Анализ причин возникновения вопроса о смысле жизни.
Анализ причин возникновения
вопроса о смысле жизни.
Теперь, понимая практическую значимость вопроса о смысле жизни, перейду к необходимому для поисков ответа анализу некоторых причин его возникновения.
Определяющее качество живой материи и духовное бессмертие
Если
• по форме появление жизни на земле означало возникновение из хаоса неорганического мира первых органических белковых тел,
то
• по сущности оно ознаменовало выявление нового качества развивающейся материи: способности к активному самосохранению, саморазвитию и самовоспроизведению.
Утрата этих способностей для живого означает гибель, возвращение в неживой мир, утрату своей специфики. Тогда сваренное куриное яйцо, оставаясь белковым телом, перестает быть живым, а лишившийся этих способностей человек становится трупом человека.
Таким образом, определяющей спецификой живого в отличие от неживого, качественным отличием живой материи от неживой является способность к активному самосохранению, саморазвитию и самовоспроизведению.
У животных эта специфика живого проявляется ведущими врожденными потребностями или, как мы говорим, инстинктами. Инстинктом самосохранения, инстинктом продления рода, инстинктом развития, движущим приспособление животного к среде и побуждающим его приспосабливать среду к себе.
Этой спецификой живого, фундаментальными потребностями в самосохранении, в самовоспроизведении и в приспособлении себя к среде и среды к себе (последнее есть потребность в развитии) определяются все отношения животного: к пространству, времени, к прошлому, настоящему и будущему, к неорганическому миру, к природе, к другим животным, к самому себе.
На базе этих инстинктов формируются все другие, приобретаемые в процессе фило- и онтогенеза потребности животных. Они, а впоследствии и эти приобретенные на их основе потребности являются движущими пружинами внутренней (телесной, нервной, гуморальной и т.д.) активности организма животного. Ими движется поведение - внешняя активность животного.
Движущей силе все усложняющихся потребностей обязаны животные всем совершенством развившихся у них на протяжении миллионов лет развития видов и развивающихся при жизни способностей, свойств, навыков.
Движущей сим потребностей обязаны мы, люди, тем совершенством, которое сделало возможным переход обезьяны к общественным формам существования, к использованию орудий, к труду, сделало реальным фактом превращение лапы в человеческую руку, а обезьяны в человека.
Таким образом, не только богатейшее развитие эмоциональности, но и вся многосложность мышления, вся изощренность интеллекта, то есть и сам человеческий разум, само сознание и его высшая форма - самосознание человека, способные поставить вопрос о смысле жизни, обязаны своим происхождением, в конечном счете, тому же фундаментальному, определяющему специфику живого свойству - способности к активному самосохранению, саморазвитию и самовоспроизведению.
У человека как «животного, обособляющегося в обществе» (К. Маркс) на самом высоком личностном уровне это определяющее специфику живого свойство проявляется уже не только стремлением к биологическому самосохранению (стремлением выжить), продолжению рода и развитию физических возможностей приспособления. У человека, специфической, «своей» средой которого является человеческое общество, это фундаментальное свойство живого проявляется потребностью в самоактуализации, самореализации и сохранении себя в общественном, человеческом, историческом будущем, то есть в духовном бессмертии[38].
Противоречие между «беспристрастностью» разума и его основной функцией. Вопрос о смысле как о пользе жизни.
В результате приспособления к природной и общественной действительности и как средство этого приспособления формируется человеческий разум, оказываясь, таким образом, орудием жизни, ее слугой.
Функцией разума является способствовать более эффективному самосохранению, саморазвитию и самовоспроизведению жизнью самой себя. Благодаря этой функции он полезен жизни, благодаря ей существует и существует только, пока несет эту функцию.
Но, существуя потому, что он способствует самоутверждению жизни, разум в то же время отражает объективные связи явлений действительности, существующие независимо от стремлений и пристрастий этой жизни.
Не пристрастия человека, а именно эти отражаемые им объективные законы мира становятся внутренними, организующими законами разума.
