Дэвид

Дэвид

До встречи с Марией Дэвид чувствовал себя несчастным, что достаточно трудно было объяснить. В конце концов, он освободился от очень тяжелого брака, у него была хорошая работа, и он неплохо зарабатывал, ему удалось купить себе новую спортивную машину, о чем он всегда мечтал, у него была уютная холостяцкая квартира, и к тому же нежная, внимательная и не слишком требовательная любовница. Почему же он был так недоволен жизнью? Задавать себе требующие глубокого самоанализа вопросы было не в его духе, но если бы он все же сделал это, он, возможно, осознал бы, что даже если бы он начать работать более усердно, чем прежде, и больше зарабатывать, у него было бы еще меньше денег и больше долгов, чем когда-либо. Он никогда не занимался тем, чтобы подсчитывать свой бюджет, однако интуитивно чувствовал, что его медицинская страховка, высокий подоходный налог, вкупе с расходами на бензин, обслуживанием и выплатой кредита за свою фешенебельную машину, частыми походами в ресторан, модной одеждой и поездками на лыжные курорты, поглощали его высокую зарплату быстрее, чем он успевал ее зарабатывать.

Он надеялся когда-нибудь купить собственный дом, но, поскольку цены на жилье росли слишком быстрыми темпами, эта перспектива постепенно становилась все более и более маловероятной. Большую часть своей энергии он посвящал работе, на которой он чувствовал необходимость достичь определенного успеха до достижения сорокалетнего возраста. Его должность программиста в процветающей, выдержавшей натиск конкурентов (post crash) информационно-технологической фирме требовала напряженного труда. Видимость повышенного энтузиазма, царившая на его работе, едва прикрывала дух жесткой конкуренции, погоню за высокими постами, постоянную угрозу потери рабочих мест (job outsourcing), и присутствие четко расписанной иерархической лестницы, сопровождавшееся постоянными завуалированными играми власти. После десяти лет относительного успеха он устал от своего положения, вынуждавшего его участвовать в бесконечной гонке. При этом он обвинял самого себя в отсутствии целеустремленности и настоящих бойцовских качеств.

Однако ни одна из этих мыслей не достигала его ясного осознания — он лишь по каким-то непонятным причинам чувствовал себя несчастным. Его отношения с Карлой полностью соответствовали его потребностям, когда они впервые встретились на последнем году его брака. Они познакомились на работе, и их весьма поверхностные отношения сотрудников одной фирмы внезапно переросли в страстный роман. В отличие от Дэвида, Карла была довольна своим браком и любила своего мужа, которому было известно об их отношениях с Дэвидом. Дэвид, уставший от собственного брака, не хотел длительных и прочных отношений, но нуждался в приносимом их связью возбуждении, чтобы найти в себе силы оставить жену. Роман Карлы и Дэвида принял характер сексуальной дружбы, в которой они оба находили для себя то, чего им недоставало. Они встречались приблизительно раз в две недели, устраивая интимные вечерние свидания. Они любили танцевать, ездить в недалекие путешествия и многое могли дать друг другу, практически ничего друг от друга не требуя. На примере Карлы Дэвид узнал, что женщина может быть сильной и независимой. Он научился слушать ее, когда она говорила о своих чувствах, и самому говорить о своих. Они были во многом похожи, а потому нравились и доверяли друг другу.

Тем не менее даже эта сторона жизни Дэвида в последнее время стала казаться серой и пустой. Для себя он сформулировал это следующим образом; ему нужно было от Карлы либо больше, либо меньше. Как однажды выразился Вуди Аллен: «Близкие отношения подобны акуле, которая должна постоянно находиться в движении, а иначе она умрет». Ситуация же Дэвида в этой сфере жизни практически не двигалась с места. Встреча с Марией изменила все. Поначалу он рассматривал их отношения как быстротечную, хотя и исполненную любви связь. Нигде в его жизненном сценарии не было места для серьезных прочных отношений с женщиной, настолько отличавшейся от него самого. Мария не пользовалась макияжем и не носила бы высоких каблуков, даже если бы от этого зависело ее будущее; ее одежда была весьма экзотической (в основном это был перешитый секонд-хэнд), как и употребляемая ею пища. Она экспансивно двигалась и непринужденно смеялась, ее оргазмы напоминали истерики, на ее машину было стыдно смотреть, и ко всему прочему она отказывалась принимать противозачаточные таблетки.

