Глава 1. Полная позиция бесстрастия, или почему лист падал снова и снова.
Глава 1. Полная позиция бесстрастия, или почему лист падал снова и снова.
Один крупный западный бизнесмен как-то возгласил перед телекамерой: «В современном обществе изобилия всего должно быть в избытке: и материальных благ, и денег, и кинозвезд, и идей, и учителей». В отношении материальных благ и денег гордиться нам, увы, нечем, но вот по идеям и, в особенности, по учителям мы, русские, видимо, действительно «впереди планеты всей». И, между прочим, по ученикам тоже. До чего же мы любим учиться у кого-нибудь чему-нибудь! Учимся до седых волос (или же до их утраты), а потом выясняем, что учились не тому, и, самое забавное, тут же начинаем учиться заново. Оттого-то в России и развелось столько всяких гуру, сэнсеев с сэмпаями, вождей с идеологами и прочих баб Нюр.
Между тем, нашим единственным настоящим Учителем — зато каким! является сама Жизнь, или Судьба, или Сила, или, если хотите, Бог в общем, То, что дает нам жизнь, а затем ведёт по ней в соответствии со своим хитрым промыслом. Причём Сила (это слово мне как-то привычнее) то и дело преподносит нам уроки, искусно загоняя нас в особые учебные положения (зачастую довольно неприятные). Между тем, из многих таких положений люди могут извлекать немалую выгоду, прежде всего, черпать личную психическую силу и, как следствие, расширять свои возможности в этой жизни. Люди могут, но, к сожалению, и только в подавляющем своём большинстве. В этом контексте учителя во плоти не более, чем старшие соратники, способные увлечь нас своим примером, а также вовремя подсказать нам какие-то полезные трюки. Или же просто свидетели Силы, первопроходцы в её угодьях, которые могут в нужный момент подтвердить: верно, ты попал именно туда. Или же вот это ощущение, что ты испытал, оно и есть то самое. Всё остальное, выбрав нужное время, Сила делает сама по себе: важно лишь не прозевать её послание.
Первый урок Силы, который я сумел распознать (разумеется, не сразу, а через много-много дней), был преподан мне в 1974 году, летом. Неведомо, где и как, я подхватил жуткий стоматит. Был душный вечер. Я лежал на диване в одиночестве и страдал от мучительной боли. Моя пасть нарывала, как сплошная язва. Каждое тиканье часов на стене отзывалось в ней, точно удар током. Но, чтобы часы остановить, следовало, как минимум, подняться с дивана и забраться на стул.
В углу, почти напротив меня, висела икона Божьей Матери. Ворочаясь с боку на бок, я иногда встречался с Марией взглядом. В какое-то мгновение мне показалось, что изображение на иконе стало рельефным и даже чуть-чуть выступило из оклада. Я попробовал молиться.
Нужно сказать, что, подобно большинству сверстников, я вырос в атеистическом мире. Правда, бабушка с дедом потихоньку от родителей всё же крестили меня во младенчестве, но проделано это было скорее для порядка, чем по каким-то более серьёзным соображениям. Впрочем, в те годы во мне уже начал пробуждаться интерес не столько к религии, сколько к мистицизму, и помимо Нового Завета я успел прочесть две-три книги Вивекананды, «Полную иллюстрированную книгу йоги» Вишнудевананды, «Таро» Успенского и, кажется, «Магию» Папюса.
Ни одной молитвы я, разумеется, не помнил и потому попробовал своими словами убедить Деву мне помочь. Поначалу у меня ничего не выходило; мне даже сделалось хуже напряжение, с которым я формулировал в уме свою просьбу, ещё больше нагнетало боль. Но я продолжал молиться, уже ни на что особенно не рассчитывая, вероятно, просто со злости. И в какой-то момент мой разум отключился, а мне вдруг сделалось на всё наплевать: на самого себя, и на боль, и — простите это страдающему юнцу — на святых всех религий. И вот, когда я полностью отдался этой отрешённости, случилось чудо.
Хотя чудо ли? Собственно, ничего особенного, ничего такого, что впоследствии можно было бы расписать яркими красками. Просто словно бы некая тень осенила меня в тишине, а может, и не тень вовсе, а что-то иное. Но главное, откуда-то из тишайшей глубины моего существа вдруг поднялась уверенность, что боль сейчас пройдёт. Так оно и случилось минуты три-четыре спустя. И я, помнится, даже не порадовался своему избавлению от мук, поскольку в тот момент радоваться не мог. А на следующий день я уже грыз орехи.
Самое главное, что запомнилось мне из первого урока, это ощущение всеобъемлющей тишины и удивительное состояние отрешённости, пожалуй, впервые испытанное мною.
Следующий урок в аналогичной ситуации и, можно сказать, на ту же тему был мне преподан три года спустя. К тому времени я уже нахватался кое-каких сведений в области мистицизма (в частности, восточного) и всерьёз увлёкся классической йогой.
Опять-таки летом у меня подмышкой, слева, выросло неприятное новообразование величиною с ноготь большого пальца какой-то раздувшийся лимфатический узел. Эта «бяка» не болела, но изрядно мне мешала, особенно во время физических упражнений.
Знакомый хирург, едва взглянув на опухоль, выразительно присвистнул.
Нет, эту штуковину лично я резать не стану, мрачно изрёк он. И добавил: А не проконсультироваться ли тебе, милый, на Берёзовой аллее? Хочешь, выпишу направление?
