3. ИЗУЧЕНИЕ СМЫСЛОВ И ПРОЦЕССОВ КАТЕГОРИЗАЦИИ В КЛАССИФИКАЦИОННЫХ ЭКСПЕРИМЕНТАХ

3. ИЗУЧЕНИЕ СМЫСЛОВ И ПРОЦЕССОВ КАТЕГОРИЗАЦИИ В КЛАССИФИКАЦИОННЫХ ЭКСПЕРИМЕНТАХ

Как известно, категория как базовое понятие научного знания восходит к началам науки как таковой. Категориями и классами как абстрактными конструкциями и инструментами познания постоянно занимались философы, математики, естествоиспытатели и историки науки — каждый в своем ключе.

В экспериментах, о которых мы будем говорить ниже, отнесение слова к одной категории или к разным категориям базируется на ощущении сходства или несходства смыслов слов. Это именно ощущение, чутье, непосредственное представление, отражение "наивной картины" мира, а не знание, базирующееся на научных сведениях.

Покажем это на примере "наивной картины" мира цвета.

3.1. Цвет и сходство

В русском языке "наивная картина" мира цвета включает "семь цветов радуги", а также розовый, коричневый и так называемые ахроматические цвета — черный, белый и серый. Эти цвета носители русского языка считают "основными".

Но почему "цветов радуги" в русском языке оказывается семь, а в английском — шесть (русским словам голубой и синий в английском соответствует одно слово blue)? Впрочем, более уместно спросить: как вообще можно в спектре (т. е. в "радуге") выделить семь "основных цветов"? Ведь спектр непрерывен: один цвет плавно переходит в другой, мы не можем прочертить границу между голубым и синим, между красным и оранжевым.

Однако носителей русского языка всегда удивляет, как это англичане обходятся без слова голубой. Более того, образованные носители русского языка нередко не считают коричневый и серый "основными" цветами, именно потому, что их нет среди "цветов радуги". Зато синий и голубой, по мнению русских испытуемых, "там есть". Вместе с тем носители русского языка не замечают, что противопоставление белый–черный вообще является противопоставлением не по признаку "цвет", а по признаку "максимум света — отсутствие света".

Отметим еще один любопытный момент: в своей "наивной картине" мира цвета носитель русского языка не фиксирует тот факт, что можно составить пары красный–розовый, синий–голубой, но нет второго члена пары зеленый-…. А казалось бы, что может быть более обжитой областью смыслов, чем семь "цветов радуги"?

Кроме представлений о "цветах радуги", "наивная картина" мира цвета, несомненно, включает некие представления о сходствах и различиях цветов между собой и соответственно о сходствах и различиях смыслов именующих их слов. В чем это проявляется? Например, в том, что многие цвета на уровне повседневных представлений мы считаем "оттенками" других. Это видно из того, как носители русского языка описывают цвет в простых случаях. Вот что ответил испытуемый, которого я попросила описать, как он понимает слово розовый (в смысле "розовый цвет"): "Розовый — это очень–очень светлый красный, совсем светлый, но все–таки видно, что похож на красный или имеет такой оттенок".

Сходным образом понимается слово голубой: для носителей русского языка голубой — это светлый синий, т. е. оттенок синего. Сложнее обстоит дело со словом желтый: обозначаемый им цвет чаще всего описывается как "похожий на цвет желтка" или "на желтый сигнал светофора". Зато смысл слова серый описывается как "уже не белый, но далеко не черный, а вот если сказать темно–серый, то это уже почти черный".

Итак, для слов, именующих цвет (далее я буду называть их имена цвета, сокращенно — ИЦ), носители языка легко устанавливают отношения сходства/несходства по смыслу. Исходя из таких отношений, те или иные ИЦ воспринимаются как именующие "оттенки", как относящиеся к одной и той же категории или к разным категориям ("лимонный — это тоже желтый", "кремовый — это такой желтоватый и немного розоватый").

Можно ли на основе этих приблизительных суждений о сходстве и различии выявить общую картину смысловых отношений между словами–ИЦ, как она субъективно ощущается говорящими? По–видимому, можно, если нам удастся создать такую экспериментальную ситуацию, которая позволила бы обобщить суждения многих носителей языка о сходствах смыслов многих слов–ИЦ одновременно.

Рассмотрим детально, как осуществить подобный эксперимент. Начнем с уточнения того, какая Теория в нашем случае решает, что именно можно наблюдать (см. главу "Немного гносеологии").

Моя Теория такова:

1) На основании предварительных наблюдений я считаю представления о сходстве/несходстве тех или иных цветов и именующих их ИЦ интуитивно ясными. Итак: когда и. говорит, что розовый — это "оттенок" красного или что соломенный — "это такой желтый", то за этими высказываниями стоит концептуализация смысла "розовый" как близкого к смыслу "красный" и смысла "соломенный" как похожего на "желтый". Другими словами: бывают разные "красные", "розовый" — один из возможных "красных"; то же верно для "соломенного" — это один из возможных "желтых", хотя и отличается чем–то от "просто желтого".

Соответственно в планируемом эксперименте "похожим", "оттенком" или "одним из" будет считаться то, что большинство наших ии. сочтут похожим: я буду основываться только на их мнениях, суждениях. Эти мнения могут совпадать или различаться, но за вычетом случайных ошибок все мнения участников эксперимента будут для меня равноценны.