Словом, она была полной противоположностью тем женщинам, которых он знал по работе. Однако его очень обнадеживал тот факт, что в отличие от всех предыдущих отношений с женщинами, его влечение к которым было максимальным на ранних этапах, чем лучше он узнавал Марию, тем больше она ему нравилась. Он был поражен ее честностью и его интерес к ней не ослабевал. Он научился адаптироваться к различного рода шокирующим идеям, которые она порой высказывала. «Если я не прошу о том, чего я хочу, значит, я лгу». «Чувства представляют собой факты, паранойя — это повышенное осознание, а интуиция заслуживает того, чтобы принимать ее в расчет». «Наука, технология, медицинские знания, молоко, мясо и картофель, а также американская мечта обречены». «Нам нужна лучшая идея, и мы не должны ожидать, что эту идею предложит „Тойота“».

Когда Мария попросила его прекратить отношения с Карлой, он был шокирован. Дело было не в том, что он не понимал позиции Марии, а в том, что он никогда не думал переходить к моногамным отношениям, и ему не нравилось, что его вынуждают к столь радикальным изменениям в своем образе жизни. Он придумывал десятки оправданий: что он не может ее бросить, что моногамия не соответствует его природе, что это диктаторское требование, что моногамия обладает массой недостатков, что он готов перейти к моногамным отношениям лишь по собственному выбору, а не в ультимативном порядке. Однако Мария оставалась непреклонной, и когда он наконец согласился, то был удивлен тем, что спустя лишь считанные дни почувствовал себя очень комфортно, и был вполне довольным этим решением. Он чувствовал, что в его отношениях с Марией открылось широкое поле для новой деятельности, особенно после того, как они согласились на полную откровенность друг с другом.

— Знаешь, Мария, — однажды сказал он ей, — если бы год назад кто-нибудь сказал мне, что я перееду в кооперативный дом и буду состоять в моногамных отношениях с матерью двоих детей, я ответил бы ему: «Ты в своем уме? Лучше протри свой хрустальный шар, а то он давно нуждается в чистке».[7]

На что Мария хитро улыбнулась и ответила:

— Если тебе кажется, что прошедший год был удивительным, посмотрим, что ты скажешь о следующем. Потуже затяни свой ремень безопасности.

У Дэвида была привычка не слишком аккуратно вести себя на кухне и в ванной. Такое поведение было неприемлемым для Марии и Карлы. Оно нередко имело место, когда Дэвид был занят починкой крыши или выполнял типичные мужские обязанности по дому, однако, когда он попытался оправдать свое поведение, Мария ответила, что она скорее научится сама чинить крышу, чем будет мыть за ним грязные тарелки. Поначалу он отнесся к этому заявлению, как к феминистской демагогии, однако был удивлен, узнав, что она говорила серьезно. В следующий раз, когда он полез на крышу, она последовала за ним, и он обнаружил, что она умеет махать молотком не хуже некоторых. Он также открыл для себя, что обучать ее «мужским» навыкам было для него удовольствием; она схватывала все на лету и действительно оказалась способной выполнять те виды работ, которые он считал лишь собственной прерогативой. Он же научился быть аккуратным на кухне. Когда их отношения достигли стабильности, они начали вести себя как супружеская пара и ловить себя на том, что повторяют привычки, которые были свойственны им в первом браке. Они обнаружили, что порой склонны скрывать свои чувства, делать то, что они обычно не хотят делать, но, поскольку они договорились и поскольку действительно хотели этого, они постоянно стремились побороть в себе эти тенденции, обсуждали их, требовали друг от друга полной откровенности и отказывались терпеть игры власти или выступать в роли спасителя, когда эти игры имели место. Они стремились быть открытыми к взаимной критике, а также к расспросам и обратной связи со стороны других жильцов и своих друзей, В этих вопросах Мария, как правило, выступала в роли учительницы, а Дэвид — прилежного ученика.

