Глава 6. Пришествие змеиной силы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 6. Пришествие змеиной силы

«Будьте мудры как змии и просты как голуби». [23]

Иисус из Назарета

ПРИШЕСТВИЕ ЗМЕИНОЙ СИЛЫ

6 ноября 1981 года

Стою в маленькой темной комнате. Перед собой вижу два квадратных оконных проема. Эти проемы — просто открытые пространства в стене, и я вижу, как сквозь них снаружи льется яркий свет. Через один из проемов проникает чья-то рука и протягивает мне какой-то красивый маленький предмет — может быть, драгоценный камень или хрусталь. Поскольку в комнате абсолютно темно, вижу только запястье, ладонь да драгоценную вещицу на ней. Внезапно осознаю, что это сон, и чувствую, как тело сотрясает мощный взрыв энергии. Отрываюсь от пола и устремляюсь к свету, вылетая головой вперед через один из открытых оконных проемов.

Мгновенно оказываюсь в совершенно иной обстановке. Сохраняя осознаваемое состояние, нахожусь в лесной глуши, перед маленькой бревенчатой хижиной. Вокруг — деревья и живописная долина, устланная чистым белым покровом недавно выпавшего снега. Со мной незнакомая женщина, мы оба в плену у маленького отряда индейцев. Оглядывая склоны долины, вижу двух решительных, волевых ковбоев верхом на лошадях. Стремительно преодолев глубокие сугробы, они в считанные секунды покрывают разделяющее нас расстояние и освобождают меня и мою спутницу из плена. Все заканчивается без стрельбы и насилия — они просто оказываются рядом, излучая такую силу, что я знаю: мы спасены.

Обстановка резко меняется. Я лежу лицом вниз на голой бурой земле. По-прежнему полностью осознавая, что нахожусь во сне, вижу, как справа ко мне приближается огромная змея. Она быстро переползает через мою спину, потом поворачивается и скользит подо мной, беззвучно юркнув между моим телом и землей. Теперь она поднимается, поворачивается и снова проползает через мою спину, сильно сдавливая кольцом мою грудь. Ее серовато-коричневое тело длиной около тридцати футов, а толщиной — дюйма три-четыре. Глаза у змеи странного желтовато-зеленого цвета, они смотрят на меня спокойным немигающим взглядом, непрерывно испуская слабый желтовато-зеленый свет. Устроившись поудобнее, змея замирает, ее голова застывает надо мной на расстоянии трех футов от моего лица, и с этой высоты она наблюдает за мной с какой-то равнодушным и удивительно спокойным бесстрастием. Выгнув шею и стараясь приподнять голову, смотрю вверх. Наши взгляды встречаются. Совершенно ошеломленный и одновременно завороженный, долго смотрю в бездонные, желтовато-зеленые глаза змеи. Впечатление необычайно сильное, абсолютно незабываемое. Опускаю голову и начинаю бороться со змеей. Пытаясь освободиться от ее хватки, обнаруживаю, что я не могу соперничать с ее невероятной силой. Мне становится страшно: вдруг змея меня раздавит! Какое-то время борюсь что есть сил, пока, вконец обессиленный, не вынужден прекратить схватку. Скоро я понимаю, что на самом деле змея ведет себя очень миролюбиво — просто она без устали сжимает меня в своих неумолимых объятиях. С удивлением ощущаю, что ее тело — теплое, а вовсе не холодное, как можно было бы ожидать. Внезапно змея, сделав резкое молниеносное движение, переворачивает мое распростертое тело на бок. Через несколько мгновений она снова рывком поворачивает меня в положение лицом вниз. Похоже, змея играет со мной в какую-то непонятную жутковатую игру, умышленно поворачивая меня туда-сюда. Так повторяется несколько раз. Чувствую, что полностью подчиняюсь воле змеи.

Внезапно все исчезает. Чувствую, как мое тело пронзают беспорядочно вращающиеся потоки энергии. У меня начинает сильно кружиться голова. Через некоторое время поле зрения снова проясняется. Я по-прежнему лежу распростертый лицом вниз на том же клочке голой бурой земли. Сохраняю осознаваемость и полностью уверен, что все происходит во сне. Справа ко мне приближается еще одна большая серовато-коричневая змея. Она точная копия первой, разве что чуть поменьше. Ловко и стремительно она переползает через меня, потом скользит подо мной, проникая между моим телом и землей, и снова оказывается наверху, опоясав меня тугим кольцом, — точно так же, как это сделала ее предшественница. Хотя она поменьше первой, я чувствую, что сила ее тоже огромна. Она тоже держит голову на высоте трех футов надо мной и совершенно спокойно глядит на меня в упор с тем же, поразительно равнодушным абсолютным бесстрастием. Снова какое-то время гляжу вверх, прямо в удивительные, притягивающие глаза змеи, пытаясь разгадать ее намерение. Я зачарован слабым желтовато-зеленым светом, который струится из бездонной глубины змеиных глаз и, кажется, даже из более отдаленных глубин — быть, может, из неведомых пределов иных миров. Испытывая глубокое благоговение, впитываю тайну, неиссякаемым источником которой является змея. Какое-то время неотрывно смотрю ей в глаза, потом опускаю голову и начинаю изо всех сил бороться с ней, стараясь освободиться от ее мощной хватки. Я отчаянно бьюсь в ее объятиях, змея же остается практически недвижима и спокойно глядит на меня сверху вниз. Не прилагая никаких видимых усилий, она удерживает меня своим железным кольцом, в точности как это делала первая змея, пока я наконец не сдаюсь, зная, что не могу соперничать с этой неимоверной силой. Лежа неподвижно несколько долгих мгновений, я понимаю, что эта змея, как и ее предшественница, ведет себя со мной очень бережно, с тем же непонятным бесстрастием. С удивлением чувствую, что кровь у нее тоже теплая.

