Правду трудно говорить и нелегко слушать

Правду трудно говорить и нелегко слушать

Проблема непонимания между поколениями заключается в том, что приемы психологической защиты младшим кажутся злонамеренным саботажем, игнорированием очевидного, возвеличиванием себя за счет того, кто близок и кто слабее – и часто за счет собственных детей. Естественно, такая стратегия воспринимается как агрессия, а не как защита. Молодежь полагает, что взрослые стараются ущемить их законное право на эмоциональную гармонию, на полноценное самовыражение, на доверительные отношения – одним словом, на счастье. Как же так, спрашивается? Родители не должны поступать с детьми подобным образом! Они вообще не должны режиссировать свои дурацкие «постановки» с нами, молодыми, в качестве бесправных статистов! И если они сами не в силах сказать себе правду, мы сделаем это – скажем что следует, да еще такими словами, с такой критической дозой откровенности – мало не покажется!

Жизнь отдам и пасть порву за правду! Особенно если правда на моей стороне. Чтобы доказать родителям свою правоту и их заблуждения, дети готовы жертвовать собой. И, как правило, не задаваясь вопросом: а стоит ли?

Ульяне было двадцать лет, когда разошлись ее родители. Она уже давно перестала считать себя ребенком, но развод родителей стал для нее тяжким потрясением. Прежде всего Ульяна думала, что выросла в крепкой и дружной семье. Папа с мамой по отношению друг к другу уже не угорали в страсти на третьем десятке совместной жизни, но всегда хорошо ладили, проявляя снисхождение к недостаткам друг друга. Отец, например, стоически переносил мамино хобби: Наталья Андреевна пела в художественной самодеятельности. Отец восторгов не проявлял, но и недовольства не выказывал. А вот Ульяну коробило от маминого увлечения. Точнее от результата. Голос у Натальи Андреевны был сильный, но некрасивый. В репертуаре преобладали песни про любовь и арии из оперетт, которые предполагалось исполнять молодым особам, свято уверовавшим в свою сексуальную неотразимость. Наряды для выступления Наталья Андреевна подбирала себе согласно репертуару. Короче, когда мама пела на праздниках со сцены дома культуры, сидящей в зале Ульяне хотелось провалиться сквозь землю. Она видела, насколько нелепо и неприлично выглядит ее мать. Ульяна не раз порывалась сказать об этом Наталье Андреевне, но отец отговаривал. «Ну, нравится ей все это, — успокаивал он воинственно настроенную дочь, — пусть развлекается. Мы же тебе не запрещали сделать татуировку или носить розовый парик, когда тебе в пятнадцать лет приспичило. Ну, и ты на мать не наезжай. У каждого свои недостатки», — философски заключал отец сакраментальной фразой из фильма, герои которого «любили погорячее».

Ульяну такое отношение отца успокаивало, во всяком случае она была уверена, что ее несуразная мамаша не останется одна на старости лет, отец ее не бросит. Гром грянул, как казалось Ульяне, среди ясного неба. Ульяна была в шоке, когда узнала, что Наталья Андреевна подала на развод с мужем. Еще больший шок она испытала, когда увидела нового избранника матери, своего будущего отчима. Ей страшно захотелось схватить мать в охапку и отвести ее на прием к психиатру и окулисту: «Только слепая и сумасшедшая баба может связаться с таким уродом!» — в ужасе думала девушка. Виталий, избранник Натальи Андреевны, был неприятный, потасканный, пронырливый тип, из тех, что с удовольствием шатаются по самодеятельным концертам, бесплатным презентациям и прочим мероприятиям третьего сорта. В таких местах всегда полно женщин с заниженной самооценкой, манией величия и неутоленной жаждой чего–нибудь эдакого. Здесь Виталики чувствуют себя хозяевами положения, выбирают себе жертву и приступают к осаде. И при любом раскладе не оказываются в убытке, потому что терять им нечего. Зато Наталья Андреевна была в полном восторге от своего нового мужа: «Он мой самый преданный поклонник! Он ходил на все мои концерты! Он меня боготворит! Какое счастье, что меня посетила великая любовь!» Однако Ульяна видела, что отчим не любит мать, что Виталий просто выбрал себе тетку подурее, побезвреднее и решил обосноваться у нее до лучших времен. Он даже не считал нужным особо скрывать свое отношение.