Перспектива оказаться онкологическим больным меня, естественно, не обрадовала. Но и не напугала чересчур: моими героями в то время были знаменитые подвижники, вроде Рамакришны (умер от рака), Нароты (по-тибетски, Наропа), которого его великий, но мрачноватый Учитель (Тилопа-бенгалец) подверг испытаниям похлеще самых изощрённых пыток святой инквизиции, или шестого патриарха Чань (Хуэй-нэна), который, будучи уже с отрубленной головой, не поленился как следует вздуть незадачливых разбойников, слишком поздно догадавшихся, на чью голову они сдуру покусились. В общем, моё стратегическое настроение в тот период понятно.
Нужно добавить, что, прежде чем обращаться к хирургу, я недели две безуспешно пытался лечиться йогическими приёмами: дыхательными упражнениями с особыми визуализациями, очистительными процедурами и т.п. Но никакой ощутимой пользы от этих занятий я не заметил и потому решил от них отказаться.
Вечером после визита к врачу свой комплекс йогических упражнений на сон грядущий я проделал формально, без должной сосредоточенности, как я тогда её понимал. Во время этих несерьёзных занятий я поймал себя на том, что, вопреки собственному решению, автоматически выполняю лечебные приёмы от своей болячки подмышкой. Однако то, что уже начато, должно быть закончено, — рассудил я и проделал комплекс целиком. В последний раз.
Конечно же, я нисколько не надеялся, что из этой попытки выйдет что-то путное, и потому, торопясь утром на работу, не обратил внимания на свой лимфатический узел. А вечером его уже не было: на месте опухоли осталась лишь маленькая складка кожи.
Из этого урока я выделил для себя настроение полнейшего безразличия к результату собственных действий, которое, видимо, и сыграло решающую роль.
Спустя три года, и снова летом, мне был преподан ещё один урок. К тому времени я уже начал кое-что понимать, но то были лишь отдельные проблески знания, время от времени нисходившие на меня в виде мимолетных озарений различной интенсивности и эмоциональной окраски.
Итак, я полгода готовился к путешествию в Сибирь, в тайгу; с этим путешествием были связаны некоторые ожидания и надежды, тешившие меня в тот период. В ночь накануне отъезда у меня неожиданно подскочила температура, причём даже выше сорокоградусной критической отметки. Поскольку мой поезд отправлялся около шести вечера, а за ночь удалось-таки сбить температуру антибиотиками, примерно в девять утра я явился к врачу. Прослушав мои лёгкие, тот заставил меня сделать рентген, а затем повертел перед носом снимок и с видом Ньютона, открывшего закон тяготения, сообщил, что у меня острый плеврит в тяжёлой форме, и что необходимо меня госпитализировать, поскольку из моих лёгких придётся выкачивать какую-то гадость. Спорить я не стал, ибо почувствовал, что это бесполезно. Получив направление в больницу, я отправился домой, чтобы продолжить сборы в дальнюю дорогу. (Ни о какой больнице я и мгновенья не помышлял.)
В назначенное время я сел в поезд, точно перешёл Рубикон, и в итоге сумел отринуть все «заморочки» любимого города, а вместе с ними и свою болезнь. Без такой радикальной смены декораций ничего бы у меня не вышло я бы не смог по-настоящему себе поверить. Короче, в поезде болезнь ещё пыталась время от времени о себе напоминать покалыванием между рёбрами, а потом окончательно забылась, и её просто не стало.
Эти три случая продемонстрировали мне особый психический настрой (один из нескольких), или позволили мне выделить некую, как мы привыкли говорить, психическую позицию, позволяющую сознательно проникать в подсознание, причём даже в те его области, которые ведают нашим собственным самочувствием и здоровьем. (Кстати, человеку мыслящему сознательно влиять на свой организм не так и просто во всяком случае куда труднее, чем на здоровье прочих двуногих.)
Итак, первой и, пожалуй, самой яркой, самой интенсивной составляющей этого психического настроя является тотальное бесстрастие, поглощающее все прочие чувства и эмоции. (Что позволяет мне в дальнейшем называть сам настрой полной позицией бесстрастия.) Такое бесстрастие вырастает (или может вырасти) только из отрешённости, психической отстранённости человека от жизненных объектов и явлений. Проделайте опыт.
Сядьте спокойно и по возможности расслабьтесь. Сосредоточьтесь взглядом и вниманием на каком-то безразличном для вас предмете. Ещё лучше, если это будет «живая» картинка например, телевизионный экран. Но не такая, которая может вас всерьёз заинтересовать и даже увлечь. Пусть поначалу это будет что-нибудь вроде рекламы или симфонического концерта в чудовищном телевизионном варианте. (Звук, разумеется, уберите.) Теперь, внимательно созерцая изображение, психологически отстранитесь от него. При этом в фокусе вашего внимания одновременно остаются и картинка (или иной объект созерцания), и ваше собственное состояние (настрой). Через какое-то время (иногда уже через несколько секунд) вы ощутите глубочайшее бесстрастие, отстранённость от объекта созерцания и даже от самого себя. Поддайтесь этому чувству, позвольте ему захватить вас целиком, а затем расширьте его и дальше, распространив на весь мир. Такова «на вкус» отрешённость. Прочувствуйте это состояние с максимальной полнотой и навсегда его запомните.
Именно к такой отрешённости призывает нас большинство известных мистических традиций, восточных и западных. У индийских йогов она называется вайрагья, у буддистов незамутнённое чистое созерцание, или взгляд ребёнка, взирающего на фреску монастырской стены (правда, отрешённость буддийского подвижника одновременно содержит в себе и ещё один важнейший психический настрой, а именно не-различение — состояние, связанное с приостановкой деятельности интеллекта, или дифференцирующих функций сознания), у толтеков (разумеется, в интерпретации К.Кастанеды) — безжалостностью, или первым из четырёх настроев («настроений» в русском переводе) сталкинга.