Внезапно просыпаюсь, ощущая сильное головокружение и смятение, вызванное вихрями энергий, которые пронизывают мое тело и берут начало непосредственно во сне. Я потрясен и взволнован неимоверной яркостью этого сновидения.

Образы двух змей из этого сна настолько сильно запечатлелись в моей памяти, что я уверен: буду помнить их до конца своих дней. Этот сон несомненно стал еще одним пиковым переживанием в моем эксперименте с осознаваемыми сновидениями. На этот раз заключенная в нем сила была довольно устрашающей, поэтому после пробуждения я и ощущал такую дурноту. С большим трудом мне удалось встать с постели и добраться до туалета. В голове у меня будто разверзся гигантский водоворот — все Вертелось и кружилось неудержимо и безостановочно. Энергии, вращаясь, поднимались вдоль позвоночника, через шею в голову.

Пока я пытался обрести равновесие, меня стали одолевать тревожные вопросы: «Не схожу ли я с ума?» «Может быть, я попал под власть некой мощной психической энергии, которую высвободило это осознаваемое сновидение?» Довольно скоро я пришел к выводу, что в данный момент мне с этими вопросами не справиться. У меня даже не хватило решимости сразу записать этот сон: слишком ошеломляющими оказались его энергии. Было около трех часов утра, и я знал, что самое лучшее для меня — как можно скорее снова погрузиться в душевный покой сна. Хватаясь за стены и мебель, чтобы не потерять равновесие, я осторожно вернулся в спальню, медленно и осторожно залез в постель и с огромным облегчением быстро уснул. В этой ситуации бессознательное состояние сна было для меня спасительным прибежищем, спасением от неистового вращения, охватившего тело и ум — все мое существо. Проснувшись утром, я записал сон в дневник, при этом его мощь и притягательная образность снова с неописуемой яркостью вторглись в мое сознание.

После этого сна образы змей еще несколько дней возвращались, преследуя меня. Когда сегодня, три с половиной года после того сновидения, я пишу эти строки, передо мной снова встает странный, призрачный, желтовато-зеленый свет — спокойное, бесстрастное, потустороннее сияние, лучащееся их бездонных змеиных глаз. В моей памяти сознание этих двух змей по-прежнему предстает абсолютно бесстрастным, абсолютно равнодушным и абсолютно чуждым этому миру. У них нет ни великой цели, которой нужно достигнуть, ни великой задачи, которую нужно решить: они просто ЕСТЬ. Эти глаза просто СУЩЕСТВУЮТ. Они излучают ТАКОВОСТЬ ВСЕГО СУЩЕГО, совершенное выражение того, как все ЕСТЬ. Их образ БЫТИЯ почти невозможно описать словами или любыми другими средствами. Будь я художником, я поставил бы перед собой высочайшую артистическую задачу — перенести из глубин памяти на холст эти изумительные сияющие глаза.

Поразмыслив несколько дней над способностями и качествами змеи, я задал себе вопрос: не символизируют ли они пробуждение в моем сознательном уме энергии кундалини? И еще я задал себе вопрос: быть может, они не только символизируют ее пробуждение, но и каким-то образом вызывают его? С тех пор этот вопрос постоянно занимает меня, и я до сих пор не получил на него ответа, который бы меня полностью удовлетворил. Я все больше склоняюсь к мысли, что ответом на оба вопроса будет «да». Поразмыслив несколько месяцев, я стал задаваться еще одним вопросом: Как мне защитить себя, если я, благодаря эксперименту с осознаваемыми сновидениями, сам того не желая, столкнулся с энергией кундалини и пробудил ее?

Сам я понимаю энергию кундалини как некую разновидность психической энергии, которая у человека таится в основании позвоночника. Индийские йогины и мудрецы, как древние, так и современные, сравнивают ее со свернувшейся кольцами змеей, которая в какой-то момент эволюции человека может и начать разворачиваться, поднимаясь вдоль позвоночника и проходя через ряд психических центров. Эти психические центры они называют чакрами, что означает круги или колеса. На какой-то стадии развития индуистских эзотерических учений восхождение змеи стало символом пробуждения психической энергии [28]. Соответственно, появление змеи в снах, видениях или глубоком медитативном трансе часто рассматривалось как предвестник того, что энергия кундалини действительно начинает пробуждаться в сознании человека. По мере того, как эта энергия поднимается вдоль позвоночника, человек, вероятно, будет ощущать все больше перемен в мышлении и видении мира. В числе полученных выгод будет обострение таких психических способностей, как восприятие и интуиция. В повседневной жизни это нередко обеспечивает повышенную способность ясно видеть сквозь окружающую нас сумятицу и неразбериху и различать подлинно важные моменты в любой ситуации.