В какой–то момент у Ульяны созрела идея, что все еще можно вернуть. И родители снова будут вместе, только нужно избавиться от Виталия. Например, открыть матери глаза на его реальное чувство, отнюдь не напоминающее любовь. Пусть мать застанет своего непорочного и любящего (якобы) мужа в постели с другой женщиной, так сказать, поймает с поличным. И тогда у нее наконец–то откроются глаза. Ульяне казалось проще простого осуществить свои планы «технически». Она видела, какими глазами провожает ее отчим, как, впрочем, и любую другую молоденькую девушку, попавшую в его поле зрения. Конечно, кроме отвращения Ульяна ничего к Виталию не испытывала, но ради восстановления своей семьи она была готова на серьезные жертвы. Соблазнить отчима оказалось легко. Виталий не испытывал ни угрызений совести, ни вообще какой–нибудь неловкости — словно только того и ждал. Приготовив «место преступления», Ульяна позвонила матери, наплела небылиц и заставила встревоженную мамашу срочно вернуться домой. В общем, все случилось именно так, как запланировала Ульяна. Наталья Андреевна примчалась домой, застала дочь и мужа в постели, устроила скандал, Виталий, криво ухмыляясь, съехал.

Да, все прошло согласно Ульяниным задумкам. Кроме одного: Наталья Андреевна ничего не поняла. Точнее, поняла на свой манер. Она посчитала дочь злодейкой, которая из зависти разрушила ее великую любовь и семейное счастье. Естественно, последовал конфликт с летальным исходом – летальным для материнско–дочерних отношений. А вот к первому мужу Наталья Андреевна так и не вернулась. И глаза на реальное положение дел у нее так и не открылись. Потому что дело было не только в Виталии.

А в чем же тогда? Все в том же: в желании сделать свою жизнь, равно как и себя, интереснее. Люди впадают в психологическую зависимость именно от тех вещей, которые добавляют интересности их существованию. Просто каждый выбирает свое: самодеятельность, романы, наркотики, горные лыжи… И, разумеется, некоторые увлечения не столько дополняют, сколько аннулируют личность увлекшегося. Впрочем, иная личность настолько непривлекательна и неразвита, что ее и аннулировать не жалко. Беда в том, что страдает уже отлаженная группа контактов, социальные функции, которые человек выполнял раньше, до появления психологической зависимости, нарушаются или вовсе разрушаются: он/она разводится, теряет близких, оставляет работу, растрачивает «подкожные», влезает в долги, обзаводится кучей болячек – и заодно отказывается платить за свои личные и деловые катастрофы из собственных дивидендов, требуя помощи от знакомых и даже незнакомых. Речь, конечно, не только о деньгах, хотя и о них тоже. И те, на чьи плечи легло слишком много проблем и обязательств, пытаются исправить положение чем могут. А чем? Вернув все обратно. Есть и другой путь: доказать этой особе, страдающей маниями и фобиями, что она не права! И поступает непорядочно! И отдает свое сердце и свои средства недостойному объекту!

Стереотип, навеянный масс–медиа: стоит человеку открыть глаза на правду и показать ему наглядно и во всей красе, кто есть ху, как он сразу примет точку зрения оппонента, и все встанет по своим местам. Не верьте тому, что утверждает кино, ток–шоу и господин Мольер[16]. Поведение Оргона, наблюдавшего из–под стола, как Тартюф соблазняет его жену Эльмиру, в высшей степени нетипично: выгнал негодяя и со всеми домашними помирился.

В реальной жизни Оргон, намертво прикипевший душою к ханже, вряд ли пожелал бы с ним расстаться, а стал бы по–прежнему обвинять чад и домочадцев во лжи и разврате. И наказал бы их, за попытку поругания чистоты и невинности его дражайшего святоши.