2) Хотя мы ежеминутно, сами того не подозревая, имеем дело со сходствами и различиями (поскольку именно на них основана категоризация), в окружающем нас мире не существует сходства "вообще", сходства как такового. Только достаточно высокоорганизованный живой организм "решает", что вот эти цвета или облака, фотографии или мелодии, буквы или лица похожи. Для дальнейших рассуждений важно подчеркнуть этот тезис. К его обсуждению мы еще вернемся.

Из (1) и (2) следует, что к планируемому эксперименту не следует привлекать профессионалов, работающих с цветом: художников, полиграфистов, текстильщиков, специалистов по рекламе. Не стоит привлекать и лингвистов, занятых профессиональной работой со смыслами: они никак не могут считаться "наивными" носителями языка. Все остальные взрослые носители русского языка не только имеют "право голоса", но их "голоса", т. е. мнения, должны считаться равноценными и учитываться одинаково.

Такова Теория. Теперь, условившись, что именно мы будем считать сходством, надо найти способ это сходство выявить и "измерить" в эксперименте. С этой целью следует предложить такое определение сходства, которое было бы основано на ясной процедуре установления сходства по смыслу, осуществляемой носителями языка. Эта процедура:

• 1) должна быть понятна всем участникам эксперимента в равной мере;

• 2) должна исключать влияние мнений экспериментатора на результаты.

Иначе говоря, я не собираюсь спрашивать ии., что они думают о сходстве тех или иных ИЦ. Я попрошу их нечто сделать. Это и значит, что я предложу определенную процедуру. Затем, на основании наблюдаемых действий, я буду судить о мнениях ии. При этом я предполагаю, что мои информанты понимают, о чем я их прошу (это будет четко сказано в инструкции), и готовы мои просьбы выполнить. Выражаясь более терминологично, я рассчитываю на сотрудничество с ними, на их кооперативность.

Теперь я приведу инструкцию, которую получали участники этого эксперимента, и на условном примере покажу, как можно с помощью определенной экспериментальной процедуры выяснить мнения ии. о сходствах/различиях.

Условный пример.

Два ии. получают 6 карточек, на каждой из которых написано по одному слову–ИЦ. Это слова: красный, малиновый, багровый, рябиновый, оранжевый, морковный. Карточки предъявляются одновременно в виде пачки.

Инструкция (предъявляется письменно).

Вам будут предложены карточки, на которых написаны слова русского языка, выражающие цветоощущения, например каштановый, сиреневый. Ваша задача — разложить карточки на группы в соответствии с вашими представлениями о сходстве данных слов по смыслу. Число групп может быть любым; количество карточек в группе также. Если вы не знаете, что значит то или иное слово, или считаете, что оно не указывает на цвет, верните эту карточку экспериментатору. Если вы не удовлетворены тем, как вы разложили карточки на группы, вы можете изменить вашу классификацию. Помните, что в этом эксперименте нет правильных или неправильных решений.

Все ли вам ясно?

Время работы с карточками не ограничивается. Экспериментатор (далее — Э.) отвечает только на один тип вопросов: надо ли понимать указание раскладывать карточки по смыслу слов как то, что надо исходить из сходства по цвету? Кроме утвердительного ответа на этот вопрос Э. не дает никакой информации — ни о целях эксперимента, ни о том, почему выбраны эти слова, а не другие и т. п. Э. — и это важно — никак не комментирует работу ии.

Из сказанного выше ясно, что под классификацией мы будем понимать вполне определенную экспериментальную процедуру, которая позволяет нам понять, как устанавливается сходство/несходство слов по смыслу. Тем самым с помощью классификационных экспериментов мы можем изучать такие семантические отношения между смыслами, которые можно описать как отношение "категория — член категории".

Я предлагаю вам самому (самой) проделать то, что предлагается в приведенной выше инструкции.

Вот что могло у вас получиться:

Вариант 1.

• Класс 1. Красный.

• Класс 2. Малиновый, багровый.

• Класс 3. Рябиновый, оранжевый, морковный.

А могло получиться несколько иначе:

Вариант 2.

• Класс 1. Красный, малиновый, багровый.

• Класс 2. Рябиновый, оранжевый.

• Класс 3. Морковный.

И так тоже бывает:

Вариант 3.

• Класс 1. Красный.

• Класс 2. Малиновый, багровый.

• Класс 3. Оранжевый.

• Класс 4. Морковный, рябиновый.

Прочие разумные варианты вы можете предложить сами.

Теперь вообразите, что приведенные выше варианты принадлежат трем разным участникам эксперимента. Чтобы компактно и наглядно представить их результаты, мы построим так называемую матрицу сходства. Это симметричная таблица, где по горизонтали и по вертикали записаны предъявленные слова, а в клетках стоят числа, соответствующие количеству случаев, когда одно слово было помещено вместе с другим в один класс. (На пересечении слова с самим собой будет, естественно, стоять прочерк.)

Нарисуйте сами таблицу, отражающую три предложенных выше варианта.

В варианте 2 строка для слова красный (или столбец — это все равно, поскольку матрица симметрична) должна выглядеть так:

Мы видим, что красный был помещен один раз вместе с багровым и один раз — с малиновым, ни разу не входил в один класс ни с рябиновым, ни с оранжевым, ни с морковным. Если мы примем, что три приведенных варианта — это классификации трех разных участников, то будет ясно, что один из них решил, что красный составляет класс сам по себе, т. е. что он не похож на все остальные ИЦ.