Поначалу единственной и самой большой переменой, которую я заметил в себе вскоре после этого сна, была обострившаяся чувствительность к собственным впечатлениям и обострившаяся неспособность находиться в длительном контакте с отрицательными чувствами и энергиями других людей. Казалось, я стал меньше чем когда либо терпим к самым заурядным мелочам повседневной жизни. Мне все больше хотелось «скрыться от всего этого» и очень тщательно пересмотреть свои отношения с людьми. Я ощущал все более острое желание находиться в кругу только тех людей, чья энергия меня возвышала или, по крайней мере, не принижала.

Затем у меня стала развиваться «энергетическая осознаваемость», благодаря которой я стал видеть весь материальный мир как огромное скопление, океан энергий, которые вибрировали с разной частотой и двигались в разных направлениях. Я стал очень реально видеть, что все вокруг — живое, что в действительности нет такого понятия, как «неодушевленный предмет». Извечное деление на одушевленных существ и неодушевленные предметы перестало иметь для меня какое-либо значение в качестве точки отсчета. И прежде всего, я стал очень остро — по мнению некоторых даже излишне остро — осознавать эмоциональные сдвиги и настроения окружающих меня людей: и пациентов, и учеников, и совершенно посторонних людей, причем даже в таких многолюдных местах, как уличные перекрестки, супермаркеты и рестораны. Постепенно я перестал воспринимать людей, исходя из своего старого их ощущения. Каждый человек, которого я теперь встречал, становился для меня чем-то вроде живой, сверкающей, динамической экосистемы, чьи мысли, эмоции, слова, тембр голоса, дыхание и жесты отпечатывались в моем сознании гораздо глубже, чем когда-либо прежде. Временами я ощущал, как все эти впечатления буквально наводняют мой ум, так что мне пришлось освоить целый ряд новых для себя навыков общения с людьми и реакции на них. Я был вынужден работать быстрее и активнее, чтобы рассортировать все эти впечатления и более осознаваемо выбрать то, на что я хотел бы реагировать в окружающих меня людях.

Принеся с собой массу приятных волнений и внутренней свободы, эти перемены принесли также некоторую тревогу: не грозит ли мне участь элитарной личности или изгоя общества? Около года я бился над этим вопросом, прежде чем сумел создать для себя новое, надежное внутреннее равновесие. Обретя это новое равновесие, я постепенно снова стал чувствовать себя спокойно в присутствии отрицательных вибраций других людей. Я как-то научился, сохраняя новообретенную чуткость, не позволять темным энергиям или дурным помыслам окружающих опустошать себя. Я чувствовал себя так, будто учусь «душевной черствости» — ни о чем подобном я раньше даже понятия не имел. Моя новая способность была целиком внутренней — нечто вроде невидимого одеяла, энергетического поля, которое я мог мгновенно извлечь и набросить на любую неприятную ситуацию, изолируя ее отрицательные вибрации и тем самым оберегая свою обостренную чувствительность. В некоторых ситуациях, требующих общения с людьми, такое воображаемое одеяло черствости нередко оказывалось бесценным даром — прежде всего, в некоторых ситуациях, связанных с психотерапией, когда пациенты стремятся дать полный выход боли, гневу или депрессии. Именно в это время я научился на более глубоком уровне поощрять их к полному высвобождению таких эмоций, в то же время оберегая себя.

На этой стадии эксперимента я начал понимать, почему развитие осознаваемого сновидения способствует развитию интуиции. Чем выше интуиция, тем больше человек усматривает цель своей жизни в том, чтобы стать «провидцем», а не «мыслителем». [24] Повышенная ясность восприятия равнозначна повышенной осознаваемости. Обрести осознаваемость — значит обрести ясность, полноту света или просветление. Размышляя об этой игре слов и сходных значениях этих понятий, я смог увидеть, почему все они, скорее всего, ведут к единой цели. Развитие осознаваемости в состоянии сна обеспечивает осознаваемость наяву, а может быть, и пробуждение энергии кундалини для некоторых людей, и возможность восхождения по духовному пути к личному просветлению для большинства остальных.

При этом необходимо помнить, что я рассматриваю эти вопросы в контексте эволюции, а не в контексте конечного достижения. Развитие осознаваемых сновидений не означает, что человек уже обрел просветление. Возможно, оно означает, что сновидец становится более просветленным. И еще нужно помнить, что критерии сравнения здесь — целиком внутренние.

Осознаваемо сновидящий становится более просветленным, чем его прежнее «я», но не обязательно более просветленным, чем кто-то другой. Такое «становление» — само по себе чудо, и это прекрасно выразила Уилла Кэтер, которую я здесь цитирую: «Там где есть большая любовь, всегда случаются чудеса. Чудеса зависят не столько от лиц или голосов, или невесть откуда пришедших к нам целительных сил, сколько от того, что наши чувства становятся тоньше, так что на миг глаза обретают способность видеть, а уши — слышать то, что всегда с нами» [10, с. 50]; (Курсив мой. — К. К.).

