, указывающую дорогу в рай; вдалеке он увидел очертания рая, он отыскал животную душу и сивиллу-"аниму", которая теперь дает ему совет отправиться к семи устьям Нила (Ostia Nilt), чтобы там поискать Меркурия. Продолжение его паломничества напоминает полет феникса из Аравии, где он живет, в Египет, где он умирает и вновь рождается. Стало быть, мы можем ожидать, что нечто подобное произойдет и с автором. Нам ничего не говорят о пересечении им Красного Моря и о повторении им, в обратном направлении, волшебных странствований детей Израиля. Однако, мы скоро узнаем, что нечто, напоминающее загадку нового рождения, все же присутствует, поскольку Майер сравнивает семь устьев Нила с семью планетами. Сначала он достигает Канопских Ворот, западного устья дельты, где обнаруживает постоянное жилище Сатурна. Из остальных планет мы с уверенностью можем назвать только Марс, поскольку описания городов, в которых живут остальные, не отличаются большой ясностью. Подвергаясь бесчисленным опасностям, он пересекает семь областей, так и не повстречав Меркурия. Он не находит его даже в его собственном городе. В конце концов, он должен повернуть назад и в точности повторить свой путь в обратном направлении, дойдя до Канопских Ворот, где он на этот раз обнаруживает Меркурия. Но хотя он и узнает от него всевозможные секреты, феникса ему найти не удается. Потом он снова возвращается, чтобы найти панацею. В своей "Epigramma ad Phoenicem" он умоляет чудесную птицу отдать мудрецу свои перья[1089], а в своем введении в "Medicina Phoenicae" он говорит, что ценит их выше "богатств и золота, а тот, кто думает иначе — не человек, а животное"[1090].

288 Посещение четвертой части света, области огня (то есть низшей функции), описывается Майером, как восхождение и нисхождение сквозь семь планетных сфер. Даже если до этого момента его странствования и не являлись аллегорией opus alchymicum, то с этого места они определенно являются таковой. Opus — это "transitus", (???????) в гностическом смысле, "выход за пределы" и трансформация, объектом и субъектом которой является неуловимый Меркурий. Здесь я не буду подробно описывать природу transitus, поскольку это было бы описанием природы самого opus. Однако, одним из аспектов transitus являются восхождение и нисхождение сквозь планетарные сферы, и этому аспекту мы должны посвятить несколько слов. Как показано в "Tabula Smaragdina", целью восхождения и нисхождения является объединение сил Верха и Низа. Стоит особо выделить тот факт, что если в opus нисхождение следует за восхождением, то в вероятном гностическо-христианском прототипе изображено сначала нисхождение, а уже потом — восхождение. В литературе есть множество доказательств тому и мне нет нужды приводить их здесь.

Я процитирую только слова одного из великих Греческих Отцов, святого Василия, который говорит в своем объяснении Псалма 17:10 [1091] ("Наклонил Он небеса и сошел — и мрак под ногами Его"): "Давид здесь говорит: Бог сошел с небес для того, чтобы помочь мне и наказать своих врагов. Но он явно предсказывает инкарнацию [????????????] Христа, когда он говорит: Наклонил Он небеса и сошел. Ибо он не пробил небеса и не раскрыл тайну, а сошел на землю незаметно, подобно дождю, пролившемуся на руно[1092], поскольку инкарнация была тайной и неведомой, а его пришествие в мировой порядок [?? ?? ?????????] — незаметным"[1093]. Комментируя следующую строку (И воссел на Херувимов и полетел, и понесся на крыльях ветра"), Василий говорит: "Ибо при восхождении он поднялся над Херувимами, которых Давид назвал также крыльями ветра, по причине их крылатой и буйной природы. Под крыльями ветра понимается также и облако, на котором он поднялся"[1094]. Иреней в сжатой форме подытоживает эту загадку, говоря: "Ибо это Он, кто снизошел и вознесся во имя спасения людей"[1095].