Условный пример, где приведены три варианта категоризационных решений, демонстрирует, что шесть ИЦ во всех рассмотренных случаях "распадаются" на два главных класса: условно "красные" (собственно красный и тяготеющие к нему багровый и малиновый) и условно "оранжевые" (оранжевый и его "одноклассники" — морковный и рябиновый). Конечно, некоторую информацию мы при этом теряем: так, если у нас было более одного и., то, глядя на приведенную выше строку матрицы сходства для варианта 2, мы не можем сказать, то ли у одного и. был класс, где красный был объединен с малиновым и багровым, то ли это данные двух разных ии. — у одного красный был вместе с малиновым, а у другого — с багровым.

Сжатая информация обычно более наглядна, но при этом некоторые детали неизбежно теряются.

Подчеркну еще раз особенности использованного метода: я не спрашивала моих ии., каковы их мнения о сходстве/различии ИЦ, написанных на карточках. Я предложила им сделать нечто очень простое: положить в одну стопку то, что им представляется сходным, и в разные — то, что им представляется различным. Согласитесь, что это много проще, чем отвечать на вопрос: "Багровый — это оттенок красного или он ближе к бордовому?" и т. п.

Обратите внимание на то, что увеличение количества предъявляемых слов, равно как и увеличение числа ии., не помешает нам воспользоваться предложенным методом разложения карточек на классы и представлением результатов в виде матрицы сходства.

Однако, если я захотела бы даже одного и. спросить о сходствах и различиях не шести ИЦ, а сразу 50, то любой из информантов немедленно бы запутался. Тем более что слов, указывающих на цвет, в русском языке заведомо более 100! Сколько же их?

Собственно, мы не можем в точности сказать, сколько в русском языке (равно как и в английском, французском и т. д.) таких слов: ведь в любой момент можно придумать новое слово, обозначающее какой–либо особенный оттенок — вспомните гоголевский фрак цвета "наваринского дыму с пламенем". Но даже если рассмотреть только употребительные ИЦ, то, по нашим наблюдениям, их окажется около 110.

Любопытно задаться двумя следующими вопросами:

• 1) Каковы представления ии. о сходстве и различии слов–цветообозначений, указывающих на разные нюансы цвета, например: как они понимают слова типа палевый, сизый, маренго, лиловый!

• 2) Какую роль в категоризации слов–ИЦ выполняют слова, указывающие на так называемые "основные цвета", — выше мы о них уже говорили. Выполняют ли они роль "кристаллизующих центров" при классификации прочих ИЦ? Иначе говоря, можно ли наблюдать, так сказать, "в действии" традицию, согласно которой определенные цвета в русском культурном обиходе мы называем "основными"?

Чтобы ответить на эти вопросы, я провела серию из нескольких экспериментов. В данной книге я опишу кратко только два из них. Более детальное представление о психолингвистических экспериментах со словами–ИЦ вы сможете составить, обратившись к кн.: (Фрумкина, 1984).

3.2. Эксперимент 1. "Основные" цвета и прочие

Этот эксперимент состоял из двух серий.

В первой серии было предъявлено 98 карточек с названиями ИЦ, среди которых не было слов, указывающих на "основные" цвета.

Во второй серии предъявлялось 110 карточек со словами (см. табл. 1) — это были те же 98 ИЦ, что и в первой серии, и к ним были добавлены еще 12 ИЦ, которые принято называть "основными". Я предполагала, что этот эксперимент позволит ответить на вопрос о том, выступают ли "основные" ИЦ как своего рода "центры кристаллизации".

Под "центрами кристаллизации" я понимала вот что. Представьте, что вам дали 15–20 цветных фотооткрыток с изображениями фруктов, овощей и ягод и три черно–белые карточки: на одной — контурное изображение малины, на другой — яблоко, на третьей — тоже контурно изображена морковка. Затем вам предложили разложить (т. е. расклассифицировать) эти открытки по вашему усмотрению.

Таблица 1

Список слов–цветообозначений

Я думаю, что без долгих размышлений вы просто поймете, чего от вас ожидает Э. Ибо контурные рисунки в силу своей схематичности сразу задают категоризационную "сетку": ягоды отдельно, овощи отдельно, в третьей группе — фрукты. Каждая из контурных карточек выступает как своего рода подсказка, как "центр кристаллизации".

Вообще–то, если бы вам дали 100 фотооткрыток, где на одной фрукты — в хрустальной вазе, на другой — в плетеной корзине, на третьей — разложены на скатерти; овощи аранжированы в виде изысканного натюрморта, а ягоды то рассыпаны на блюде, то изображены сложенными в маленьких плетенках, а земляника — прямо на кустике и т. д., то все было бы не так просто. Поле для размышлений о том, чем руководствоваться при категоризации этих изображений, резко расширилось бы, поскольку "центры кристаллизации" не очевидны.

"В жизни" мы нередко размышляем в более конкретных категориях, чем вообще–фрукты (имея в виду, например, именно и только яблоки), и даже в еще более специфичных, например, имея в виду уже не вообще–яблоки, а определенный сорт, скажем "антоновку". То же, вероятно, относится и к ИЦ.

Однако в конкретной экспериментальной ситуации наперед неясно — нужно ли ии. иметь слова типа синий, желтый и им подобные перед собой в наборе, чтобы о других ИЦ размышлять в терминах "оттенков синих" и "нюансов красных"? Или достаточно иметь синие и красные цвета, так сказать, "в уме"?