Для меня это стало одним из самых больших чудес эксперимента с осознаваемыми сновидениями: на собственном опыте я смог увидеть, как по мере проникновения в эту область сознания мои чувства становятся все тоньше. Благодаря осознаваемости мне стало легче понять, почему в любой миг вся истина целиком всегда присутствует прямо перед нами и только ждет, чтобы мы ее увидели. Исключительно омраченность нашего обычного восприятия мешает нам в едином и полном озарении увидеть всю истину целиком. Перед нами, людьми, стоит задача устранить эту застилающую наш взор привычную пелену, чтобы чувства стали яснее, чтобы глаза открылись и мы смогли увидеть мир, как в первый раз.

Древним грекам была явно знакома эта тайна очищения человеческого восприятия. В их языке для обозначения истины было слово aletheia. На самом деле aletheia — слово составное: «а» (не) + «letheia» (скрытость). Они считали, что обнаружить истину о чем бы то ни было — значит увидеть ее нескрытой, заглянуть за иллюзию внешних проявлений. Такой подход предполагает, что они знали: большая часть реальности скрыта от нашего сознания и человеку, чтобы достичь зрелости, необходимо, очистив и облагородив свое восприятие, вынести истину из укрытия на свет сознания.

Одним из самых загадочных аспектов эксперимента с осознаваемыми сновидениями стал внезапный энергетический «взрыв», который часто сотрясает мое тело сновидения сразу после наступления осознаваемости. Такой взрыв совпал с началом осознаваемости в сновидении «Пришествие змеиной силы» и случался в том или ином виде во многих других осознаваемых снах. Иногда я чувствую, как эта энергия поднимается вдоль позвоночника, иногда — как она течет по груди, рукам и ногам, и очень часто — как она двигается по лицу и прочно обосновывается в точке между бровями. [25] Обычно эти энергии создают восхитительное ощущение подъема. Однако у меня это было уже второе осознаваемое сновидение, когда энергия ошеломляла меня до такой степени, что, проснувшись, я ощущал дурноту и смятение.

В этом сне символы изобиловали множеством значений, и я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу составить их полный перечень. Сон был образцовым в том смысле, что решал универсальную тему перехода от плена к свободе путем полета из темной комнаты на свет. Новый мир, озаренный сияющим покровом белого снега, в который я попал в этом сне, тем не менее, оставался миром, в котором присутствовали борьба и крайности: ведь я вместе со своей неизвестной спутницей находился в плену у индейцев, которые символизировали некие дремавшие во мне первобытные силы.

Значит, сон подсказывал, что освобождение от этих первобытных сил может быть достигнуто мгновенно и без всякого насилия благодаря привлечению мужского начала, которое символизировали ковбои, легко и напористо оказавшиеся в самой гуще событий. Я стал воспринимать их напор как разновидность «творческой агрессии» — достоинства, которое, к сожалению, едва ли когда-нибудь затрагивалось в духовном контексте. Эти темы и образы помогли мне выявить в своей жизни наяву те мгновения и ситуации, когда мне необходимо давать себе толчок, дабы продолжать развитие. Терпение и безропотное ожидание не всегда годятся для решения задач, которые ставит перед нами жизнь. Иногда, чтобы освободиться от пагубных сил, удерживающих меня в плену, необходимы именно напористые и даже агрессивные действия. Ковбои из сна были символом безмолвной и непререкаемой силы — силы, которая освобождает просто благодаря самому факту своего присутствия и образу бытия.

Я оценил факт, что этот сон состоял из двух отдельных частей и уловил ясную взаимосвязь между ними. Первая напомнила мне главную тему, возникшую в «Даре волхвов» и утверждавшую, что осознаваемое сновидение есть освобождение от тьмы и плена и что даже достигнув освобождения на одном уровне, сновидец будет призван продолжать восхождение и достигнуть его на более высоких уровнях.

Вторая часть сна рисовала мою борьбу с двумя змеями. Я истолковал ее в том смысле, что мне придется постоянно бороться и сражаться с самим собой за развитие высших состояний сознания (например, кундалини) после того, как я привнесу в свою жизнь гораздо больше здоровой агрессивности (мужской энергии). Размышляя на эти темы, я стал все яснее понимать, насколько мне это необходимо для защиты своей чувствительной внутренней жизни, которая с развитием осознаваемого сновидения обрела неведомую доселе уязвимость.

