Глава 1. Стычка с антилопой-гну

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 1. Стычка с антилопой-гну

«Не ожидай ничего,

Будь готов ко всему».

— Джордж Леонард

СТЫЧКА С АНТИЛОПОЙ-ГНУ

8 июня 1983

Я прогуливаюсь где-то за городом, в гористой местности. Начинаю взбираться по огромным гранитным плитам. Пригнувшись, упорно карабкаюсь по массивным крутым серовато-белесым громадам. Наконец вылезаю на самый верх, на высокое плато, и вижу вереди бескрайнюю равнину. Она простирается передо мной, насколько может видеть глаз, и поросла травой и редкими купами деревьев. На некотором расстоянии вижу большое животное, покрытое длинной белой косматой шерстью и напоминающее козу или африканскую антилопу гну. Верхом на ней едет первобытный человек — голый, похожий на американского индейца. Вдруг антилопа с угрожающим видом направляется прямо ко мне. Я вижу, что дикарь не имеет над животным никакой власти — это оно властвует над ним! Во мне просыпается тревога. Я отчетливо вижу, что у антилопы короткие острые изогнутые рога, точь в точь как у американского бизона.

Внезапно я понимаю, что вижу сон, и чувствую, как сильный прилив энергии пронизывает все мое тело и останавливается во лбу. Говорю себе, что бояться абсолютно нечего, потому что я знаю: все, что я вижу — это сон. Я стою, готовый встретить нападение животного и чувствую, как из моих рук выходят пучки огромной энергии. Чувствую, что руки у меня гораздо более сильные и мускулистые, чем обычно, и каждую окружает мощное энергетическое поле в форме цилиндра диаметром дюймов в восемь — оно начинается от плеча и полностью охватывает руку, доходя до кончиков пальцев. Ощущаю в себе невероятную силу. Думаю о том, как улучив удобный момент, схвачу гну за рога и повалю на землю — так делают ковбои на родео. Совершенно уверенный в себе, жду приближения антилопы с голым дикарем на спине, наблюдая, как она во весь опор мчится прямо на меня.

В самый последний миг, когда я уже готов к схватке, гну резко останавливается как раз передо мной. Несколько минут я спокойно смотрю на животное, прямо в его налитые кровью глаза — антилопа тем временем, вздымая облачко пыли, нервно роет копытом землю всего в нескольких футах от того места, где я стою. С большим удовлетворением думаю: «Вот и не нужно меряться с ней силой». Голый дикарь тихо и неподвижно сидит на косматой спине животного. Я властно смотрю на него и вижу, что взгляд у него пустой, отсутствующий. Тогда я снова смотрю на антилопу, и мы несколько долгих секунд глядим прямо в глаза друг другу, при этом она снова беспокойно роет копытом землю. Ощущаю в себе полную уравновешенность и самообладание, ясность мыслей и большое удовлетворение. Сновидение медленно рассеивается, и я возвращаюсь к обычному сну.

Приведенный выше рассказ представляет собой запись одного из самых памятных для меня осознаваемых сновидений. Этот сон — дар, который я бережно храню и к которому постоянно возвращаюсь, потому что он заключает в себе множество особых черт и качеств, делающих осознаваемые сновидения уникальными и отличными от других снов.

Начальный эпизод сна «Стычка с антилопой-гну» рисует меня одиноким путником: я карабкаюсь по огромным гранитным глыбам, похожим на стены или отвесные скалы. Когда я выбрался наверх и ступил на гостеприимное плато, передо мной во всех направлениях открылась невероятная панорама. Этот эпизод — точное и типичное отражение того, как я нередко ощущал себя в осознаваемых сновидениях, которые зачастую были отмечены невыразимой ясностью. В осознаваемом сновидении [5] человек, как говорится в популярной песне, может узреть вечность.