Быть может, присутствие этих ИЦ в наборе и в самом деле равносильно влиянию упомянутых выше контурных рисунков, служащих "центрами кристаллизации"? Это первое предположение.

С другой стороны (второе предположение), не исключено, что традиционное представление о том, что одни ИЦ — главные, а другие — как бы менее употребительные, второстепенные, так укоренено в нашей психике, что вовсе не обязательно специально напоминать об этом, включая соответствующие ИЦ в набор.

Пусть верно первое. Ведь логично предположить, что в серии 2, имея перед собой карточки с "основными" ИЦ, т. е. имена классов, носитель русского языка разделит все множество ИЦ на группы, соответствующие этим именам: лимонный попадет в одну группу с желтым вместе с прочими "желтыми", васильковый — с "синими" и т. д. Если принципиально важно, чтобы такая иерархия была задана в явном виде как подсказка, то способ образования классов в серии 2 будет отличаться от серии 1.

Тогда, скорее всего, и среднее количество классов у одного участника эксперимента в серии 2 должно быть меньше: он сразу поймет, на сколько "кучек" делить набор ИЦ.

Разумеется, чтобы серии можно было сравнивать, нужно выполнить следующие условия:

• а) информанты должны думать, что они классифицируют один и тот же набор карточек, иными словами, не должны заметить, что в одном наборе карточек меньше;

• б) порядок серий должен быть именно таким, как указано выше; тогда наличие основных ИЦ в одной из серий повлияет (если вообще повлияет) только на ту серию, где эти ИЦ были в наборе, — на серию 2.

•

Результаты эксперимента 1

Как показали результаты, ии. действительно не заметили, что наборы были разными. Но и результаты первой и второй серий мало отличались между собой. Получается, что иерархия "основные" ИЦ — прочие влияет (или не влияет) на результаты эксперимента вне зависимости от того, задана ли она в явном виде как "подсказка" в виде включения в набор слов — имен "основных" ИЦ. Поэтому в дальнейшем представления ии. о сходствах и различиях ИЦ я рассматривала, основываясь на данных второй серии эксперимента 1, где имена "основных" цветов были предъявлены вместе со всеми прочими ИЦ.

Прежде чем описать кратко, что же в итоге получилось в эксперименте 1, напомню особенности этого и других наших экспериментов по изучению сходства слов по смыслу.

Во всех описанных далее экспериментах носители языка решали весьма простую задачу: каждый из них должен был выразить свое мнение о смысле слова, помещая сходные по смыслу слова в один и тот же класс, а несходные — в разные классы. Подобная схема эксперимента основана на так называемом "операциональном" определении сходства между объектами: сходство рассматривается как функция частоты попадания объектов в один и тот же класс в группе обследованных информантов.

При этом никакие априорные соображения по поводу того, что побуждает ии. принимать те или иные решения о сходстве, не привлекаются. Вся интерпретация того, на чем могли бы основываться

Таблица 2

те или иные способы категоризации, использованные ии., почему получились такие, а не иные классы, базируется только на анализе полученных результатов, т. е. на данных, полученных как следствие определенных действий участников эксперимента.

Я ожидаю вопрос: если некто поместил, допустим, сизый вместе с синим, то как можно сказать еще что–нибудь об отношениях между сизым и синим, кроме того, что у данного и. они попали в один класс? Ответ содержится в приведенном выше условном примере с тремя классификациями красного, оранжевого и некоторых других слов–ИЦ.

Когда я опрашиваю 100 ии., предъявляя им 110 карточек с ИЦ, то я буду знать, каковы мнения об отношениях сизый–синий не у одного и., а у 100, т. е. я получу числа, указывающие, сколь часто в данной группе ии. сизый попадал в один класс вместе с синим, сколь часто — вместе с серым, сколь часто — вместе с голубым и т. п. Эти числа и будут усредненной мерой сходства между соответствующими смыслами.

Есть разные способы обработки исходных матриц сходства — одна строка из такой матрицы дана выше, в иллюстративном примере. Все такие методы представляют собой те или иные способы сжатия исходной информации, учитывающие специфику и объем экспериментального материала.

В табл. 2 показано усредненное разбиение ИЦ на классы, полученное во 2–й серии эксперимента 1. Классы упорядочены по числу вошедших в данный класс элементов. Это разбиение можно рассматривать как высоковероятный прогноз поведения русского информанта, который получил бы задание, аналогичное предложенному нами. Иными словами, следует ожидать, что сизый в большинстве случаев оказался бы вместе с синим, а, допустим, оливковый — вместе с хаки и горчичным.

Таблица 2

Напомню, что инструкция предлагала вернуть Э. карточку с ИЦ, если и. не был уверен в том, на какой цвет указывает слово, или же вообще не считал, что это слово может обозначать цвет.

В общей сложности по тем или иным причинам 13 ИЦ были возвращены примерно половиной ии. Какие ИЦ и почему возвращали участники эксперимента — это любопытная тема, об этом я расскажу ниже. Пока отмечу, что в описываемом эксперименте 8 ии. вернули слово сизый и 10 — слово хаки. Значит, для некоторых ИЦ данные табл. 2 несколько менее надежны.