Сон «Пришествие змеиной силы» и та жизненная ситуация, которая его породила, часто наводили меня на мысль об одном из высказываний Карла Юнга: «Я гораздо охотнее был бы целостным человеком, нежели добропорядочным». Эта его мысль отражала критическое отношение к той обычно неправильно понятой и искаженной разновидности нравственной добропорядочности, которая в цивилизованном обществе так часто выдвигается в качестве примера для подражания. Добропорядочность часто сводится к таким качествам, как щепетильность, безропотность, доброта и терпимость, причем ожидается, что все эти качества должны проявляться постоянно и в любых ситуациях. К несчастью, такая «добропорядочность» часто превращает людей в жертв, поскольку может неосознаваемо вызывать злоупотребления, нападки или эксплуатацию со стороны более агрессивных представителей рода человеческого. В этой связи я заново учился понимать, что целостный человек — это человек, который ощущает гнев и агрессию в тех необходимых случаях, когда кто-то другой пытается его эксплуатировать, и может убеждением или действенным поступком предотвратить развитие такой опасной для себя ситуации. В сущности нет ничего хорошего или духовного в том, чтобы всегда подставлять другую щеку. Для меня это важное положение Юнга стало таким ценным, потому что оно подразумевает: в любви есть своя темная сторона, которая в конечном итоге оказывается присущей человеку благой силой. Отвергая непререкаемые нормы поведения, которым люди должны неуклонно следовать, оно поощряет нас избрать в качестве путеводного принципа целостность собственной души. А это значит, что нужно правильно реагировать на каждую ситуацию, в которую попадаешь, в тот самый миг, когда в ней оказываешься. Я в очередной раз понял, что «любовь» может предъявлять к тем, кто избрал ее путь, самые странные и трудновыполнимые требования. Она может потребовать, чтобы мы сказали человеку, как мы на него злы. Или истинный акт любви может означать привлечение человека к суду, разрыв мучительной связи или заключение закоренелого преступника в тюрьму.

А теперь давайте вернемся к моему сну. Его кульминацией стала схватка с могучими змеями. Эта схватка подсказывала мне много возможных истолкований, в том числе и такое: в настоящее время меня так же, как змеи, захватил или подчинил себе путь осознаваемых сновидений. Во сне я сначала боролся, стараясь освободиться от захвата, но только для того, чтобы потом обнаружить: истинная безопасность и покой наступают вместе со «смирением». Для меня смирить свою волю всегда было делом нелегким, теперь же сон предлагал нечто такое, что казалось мне чуждым и новым. Я прекратил борьбу, дабы совершить открытие. И еще он подсказывал мне, что в жизни я буду постоянно, все снова и снова сталкиваться с этой проблемой, пока мое смирение не станет полным и окончательным. Обучение методом повторного смирения прекрасно изображало во сне пришествие второй змеи. Она была точной копией первой во всем, за исключением того, что немного уступала ей и толщиной, и длиной. И действия, которые она выполняла и которые мы выполняли с ней вместе, были точным, до мельчайших подробностей, повторением того, как вела себя первая змея. Казалось, мы выполняли с обеими змеями некий неведомый ритуал, и повторение того же ритуала с меньшей змеей предполагало, что при упорном следовании этому конкретному пути я постепенно сумею овладеть мощными энергиями, которые символизируют и передают змеи. Возможно, по мере моей борьбы со змеями каждая следующая змея будет все меньше, все ближе по величине ко мне самому. Никому не известно, сколько это может продлиться, да и сама мысль об этом по сути неуместна. То, как первая змея многократно катала мое распростертое тело по земле, сдавив его в могучих объятиях, тоже очевидно имело для меня некий смысл. Похоже, змеи забавлялись со мной: они, а не я полностью задавали ритм и периодичность движения моего тела. В этой части сна я, полностью отказавшись от сопротивления и необходимости бороться, в конце концов целиком сдался на милость змей.

Одним из самых захватывающих образов, которые я встречал в осознаваемых сновидениях или где-нибудь еще, был струившийся из глаз змей свет. Это мягкое желтовато-зеленое бездонное сияние стало для меня совершенно уникальным переживанием, и я не нахожу в своей жизни ничего такого, с чем бы можно было его сравнить. По своему качеству этот свет был совершенно «иным», и слова «призрачный», «непостижимый» или «космический» не в силах даже приблизительно передать всеобъемлющее ощущение тайны, струившейся из глаз, которые напоминали мерцающие окна во вселенную. И теперь, размышляя об этих образах, я ощущаю, как на меня нисходит глубокое чувство покоя и безмятежности. Я понял, что в конечном счете змеи были моими друзьями, и их сокровенные послания и дары несли ни с чем не сравнимый покой и утешение. В абсолютном смысле их путь — это путь покоя и глубочайшей отрады. Путь осознаваемых сновидений непременно должен время от времени давать какие-то свои созерцательные плоды. Такая глубочайшая отрада и есть нечаянный дар, который ожидает путника — она во многом сродни мигу откровения, когда, созерцая травинку, на которой повисла сверкающая в солнечных лучах капля росы, вдруг снова чувствуешь себя ребенком, мгновенно рождаешься заново. Такая острота и глубокая, спокойная отрада — именно то, из чего часто складываются осознаваемые сновидения.

Примерно через три недели после «Пришествия змеиной силы» меня посетил еще один необычайно яркий сон. Он дал выход другой мощной силе, которая бушевала в моей душе в этот период эксперимента с осознаваемыми сновидениями. И силой этой была ярость, слепая ярость. Она открыла новое измерение в развертывании моей истории и в исследовании сокровенных лабиринтов моей души.

СТЫЧКА С БЕЛЫМ МЕДВЕДЕМ

26 ноября 1981 года

Я где-то в дебрях Аляски, стою на окраине лагеря и разговариваю с мужчиной лет тридцати пяти — сорока. На вид он типичный «бродяга», любитель странствий — крепкий, обветренный усач в джинсах, сапогах и фланелевой рубашке с закатанными рукавами. Про себя называю его «лесорубом». Он начинает рассказывать мне о том, как однажды встретился со слепым белым медведем. Внезапно обстановка меняется — я вижу, как передо мной, будто на экране, разворачивается то, о чем продолжает рассказывать мой собеседник.