Свой эксперимент я проводил в основном в одиночку, и в этом сне нашла отчетливое отражение именно эта особенность моей работы. Хотя я обсуждал эксперимент с коллегами и учениками и нередко делился с ними его результатами, я очень часто ощущал, что нахожусь с ним наедине, потому что по самой своей сути эта работа в высшей степени интроспективна. Разумеется, в ходе эксперимента я не раз достигал «плато», что будет подробно описано в последующих главах. В этом же сне изображена интересная и важная динамическая картина: едва я выбрался на плато, как сразу столкнулся с обрушившейся на меня ошеломляющей силой примитивной враждебной энергии. Что же символизировали злобная косматая антилопа гну и голый дикарь? Вскоре я обнаружил, что их примитивная враждебная энергия — это страх.

Во многих осознаваемых сновидениях присутствует своеобразная магия. Этот сон мог превратиться в кошмар, но в момент осознаваемости я пережил полное внутреннее преображение. Весь страх мгновенно исчез, и я почувствовал, что душа моя полна отваги. В этом сне совершенная ясность видения вызвала мгновенное преображение. Это и стало одним из важных принципов, который я усвоил из данного конкретного сна. Видеть полно — значит быть отважным. Видеть полно — значит не знать страха. Но если мы приглядимся к своему миру, нам станет совершенно ясно, что мы, люди, пребывая в обычном состоянии сознания, редко видим что-то полно. Гораздо чаще мы, выражаясь словами апостола Павла, «видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же — лицом к лицу». [6] Его загадочное слово «тогда» многие века было источником споров среди философов и духовных учителей. Наступает ли ясное видение или просветление только после смерти, когда достигается слияние с Богом или неким вселенским разумом? Или же можно ощутить вкус просветленного видения прямо сейчас, пережить мгновения, когда мы видим полно, в этой жизни, все еще обладая бренным телом? Этот вопрос, ключевой для развития нашей иудейско-христианской культуры, будет неоднократно затрагиваться в этой книге как один из важнейших аспектов состояния осознаваемого сна.

В тот миг, когда я с абсолютной уверенностью понял, что все видимое — сон, мною овладела странная смесь эмоций: полное, заряженное энергией присутствие в сочетании со спокойной отстраненностью. Это было именно то волшебное сочетание, которое так необходимо при встрече с какими-то экстремальными обстоятельствами — чувство полного присутствия и в то же время полной отстраненности. Достигнув осознаваемости, я ощутил полную уверенность: я знал, что сумею найти благополучный выход из опасной ситуации. Волшебник — повелитель подчиненных ему стихий. Мастер осознаваемых сновидений — повелитель всех стихий сна, какими бы они ни были.

Сейчас я убежден: одна из задач осознаваемого сновидения — дать человеку переживание, пусть даже мгновенное или мимолетное, духовного и психологического господства. Именно эти ощущения господства и мгновенного преображения побуждают нас продолжить нашу внутреннюю одиссею.

Итак, грозная антилопа с дикарем на спине, стремительно приближаясь, мчалась прямо на меня. Я же после обретения осознаваемости не испытывал ни малейшего страха: исход поединка был мне совершенно ясен. Я не был уверен только в последних точных подробностях своей победы. Энергии, окружавшая мои руки толстым слоем, так что они приобрели сходство с огромными окороками, было более чем достаточно, чтобы свалить антилопу на землю. Минуты, пока я непоколебимо стоял на месте, ожидая приближения животного и не спуская с него глаз, слились в один безмятежный и даже вневременный миг. Там, во сне, я стоял вне времени, в состоянии полной ясности, и ничто во мне не изменилось и не дрогнуло, когда злобная тварь вместе со своим голым седоком наконец очутилась прямо напротив меня. И вдруг атака прекратилась. Внезапная остановка этого первобытного дуэта вызвало совершенно неожиданное преображение. «Не ожидай ничего, будь готов ко всему». Таков был девиз доджо [7] — зала для занятий боевыми искусствами, где я когда-то изучал и практиковал японское боевое искусство айкидо. Эта часть сна стала для меня уроком, который я никогда не забуду: иногда проекции собственной внутренней силы, основанной на полной внутренней ясности, бывает достаточно, чтобы остановить нападение противника. В этом осознаваемом сновидении моя сила ощущалась как вибрация, наподобие окружавшего меня со всех сторон энергетического поля. Этой силовой вибрации, которой сопутствовали уверенность и ясность мыслей, оказалось достаточно, чтобы остановить атаку антилопы. В понятие «быть готовым ко всему» в этом сне входит готовность мгновенно приспособиться к любому внезапному повороту событий и принять любые неожиданные изменения, позволив, чтобы сновидение закончилось само собой и по-своему достигло мирного исхода.

