8. ОБЪЕКТ И ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ
8. ОБЪЕКТ И ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ
Хорошо известно, что в обычной русской речи реализуется огромное количество разнообразных гласных звуков. Другое дело, что не все они играют смыслоразличительную роль. Согласно современным представлениям, гласных фонем в русском языке всего шесть. В отличие от французского и английского языков, в русском нет фонологического противопоставления гласных по открытости/закрытости; в отличие от французского — нет фонологического противопоставления носовой гласный/неносовой; в отличие от английского — нет фонологического противопоставления по длительности.
Если вы забыли о том, что такое фонологически значимое противопоставление, откройте книгу А. А. Реформатского (1999).
Разумеется, это не значит, что в русской речи нельзя услышать носовые гласные (как в словах санки, манка, авангард) или варианты [а], [о] или [е] разной степени открытости/закрытости. Варианты [е] разной степени открытости можно услышать, сравнивая нарастание степени закрытости в последовательности этот, эти, шесть; [у–умлаут] разного качества — в словах типа тюфяк, сюда, Людмила. Однако соответствующие варианты произношения гласных не играют смыслоразличительной роли.
Вообще же фонетически русские гласные настолько разнообразны, что невозможно указать, сколько таких вариантов. Более того, не так просто ответить на вопрос о том, что такое "одинаковые" и "разные" гласные звуки (не фонемы!). Как некогда показала Л. А. Чистович, наш крупнейший специалист по психоакустике и распознаванию речи, если человеку предъявлять в эксперименте разнообразные и не слишком различающиеся варианты гласных звуков и предлагать отвечать, какие из них он считает одинаковыми, а какие — разными, то человек обнаруживает удивительную способность к неожиданно тонкому различению.
Кстати говоря, применительно к обсуждаемым выше проблемам нелишним был бы еще более общий вопрос: а что такое вообще "звук речи"? Как его выделить? Ведь в потоке речи никакие "звуки" как таковые не даны, подобно тому как не даны отдельные звуки в мелодическом потоке музыки. Обычно мы воспринимаем речь именно как слитный поток, а не как последовательность отдельных "кусочков", которые мы называем "звуки речи". В этом смысле высказывание "речь состоит из звуков" не более чем метафора. Ведь их там еще надо найти!
Однако в таком случае получается, что ученый имеет дело с фикцией? Отнюдь нет. Но звуки как предметы исследования ученый конструирует на основе анализа данного в непосредственном наблюдении объекта — речевого потока.
Заметим, что "в жизни" нам, строго говоря, вообще не даны никакие "предметы исследования" — мы видим свет, а не поток частиц, дышим воздухом, а не смесью неких газов, и пьем воду, а не H2О, слушаем музыку, а не последовательность звуков с некими частотными и тембровыми характеристиками и так далее. В общем, в жизни мы имеем дело с миром объектов. С предметами исследования имеет дело наука.
В отличие от мира объектов, в котором все мы живем и на которые, упрощенно говоря, сходным образом реагируем, для ученого одни и те же объекты могут быть отправной точкой для конструирования разных предметов исследования.
В качестве иллюстрации рассмотрим совокупность ассоциативных ответов на некоторое слово–стимул. Возьмем, например, ответы, полученные в АЭ при предъявлении русского слова друг (по данным Словаря ассоциативных норм русского языка, 1977). Десять самых частых ответов — это товарищ, враг, верный, хороший, мой, недруг, близкий, настоящий, старый, брат.
Психоаналитик будет прежде всего искать эмоционально окрашенные ответы и смотреть на них сквозь призму своей доктрины. Лингвист (а также психолингвист) будет интересоваться тем, какие ассоциации преобладают — так называемые синтагматические типа друг — верный или парадигматические типа друг — товарищ.
Социолог задумается над ассоциациями–клише, характерными для нашего речевого обихода (об этом я еще расскажу отдельно, см. с. 194). Таким образом, даже результат одной и той же экспериментальной процедуры может быть реконструирован в качестве предмета исследования весьма разными способами.
Заметим, что предметом исследования может быть не обязательно объект, но и отношение, например отношение сходства. Вас, наверное, удивит, если я скажу, что в окружающем нас мире не существует сходства "вообще", сходства как такового. Только достаточно высокоорганизованный живой организм "решает", что вот эти два цветка, три облака, две буквы, два треугольника, эти мелодии или эти лица похожи. Я поместила слово "решает" в кавычки, поскольку даже рыба может действовать в соответствии с тем, различает она две геометрические фигуры или нет (это еще в 60–е годы XX в. показала работавшая в Институте им. И. П. Павлова в Колтушах Н. В. Праздникова).
Итак, чтобы сделать звуки речи предметом исследования, надо еще научиться их выделять из речевого потока. Иными словами, надо найти процедуры, позволяющие работать с эмпирическим аналогом звука речи. Для этого придется вначале что–то записать (например, записать фрагмент речевого потока на магнитный носитель), а потом научиться из некоторой цепочки "извлекать" аналог того, что мы оценим как звук [а], [о] и т. д. Подобные операции называются членение и отождествление.
Далее. Раз уж мы воспользовались некими процедурами, выбрали прибор, поняли, как и что мы будем записывать, а потом еще и решали, что следует считать звуком [а] и что — звуком [о], мы, видимо, имели для этого какие–то предварительные и довольно обширные познания. Иначе говоря, мы располагали Теорией. И только на основе Теории мы сможем, например, изучать сходство звуков.