Вижу «лесоруба» — он один в глухом месте на берегу бурной, стремительной реки, ловит рыбу. Вижу, как из леса, что на противоположном берегу реки, появляется белый медведь. Он входит в пенящуюся воду и направляется прямо к рыболову. Интуитивно знаю, что медведю около года и что он абсолютно слеп. Однако, несмотря на слепоту, он с удивительной, безошибочной точностью держит курс прямо на рыболова. Я не уверен, как настроен медведь — дружелюбно или враждебно, — хотя отчетливо сознаю его силу и целеустремленность.

Лесоруб начинает торопливо и испуганно отступать от берега, потому что медведь успешно завершил переправу и выходит из воды. Косматый белый великан стремительно преследует убегающего человека и вот-вот настигнет его. Мужчина в отчаянии оборачивается и достает из кармана куртки пистолет. Он долго целится в медведя, который внезапно прекращает преследование и, поднявшись на задние лапы, неподвижно застыл, будто примерз к земле, пристально глядя на испуганного человека. Тогда лесоруб почти в упор стреляет медведю в голову. И тут же я вижу, как с глаз медведя спадают два огромных бельма. Теперь, впервые в жизни, он может по-настоящему видеть. Медведь часто моргает и тупо смотрит в пространство, привыкая к свету — все это время человек и белый медведь стоят лицом к лицу; в воздухе висит острое, тягостное чувство неопределенности. Просыпаюсь, ощущая массу энергии и силы — последствие сна.

После пробуждения этот образный сон тоже целиком завладел моим вниманием. Еще лежа в постели, я стал быстро складывать его отрывки воедино. Белый медведь, обитатель полярных льдов, обозначал существование во мне некой «полярности», внутренней борьбы двух сторон. В тридцатипяти-сорокалетнем бродяге-лесорубе я узнал прежнюю часть себя самого, еще один символ той своей стороны, которая была нацелена на выживание, — эквивалент крутого латиноамериканца из сна «Ампутация». Меня весьма позабавил тот факт, что во время этого сна мне самому было сорок лет. Эта часть моей личности, олицетворяемая лесорубом, всегда считала, что за выживание необходимо бороться. Выживание для нее — главная забота. Лесоруб — крепкий и решительный малый и верит, что махровый индивидуализм — это ключ к выживанию и успеху. Его фланелевая рубашка напомнила мне о четырех или пяти похожих рубашках, которые лежат у меня в кладовке и которые я люблю носить, особенно зимой.

В противоположность ему, белый медведь олицетворял в моей жизни относительно новую и в то же время очень мощную силу инстинкта. Сначала я не мог ее разгадать, но потом, при содействии двух коллег-профессионалов, с которыми мы часто обсуждаем сны, я обнаружил, что она символизирует ту безмерную ярость, которая накапливалась во мне на протяжении последнего года. Эта ярость была во многом «слепой» или бессознательной. Мой сознательный ум просто не желал чувствовать, как бесит меня постоянный бедлам, который устраивает сосед, и до чего я зол на озабоченную выживанием часть своей личности за то, как она реагирует на этот затянувшийся стресс. Начав расшифровывать этот сон, я увидел еще один пример того, насколько важна может быть математика сновидения: во сне возраст двух противников — стремящегося к выживанию «я» и слепой ярости — в точности соответствовал действительному возрасту каждой из моих частей в жизни наяву.

Ко времени появления сна «Встреча с белым медведем» мой конфликт с несовершеннолетним врагом еще больше обострился. Как раз перед этим сном произошли несколько новых тягостных событий. С недавних пор компания местной шпаны стала использовать соседский дом как свой притон. Хулиганы собирались там в любое время дня и ночи, причем вид у них нередко бывал нетрезвый или обкуренный. Эти встречи сопровождались воплями и бранью, которые часто перемежались звоном бьющегося стекла. Я никогда не знал, что разбилось в очередной раз — брошенная на асфальт пивная бутылка или рама, которую высадили из задней двери. После нескольких месяцев таких догадок я дошел до точки, когда мне уже на все было наплевать. И все же этот бедлам выводил меня из себя, особенно потому, что я видел, как он неуклонно набирает силу. В конце концов мы стали подозревать, что, судя по общему хаосу, таинственным приходам и уходам в два-три часа ночи и неиссякающему потоку незнакомых типов, которые в любое время с отсутствующим видом шастали взад-вперед через заднюю дверь, у нас под боком идет бойкая торговля наркотиками. Несколько раз посреди ночи приезжала полиция: кого-то арестовывали, парочку-другую крутых парней заталкивали в полицейскую машину под аккомпанемент еще более громких криков, воплей и нецензурной ругани. Я был в ужасе: меня тяготило и печалило то, как за несколько лет соседская семья распалась прямо у нас на глазах. Короче говоря, по вине соседей жизнь для нас превратилась в постоянный кошмар.