Прошло какое-то время, и Дэвид осознал, что его новые отношения с Марией и изменения в образе жизни начинают вступать в противоречие с требованиями, предъявляемыми к нему на работе. В фирме от него ожидалось, что он будет получать свой заработок, работая значительно больше, чем сорок часов в неделю. У него была интересная работа, требующая от него творческого подхода, а потому она нравилась ему. Но с другой стороны, тот эмоциональный вакуум, который царил в его фирме, а также необходимость подчиняться играм власти и закрывать глаза на ложь, что требовалось от сотрудников, начали становиться для него проблемой.

Компания Дэвида «Лектрикс» была очень успешной. Сотрудники фирмы были организованы в сообщество, которое люди предпочитают называть «семьей», хотя, по сути, оно скорее функционировало как профессиональная футбольная команда. Дэвид начал замечать, что компания значительно более была обязана своим успехом удачному сочетанию творческих индивидуальностей и рыночным условиям, чем особенностям своей структуры. Ему даже стало казаться, что фирме начинают приносить вред существующие внутри нее конкурентные тенденции. Нескольким конкурирующим с «Лектрикс» компаниям удалось пошатнуть ее позиции на рынке, а отсутствие теплоты в межличностных отношениях и взаимного доверия на работе порождали стресс, прогулы и нездоровую атмосферу.

Дэвид ощущал, что больше не в состоянии вынести противоречия между своей личной и деловой жизнью. Он решил либо изменить обстановку на работе, либо сменить саму работу. Поскольку он имел большой профессиональный стаж и сотрудники уважали его, он надеялся на то, что будет выслушан, когда выступит с предложениями, касающимися изменений, которые он задумал. Он дал себе год на реализацию этих нововведений, после чего, если они не достигнут успеха, он начнет искать другое место работы и, возможно, откроет свою собственную фирму, неотъемлемыми составляющими которой станут демократический менеджмент, кооперация и честность. В возможность такого предприятия ему вселяло уверенность наблюдение за Марией на ее работе — находящемся в коллективной собственности книжном магазине, пользующемся успехом, функционирующим согласно коллективным нормам и принципам и организованным на неиерархической основе. Его вдохновляла перспектива, обещающая превратить работу в приносящую удовлетворение часть своей жизни, дающую ему ощущение собственной значимости и власти.

Однажды вечером, когда Дэвид пришел домой с работы, между ним и Марией внезапно произошел неприятный инцидент. На протяжении последних недель между ними наметились некоторые разногласия, касающиеся ответственности Дэвида за воспитание детей Марии. Однако этим вечером разногласия между Дэвидом и Марией, уставшими после трудового дня, переросли в открытую конфронтацию. Дэвид был согласен помогать Марии в воспитании детей, однако каковы будут размеры этой помощи, они конкретно не оговаривали. В последнее время Дэвид зачастую не оправдывал ожиданий Марии. Когда он приходил домой и она просила его побыть с Кэй, он игнорировал ее просьбы, делая вид, что их не слышал.

— Ты слышал, что я просила тебя присмотреть за Кэй?

— Да.

— Тогда почему ты мне не ответил?

— Не знаю. Не хотелось.

— Да уж, веская причина!

— Для меня достаточная.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я ведь не обязан заботиться о Кэй, так?

— Да? Интересно, а чего еще ты не обязан делать? Ты обязан меня трахать? И если да, обязан ли ты делать это качественно?

Дэвид изумленно посмотрел на нее. Он уже собирался сказать в ответ какую-нибудь гадость, но тут Мария произнесла: «Извини, я была несправедлива. Нам нужно обсудить это спокойно».