Значение этой психической позиции в жизни подвижника любой ориентации невозможно переоценить. Во-первых, она повышает проводимость наших нервных стволов и автоматически синхронизирует сознание человека с некоторыми областями его подсознания. А во-вторых, «включённое» с достаточной мощностью, бесстрастие моментально перекрывает большинство щелей, через которые уходит наша психическая энергия, или, в терминологии мистиков восточного толка, приостанавливает накопление неблагой кармы.
В «Искусстве доминировать» подробно рассмотрены те аспекты психотехники не-делание, изобретённой толтеками, которые связаны с сохранением нашей энергии. Теперь попробуйте привнести в эту технику прочувствованное вами и, надеюсь, основательно состояние бесстрастия. Вот, к примеру, обширнейшая область, где его можно применить с большой пользой и где без него (то есть другими методами) трудно добиться чего-то путного. Я говорю о пресечении навязчивых мыслей и настроений процесс, который можно сравнить с локализацией и тушением огня.
Практикуя не-делаиие, вы, возможно, обратили внимание на то печальное обстоятельство, что иной раз бываете не в силах погасить мысли на какую-то взволновавшую вас тему, о чём-то не вспоминать, не повторять в уме циклически одно и то же. Между тем, эти навязчивые мысли, а также непосредственно связанные с ними эмоции и состояния, изматывая нас, как зубная боль, крадут нашу психическую энергию ещё пуще, нежели наши неконтролируемые эмоциональные реакции взрывного характера. Последние в большинстве случаев хотя бы можно предупредить, избегая ситуаций, в которых они возможны. Но от навязчивых мыслей и идей, которые мрачно раскручиваются в уме с инерцией махового колеса, предусмотрительность не спасает. Попробуйте вызвать в себе по отношению к ним глубокое бесстрастие. Вот увидите, результат вас вдохновит. Поначалу этот маховик, лишённый эмоциональной подпитки, вместе с нею утратит и свою массу. Сами по себе мысли, вроде бы, и останутся, но сделаются легковесными, отчётливыми (их станет легче отслеживать) и даже безобидными. А вскоре вы и не заметите, как это произойдёт совсем растают.
Надеюсь, вы легко убедитесь на личном опыте, что состояние отрешённости и бесстрастия очень полезная вещь (причём не только для подвижнических целей, но и просто в быту), которой не худо бы заручиться и постоянно держать наготове в своём арсенале психических приёмов и методов. Во всяком случае, хирургу, на которого мы ссылались в «Искусстве доминировать», во время операции без неё никак не обойтись. Точно так же и любому человеку, который решил всерьёз заняться практической психологией.
В первом из рассказанных мною случаев в этот настрои меня загнала нестерпимая боль (между прочим, в глубоком состоянии отрешённости легче переносятся многие «бяки» такого рода), во втором неожиданно всплывшая угроза смертельной болезни, всерьёз напомнившая мне о собственной бренности.
«Memento mori»... Использовать Смерть в качестве советчика учил Кастанеду дон Хуан. Аналогичные практики можно сыскать в большинстве ведических традиций, а также у буддистов, у суфиев, у христиан.
Но вернёмся к полной позиции бесстрастия. Вторую её составляющую наиболее ярко мне посчастливилось прочувствовать во время описанного случая, когда я с острым плевритом решил всё-таки отправиться в путешествие. (Разумеется, и этот настрой я выделил для себя не сразу, а после его многократного подтверждения в процессе моей дальнейшей психо-физической практики.)
Что же это было? В системе толтеков (в изложении Кастанеды или Мареза) данный настрой поделён на два настроения сталкинга на хитрость и мягкость. Я, однако, получил его (и получал в дальнейшем) как единое настроение (или, скорее, состояние). А потому и попробую передать его вам именно в таком виде, то есть как одно целое состояние. Хотя сделать это нелегко значительно труднее, чем в предыдущем случае, с бесстрастием.
Для себя я назвал это тонкое состояние позицией охотника, или умением «двигаться на цыпочках внутри себя самого».
В «Психодинамике колдовства», рассуждая о паралогическом способе мировосприятия, мы рассказали притчу о двух сапёрах, бредущих по минному полю. Так вот, удачливый сапёр (не тот, который думает: «Как бы не подорваться!», а тот, который восхищается: «Вот ведь сколько уже прошёл и не подорвался!») как раз и пребывает «на цыпочках» внутри себя самого. С одной стороны, он в контексте ситуации взирает на себя несколько отстранённо, что предохраняет его (хотя бы частично) от ужаса, от паники. (Данную позицию мистики разного толка называют состоянием не-отождествления.) С другой, сапер сосредоточен, экстраверсирован, живо реагирует на обстановку и, вместо того, чтобы путаться в псевдосхемах рассудка, внимательно смотрит под ноги и многое подмечает.
Но и это не всё. В «Искусстве доминировать» мы упоминали о психической позиции «охотник», правда, в общих чертах, не касаясь деталей. Теперь подошло время рассмотреть её обстоятельно. Для начала вспомним, как дон Хуан Матус учил Кастанеду выслеживать дичь и добывать её. Разумеется, маг не случайно тратил на это время. Выслеживая зверя, охотник движется бесшумно, не делает лишних движений, укрывается, старается оставаться незаметным. Причём он весь внимание: сосредоточен одновременно на звере (или на его следах), лесе, ветре в общем, на том, что его окружает, и обязательно на себе самом. Иначе зверя легко спугнуть. А такая концентрация внимания возможна лишь в особом изменённом психическом состоянии. Именно его добиваются мистики, практикуя различные виды созерцания. Снова проделаем опыт.