Усредненное разбиение, однако, не содержит количественной информации о мере сходства между словами, попавшими в один представленный на нем класс: в табл. 2, в частности, не отражены мнения тех ии., которые поместили сизый не с "синими", а с "серыми", хотя такие случаи не единичны. Далее, не отражено и то, что внутри "синих" сизый был похож преимущественно на синий и голубой, но не на лазурный или васильковый.

Более тонкое изображение соответствующих связей можно увидеть при графическом изображении сходства (те, кому это интересно, могут обратиться к кн.: Фрумкина, 1984).

3.3. Сколько цветонаименований знают все?

Как вы помните, в описанных выше экспериментах и. мог вернуть карточку с ИЦ, если он не знал, на какой именно цвет указывает данное слово, или же считал, что оно вообще не является цветообозначением.

Среди ИЦ, которые возвращались чаще других, можно выделить четыре группы слов, о которых, как можно судить по нашим наблюдениям, можно с уверенностью сказать, почему ии. возвращали их Э. Ниже я перечислю эти группы.

1) "Экзотические" цветонаименования. В нашем наборе было 9 слов, которые вернули 75% участников, причем некоторые слова, а именно маджента, шамуа и сольфериновый, вернули 100–102 ии. из 110, т. е. почти все участники эксперимента. Подавляющее большинство ии. не знали смысла этих слов. Например, слово нанковый ассоциировалось с какой–то тканью, но не связывалось с каким–либо цветом или оттенком.

2) Вторая группа — это "малознакомые" цветообозначения — маренго, индиговый, карминный, терракотовый. Ии. были уверены, что эти слова указывают на какой–то цвет, но не знали точно, на какой именно. Перечисленные четыре ИЦ были неизвестны примерно половине участников эксперимента.

3) Третья группа — это тоже "малознакомые" цветообозначения, например: фисташковый, сапфировый, палевый, опаловый, электрик, рдяный. Но все же это слова, относительно которых носителям языка примерно ясно, о каком цвете идет речь. Например, и. считает, что электрик принадлежит к "синим", однако ничего более определенного сказать не может. В эту группу я включила слова, которые были возвращены не менее чем 25% ии.

4) Четвертая группа включает слова, которые были возвращены менее чем 25% ии. Это преимущественно полисемичные слова типа оливковый, сливочный, грифельный, смысл которых ии. знают, но при этом полагают, что эти слова не указывают на цвет.

Действительно, если сливочный интерпретируется только как "содержащий сливки" или "состоящий из сливок", то в ряде случаев и. мог отказаться рассматривать это слово наряду с желтым или белым и т. п. — оно для него из другого ряда.

Если теперь мы рассмотрим слова, которые были оставлены для классификации всеми без исключения ии., то мы можем оценивать их как некоторый "базовый" для носителей русского языка набор слов–цветообозначений. Базовый — поскольку смысл этих слов всем ии. известен, и все они, по мнению наших ии., указывают на цвет. Вот эти слова: алый, вишневый, бордовый, малиновый, морковный, апельсиновый, медный, песочный, ржавый, шоколадный, цвета слоновой кости, янтарный, соломенный, золотистый, лимонный, телесный, болотный, небесный, сиреневый, мышиный, молочный, красный, оранжевый, желтый, зеленый, синий, голубой, фиолетовый, коричневый, белый, серый, черный.

3.4. Стратегии участников эксперимента по категоризации слов–цветообозначений

О чем думает информант, выполняющий задание по категоризации слов–ИЦ? Из каких соображений он исходит? Почему у одних ии. классов в три раза больше, чем у других? Ответ на эти вопросы мы можем получить лишь косвенным путем: мы ведь не задавали нашим ии. специальных вопросов и не просили их объяснять нам, почему они действуют именно так, а не иначе.

В настоящем разделе эти темы обсуждаются на основе анализа текущих самоотчетов ии. и наблюдений Э. за их работой. Еще раз подчеркнем, что все умозаключения о стратегиях ии. носят характер правдоподобных гипотез. Я исхожу из следующих зарегистрированных данных:

• 1) как сам и. интерпретирует свои усилия по решению задачи классификации;

• 2) как Э. интерпретирует свободные "размышления вслух", которые он зафиксировал по ходу эксперимента;

• 3) что реально делает и. — колеблется, перекладывает карточки, работает долго и тщательно или, наоборот, "навскидку".

Замечу, что полученные в наших экспериментах результаты во многих случаях допускают весьма разное истолкование причин того, почему получились именно такие классы, а не иные. Например, пытаясь объяснить причину образования некоторыми ии. многочисленных "единичных" классов, я отмечаю, что одни ии. образуют — и притом регулярно — единичные классы потому, что они усматривают очень тонкие различия в оттенках цвета, который обозначен тем или иным словом–ИЦ. В силу этого укрупнение классов видится им как насилие над материалом: разве золотой — это желтый?

Но нередко и. образует много единичных классов прежде всего потому, что, не будучи уверенным в смысле многих слов, он не желает обнаружить ограниченность своих знаний. Он мог бы в соответствии с инструкцией вернуть карточку со словом маренго, но предпочитает просто положить ее отдельно от всех прочих. Почему? Потому что такое решение его не "компрометирует" как невежду, тем более что, согласно условиям эксперимента, объяснять мотивы своей деятельности и. не должен.