Поразмыслив немного, я в конце концов пришел к выводу, что это осознаваемое сновидение дало мне очень многое для понимания страха. Страх — наверное, самая первобытная из человеческих эмоций, и в душе каждого из нас полно этого добра. Чтобы благоденствовать и преуспевать в этом мире, всем нам надо научиться правильно вести себя, сталкиваясь с объектами и истоками своих страхов. И еще я понял: в том сне заключалось адресованное лично мне послание, которое напоминало, что у меня тоже много внутренних страхов, которые порой угрожают завладеть моим сознательным умом. Я связывал антилопу гну не с каким-то конкретным страхом, а скорее со страхом вообще. Этот сон напомнил известное изречение Франклина Д. Рузвельта: «Единственное, чего нужно страшиться — это сам страх». Теперь я думаю: не подразумевало ли то осознаваемое сновидение, что я мог бы освободиться еще полнее и отбросить даже страх перед страхом? Отсутствие боязни самого страха предполагает готовность встретить лицом к лицу все свои страхи, какими бы они ни были, независимо от того, каких высот я уже достиг в своем личном развитии.

В этом сновидении угрожающие образы являли собой причудливую смесь американского и африканского. У африканской антилопы гну были рога американского бизона, а голый дикарь напоминал американского индейца. Я часто дивился по поводу этой загадочной комбинации образов, берущих начало как в моем родном континенте, Америке, так и в Африке, которую называют «черным континентом». Размышляя об этом странном смешении образов, я пришел к нескольким открытиям. Любая по-настоящему духовная и психологическая работа приводит человека к более глубокой оценке темной, первобытной стороны человеческой природы в себе самом. Получается, что целостный человек — это тот, кто общается с Богом и сражается с дьяволом.

Одна из моих любимых историй — о знаменитом французском священнике восемнадцатого века Жане Вианни, который стал широко известен под именем Кюре из Арса. В те времена Арс был маленьким провинциальным городком. За годы пребывания в должности тамошнего кюре, или пастора, отец Вианни приобрел репутацию человека мудрого, отважного и честного. Со всех концов Франции к нему приезжало множество людей, чтобы в трудной ситуации получить совет и наставление. И это при том, что Арс считался Богом забытым местом, а вовсе не синекурой для приходского священника. К тому же в городе была тюрьма, и, как было заведено в те времена, осужденных в день казни проводили по улицам к виселице, где их ожидала публичная казнь. И вот кюре взял за обычай выходить на крыльцо, когда осужденных вели мимо, и давать каждому последнее благословение. Домочадцы кюре часто слышали, как, благословив преступников, он тихо и задумчиво произносил:

«Этим же путем, не будь на то милости Божьей, шел бы и я».

В юности и ранней молодости я долго не принимал всерьез этого и других подобных высказываний, приписываемых великим людям прошлого. Я всегда подозревал, что такие слова — лишь показное проявление смирения, лишь некая рассчитанная на публику уловка, цель которой — создать достойный восхищения имидж.

И только много лет проработав со своими сновидениями и столкнувшись с множеством темных закоулков собственной первобытной души, я по-настоящему осознал в себе глубочайшие потенциальные наклонности к злу, разрушению, агрессии и ненависти и начал понимать, что слова Кюре из Арса выражают чистую правду о душе — своей собственной и всех других людей. Человек, которого многие почитали за святого, по-видимому, настолько глубоко заглянул в собственную душу, что без сомнения узрел там способность творить зло. Как я подозреваю теперь, его смирение было истинным и буквальным, основанным на глубинах самопознания, которыми я не перестаю восхищаться.