Но Дэвид был уязвлен. Он осознал, что их сексуальная жизнь, поначалу столь замечательная, постепенно начала превращаться в рутину. Все чаще случалось, что Мария страстно хотела секса, а Дэвид не был расположен к нему. Прежде такой проблемы не было, потому что Дэвид поистине наслаждался сексом с Марией, однако пару раз он уступил ее желанию, когда не был особенно заинтересован. Он начал осознавать внезапное исчезновение своего интереса к сексу, но не стал открыто говорить об этом, тем самым нарушая их кооперативное соглашение не держать друг от друга секретов. Мария тоже начала замечать это и спрашивала его, все ли в порядке. Дэвид отрицал, что между ними что-то не так, хотя и знал, что совершает большую ошибку. Мария приняла его ответ, но ощущения Дэвида не исчезали, а она продолжала чувствовать его напряженность и временами становилась серьезно озабоченной тем, не перестала ли она быть для него привлекательной и не перестал ли он любить ее. На сей раз дело дошло до того, что Мария открыто выразила свой гнев, и тут она осознала, что эта ситуация требует серьезного внимания.

Дэвид и Мария согласились, что им необходимо прибегнуть к посредничеству. Мария обратилась к посреднику в сфере межличностных отношений[8] — Майклу, который попросил их прийти на прием и быть готовыми поделиться любыми чувствами, которые они не выражали друг другу открыто, готовыми обсуждать любые игры в спасение, в которые они были вовлечены, и любые параноидальные фантазии, касающиеся друг друга.

После недолгого разговора на отвлеченные темы Майкл приступил к обсуждению ситуации:

— Я предлагаю вам начать с того, чтобы перечислить и обменяться между собой вашими чувствами, параноидальными фантазиями и ситуациями, в которых каждый из вас выступает в роли спасителя. Кто готов начать первым?

Первым отозвался Дэвид:

— Я хотел бы кое-что сказать тебе, Мария, О’кей?

Мария нервозно кивнула, предоставляя ему слово.

— Мария, — начал Дэвид. — Я чувствую, что ты была очень несправедлива ко мне в последние дни, и это меня сильно задело.

Тут вмешался Майкл:

— Постойте, давайте говорить конкретно; что сделала Мария и что вы почувствовали? Когда вы говорите, что почувствовали, будто

Мария была несправедливой по отношению к вам, вы говорите не о чувствах, а выражаете свое мнение по поводу ее поведения. Так что же вы почувствовали? Слово «задело» не дает об этом ясного представления. Что именно вы почувствовали?

Дэвид на некоторое время задумался:

— Я почувствовал гнев.

— Что еще вы почувствовали?

— Вообще-то сначала я почувствовал обиду и горечь, А затем я рассердился.

— О’кей, теперь мы знаем, что вы чувствовали. В какой момент вы испытали эти чувства? Какие действия Марии вызвали у вас эти чувства?

Дэвид повернулся к Марии:

— Мария, когда ты произнесла мне следующие слова во вторник после работы, — он передал содержание разговора, — я был очень обижен и рассержен.

Мария молча кивнула: — Я понимаю, — после недолгой паузы она добавила: — У меня есть параноидальная фантазия, касающаяся тебя; хочешь узнать, какая? Дэвид кивнул:

— Хочу.

Мария сделала глубокий вздох и сказала:

— Дэвид, я боюсь, что ты лжешь мне по поводу наших отношений, что ты охладел ко мне и все еще влюблен в Карлу и скучаешь по ней.

Дэвид задумчиво откинулся в кресле. Через некоторое время он произнес:

— Нет, Мария, я к тебе не охладел. Правда, я и не влюблен в Карлу и не скучаю по ней. Однако в твоих подозрениях действительно есть крупица истины, которая состоит в том, что я действительно иногда думаю о Карле и хотел бы поговорить с ней как с другом, но что более важно — я солгал тебе, когда ты спросила меня, все ли между нами в порядке пару недель назад. Я должен был сказать тебе то, что собираюсь сказать сейчас. Это связано с нашими сексуальными отношениями. Ты хочешь выслушать меня?

— Да, — ответила Мария. — Продолжай, пожалуйста. — Затем она глубоко вздохнула, посмотрела на Майкла и сказала: — Я боюсь.

Майкл озабоченно взглянул на нее:

— Вы в порядке? Может быть, вам что-то нужно?

— Я в порядке. Продолжай, Дэвид, я хочу тебя выслушать.