Подчиненная в своем порядке законам логики мыслительная деятельность может оказываться не только апрактичной, но в большей или меньшей степени независимой от потребности в самосохранении, даже идущей прямо вразрез с ней.
В поиске связей всего со всем разум в качестве объектов наравне с другими рассматривает, в конце концов, и бытие мира и жизнь, и самого человека.
Сомневаясь во всем, он, наконец, ставит под сомнение и самое жизнь, его породившую, без которой он (разум) немыслим.
Ища логического обоснования,«оправдания» для всего, освободившийся от заинтересованности разум требует и логического доказательства необходимости существования человека, жизни, бытия вообще.
Но, будучи с одной стороны следствием апрактичности разума, вопрос о смысле жизни в то же время оказывается и закономерным проявлением его основной функции - служить самоутверждению жизни.
Действительно, всякая приспособительная деятельность сопряжена с необходимостью выделения событий и явлений, существенных для живого, тех, от которых может зависеть степень удовлетворения потребностей, то есть жизнь.
Все, удовлетворяющее потребности, мы зовем полезным, препятствующее удовлетворению - вредным. Полезное и вредное оцениваем как значимое, то есть имеющее для мае положительный или отрицательный смысл. Существеннейшей функцией разума и является ориентировка в значимости, в смыслах для человека всего и вся.
В чем смысл того или иного явления, в чем его польза? — один из основных вопросов, на который призван ответить разум.
С формированием сознания и самосознания разум, именно осуществляя свою основную функцию, ставит, в конце концов, этот вопрос и в отношении бытия мира, жизни вообще и существования своего носителя - человека.
Специфически человеческая деятельность и вопрос о смысле как о цели жизни.
Следующей причиной возникновения вопроса о смысле жизни, но уже в значении не пользы, а цели существования оказывается то, что специфически человеческим (хотя вовсе не преобладающим у человека и даже не частым) способом деятельности является целенаправленная.
Вместе с формированием целенаправленной деятельности впервые возникает и новый вопрос: не «почему?», а «зачем?», «для чего?».
В мире все детерминировано, то есть происходит вследствие какой-то причины или ряда причин - «потому, что...».
До возникновения жизни все происходило «потому, что...».
С появлением живого с его спецификой активно сохранять, саморазвиваться и воспроизводить себя возникает новая форма движения - поведение, которая, имея видимость целенаправленной, остается по-прежнему только детерминированной (потребностями, объектами потребностей, сигналами этих объектов).
Уже до человека поведение приобретает некоторые черты целенаправленности - поведение животного обусловлено прошлым и настоящим, но является активным приспособлением к вероятному грядущему будущему[39]. Голодная собака ищет пищу, отметая все, что пищей не является, белка готовит себе на зиму сушеные грибы, бобры строят плотины...
Поведение животных лишено главного атрибута целенаправленного - предшествующего началу поведения предварительного построения в знаках, символах, представлениях, понятиях модели, образа его результата - «цели» и предварительной разработки программы поведения, нет проверки соответствия реальных результатов предваряющим их моделям — целям.
Только у человека, с формированием второй сигнальной системы, речи, сознания, впервые появляется возможность построения действительно целенаправленного поведения. Впервые поведение осуществляется не только «потому, что...», но и «для того, чтобы... », впервые становится деятельностью.
Организуемое на основе сознательно поставленных целей поведение, то есть деятельность, является специфически человеческим.
Вовсе, повторяю, не всегда и даже не часто поведение человека ею - деятельностью - является, не всегда и его программа соответствует формулируемой даже для самого себя цели.
Повседневная жизнь пронизана так называемыми «защитными», ложными мотивами, то есть «целями», оправдывающими поведение, не имеющее к этим целям никакого отношения.
Он говорит: «Я страстно хочу быть певцом. Для этого необходимо исключительное здоровье. Для этого нужно регулярно питаться. Занимаясь в музыкальном училище, я не мог этого осуществить. Кроме того, мне надо беречь голос», — он сидит передо мной теплым летом в демонстративном шарфе, — «поэтому я взял академический отпуск для укрепления здоровья. Если это мне удастся, вернусь в училище. Иначе придется оставаться лаборантом». Молодому человеку грозило отчисление из музучилища по «профнепригодности». Выдвинутый им «защитный мотив» оправдал программу, позволяющую сохранить иллюзию собственной незаурядности как певца. Певцом он не стал.