Встречаются и ситуации, когда не ясны не только мотивы размещения нескольких слов, но и весь процесс работы и. Тем не менее такие ситуации являются исключением. Как правило, на основании того, что и. говорит в процессе раскладывания карточек, как после эксперимента он объясняет свои решения, какие задает вопросы и какие выражает недоумения (разумеется, в совокупности с анализом окончательных результатов), можно сделать достаточно достоверные заключения.

Первое впечатление, складывающееся из наблюдений, — это различия между ии. по всем вообразимым характеристикам. Ии. различаются между собой не только по интерпретации смыслов слов–ИЦ, но и по интерпретации того, что такое сходство, что такое классификация, что такое класс. Большую роль играют отношение и. к участию в эксперименте и оценка его значимости. Одни ии. относятся к своей задаче с большой серьезностью, поскольку считают, что Э. решает важную научную проблему и следует ему в этом содействовать (установка на кооперацию с Э.). Другие ии. считают предложенную им задачу вненаучной. Например, потому, что, с их точки зрения, подлинный эксперимент предполагает наличие каких–то сложных приборов.

Некоторые ии. колеблются потому, что оценивают себя как неподходящих экспертов: "я не специалист в этом" (так называемая "некооперативная" установка).

Далее, часть ии. уверены в том, что предложенное им задание является психологическим тестом, раскрывающим их способности или личностные качества. Заверения Э. в том, что эксперимент эти цели не преследует, как правило, не достигают желаемого эффекта. Таких ии. мы называем ии. с сильно выраженной рефлексией в противоположность тем из них, которые не озабочены тем, что Э. может подумать об их интеллекте (их мы называем ии. с умеренной рефлексией; подробно о рефлексии см. в главе "Немного гносеологии").

Попытки учесть все эти переменные при анализе стратегий сделали бы задачу необозримой. Поэтому я ограничиваюсь описанием лишь некоторых аспектов тех наблюдений, которые наиболее существенны для понимания категоризации слов как особого процесса.

3.5. Эксперимент 2. Типы стратегий

Материалом анализа для нас будут служить данные эксперимента 2, в котором участвовали 50 ии. Этот эксперимент проводился одним и тем же Э., который фиксировал все высказывания ии. по ходу эксперимента, регистрировал время работы и по возможности старался оценить и описать такие особенности их поведения, как колебания при сортировке карточек, темп и ритм работы, характер общей установки при выполнении задания, отношение информанта к Э. и к своей роли "подопытного" и проч.

Я уже подчеркивала, что не просила ии. "думать вслух", а лишь фиксировала их вопросы, реплики "в сторону" и в адрес Э., а также высказывания, как бы обращенные к самим себе. Заметим, что протоколы высказываний ии. содержат много ценного материала — из них ясно, считает ли и. свою задачу трудной или легкой, осмысленной или пустой; в ряде случаев понятно, какими принципами он руководствуется при вынесении своих оценок. Эти протоколы, наряду с наблюдениями над способом работы и. и анализом результатов классификации, позволяют выделить некоторые типы стратегий, характерные для достаточно больших групп ии.

Описывая ниже типы стратегий, я буду сравнивать ии. по ряду характеристик. При этом эти характеристики (свойства) в одних случаях коррелированы (т. е. если присутствует одно свойство, то, скорее всего, наличествует и другое), в других, скорее, независимы.

Оговоримся заранее, что в таком эксперименте, как наш, заведомо нельзя ожидать выявления "чистых" типов стратегий. "Чистые" типы стратегий — это скорее удобный способ обобщения данных, нежели психологическая реальность. Тем не менее только такое упрощение позволяет описать те аспекты поведения ии., которые принципиально важны для интерпретации смысловых отношений между словами, как их представляют наши информанты.

Анализ поведения ии. в классификационном эксперименте позволяет сравнивать ии. по следующим характеристикам.

Порог различения: "дилетанты" и "педанты". "Дилетанты" — это те ии., которые вообще склонны усматривать скорее сходство между объектами, нежели их различие. Субъективный порог различия у "дилетанта" велик. Объекты должны быть очень разными, чтобы "дилетант" вынес решение об их "несходстве". Сказанное, разумеется, относительно: порог "дилетантов" велик не "вообще", а лишь по сравнению с порогом, как его в той же ситуации трактуют "педанты". Аналогией может быть неумение европейца описать различия между лицами китайцев. В этой ситуации все европейцы оказываются "дилетантами", пока не поживут среди китайцев.

Поскольку для "дилетанта" более важны сходства, а не различия, то "дилетанты" склонны к образованию более крупных классов. Например, если ржавый мыслится как не вполне ясный оттенок, напоминающий коричневый, то это не вызывает у "дилетанта" дискомфорта и ржавый помещается вместе с коричневым. "Дилетанты" склонны толковать смысл отдельного слова широко, не испытывая потребности в дальнейшем уточнении. Поэтому "дилетанту" достаточно самого общего представления о смысле слова, чтобы у него не возникло желания вернуть карточку Э.

Важно отметить еще следующее. В процессе классификации "дилетанты", решая вопрос об отнесении нового слова к какому–либо из уже сформированных классов, как правило, не просматривают все элементы уже образованного класса. Они обращают внимание на какой–либо один из них — чаще всего на тот, который был присоединен к данному классу последним по времени. Если "дилетанту" кажется, что связь новой карточки с последним из классифицированных ИЦ достаточно тесна, то новое ИЦ помещается в соответствующий класс.