Осознаваемое сновидение «Стычка с антилопой гну» углубило во мне такое понимание. Оно на опыте познакомило меня с гораздо более глубоким уровнем знания, нежели то, которое я смог бы получить из книг или понаслышке. Антилопа стала одним из моих спутников, постоянным напоминанием о темной стороне моей души. Такое напоминание необходимо, потому что эта темная сторона всегда остается с нами, каких бы «плато» ни достигал в этой жизни в своем личном странствии. Все мы похожи на Кюре из Арса: как кюре было необходимо глядеть на осужденных преступников, чтобы видеть в них напоминание о своей темной стороне, так и нам необходимо иметь в жизни сходную подсказку. В этом и заключается одна из главных духовно-психологических задач сновидения — служить вестником тени для сознательного ума. Выступая в этом качестве, сновидение обладает способностью заново пробуждать в нас смирение и искренность. Оно неумолимо напоминает сновидцу о том, что в его душе постоянно присутствует и всю жизнь будет присутствовать темная, первобытная сторона.

Самые примитивные человеческие инстинкты являются общими для всех: это страх, инстинкт самосохранения, стремление выжить, власть, половое влечение, собственнический инстинкт и т. д. Эти основные «животные» стремления можно обнаружить в каждом мужчине, женщине и ребенке, в каждом обществе, в любую историческую эпоху. Утверждать, что «другие» страдают от этих первобытных побуждений, а «я» — нет, можно разве что в состоянии временного помрачения ума. Такое помрачение составляет сущность игры в показное самодовольство, и в те мгновения, когда человек в эту игру играет, можно с уверенностью сказать, что им движет страх — как правило, боязнь ощутить, что он в чем-то уступает другим. Одним из самых комичных примеров нашей склонности перекладывать собственные темные стороны на другого является легендарный поиск виноватого, там где дело касается сифилиса: русские называют его немецкой заразой, немцы — французской, французы — английской и так далее...

Смешение в моем сне афро-американских образов навело меня на мысль о странном взаимодействии между «первобытным человеком» и «цивилизованным». Похоже, эти традиционные различия совершенно случайны и целиком зависят от точки зрения человека. Не только американцы и европейцы порой называют Африку «черным континентом» — африканцы, в свою очередь, тоже ввели в обиход эквивалентные выражения: «Белый человек — дьявол» или «В белом человеке сидит дьявол». Похожее выражение есть и у китайцев, которые называют представителей белой расы «белыми дьяволами».

Несколько выше я размышлял о теории Карла Юнга, касающейся темного измерения человеческой души, которое он называл «тенью». По сути он сказал, что не только каждый отдельный человек склонен переносить свою темную сторону на других, но и каждая этническая группа или раса склонна коллективно переносить их на другие этнические группы, которые в этом случае начинают восприниматься как чуждые и враждебные собственной группе или в корне отличные от нее и уступающие ей. Такие коллективные представления, рождающиеся в душах людей, позволяют нам коллективно ненавидеть, убивать во времена войн и вообще считать другие народы примитивными, варварскими или в чем то менее человечными и благородными, нежели наш собственный. Без основательного понимания этого механизма сознания (который исследователи в области глубинной психикологии называют «проекцией») у нас мало шансов установить истинный мир в межличностных отношениях или истинный и прочный мир в отношениях между народами. Достигнув же такого понимания и сознательного господства на темной стороной души, — как на личном уровне, так и на коллективном — мы перейдем на совершенно новую стадию развития человечества, где подлинный мир становится осуществимой реальностью.

Сегодня, в восьмидесятые годы двадцатого столетия, наша белая американско-европейская цивилизация в попытке публично отречься от своей темной стороны зашла в полный тупик. Глядя на мировые запасы ядерного оружия и на гигантские армии, готовые устремиться с Запада на Восток и с Востока на Запад, мы яснее чем когда-либо видим собственную склонность к саморазрушению. Постоянное накопление оружия в сочетании с официальными публичными заявлениями, в которых каждая сторона перекладывает вину на другую, могут привести только к уничтожению нашей цивилизации или, что еще страшнее, к гибели всей планеты. Мы должны задать себе вопрос, такие ли мы цивилизованные люди, каковыми себя воображаем, и такие ли просвещенные, как нам хотелось бы думать. Вклад глубинной психологии Фрейда и Юнга в область международных отношений не менее важен, чем ее вклад в понимания межличностных отношений. Сердце тьмы таится как в душе белого человека, так и в душе черного, как в душе американца, так и в душе русского.