Наши проекции — восприятие мира как воплощения произвола
Человек нередко собственные свойства проецирует на независимые от его произвола явления, на явления, вообще лишенные всяческого произвола. Тогда правомочный только для результатов сознательной человеческой деятельности вопрос: «для чего?» человек относит к явлениям от него не зависящим. Так возникает вопрос: «Для чего (подразумевается - «созданы», «сотворены») мир, жизнь, я?»
Человек или «маугли»? Потребность в обществе как условии существования и вопрос о смысле жизни
Главенствующим регулятором отношений человека с природой, обществом, с самим собой становятся потребности (в отличие от врожденных), приобретенные при жизни.
Все истинные (не изображаемые, не симулируемые) приобретенные специфически человеческие потребности есть потребности в залогах возможности существования, то есть в условиях, обеспечивающих эту возможность.
В этой связи последняя из причин возникновения вопроса о смысле жизни, которую я считаю необходимым здесь проанализировать, это формирование у человеческого детеныша, растущего в обществе людей, уже в досознательный период его жизни потребности в другом человеке (маме или кормилице, реже кормильце), в других людях, в обществе людей как залоге возможности реализовать любую свою активность, залоге, без которого эта его реализация невозможна или затруднительна.
В отличие от так называемых «маугли» — детей, попавших в младенчестве в стаю животных и выросших в ней без человеческого общества, которые людьми не становятся и теряют возможность стать людьми, в отличие от «маугли» человеческий детеныш обычно, едва появившись на свет, сразу попадает не только в природную, но и в общественную среду. Вынужденный утверждаться в этой первоначально противостоящей ему, внешней по отношению к его врожденным нуждам, среде он, реализуя эти свои врожденные эгоистические нужды, приобретает новые, при жизни формирующиеся потребности - потребности в этой среде.
Последние становятся новым двигателем его поведения, активности, инициативы[40].
Сук, на котором сидишь или общество - внутренний регулятор переживания и поведения человека
Приобретая новые потребности в обществе людей, человеческий детеныш включается в человеческую среду, становится частью этой среды и в той степени, в которой освоил эту среду как свою, сам стал ее частью, в такой степени формирует себя в человека, настолько приспособлен к жизни.
Общественная среда, кики природная, становится для человека необходимым условием его существования, залогом возможности реализовать любую свою активность. Без общества, как и вне природы, он теперь не может существовать. Общество становится объектом потребности человека. Потребностью в обществе начинают регулироваться его отношения и поведение так же, как они регулируются врожденными потребностями (например, в пище, в воздухе, в продолжении рода...).
Так как гибель общества теперь означает для человека и его собственную гибель, то о сохранении общества невольно, иногда даже не догадываясь об этом, и именно в эгоистической заботе о собственном сохранении и утверждении, человек, росший среди людей, начинает печься больше, чем о самом себе, и в первую очередь.
Об условиях существования человек печется больше, чем о самом существовании (как о ветке, на которой сидит).
Эгоизм и альтруизм, тождественность их в отношении своего общества
Результатом эгоистической заботы во-первых - о своей среде, а уж только потом обо всех других индивидуальных нуждах, становится возникающее еще в досознательный период развития человека предпочтение общественно необходимых ценностей индивидуально личным.
В Этом предпочтении, если человек забывает или не узнает происхождение своего интереса к обществу, как к среде, необходимой ему для реализации своего эгоизма, то он или противопоставляет общественные ценности индивидуальным или абстрагируется от тех и других.
Рационализм - хорошо оплачиваемое самоуничтожение
Абстрагируясь от общественных ценностей, человек принуждает себя действовать «рационально», вопреки внутренней необходимости беречь свою среду, рождает у себя в причинах несознаваемую подхлестывающую или дезорганизующую его состояние, переживание и поведение тревогу, в конечном счете, болезнь (действуя против себя, своих потребностей, себя же постоянно и травмирует).