— Итак, Мария, я не вполне понимаю, что происходит, но в последнее время я начал беспокоиться, потому что иногда посреди занятий любовью я охладеваю и начинаю терять эрекцию, и это меня очень пугает. Поэтому я иногда не хочу секса — потому что я боюсь, что это произойдет.

Мария с облегчением вздохнула и сказала:

— Я заметила это, Дэвид, и это меня не особенно беспокоит, если все дело в этом.

Тогда Майкл спросил Дэвида:

— А как вы думаете, почему вы охладеваете? Может быть, в эти моменты Мария делает что-то?

— Ну, я не знаю; она так поглощена сексом, что это почему-то меня беспокоит.

Мария вспылила:

— А что, разве в этом есть что-то ненормальное? Может быть, я слишком возбуждена — для тебя?

Тут снова вмешался Майкл:

— Успокойтесь, Мария; не делайте поспешных выводов, — он повернулся к Дэвиду и спросил: —Так почему, с вашей точки зрения, вы охладеваете?

— Я не знаю.

— А вы подумайте, почему.

Дэвид долгое время пребывал в задумчивости:

— Я думаю, я боюсь, что она забеременеет. Я знаю, как Мария относится к абортам, насколько тяжело она перенесла аборт несколько лет назад и как это ее огорчило, и я не хочу стать причиной нового аборта. Когда секс становится слишком бурным, я начинаю бояться что противозачаточные средства не подействуют А когда я начинаю думать о том, что она забеременеет, я уже не могу выбросить эти мысли из головы и тогда охладеваю. Не знаю, все это очень запутано. Единственное время, когда секс доставляет мне только приятные чувства и ничего больше, это когда у Марии месячные и я вполне уверен, что она не забеременеет

Мария заплакала. Спустя некоторое время она подняла глаза и сказала:

— Я испытала такое облегчение узнав, что дело только в этом. У меня тоже бывают похожие мысли. Я тоже не хочу забеременеть. Я люблю тебя, Дэвид; и мне не важно, постоянно ли у тебя бывает эрекция. — Она взглянула на Дэвида сквозь слезы и произнесла с улыбкой: — Ну, может быть это слишком сильно сказано. Ты понимаешь, о чем я говорю. Так что мы будем делать?

Медиация продолжалась два часа, в течение которых Дэвид и Мария поделились и другими чувствами касающимися воспитания детей, Карлы и их преданности друг другу.

По мере высказывания друг другу своих чувств характер проблемы становился все более ясным. Преданность Марии и Дэвида крепла. Ни один из них не хотел появления детей. Весьма вероятным средством решения их сексуальных проблем представлялось прохождение Дэвидом вазектомии. Он еще несколько лет назад начал задумываться о том, чтобы сделать себе эту операцию, и, судя по всему, теперь время пришло.

Дэвид был вполне готов разделить с Марией заботы по воспитанию детей, но все же не совсем на равных началах, поэтому они договорились, что он будет выполнять треть родительских обязанностей.

Медиация окончилась тем, что Мария и Дэвид обнялись и испытали огромное чувство нежности и любви друг к другу. Дав Майклу «поглаживания» за хорошо проделанную работу, они отправились пообедать и выпить по рюмке спиртного.

Медиация оказалась эффективной. Дэвид прошел вазектомию и с религиозным рвением принялся участвовать в воспитании детей, более того, он очень привязался к ним. Проблемы в их сексуальной жизни исчезли практически сразу. В конце концов Дэвид ушел со своей работы и стал консультантом в электронной фирме. Его доходы несколько упали, но при этом ему также удалось сократить и свои расходы, и он наслаждался своей независимостью. В свободное время он ремонтировал старый жилой дом, который он с Марией и несколько других жильцов купили в качестве долевой собственности и превратили в кооперативное жилище, как это сделала Клэнси, только квартиры были раздельными, а одна из комнат была переоборудована в большую общую кухню. После стольких лет, прожитых вместе, Дэвид и Мария просто удивляются тому, как им удается так хорошо ладить. И порой им кажется, что они будут жить счастливо (или почти счастливо; их отношения все же не всегда были идеальными) до конца своих дней.