В свете всего этого мои чувства беспомощного отчаяния, гнева и ярости вернулись вместе с мыслями о мести. И мои дикие фантазии тоже вернулись: я снова подумывал о том, не взять ли мне бейсбольную биту и не пойти ли с ней к соседям, чтобы перебить всех и все, что попадется на глаза. Прежде я не испытывал ничего подобного и знал: что-то должно измениться.

Если заглянуть внутрь, слишком много теневых сторон моей личности (агрессивность, враждебность, нечуткость и т. д.) все еще проецировались на соседского юнца и оставались в таком спроецированном состоянии слишком долгое время. В такой ситуации я сам как проектор стал испытывать слишком сильное раздражение и возмущение по отношению к нему и его дружкам, так что любая их выходка становилась для меня невыносимой. Я начал реагировать на их бедлам слишком остро, усугубляя ситуацию своим внутренним бедламом. Новый взрыв осознаваемых сновидений усилил эти неразрешенные внутренние напряжения и подогревал меня изнутри до такой степени, что передо мной встала отчаянная необходимость пересмотреть эти проекции, чтобы измениться. К несчастью, в то время в пылу вражды я не увидел эту часть дилеммы. Через несколько лет после того, как мы переехали, это измерение конфликта стало для меня абсолютно ясным: «юные хулиганы» тоже были частью моего внутреннего мира. Помню день, когда я до конца пересмотрел эту проекцию: находясь вместе с группой учеников в глубокой медитации и решив ликвидировать разрыв между собой и врагом-подростком, я очень ясно представил себе его образ и сказал: «Ты тоже часть меня».

По мере того, как мы стали склоняться к разрешению этого конфликта на внешнем уровне, Чарлин почувствовала, как во мне нарастает ярость и стала активно настаивать, чтобы мы продали дом и переехали. После нескольких бурных ссор и мучительных переговоров я согласился, приняв решение под сильнейшим давлением. Хотя после наших ссор я чувствовал себя ужасно, на каком-то более глубоком уровне я понимал, что Чарлин права. Пришла пора сниматься с места, независимо от того, готов я к этому или нет. Вскоре после этого мы нашли подходящий дом, решили его купить и в середине марта 1982 года переехали на новое место.

Размышляя дальше над «Стычкой с белым медведем», я понял, что хотя во сне медведь был совершенно слеп, он сумел переплыть бурную, стремительную реку и преследовал «лесоруба» с прицельной точностью. Так и моя ярость ополчилась на грубую, эгоистическую часть моей личности и преследовала ее, пытаясь загнать в угол и таким образом поставить перед неизбежностью стычки. Стычка означала, что мне в конце концов придется признать подлинную силу своей ярости и понять: она способна меня погубить, если я не уеду из этого дома как можно скорее. Во сне лесоруб, вместо того, чтобы встретить медведя-великана лицом к лицу, в первую минуту перепугался и бросился наутек. Его бегство было наглядным проявлением того смятения, которое переживал мой ум в этот период, когда в душе у меня бушевала убийственная ярость. В конце, когда медведь нагнал свою жертву, лесоруб, не в силах больше бежать, обернулся и выстрелил в зверя из пистолета. Как это типично, — подумалось мне, — как часто наше «я» решается взглянуть в лицо потаенной ярости только после того, как все обычные схемы уклонения от конфликта исчерпаны и бежать больше некуда. Когда психологическое бегство и спасение больше невозможны, вот тогда наступает черед настоящей стычки! И хотя избранный лесорубом метод защиты во сне показался мне слабым и тщетным, поразмыслив над сном после пробуждения, я понял, что он, тем не менее, оказал на медведя очень важное воздействие. Когда наше «я», отдав все до последнего, встречается с бессознательным, что-то непременно должно измениться!

Концовка этого сна является классической по своей двойственности, чувству напряженного ожидания и незамысловатой красоте. Миг стычки, когда лесоруб выстрелил в медведя, символизировал миг, когда мой здравый смысл и стремление выжить ополчились на кипевшую во мне ярость в попытке остановить ее пагубное наступление. Два огромных бельма, упавших с глаз медведя, означали, что со слепотой покончено и бессознательная часть «я» скоро как-то по-новому «увидит свет». Размышляя о двух противниках — человеке и звере, — которые в конце сновидения сошлись лицом к лицу, я представил себе, как из их ртов выходят два вопроса: «Что нам делать дальше? Как создать новое внутреннее равновесие силы, которое пойдет на пользу целостности самого сновидца?» Сон закончился, оставив чувство недоумения и незавершенности. Ответ на самые животрепещущие вопросы так и не был получен, но они были четко поставлены. Я почувствовал некоторую долю облегчения даже оттого, что просто знал: нужный вопрос был задан, и когда-нибудь я обрету полную ясность, необходимую мне в этот неспокойный период жизни, чтобы разрешить наболевший вопрос.

Я часто думал: как моя сильная подспудная ярость повлияла на качество всего эксперимента с осознаваемыми сновидениями? Сидящий во мне пурист хочет, чтобы ярость не застила мне глаза. Он хочет, чтобы я никогда не чувствовал убийственной ярости ни к одному человеку. Он хочет, чтобы именно в этот период жизни мне не приходилось сталкиваться с проблемами бедлама и хаоса, внешнего или внутреннего. Но я часто напоминаю себе, что мой эксперимент ставится в лаборатории реальной жизни, с реальными чувствами, реальными событиями и реальными людьми, а не в какой-то идеальной лаборатории, где искусственно созданы стерильные условия. Эксперимент ставился над моей реальностью, внешней и внутренней, над моим окружением, над моими убеждениями, ценностями, над моим прошлым — над всем этим, в том виде, в каком оно находилось в то время.