Затратив изрядное количество времени и энергии на то, чтобы постичь темные, грозные образы своего осознаваемого сновидения, я попутно раскрылся для восприятия его просветляющего и вдохновляющего послания. Я задал себе несколько чистосердечных вопросов: Готов ли я вести жизнь, исполненную радости? Готов ли я ощутить в себе способность испытывать блаженство, которая открылась мне в осознаваемом сновидении? Готов ли я приблизиться к переживаниям психической осознаваемости в ясных сновидениях, прекрасно понимая, что они когда-нибудь перейдут из состояния осознаваемого сновидения в состояние яви? Ведь чтобы такой переход произошел, нужны только время и открытость. Стоит человеку испытать вкус блаженства, как он скоро захочет ощущать его постоянно. Этот и другие вопросы будут рассмотрены в этой книге по мере развертывания моего эксперимента.

Осознаваемое сновидение — это путь к мистическому переживанию. Описывая свой опыт осознаваемого сновидения, писательница и психолог Патриция Гарфилд заканчивает свою книгу такими словами: «Я поняла! Наконец-то я поняла! У моих осознаваемых снов та же сущность, что и у периодов медитации, потому что и то, и другое — часть мистического процесса: осознаваемые сновидения — это микрокосмы мистического опыта» [20, с. 213]. Мои личные находки совпадают с ее опытом. Осознаваемое сновидение — это действительно путь к переживанию мистического состояния, «путь к блаженству», как утверждает заглавие ее книги.

В сновидении «Стычка с антилопой гну» я в очередной раз пережил колоссальное расширение сознания и внутренний прилив энергии. И хотя обретенную мной тогда невероятную ясность видения невозможно выразить словами, я счел своим долгом как можно лучше описать этот осознаваемый сон и сопутствовавшие ему чувства. Заключительная часть сновидения дала мне незабываемое ощущение и подлинный образ собственного «я». И теперь я часто вспоминаю этот образ, полный осознаваемости, бдительности и ясности мыслей: руками, которые так и лучатся силой, я готов схватить грозную антилопу за рога и швырнуть наземь. Во время неоднократных периодов медитации и спокойных раздумий я умышленно сосредотачивался на этом образе, полном непоколебимой уверенности. Используя самогипноз, я все глубже укоренял его в своем сознании. Я предпочитал носить его при себе месяцы и годы, прошедшие после того, как я увидел этот сон впервые. И теперь, сталкиваясь наяву с любой проблемой, с любой пугающей ситуацией, я часто вновь рисую себя таким, каким я был в заключительной сцене того сна: полный бдительности и энергии и силы, я готов встретить противника так же, как тогда встретил антилопу и дикаря. Размышляя над этим образом своего «я» и позволяя ему снова заполнить мое сознание, я ощущаю прилив смелости и уверенности в себе и готовность к отважному поступку. В критический момент я могу сказать себе: «Вот кто я такой. Вот как я поступаю».

«В доме Отца моего обителей много...». [8] Финал этого осознаваемого сновидения даровал мне иную обитель, иное пристанище для мыслей. Каждому человеку нужно место, куда бы он мог поместить свои благородные символы, место где бы могло обитать его высшее «я», ибо в итоге мы становимся тем, о чем мыслим.

А сейчас позвольте мне вернуться к началу моего рассказа. Как зародился во мне интерес к осознаваемым сновидениям? Когда и от кого я впервые услышал об этой уникальной разновидности переживаний во сне? Чтобы ответить на эти вопросы, придется повернуть время вспять и пролистать календарь на два с половиной года назад, к осени 1980 года. Мое странствие началось именно в тот год, напоенный свежими ощущением начала нового десятилетия, когда я сам тоже почувствовал, что в нашей культуре наметилось некое коллективное духовное возрождение.