Сядьте прямо и расслабьтесь. (Сознательно расслабляясь, всегда уделяйте особое внимание лицевым мышцам, в частности, тем, что расположены вокруг глаз.) Теперь сосредоточьте взгляд и внимание на каком-нибудь безразличном вам предмете или «живой» картинке, как делали это в прошлый раз. Но в процесс созерцания внесите новый элемент. Ощутите себя абсолютно тихим и незаметным для объекта, начните его выслеживать исподтишка; созерцайте его осторожно, как бы «на цыпочках». Не «нажимайте» вниманием на детали пусть они сами собой легко проникают в ваше сознание. Хорошенько прочувствуйте этот настрой и запомните его.
Предвосхищаю ваш вопрос. Вот именно, вы снова входите в состояние пустоты, которое мы подробно описывали в предшествующих книгах. А точнее, в одну из его углублённых разновидностей. Этот вид состояния пустоты человек способен удерживать в течение длительных периодов, попутно занимаясь какой-то деятельностью, что увеличивает, его практическую ценность. В общем, настрой охотника годится и для самокодирования, особенно для последующей реализации его функций. (О самокодировании мы также подробно рассказали в «Психодинамике колдовства» и в «Искусстве доминировать»; в книге В.В.Шлахтера «Человек-оружие» одна из глав практически целиком посвящена этой теме.)
Но в настоящем контексте для большей ясности мне удобнее называть это состояние позицией или настроем охотника. Оно и понятно: именно эта психическая позиция позволяет нам эффективно выслеживать объекты и явления окружающего мира и, что ещё важнее, себя самого содержание собственного сознания и процессы, которые в нём происходят. В принципе это и есть ключевое состояние сталкинга; можно даже сказать, что это — сталкинг как таковой.
Теперь ещё немного о методе, при помощи которого мы вызываем в себе настрой охотника. Толтеки, кстати, также используют для этих целей пристальное созерцание (его простейший современный вариант я вам и предложил). Для некоторых из вас будет полезно ввести в этот процесс (в созерцание) ещё один элемент аудиальную составляющую. В принципе это просто. Допустим, затаившись внутри самого себя, вы осторожно выслеживаете объект, иными словами, его созерцаете. При этом ваше внимание задействует из чувств преимущественно только зрение. Теперь попробуйте подключить к созерцанию и слух, то есть попросту вслушайтесь в объект, постарайтесь его «услышать» (опять-таки очень осторожно, совсем слегка, не «наваливаясь» на него всею тяжестью сознающего восприятия).
Использование при созерцании слуха кому-то существенно облегчит реализацию настроя охотника, другому же, напротив, оно только помешает. (Это зависит от типа восприятия, преобладающего у того или иного человека.) В общем, возьмите себе за правило никогда не стараться непременно проделать всё, что я советую. В каждом конкретном случае самостоятельно отбирайте лишь те приёмы, которые полезны именно вам.
После этого замечания я вправе добавить, что людям кинестетического типа восприятия (их процент в общей массе человеков мыслящих относительно невелик) будет проще добиться успехов в созерцании, если они подключат к этому процессу осязание или даже обоняние.
Но вернёмся к обсуждению преимуществ настроя охотника. Следующее из них это лёгкость, подвижность (или текучесть — в формулировке толтеков) сознания. В своём обычном состоянии наш ум склонен «залипать» на внешних или внутренних объектах. Тяжёлый и инертный, он, как гиря, привязанная к нашему восприятию, постоянно «тормозит» его и искажает, подменяя то, что оно фиксирует, собственными псевдосхемами. В состоянии же охотника восприятие (или внимание — в формулировке толтеков) частично освобождается от ума. («Отключить» его целиком позволяет нам состояние полного безмолвия, которое развивается в нас именно из настроя охотника.)
Это и есть потайная дверь в подсознание потайная для большинства из нас, но не для искусных манипуляторов нашим сознанием, с давних пор умело пользующихся ею. (Об их методах мы с В.В.Шлахтером уже кое-что рассказали в предшествующих книгах серии.) К примеру, пресловутый эффект 25-го кадра основан на неспособности человеческого ума фиксировать мимолётные образы, которые мгновенно выхватывает и навсегда запоминает подсознание; а оно, как известно, вообще не предназначено для анализа и отрицания чего бы то ни было. Подсознание всё воспринимает буквально и реагирует на всё непосредственно. Иными словами, шуток оно не признает. Вот вам, кстати, ещё одна причина, по которой каждому из нас желательно установить контроль над входом в собственное подсознание. Для этого, разумеется, нам следует научиться с ним общаться, говорить на его «языке».
К слову, о языке. В этой книге я иногда буду использовать язык толтеков. (Подсознание на нём есть ни что иное, как второе внимание, тогда как первое внимание это сфера нашего сознательного ума, интеллекта. Не правда ли, сам по себе термин «внимание» куда более осязаем, нежели наши расплывчатые категории «сознание», «ум» и, тем более, «подсознание»!) Благодаря книгам Кастанеды и его сподвижниц, язык толтеков стал доступен очень многим людям. В то же время термины прочих мистических традиций буддизма, суфизма, многочисленных течений, собранных в рамках индуизма, даже европейской культовой магии — сегодня, как ни странно, менее понятны широкой публике, несмотря даже на то, что значительно дольше известны европейцам. Все эти языки служат примерно одним и тем же целям и обозначают явления, которыми нынче занимается и психология. (На мой взгляд, психологический аспект полнее всего выражен в терминологии северных буддийских традиций.) Правда, при общем подходе, допустим, к тому же созерцанию каждая школа вносит в него собственные нюансы.