Очевидно, иначе и быть не могло. И еще я часто напоминал себе, насколько глубоко уязвимым я стал только оттого, что открылся состоянию осознаваемости и оттого, что в мой сознательный ум влилось столько необычайной энергии сновидений. Знай я тогда то, что знаю теперь, я принял бы больше предосторожностей, чтобы защитить эту уязвимую часть себя — может быть, отложил бы эксперимент до переезда в другой дом. Теперь я убежден, что любой, кто пытается глубоко исследовать осознаваемое сновидение, поступит весьма разумно, если предварительно создаст для себя окружающую среду, дающую ощущение полного покоя, надежности и безопасности, словом, целиком отвечающую такой чуткой внутренней работе. Кроме того, я предпочел бы работать под постоянным присмотром опытного наставника — психотерапевта, ориентированного на исследование духовных вопросов, или другого специалиста, обладающего полным и непосредственным пониманием процессов психологического и психического развития. Теперь, через пять лет после начала эксперимента, оглядываясь назад, я могу более ясно обрисовать идеальные условия, в которых я предпочел бы проводить свои исследования.

Один из наиболее важных ключей к раскрытию сновидений — исследование условий, в которых разворачивается сюжет сна. На своем профессиональном опыте я научился обращать особое внимание именно на этот аспект заключенного в сновидении послания. «Стычка с белым медведем» происходила «где-то в дебрях Аляски»: это окружение — удачный символ для моего эксперимента с осознаваемыми сновидениями. Дебри для меня — это неведомое, именно к этому слову я часто прибегаю, говоря о состоянии осознаваемости. Кроме того, в самом начале эксперимента мне пришло на ум и потом много раз возвращалось выражение «страна полуночного солнца» — еще одна удачная метафора состояния осознаваемых сновидений. В наше темное время к сновидцу приходит свет, он приходит во сне, в ночной фазе суточного цикла. По мере развития эксперимента и по мере того, как я много размышлял об этом простом факте, во мне стало возникать более глубокое уважение к темноте и более глубокое понимание ее неизреченной животворной силы. Чем дальше продвигается мой эксперимент, тем больше я чувствую особую ценность темноты во всех ее видах: это и космос, бездна без конца и края, которая манит астронома и астронавта, и внутренняя психологическая тьма тени, которая живет в каждом человеке, и темнота зимних месяцев, которая призывает успокоиться и замедлить темп жизни, и мрак океанских глубин — еще одни врата в неведомый мир, и сгущающиеся вечерние сумерки, возвещающие конец каждого дня. Темнота во всех своих проявлениях может глубоко насытить человеческий дух, если мы ей это позволим. Теперь я так часто предвкушаю наступление ночи и время отхода ко сну, быть может, к осознаваемому сну, где я, возможно, получу очередной особый дар из мира сокровенной тьмы. Бессознательный ум — наша мать, причем по многим причинам. Из его сокровенной тьмы рождается свет.

Я и сейчас часто думаю о дебрях Аляски как об особой природной сцене, о театре, где вновь и вновь ярко и волнующе разыгрывается борьба света и тьмы. Надеюсь когда-нибудь лично побывать там. А пока мои сновидения нашли способ, и не один, познакомить меня со «страной полуночного солнца».

По прошествии времени и моих страхов, сумев полностью осознать свою ярость, я достиг некого синтеза в понимании этих двух снов. Теперь и в моем журнале сновидений, и в моем странствии по снам «Пришествие змеиной силы» и «Стычка с белым медведем» — выступают как пара вестников. В моей работе с осознаваемыми сновидениями образ змеиной силы безусловно стал явлением ошеломляющим и в то же время исполненным необычайной чуткости. Теперь я питаю к этой силе гораздо более здравое отношение и уважение и понимаю: если хочешь, чтобы она развивалась, ее чуткость нужно заботливо оберегать. Одно из упражнений для ума, которое я намеренно выполняю, — это стремление как можно быстрее мобилизовать мужское начало моей души, когда мое женское начало (уязвимость) чувствует себя в западне или в опасности. Выполняя такую безмолвную внутреннюю практику, я предпочитаю демонстрировать себе, что при первой необходимости «ковбои» способны мгновенно явиться и освободить мою «неизвестную спутницу» — и во сне, и наяву. Ковбои — необходимые спутники змей, потому что они создают ощущение глубокой внутренней надежности. Когда этот более сильный уровень мужской энергии станет для меня легко и мгновенно доступен и когда у меня разовьется естественная привычка мгновенно вызывать его в себе, это будет значить, что я, наконец, подготовил путь к проникновению на более глубокие уровни загадочной змеиной силы. Постоянно размышляя над этими темами и образами, я создал для себя новый лозунг: «Будь мудр как змий, прост как голубь... и крут как молчаливый ковбой».