Все, что через, то - слишком, или человек - смысл общества
Абстрагируясь от индивидуальных ценностей, он начинает смотреть на себя только как на средство своего общества, собственную ценность определяет только с позиций предполагаемого общественного интереса.
Абстрагируясь от своих индивидуальных нужд, человек абстрагируется от живых конкретных интересов других людей, других членов общества, попросту перестает понимать нужды реального, а не абстрактного, общества. Ведь, если по происхождению нужды общества определяются нуждами его участников, то, абстрагируясь от своего эгоизма, человек абстрагируется от реальных общественных интересов.
Осознает это или нет конкретное общество, первым и последним его интересом, смыслом общества, если оно хочет сохраниться, развиваться и воспроизводить самое себя, является сам человек, и - не тот, другой, а именно этот конкретный и каждый.
Следствием потери естественной основы существования общества в самом человеке становится вынужденный поиск этой основы в чем-то, находящемся вне человека, существующем до и независимо от него, в чем-то изначальном, независимом, вечном, для чего человек - лишь средство, инструмент, биоробот.
Следствием потери этой естественной основы существования и одной из психологических причин такого поиска оказывается инфантильный, но, тем не менее, специфически человеческий страх обнаружения перед собой и перед другими своего эгоизма, своей пристрастности, тенденциозности, заинтересованности, подлинно своего существования — «грешности» — страх осознанной индивидуальной ответственности. Он чрезвычайно сковывает всякую инициативу - обезличивает.
Так продуктивное отношение, побуждающее согласовывать свои индивидуальные интересы со своими же общественными (отражающими множество прошлых и настоящих инициатив) превращается в свою противоположность, отрицающую всякий реальный общественный, а с ним и индивидуальный интерес.
Таково следствие отрыва общественного интереса от его основы — самоутверждения живого конкретного человека.
Тогда и возникает вопрос о смысле жизни с еще одним содержанием: «В чем смысл, то есть что от индивидуальной жизни, от «Я» остается нетленным, вечным? Что в жизни не бренно?!»
А если все бренно, то и жить не стоит: «все в землю ляжем, все прахом будет!» — такой ответ звучит в подтексте так поставленного вопроса. И человек тогда завидует долговечному камню!
Потребность в обществе как условии существования и вопрос о смысле жизни. Заключение
Так предпочтение общественных своих интересов индивидуально личным, совершенно необходимое для выживания, но непонятное в своем происхождении, и даже вообще неосознанное, подсовывает нам убийственный, отвергающий жизнь вопрос.
Так живая эгоистическая нужда в людях, без понимания и при отказе от эгоизма и ответственности, рождает свою противоположность — отказ от жизни и от людей.
Верно осознанное как проявление самоутверждения жизни предпочтение общества (условия существования) самому существованию, закрепленное в первых, досознательных потребностях, побудило бы и к верной, жизнеутверждающей постановке вопроса о смысле жизни.
Такой вопрос следовал бы из понимания интимной взаимосвязи, единства индивидуальных и общественных интересов, отражал бы потребность человека в обществе, в том, чтобы быть ему полезным, он и ставился бы как вопрос о полезности человека для общества и мог бы звучать так:
«В чем смысл (польза) моей жизни и деятельности для моего общества (вне которого я себя не мыслю, благо которого для меня необходимо и есть благо для меня)? Что остается людям? »
Тогда вопрос о нетленном, оставляемом индивидуальной жизнью, понимался бы как специфически человеческая необходимость воспроизвести себя не только физически - в детях, но и духовно - оставить свои индивидуальные вкусы,
отношения, открытия и создания вкладом в общечеловеческую историю, в общечеловеческое будущее.
Только верное понимание происхождения вопроса о смысле жизни, а также происхождения интересов общества и индивидуальной потребности в обществе обеспечивает продуктивную постановку вопроса об общественном смысле индивидуального существования.
Вопрос о смысле жизни перестает быть абстрактным и бессмысленным поиском извечных оснований для бытия.