Например, в «Указаниях к Великому Символу» авторитетного буддийского учителя Падма Карпо при описании подготовки места для созерцания ученику предлагается настелить под циновку листья травы куса. А это очень острая жёсткая осока. Если, к примеру, её захватить в горсть, то легко порезаться. И потому ученик бывает вынужден при полном сосредоточении аккуратно раскладывать листок за листом. Это автоматически вводит его в нужное психическое состояние, способствующее последующему созерцанию.
Нередко такие традиционные «мелочи» бывают очень эффективны. Правда, на Востоке не принято раскрывать их первому встречному. В начале семидесятых в Москве гостил свами Вишнудевананда, признанный в ту пору мировой авторитет в области классической йоги. В те годы для немногочисленных, но исполненных энтузиазма российских йогов, прозябавших в условиях хронического информационного дефицита, личная встреча с таким учителем была явлением не менее грандиозным, чем, допустим, рандеву с космическим пришельцем. На этой встрече свами показал собравшимся свежий номер газеты, издававшейся в его ашраме. На одной из фотографий, помещённых в нём, смуглый парень созерцал пламя свечи, рядом с которой была укреплена в вертикальном положении какая-то спица. Разумеется, учителю тут же был задан вопрос: что это за спица и зачем она нужна? Свами охотно ответил, что при длительном созерцании пламени его образ начинает расплываться, и тогда ученик «стреляет» взглядом на блестящий металлический стержень. Это нехитрое действие моментально восстанавливает зрительные способности человека и попутно даёт ему психическую разрядку. Между тем, ни в монографии по классической йоге самого Вишнудевананды, ни в книгах на ту же тему прочих авторитетных авторов того времени ничего подобного не сообщалось. А подобная «мелочь», как вы сами понимаете, может серьёзно повлиять на успех занятий.
Итак, настрой охотника и вырастающее из него состояние умственной тишины, или даже полного внутреннего безмолвия, могут стимулироваться многими приёмами, которые не столь трудно каждому подобрать для себя самостоятельно, в качестве основной техники используя созерцание. (Подробнее об этом в следующей главе.) Правда, для человеков мыслящих обычно труднее (и важнее!) ввести полученный в результате упражнений настрой в свою повседневную жизнь. Как уже отмечалось, все методы и состояния, предложенные в этой книге, предназначены именно для вашей жизни для улучшения её качества. При помощи специальных опытов и психотренингов каждый может почувствовать «на вкус» то или иное состояние, ту или иную психическую позицию, позволяющую воспринимать что-то новое или выполнять какие-то нестандартные действия. Но затем необходимо вывести это состояние на рефлекторный уровень, чтобы оно служило вам в повседневной жизни, и пользоваться им при всяком подходящем случае. (Кстати, это и есть путь личностного развития.) В одной из следующих глав вы познакомитесь с универсальным методом погружения в подсознание, который лучше всех прочих подходит для внедрения себе в «подкорку» любых установок. А до той поры можете использовать технику самокодирования, описанную в «Психодинамике колдовства» и в «Искусстве доминировать».
Впрочем, внедрение настроя охотника в повседневную жизнь многим людям даётся относительно легко. Тут весь секрет в психологической отстранённости от окружающих и уже описанном созерцании их «на цыпочках». Потренируйтесь во «вкрадчивом» созерцании, будучи в различных ситуациях: когда идёте по улице, когда находитесь в компании с приятелями или на работе, когда общаетесь с матерью, сыном, женой... Само состояние незаметного дистанцирования от объектов созерцания, или, по выражению буддистов, состояние не-отождествления с ними, поможет вам контролировать свой сознательный ум в любой ситуации. Это действительно очень просто.
Теперь, когда вы научились переносить настрой охотника в свою обычную жизнь, и, более того, вам это стало нравиться, проделаем следующий эксперимент.
Допустим, вы идёте по улице и потихоньку созерцаете одновременно весь мир, несущийся навстречу вам. При этом вы не фиксируете в уме отдельных его деталей. Теперь, не закрывая глаз, очень лёгким волевым «толчком» вызовите какой-то образ, который только что промелькнул в фокусе вашего внимания, допустим, лицо девушки, что проскользнула мимо и успела отойти от вас шага на два на три. Оно всплывет на мгновенье перед вашим внутренним взором и тут же начнёт тускнеть. Не пытайтесь удержать образ усилиями сознательной части ума. Лучше дайте картинке погаснуть и снова сделайте лёгкий волевой толчок.
Понятно? У Кастанеды это называется «бросать короткие взгляды». И, между прочим, это способ обмануть ум. Дело в том, что наша «оперативка» интеллект работает очень медленно и мало запоминает, о чём, впрочем, я уже сообщил вам во введении. Между тем, человеческий «винчестер» подсознание при своей умопомрачительной ёмкости считывает информацию мгновенно и затем сохраняет её всю оставшуюся жизнь и даже значительно дольше, если учесть, что все наши индивидуальные «винчестеры» (в том числе прошлые и будущие) объединены в грандиозную компьютерную сеть ноосферу, или коллективное бессознательное.
Итак, от вас требуется очень быстро считывать информацию (это позволяет делать созерцание, в идеале проводимое из психической позиции безмолвия или хотя бы в настрое охотника), чтобы ваш ум не поспевал за неё цепляться. А затем при помощи лёгких волевых толчков «бросать короткие взгляды» на объекты. Между прочим, у восточных мистиков — буддистов и йогов различной религиозной ориентации этот процесс описывается, как отражение солнца в зеркальной глади озера. Когда рябь мыслей затихает на поверхности озера-сознания, его гладь отражает солнце и небо без искажений.