Так же, как нельзя вылечить наркомана, объяснив ему глубину его морального падения. К тому же он и сам в душе понимает, до какой низости дошел.

Ни фобию, ни манию нотациями, разовыми акциями и маленькой победоносной войной скорректировать невозможно. Подумайте сами: вот лично вы чего–нибудь боитесь? Высоты или замкнутого пространства, тараканов или темноты? Ваше сознание говорит: стоя у окна, вы не свалитесь вниз, если только не предпримете ряд специальных мер – не откроете створку, не залезете на подоконник, не оттолкнетесь от него и не вспорхнете, аки голубь небесный. И таракан вас не съест и даже не обругает, в отличие от соседа дяди Васи, которого вы все–таки не настолько боитесь, чтобы при встрече взвизгивать и отпрыгивать к стенке, судорожно снимая тапок. А подсознание шепчет: да, конечно, но все–таки… Я уж лучше не буду глядеть из окна, а в кухне и в ванной поставлю ловушки и ядом поморю. И психологи советуют: боитесь какой–то ситуации – постарайтесь в нее не попадать. Избавитесь от негативных ощущений.

А как быть с позитивными ощущениями, если к ним так и тянет, так и тянет? У каждого из нас имеется дефицит чего–либо насущного: острых ощущений, любви, кальция… Организм требует этот дефицит восполнить, личность поддается. Срабатывает биологическая программа. Наркоманы есть и среди животных. Ну зачем кошке валерьянка? Нервы лечить? А некоторые виды мартышек воруют у людей спиртное. Ежики обожают жевать окурки. Потому что не умеют читать и не знают про вред алкоголизма и курения? Да, ежики и мартышки читать не умеют. Но если бы и умели, все равно высокий процент ежиков пренебрег бы предупреждением Минздрава. А у мартышек вообще те, кто во хмелю становится буйным и агрессивным, получает статус лидера. Они, согласно мартышковой табели о рангах, круче тех, кто просто засыпает и наутро мучается похмельем.

Вот почему конфликты, вызванные психологической зависимостью, невозможно решить простым выведением «наркотика» на чистую воду. В подобной ситуации увлеченная натура ведет себя не умнее курящего ежика. К тому же структуру личности, которая складывается годами, нельзя переломить одной ситуацией или целым рядом ситуаций. Если ей, как самой крутой из мартышек, кажется: мое любимое занятие не только доставляет приятные ощущения, но и повышает мой социальный статус – как же от такой благодати отказаться? И все, кто понуждает меня к воздержанию, просто завистники, злодеи, провокаторы. Им тяжело видеть мой успех и мое счастливое лицо. Их надо ущучить и разогнать поганой метлой, а самому остаться тет–а–тет с моим прекрасным Тартюфом. Этого требует моя духовность. Хотя на деле этого требует подсознание и животный инстинкт.

Даже зрелые люди, наблюдая, в какой паутине путается их родной «психологически зависимый», годами канифолят ему мозги: смотри, что ты творишь, на кого ты похож, куда ты катишься… А уж молодые–то! Им мало словесных мер. Они пытаются дожать объект воспитания наглядностью своих гипотез. Все покажу – и всем докажу! Молодежь верит кинофильмам. А в кино, если лоху продемонстрировали его обидчика во всей неприглядности, обманутый чертыхнется или прослезится, но потом непременно скажет демонстратору спасибо, прижмет его к груди – и пойдут они на закат вместе, рука об руку. Как в «Касабланке»: может быть, это начало прекрасной дружбы. Не бывает. В реальном мире практически каждый лох будет сопротивляться как сорок тысяч лохов. Ему ведь надо не только признать, что перед ним подлый мерзавец, а не бесценный благодетель – это еще полдела. Надо признать, что он сам – дурак и рохля. А это уже задача не для дурака и рохли. Такое про себя понимают, как ни парадоксально, только сильные личности, обладающие недюжинным характером.

Проверять родных людей «на прочность» — опасное занятие. Есть шанс их лишиться. Или лишиться веры в них.