289 В противоположность этому, в алхимии сначала имеет место восхождение, а уже потом — нисхождение. Я уже говорил о восхождении и нисхождении души на иллюстрациях к Rosarium[1096] и, прежде всего, во введении к "Tabula Smaragdina", авторитет которой оставался непоколебимым на протяжении всего Средневековья:

IV. Его отец — солнце, его мать — луна; ветер выносил его в своей утробе; его взлелеяла земля.

VI. Его сила становится полной, когда он обращается к земле.

VIII. Он восходит с земли на небо и снова нисходит на землю, и обретает силу высших и низших вещей. Так да пребудет с тобой слава всего мира[1097].

290 Эти фразы (в которых идет речь иногда о лице мужского, а иногда — среднего рода) описывают "дитя солнца и луны", положенное в колыбель четырех элементов, обретающее благодаря им и земле полную силу, поднимающееся к небу и получающее силу верхнего мира, а затем возвращающееся на землю и приводящее к триумфу целостности ("gloria totus mundi"). Слова "Да пребудет с тобой" явно адресованы Философу, поскольку он является создателем filius philosophorum. Если он преуспеет в трансформации таинственной субстанции, то, одновременно с этим, он сам обретет целостность, которая проявится как слава всего мира.

291 Не может быть никакого сомнения в том, что таинственная субстанция, как в нейтральной, так и в персонифицированной форме, поднимается с земли, соединяет противоположности, а затем возвращается на землю, тем самым достигая трансформации самой себя в эликсир. "Она поднимается и опускается по солнечному дереву", до тех пор, пока она не становится эликсиром, сказано в "Consilium coniugii"[1098]. Далее в тексте говорится:

Кто-то сказал[1099], И когда я поднимусь, обнаженная, в небеса, то потом одетой я спущусь на землю, и доведу до совершенства все минералы[1100]. И если мы крещены в серебряном и золотом источнике, и дух нашего тела (то есть таинственная субстанция) восходит в небеса с отцом и сыном, и затем нисходит вновь, тогда наши души оживут, и мое животное тело останется белым, то есть телом луны[1101].

292 В данном случае единение противоположностей заключается в восхождении на небеса и в нисхождении на землю в купели раствора. "Земными" результатами этого является, сначала доведение до совершенства минералов, затем оживление душ, а потом и преобразование животного тела, которое до того было черным. В соседнем абзаце в "Consilium" говорится:

Его душа поднимается из этого[1102] и восходит к небесам, то есть к духу, и становится восходящим солнцем (то есть красной), при прибывающей луне, солнечной природы"[1103]. А затем фонарь с двумя огнями[1104], который есть вода жизни, возвращается к своему источнику, то есть к земле. И он становится слабым, он смиряется и разлагается, и соединяется со своей любимой[1105], земной серой[1106].

293 В этом тексте описывается восхождение души таинственной субстанции, несгораемой серы. Душа как Луна достигает своего полнолуния, когда она светит так же ярко, как и солнце, затем убывает в новолуние и погружается в объятия земной серы, которая в данном случае означает смерть и разложение. Об этом мрачном соединении новой луны нам напоминает "Scrutinium chymicum" Майера, где женщина и дракон в могиле заключают друг друга в объятия[1107]. Описание, данное Дорном в его "Physica Trismegisti", также соответствует этой идее: "В конце концов, получится так, что это земное, алхимическое вещество, в результате восхождения, обретет небесную природу, а потом, в результате нисхождения, вроде бы вернется к природе центра земли, но, тем не менее, природа небесного центра, приобретенная в результате восхождения, тайно сохраняется"[1108]. Это "вещество" (foetura) преодолевает "слабость и духовную болезнь в человеческом разуме, а также телесные дефекты, как внешние, так и внутренние". Лекарство создается "таким же точно образом, каким был создан мир". В другом месте Дорн замечает, что foetus spagyricus под воздействием огня вынуждено подняться к небесам (caelum) (он имеет в виду подъем со дна сосуда к его горлышку), а потом, после достижения определенного уровня зрелости, оно вновь опускается на землю: "Этот дух вновь становится материальным, став духом из тела"[1109].