Занимаясь предложенными опытами в созерцании, вы тренируете вовсе не интеллектуальную память, но свою способность извлекать из подсознания информацию в форме образов. Именно эта способность лежит в основе всевозможных сценических экспериментов с запоминанием невероятного числа всяких цифр и картинок, нарисованных на вращающихся с сумасшедшей скоростью дисках, и т.п. И одновременно вы растите в себе безмолвие, а также затыкаете многие щели, через которые в обычном состоянии уходит ваша психическая энергия.
Кстати, некоторые современные авторы (преимущественно отечественные) аналогичные действия называют чисткой кармы или опорожнением сосуда кармы, что лично у меня вызывает недоумение. Санскритский термин «карма» означает совокупность причин, или всевозможных действий, совершённых в прошлом относительно какого-то определённого момента времени. Эти причины в будущем ближайшем или отдалённом, согласно закону кармы (иное его название причинно-следственный закон), неизбежно повлекут за собой соответствующие следствия, каждое из которых, реализуясь в жизни, в свою очередь также становится причиной очередного следствия. В итоге разрастаются бесконечные причинно-следственные цепочки, раскручивающиеся независимо друг от друга. Карма может быть как не благой, так и благой. К примеру, если вы не выйдете на работу без уважительной причины, но в тот же день преподнесёте жене чудесный букет цветов, то ваше благое действие отнюдь не избавит вас от гнева начальника. Ну, а за букет цветов жена, как минимум, вас поцелует, как бы начальник на вас ни гневался. Как известно, величайший тибетский подвижник Наропа (Нарота санскр.) с лёгкостью шёл на любые страдания, чтобы только достигнуть просветления и таким образом выйти за пределы досягаемости вселенского кармического закона. В противном случае ему, несмотря на все его религиозные заслуги, пришлось бы расплачиваться за весьма тяжкие грехи молодости. Аналогичные побудительные мотивы были и у другого весьма почитаемого тибетского мистика и поэта Миларайпы (Миларэпы бурятск.). Занявшись в юности чёрной магией, он натворил немало бед. А потом ему уже ничего другого не оставалось, как только добиваться состояния Будды. Иначе, согласно закону кармы, Миларайпе всё равно пришлось бы пожинать следствия своих ошибок молодости, совершённых в порыве жажды мщения. В общем, карма — не мусорное ведро, которое можно вытряхнуть и помыть. Увы!
Надо сказать, что отечественные авторы (в том числе и самые маститые) зачастую весьма небрежно обращаются с восточной терминологией. В начале девяностых я редактировал один религиозно-философский журнал, в котором планировалось опубликовать цикл работ четы Рерихов. Просматривая оригиналы, я то и дело «спотыкался» о терминологические ошибки и неточности. Например, Николай Константинович упорно (и чуть ли не на каждой странице) употреблял эклектичное выражение «Высший манас, подразумевая то ли вселенский разум, то ли ноосферу, то ли некое божественное сознание. Вообще-то, санскритский термин «манас» обозначает низшую область ума, объединяющую данные органов чувств (индрий) в единый образ. Можно сказать, что манас — это координатор восприятия. Возможно, Рерих спутал слово «манас с каким-то другим термином допустим, «атманом» или «буддхи»... В общем, что именно хотел обозначить сим выражением Николай Константинович, я так и не понял. А поскольку аналогичных неясностей набиралось чересчур много, наш же журнал претендовал на некоторую академичность, то публикацию цикла было решено отложить на неопределённое время. Его-то, времени, видимо, и не нашлось некогда у четы Рерихов на восточные языки. Николай Константинович писал удивительные картины, причём писал очень много, а Елена Ивановна тем временем беседовала с махатмами и что-то сочиняла. Знай кто-либо один из этой знаменитой четы и не санскрит даже, а тибетский, или монгольский, или, на крайний случай, бурятский, тогда, возможно, иначе бы закончилось их печально известное путешествие в сторону Лхасы.
Но вернёмся к опытам визуализации. До сих пор мы выуживали из подсознания отдельные «быстрые» картинки в статическом виде, как бы на миг застывшими. А теперь попробуем визуализировать объекты в движении. Снова проделаем опыт.
Как прежде, созерцая «живые» картинки (допустим, экран телевизора с выключенным звуком), сначала войдём в позицию отрешённости, а затем добавим к ней настрой охотника и хорошенько утвердимся в итоговом состоянии. Теперь быстро закроем глаза и, покуда последняя живая картинка ещё не утонула в глубине подсознания, попытаемся очень лёгким волевым толчком выдернуть её на поверхность на сей раз в движении. Позвольте образу свободно потухнуть и, не открывая глаз, повторите волевой толчок; пусть он будет точно таким же, как в первый раз. Фрагмент движения, который вы сумели подцепить на «мелководье» своего подсознания, в точности повторится. Проделайте визуализацию несколько раз столько, сколько получится. Воздержитесь от грубейшей ошибки: не пытайтесь искусственно, путём сознательного усилия продлить движение или действие в ту или иную сторону. Малейшее усилие ума моментально затворит дверь в подсознание.Каждый раз визуализируйте лишь тот фрагмент, лишь ту «порцию» движения, которую отмерило вам подсознание, или память тела. Зато с нею делайте всё, что захотите: можете приблизиться к образу или отодвинуться от него, можете выделить какую-то деталь из картинки, буквально вынуть её и рассмотреть в ином ракурсе и т.д. Всё это осуществляется быстро и легко «короткими взглядами», причём каждому такому «взгляду» предшествует собственный лёгкий волевой толчок.