В результате образуются странные классы, которые я условно назвала "цепочечными": вместе с коричневым оказывается кремовый, цвета слоновой кости, а также персиковый. (Такая категоризация характерна для детей, см. ниже описание экспериментов Брунера, с. 137–141).

И. при этом не замечает, что он устанавливает сходство не между смыслом данного слова и тем общим, что уже характерно для ранее образованного им же самим класса. Он оперирует только с каждой отдельно взятой парой: кремовый и в самом деле похож на бежевый, а бежевый похож на коричневый. Но ведь из этого не следует, что кремовый похож на коричневый]

Напомним, что сходство — это, терминологически выражаясь, нетранзитивное отношение: если А похоже на В, а В похоже на С, то отсюда вовсе не следует, что А похоже на С. Взрослый "дилетант" не настолько задумывается, чтобы в процессе работы отдавать себе в этом отчет, и потому ведет себя "по–детски". Но в отличие от ребенка, который не может до определенного возраста действовать иначе, после окончания работы с материалом "дилетант" нередко удивлен: что же это у него такое получилось?

В отличие от "дилетантов", для которых смысл слова — это некое "облако", для "педантов" смысл можно уподобить точечному образованию. При малейшей неопределенности в интерпретации "педант" склонен считать, что он попросту не знает значения данного слова. Этого достаточно, чтобы карточка с ИЦ была возвращена Э.

При этом анализ протоколов и опрос, проведенный после окончания эксперимента, показали, что на самом деле "педанты" довольно точно знают смысл тех ИЦ, которые они вернули. Просто у них другой критерий "знания смысла"!

Отметим это как очень важный психологический момент. Если у "дилетанта" аквамариновый вызывает ассоциации с чем–то прозрачно–голубым или прозрачно–зеленым, то он, не колеблясь, отправит аквамариновый к "голубым" или "зеленым". Он не будет размышлять о том, что надо же как–то учесть еще и "прозрачность". В силу сказанного у "дилетантов" так мало возвращенных карточек.

У "педантов" все обстоит по–иному. Они склонны прежде всего усматривать различия, а не сходства. В противоположность "дилетантам" порог различения у "педантов" мал.

Например, для "педанта" классификация слова сливовый — непростая задача: слива бывает фиолетовой, если она зрелая, и розоватой, если она не вполне зрелая; к тому же разные сорта слив вообще имеют разный цвет: слива сорта ренклод, например, откровенно желтого цвета. Сизый? Синий? В результате слово сливовый откладывается отдельно и образует единичный класс.

Стратегия, согласно которой индиговый — это нечто из категории "синих", а следовательно, его можно поместить вместе с прочими "синими", для "педанта" неприемлема. Отсюда, с одной стороны, большое число единичных классов и, с другой — большое число возвращенных карточек. Впечатление, что идеальное решение для "педанта" состояло бы в том, чтобы никакие ИЦ не объединять. Пусть каждое образует отдельный класс, поскольку оно уникально по смыслу.

Заметим, что среди "педантов" встречаются как люди с хорошим знанием цветовой номенклатуры, так и не слишком тонко в ней разбирающиеся или, по крайней мере, не слишком уверенные в своих знаниях.

Для "педантов", таким образом, типично: а) отсутствие крупных классов; б) большое число возвращенных карточек; в) большое количество единичных классов; г) отсутствие классов, образованных по принципу цепочки.

Способ интерпретации смысла слова: "метафористы" в противоположность "буквалистам". "Метафористами" мы называем тех ии., для которых понимание полисемии прилагательных типа лимонный или свинцовый в контексте данного экспериментального задания естественно приводит к выбору интерпретации "похожий цветом на (соответственно) лимон, свинец" и т. д. Отметим, что (это показал анализ результатов) инструкция трактовалась разными ии. по–разному, но не потому, что я ее невнятно сформулировала, а потому, что таков ракурс, в котором разные люди видят одно и то же задание.

Некоторые понимали свою задачу как предложение классифицировать слова–стимулы по цвету, а для других та же инструкция содержала лишь намек, что такая классификация была бы предпочтительна. Многие ии. (это подтверждают протоколы) лишь после ознакомления со стимульным материалом делали окончательный выбор основания для классификации — материал подтверждал, что классифицировать следует именно по цвету. Таких ии. я и называю "метафористами" — вне зависимости от того, каким путем они пришли к своему решению.

То обстоятельство, что "метафорист" толкует полисемичное слово–ИЦ прежде всего как "похожий на X цветом", а не как "сделанный из X или просто "относящийся к X, "не означает, однако, что подобное решение принимается абсолютно во всех случаях. Так, в самоотчете одного из "метафористов" (он не лингвист) говорится, что, встречаясь с необходимостью классифицировать слова типа. ржавый, сливочный, гороховый, он сразу видит альтернативные варианты, поскольку у каждого из этих слов смыслов несколько. Окончательный выбор он осуществляет, как бы взвешивая альтернативы. Поэтому, хотя в целом "метафорист" в качестве основания для классификации выбирает сходство именно по цвету, у него могут одновременно появиться и классы, образованные по другому основанию.

"Метафорист", как следует из сказанного, редко возвращает карточку с мотивировкой "данное слово не указывает на цвет". Но если метафорист по порогу различения относится к "педантам", то возможно, например, возвращение такого слова, как сливовый, с мотивировкой: "Сливовый указывает на несколько возможных оттенков, поскольку слива может быть сизая, фиолетовая, желтая, почти янтарная, и просто светло–желтая, если это сорт ренклод. Не знаю, куда положить: ведь нельзя сделать пересекающиеся классы?"