294 Словно споря с "Tabula Smaragdina", которая является для него авторитетным источником, Дорн пишет в своей "Philosophia speculativa": "Ты не взойдешь на небеса, на которые ты жаждешь взойти, если тот, кто нисходит с небес, на которые ты войти не жаждешь, не просветит тебя"[1110]. Дорн, вероятно, был первым алхимиком, обнаружившим проблематичность некоторых положений этого "искусства"[1111], и именно по этой причине он обеспечил своему foetus spagyricus, ведущему себя слишком уж по-базилиански, христианское алиби. В то же самое время он осознавал, что мастер и opus — это единое целое[1112]. К рассуждениям Дорна не следует относиться пренебрежительно, поскольку иногда они представляют огромный психологический интерес, например: "Нисхождение с четверки и восхождение к монаде происходят одновременно"[1113]. "Четверка" — это четыре элемента, а монада — это первоначальное единство, которое вновь возникает в "denarius" (числе 10), цели opus; это единство личности, спроецированное в единство камня. Нисхождение — это аналитический процесс, разделение на четыре элемента целостности; восхождение — это синтетический процесс, построение denarius. Это рассуждение соответствует тому психологическому факту, что конфронтация между сознанием и бессознательным приводит к распаду личности и, в то же самое время, преобразует личность в единое целое. Это особенно заметно в моменты психического кризиса, ибо как раз в эти моменты в сновидении возникает символ единства, например, мандала. "Где есть опасность/Там есть и путь к спасению", — говорит Гельдерлин.

295 Если ранние авторы строго следуют тому, что написано в "Tabula Smaragdina"[1114], то авторы более позднего периода, предводительствуемые Дорном, стремятся представить этот процесс с другого конца. Например, Милиус пишет, что земля сможет подняться только после того, как опустятся небеса. И даже после этого, земля может быть поднята к небесам только в том случае, если она "растворится в своем собственном духе[1115], то есть станет единой субстанцией"[1116] Последователь Парацельса Пенот высказывается еще более категорично. Вот что он говорит о Меркурии:

Что касается того, каким образом сын человеческий (filius hominis) порождается философом и создается плод девы, то тут необходимо, чтобы он был поднят над землей и очищен от всего земного; тогда он целиком поднимается в воздух и превращается в дух. Таким образом, слово философа становится делом: Он восходит с земли на небеса и обретает силу Верха и Низа, и отбрасывает свою земную и нечистую природу"[1117].

Это полное отождествление lapis с "сыном человеческим", конечно, должно закончиться его восхождением. Но это противоречит первоначальной и широко распространенной концепции lapis, как раствора или лекарства, которое имеет смысл и ценность только в том случае, если применяется к примитивным субстанциям дольнего мира. Горнему миру никакое лекарство не нужно, поскольку он и так не подвержен разложению. Искупитель, который возникает из материи и возвращается в материю, постепенно становится непредставимым. Те, кто полностью отождествили lapis с Христом, прекратили работать в лаборатории, а те, кто предпочли лабораторную работу, постепенно отказались от загадочного языка.

296 Восхождение и нисхождение, возвышенное и низменное, верх и низ представляют эмоциональное осознание противоположностей, и это осознание постепенно ведет, или должно привести, к их равновесию. Этот мотив часто встречается в сновидениях в форме подъема или спуска с горы, с лестницы, в лифте, воздушном шаре, самолете и т. д. [1118]. Это соответствует борьбе между крылатым и бескрылым драконом, то есть уроборосом. Дорн описывает этот мотив и как "циркулярную дистилляцию"[1119] и как "алхимический сосуд", который должен быть сконструирован по образу и подобию естественного сосуда, то есть иметь форму сферы. По версии Дорна, это раскачивание между противоположностями, это перескакивание от одной крайности к другой означает пребывание внутри противоположностей. Противоположности становятся сосудом, в котором то, что когда-то было одной вещью, а теперь является другой, плавает и вибрирует, так что это болезненное состояние подвешенности между противоположностями постепенно превращается в двухстороннюю деятельность точки в центре[1120]. Это и есть "освобождение от противоположностей", "нирвана" индуистской философии, хотя это не философское, а, скорее, психологическое развитие. В "Aurelia occulta" эта мысль выражена словами дракона: "Многие из одного и один из многих образуют славную линию, я поднимаюсь от низшего к высшему. Самая низкая сила всей земли соединена с самой высшей. Стало быть, я — Един и Многие находятся внутри меня"[1121]. Этими словами дракон ясно дает понять, что он является хтоническим предтечей самости.