Вот вам оперативный простор для целой серии экспериментов и тренировок. Причём, повторяю, тренируете вы вовсе не память, а свою способность проникать в подсознание.
Теперь обратимся к столь поразившему Кастанеду случаю с падающим листом. Коротко его напомню. Как-то осенью молодой антрополог беседовал с доном Хуаном на свежем воздухе. Неподалёку стояло какое-то дерево, кажется, тополь. Посмотрев на него ненароком, Кастанеда машинально отметил, что с дерева падает лист. Через некоторое время дон Хуан предложил своему ученику вновь взглянуть на тополь, и тот снова увидел лист, падающий с дерева. И затем каждый раз, когда Кастанеда бросал взгляд на заколдованный тополь, с него падал, и падал, и падал лист один и тот же.
А не кажется ли вам, что мы только что сообща раскрыли секрет этого колдовства? Наверное, вы и сами способны теперь проделать нечто подобное? Правда, чтобы научиться включать на полную мощность своё второе внимание, или память тела, память нервных клеток (этот термин мне тоже нравится), вам придётся ещё потрудиться.
А теперь вернёмся к принципиальной схеме сознания человеков мыслящих, которой я коснулся в предисловии. Итак, наш сознательный ум это аналог оперативной памяти компьютера, а подсознание — жёсткого диска, или «винчестера». Это просто и, как правило, возражений не вызывает. Зато следующая часть схемы имеет как своих горячих сторонников, так и ярых противников. Скажем так: все человеческие «винчестеры» соединены в огромную сеть, которую учёные мужи (Юнг, Вернадский и др.) назвали ноосферой, или коллективным бессознательным. Причём сеть эта состоит из множества «сайтов» эгрегоров, то есть однородных до некоторой степени групп людей, связанных верой, культурой, идейной общностью и т.п. В этом контексте наш ум «оперативка» не склад информации (или очень маленький склад), но скорее приёмное устройство, способное её считывать (увы, не в той степени, как нам бы хотелось!) либо с собственного жёсткого диска, либо даже напрямую в компьютерной сети. Кому-то, возможно, больше понравится сравнение ума с сепаратором, выделяющим из тёмной разреженной субстанции ноосферы сгустки мыслей и идей.
Как бы то ни было, но человек получил от природы право доступа (в основном, лишь номинальное) в эти области и стремится его реализовать. И вот, возникает драматический конфликт между нашим правом и положением, между нашими потенциальными и фактическими возможностями. Беда в том, что, посчитав интеллект лучшим своим инструментом (и, вообще, главным достоинством), принятия любых решений люди стараются использовать только его; ему же по совместительству достаются должности главнокомандующего телом и программиста психики. В общем, при помощи ума люди то и дело пытаются проникать в подсознание. Но такие попытки заранее обречены на провал, поскольку изначально абсурдны: пребывая в привычной психической позиции «включённого» интеллекта (у толтеков в первом внимании), мы не можем задействовать подсознание, или второе внимание, и наоборот. Так уж мы устроены: когда «включается» одна область психики, автоматически выключается другая.
Для внедрения в подсознание некоторых относительно несложных установок и последующей их реализации мы предложили (в предыдущих книгах) использовать метод самокодирования, базирующийся на состоянии безмыслия, на состоянии пустоты. Однако его возможности ограниченны. С помощью самокодирования (в предложенной версии) мы получаем доступ лишь в некоторые, не столь и глубокие области психики, ведающие преимущественно нашими двигательными функциями и кое-какими психическими реакциями. Полная позиция отрешённости, тем более, состояние безмолвия, которое мы рассмотрим в следующей главе (состояние дхйяна в восточных мистических традициях; у толтеков же состояние повышенного осознания), позволяют нам «задействовать» более глубокие слои психики, которые, с одной стороны, сильнее влияют на психофизические процессы, протекающие в нашем организме, а с другой, уже имеют выход в ноосферу.
Итак, мы подробно рассмотрели два совмещающихся психических настроя (отрешённости и охотника), которые соответствуют трём настроениям сталкинга у толтеков безжалостности, хитрости и мягкости. Остаётся ещё одно, последнее настроение сталкинга, твёрдость, которое я называю состоянием (настроем) непреклонности или волей к перемене. Попробуем разобраться, что же это такое. Наверное, многие из вас замечали, что после длительного созерцания чего-либо потом это что-то может непроизвольно возникать у нас перед глазами. К примеру, летним погожим деньком вы собирали в лесу ягоды или грибы. И вот, улёгшись вечером в постель, вы закрываете глаза, и перед вашим внутренним взором отчётливо всплывают эти самые ягоды или грибы, и никак вам от них не отвязаться. Бывало такое? Видимо, бывало. Так что же это? В данном случае нам нет нужды детально рассматривать психофизический механизм подобных явлений, ссылаясь на сетчатку глаза и нервные рецепторы. Достаточно и того, что сказали бы по этому поводу толтеки. А именно: пристальное созерцание ягод породило несгибаемое намерение их видеть. И в тот момент, когда вы готовитесь уснуть (а ваш сознательный ум, или внутренний диалог, успокаивается, то есть вы приближаетесь к состоянию пустоты), ваше намерение реализуется в виде картинок перед внутренним взором. Обратите внимание на то обстоятельство, что подобные вещи случаются сами собою, помимо вашей сознательной воли. А иначе и быть не может. По определению толтеков, намерение это сила, противоположная воле. Первое изменяет настройку восприятия, или нашу психическую позицию, в то время как воля, напротив, её фиксирует. Вспомните наше определение воли, которая есть сила, цементирующая все человеческие субличности (а также объединяющая различные области нашей психики) в единую личность, то есть удерживающая человека в границах определённого мировосприятия. (Подробнее об этом в «Психодинамике колдовства».) При ослабленной воле наш мир рассыпается, точно карточный домик; это шизофрения. В то же время чересчур сильная воля, которая не уравновешена соответствующим намерением, или (в моей формулировке) волей к перемене, создает параноика. В различных мистических традициях (не только у толтеков) воля к перемене формируется, в частности, путём пристального созерцания.