Важный момент — разочарование в родителях. Трудно примириться с тем, что родитель твой – дурак. Чертовски обидно! Да легче примириться с негодяем в качестве родителя. Еще обиднее – пойти ва–банк и проиграть свой статус «самой большой ценности в жизни близкого человека». Занять второе – а то и не второе – место после какого–нибудь Виталика и дурацкого пения в перьях и блестках. Нам всем свойственно требовать от мамы и папы «максимальной отдачи»: у вас не может быть ничего дороже меня, вашего дитяти. А как, спрашивается, они жили до появления на свет пресловутого дитяти? У них уже тогда существовала система приоритетов, не касающихся деторождения. Неудивительно, что она не исчезла бесследно после того, как вас принесли из роддома и посадили на трон – в смысле, положили в колыбельку. Эти ценности по–прежнему борются с вами за первенство в жизни ваших родителей. И вам это, скорее всего, обидно.

Не злитесь. Ничего хорошего из ваших ставок ва–банк не выйдет. Во–первых, если вы выиграете, придется заполнять собой всю сферу жизнедеятельности родителя. Ужасно, если вы станете предметом его психологической зависимости. Он вам жизни не даст, превратится в паразита, сосущего ваши силы, ваше время, ваши перспективы, ваши связи, ваши эмоции. И ему всегда будет мало, потому что заполнять внутренний вакуум — не легче, чем заполнять вакуум внешний, космический, беспредельный. Начнется бесконечная игра в вампиров и оборотней. Психологически зависимый превращается в вампира, а его добыча, пытаясь заначить хоть что–нибудь для себя, становится оборотнем и прячется в темных кущах, маскируясь под неясную тень: авось не заметят, дадут воздухом подышать, случайных прохожих погрызть, пожить своей жизнью. Пиррова победа: она вроде бы есть, но ее вроде бы и нет. Нужен вам такой выигрыш?

Мы в ответе за тех, кого приручили, но мы и не всегда знаем, кого приручили.

Во–вторых, если вы проиграете, ваше самолюбие сильно пострадает. И вы не достигнете поставленной цели, как не достигла ее Ульяна. Героическое самопожертвование этой несчастной доставит ей немало бед. Окружающие, конечно, не поймут, что и зачем она сделала. Кто–то скажет: девице самой понадобился сукин сын Виталий. Кто–то решит: у девчонки крыша от зависти поехала, пока она любовалась на мамашину любовную идиллию. Кто–то вообще заявит: гормоны бушуют, вот и кинулась на ближайшего мужика. Всякий самоотверженный поступок в глазах окружающих получает двойственное, а то и тройственное толкование. И отнюдь не всегда лицеприятное. Это, опять–таки, в кино подвиг всех спасает и все решает. После подвига ничего больше нет, как после свадьбы голубых героя и героини. Финальный поцелуй, а дальше, как писали Ильф и Петров, «все будет чрезвычайно хорошо», как после нахождения гражданином Корейко скрипящего, как седло, кожаного бумажника с двумя тысячами пятьюстами рублями…[17] В действительности подвиг и свадьбу надо еще пережить и построить новый, постгероический и постсвадебный быт на новых началах с новыми правилами. И не всегда это новое бывает счастливым. И не всегда окружающие вас поймут и поддержат.

Что же касается объекта ваших притязаний: будьте готовы к сопротивлению. Если у наркомана отнять наркотик, то начинается… правильно, абстиненция. В просторечии ломка. Переживать ее не хочет даже тот, кому и в самом деле желательно выздороветь и обрести себя. А ведь у большинства психологически зависимых и в мыслях нет вернуть себя себе. Они и без всяких там «Сверх–Я»[18] неплохо жили. Представляете, как он станет брыкаться, если поймет: вот сейчас меня лишат моего бесценного, пусть и безнравственного увлечения? Необходимо понять: такого не переделать. И придется позволить ему быть зависимым от Виталиков дураком, ежиком с сигаретой. А себя подставлять нельзя. Скажите: я у себя один/одна. И выполните совет, данный доктором в пьесе Евгения Шварца «Тень»: махните на все рукой и вздохните с облегчением.