В среднем же "метафористы", как правило, тонко чувствуют различия в оттенках и стремятся классифицировать все предъявленные им слова.

Этому типу испытуемых я противопоставляю "буквалистов". Последние интерпретируют значительную часть полисемичных слов как слова моносемичные, трактуя их как не указывающие на цвет объекта: серебряный — "сделанный из серебра", соломенный — "из соломы". Естественно, что на данном материале такая стратегия приводит к смешанным классификациям: одни группировки строятся по принципу "относящийся к X"; другие — по принципу "сделанный из X"; третьи — по принципу "похожий цветом на X".

При этом в большинстве случаев "буквалисты" непоследовательны: один и тот же и. толкует лимонный как "похожий на лимон цветом", а свекольный — как "сделанный из свеклы" и т. д. Ржавый может толковаться как "указывающий на наличие ржавчины" и потому помещаться изолированно, образуя единичный класс. И тот же и. интерпретирует бронзовый как "напоминающий цветом бронзу" и помещает его вместе с коричневыми тонами.

Такая стратегия приводит к разбиению на классы, где разные классы построены по разным принципам. Именно "буквалисты" часто задавали Э. вопрос: "Классифицировать по цвету или по смыслу?" Обычно Э. в ответ предлагал еще раз внимательно прочитать инструкцию, и если и. заранее говорил, что он мог бы классифицировать как по цвету, так и другими способами, то Э. предлагал классифицировать по цвету. Любопытно, что у таких ии. всегда тем не менее были классы, образованные и по иным принципам.

Вполне возможна и комбинация таких черт стратегии, как "педант–буквалист". Приведем как пример описание работы одного и.

1. Все ИЦ раскладываются на столе. И. обозревает набор и собирает в одну кучу все ИЦ, образованные от основ с конкретной семантикой типа малиновый, "чтобы потом подумать, как с ними поступить".

2. Полученная кучка кажется слишком большой. И. просматривает ее еще раз и вынимает из нее те слова, о которых он знает, что они являются цветообозначениями, но не уверен, о каких именно цветах и оттенках идет речь.

3. В отдельную группу выделяются ИЦ, смысл которых и. неизвестен, — такие, как шамуа, сомо.

4. В большой кучке (см. выше, п. 1) отыскиваются такие группы ИЦ, для которых и. находит "общий знаменатель". По словам и., "общим знаменателем" служит имя класса, включающего существительные, от которых образованы соответствующие относительные прилагательные: "фрукты", "овощи", "ягоды". И. отмечает, что соответствующие слова, например малиновый, могут иметь два значения: в сочетании малиновый джем — одно и малиновый берет — другое. Тем не менее он собирает вместе ИЦ малиновый, вишневый, клюквенный и т. п., поскольку эти слова образованы от существительных из класса "ягоды".

5. По ходу работы и. проявляет непоследовательность: в числе "общих знаменателей" присутствует класс "драгоценные камни" (объединяются рубиновый, гранатовый, сапфировый и бирюзовый), но нет группы "металлы", в которую можно было бы поместить свинцовый, медный и проч.

6. В особую группу и. выделяет ИЦ, построенные по одной и той же словообразовательной модели: цвета морской волны, цвета кофе с молоком, цвета слоновой кости. С моей точки зрения, данный и. здесь также проявляет себя как "буквалист", рассматривая общность не смысла, а формальной модели, которая и выбирается как основание для классификации.

7. Оставшиеся ИЦ и. классифицирует по цвету.

Отношение к задачам эксперимента: кооперативная установка в противоположность некооперативной ("усердие" и "минимализм").

Упрощая, можно сказать, что ии. с кооперативной установкой могут быть названы "усердными", а ии. с некооперативной установкой — "минималистами". Упрощение здесь в том, что встречаются вполне кооперативные по установке ии., которые тем не менее как бы "не способны на большее", хотя о них трудно сказать, что они не проявляют должного усердия. Я позволю себе отказаться от этих нюансов.

Ии. с кооперативной установкой по отношению к задачам эксперимента (они же — "усердные"), как правило, считают задачу "объективно сложной". С их точки зрения, хорошо расклассифицировать целую пачку слов–ИЦ непросто, тем более что за каждым словом стоит не один цвет или оттенок, а множество. Для "усердных" ии. не только сливовый бывает разным, но и розовый может быть разным. Оттенок кофе с молоком может быть или ближе к цвету собственно кофе, или, напротив, достаточно сильно разбелен и т. п.

Такие ии. работают долго и сосредоточенно, не стесняются того, что испытывают затруднения, перекладывают карточки из класса в класс, жалуются на то, что слова по своим смыслам размыты. Некоторые стремятся к образованию пересекающихся классов, поскольку таким образом они могли бы полностью выразить свои представления о сходстве слов. Другие, помимо деления на непересекающиеся классы, указывают на иерархию связей внутри групп ИЦ. В отличие от "педантов" они относятся к задаче сугубо неформально. Как уже говорилось, если у "педантов" есть четкое представление о смысле слова, то оно является "точечным". "Усердный" и. трактует каждое слово как имя категории и потому хотел бы отразить как его сходство с другими ИЦ, так и отличия.