Между прочим, в повседневной жизни, в быту мы то и дело используем волю к перемене, или намерение, нисколько о том не задумываясь. К примеру, попробуйте для себя разобраться, каким образом вы говорите. Допустим, вам требуется подобрать некое слово, обозначающее определённое явление. За долю мгновения вы как бы отправляете в своё сознание запрос на это слово в виде стремления его найти; при этом вы нимало не сомневаетесь, что оно будет вам «предоставлено». И действительно, как по волшебству, тёмные глубины сознания выдают вам нужное слово. Но происходит это, так сказать, на поверхности вашей психики, то есть в привычной для вас психической позиции, в которой вы постоянно пребываете в этом мире.
Ну, а полная позиция бесстрастия, открывающая человеку мыслящему доступ в немыслимые психические области (в переносном и в буквальном смысле), разумеется, для большинства из нас представляется чем-то, вроде дебрей Амазонии. Так вот, третья её составляющая, настрой непреклонности, или боля к перемене, с одной стороны, определяет то, что мы намерены из подсознания извлечь, а с другой, как раз и доставляет нас в нужную его область, трансформируя наше итоговое психическое состояние.
Не могу однозначно порекомендовать, каким именно способом следует порождать в себе волю к перемене для тех или иных целей. Намекну лишь, что сама по себе она сродни абсолютной убеждённости, вере. (Той самой, что некогда позволяла первохристианским подвижникам в буквальном смысле сдвигать горы.) И если, реализовав в себе одновременно оба настроя, что описаны в этой главе (позиции бесстрастия и охотника), вы будете непреклонно созерцать результат, к которому стремитесь, то разовьете в подсознании нужную установку. Но нацеливаться следует именно на результат, причём на максимальный (о чём подробно рассказано в «Психодинамике колдовства»).
Механизм подключения воли к перемене, третьей составляющей полной позиции бесстрастия (у толтеков — твёрдости, четвёртого настроения сталкнига) можно схематично очертить так. Предварительно породив в себе неколебимую внутреннюю убеждённость в том, что требующееся вам изменение неизбежно, вы отказываетесь от каких-либо усилий, связанных с интеллектом, и спокойно подкарауливаете нужный настрой. И, когда он приходит (а это обязательно произойдёт, если вы не позволите вмешаться разуму), вы просто его ловите, а всё остальное уже случается само собой.
Навсегда усвойте следующее: волшебный механизм подсознания может включаться лишь при том условии, что нам не приходится думать. На практике это выглядит так: вы просто знаете (не размышляя о том!), что нечто случится. И тогда оно действительно случается. Когда же вы пытаетесь совершить некое психическое действие (скажем, повлиять на чьё-то подсознание) при помощи ума, провал неизбежен. Это очень просто.
С другой стороны, в ряде случаев именно ум оберегает наше подсознание от нежелательных посягательств извне. Можно даже сказать, что сознательная часть психики нередко выступает в роли щита, заслоняющего наше подсознание. Вспомним историю с доньей Соледад и её полом, покрытым глиняными плитками с таинственным узором, которую поведал Кастанеда во «Втором кольце силы». Согласно плану Соледад, узорчатый пол должен был «захватить» второе внимание (или подсознание) Карлоса и лишить его психической силы. Этого не произошло лишь потому, что Кастанеда принялся с интересом разглядывать глиняные плитки, слагающие пол, то есть «включил» своё первое внимание, или сознание, интеллект. В итоге агрессия мексиканской ведьмы провалилась, и Соледад потом горько посетовала на Карлоса за его привычку всё анализировать, всюду совать нос и расставлять логические точки над «i».
Нечто подобное бывало, наверное, с каждым. Допустим, осенним вечером вы беседуете с друзьями в уютной комнате. Точнее, вы-то преимущественно молчите — вам хорошо и так. Потому что в этой компании (а может, в этой комнате или в этот вечер) вдруг накатило на вас что-то особенное, какой-то странный настрой «серебристого» цвета. Вам не то что говорить не хочется даже шевелиться. И вдруг ваш взгляд «цепляется» за какой-то ромбик на обоях, который что-то вам напомнил. На что же он похож? И вы снова начинаете думать, разглядывать рисунки на стенах, на ковре. Вот как! Оказывается, не ваше состояние было серебристым; это общий тон обоев. Кстати, о чём они толкуют, ваши приятели? «Несусветная чушь!» Включился интеллект, и ваше недавнее лирическое настроение мгновенно испарилось.
В общем, ум — это самый надёжный щит для тёмных областей нашей психики; его следует постоянно держать наготове во время любых опытов с подсознанием.
В то же время, бывают ситуации, когда не к месту включившийся интеллект может сыграть с нами дурную шутку. Скажем, в состоянии нервного возбуждения, когда вам, что называется, море по колено, вы карабкаетесь на дерево или на скалу. В этом случае не дай вам бог посмотреть вниз и изумиться: до чего же высоко, чёрт возьми! А потом задуматься: куда же мне теперь поставить ногу, за что уцепиться? Результат очевиден.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.