Мама жива. 

Мама жива. 

В каком-то гараже проводят диагностику моего «фиата», который надо продавать, а у меня в кармане только две десятки. Но мне наверно поверят, что я завезу.

Вчера я разбил левый поворотник. Смотрят на подъемнике.

Оба говорят, что перед просел.

Пугаюсь, спрашиваю, что это значит.

Говорят, что значит - ничего не надо делать, потому что зад остается высоким и все, наоборот, выравнивается. Перед уходом мучительно вспоминаю имя одного из мастеров. Его я только что уже в который раз спрашивал и спросить еще раз неудобно, он обидится.

— Дима, — спрашиваю, — ну и что предстоит делать?

Он с чем-то возится под машиной и не отвечает, будто не к нему или обижен.

Подходит другой навеселе - выходной. Он так зашел, в белой рубашке с воротом.

Шепотом спрашиваю, как зовут слесаря, но тот слышит и еще больше обижается. Оказывается - Олег.

Спрашиваю Олега: «ну и сколько вся эта подготовка автомобиля к продаже будет стоить?».

Откликается, наконец. Но - как-то напоказ уходя - и как бы спеша куда-то, одолжающим и скрытным почти шепотом, через плечо:

— Сто долларов. — Оказывается, он тоже пьян, раздражен и зол, что надо еще вкалывать, и жара.

— А в долларах можно? - Я поспеваю за ним и вопрошаю чуть не на бегу. Выглядит, будто заискиваю. Весь во власти его настроения и произвола.

— Даже лучше... — бросает он, несколько, наконец, смягчившись и удостоив ответа.

Я остаюсь один. Выхожу на свет. Спохватываюсь, что это почти три тысячи. И что я забыл спросить, когда приезжать и сколько продлится ремонт.

Здесь солнце и удивительна утренняя прохлада и свежесть у моря. У мамы прямо на кончике облезшего на солнце носа кусочек еще не содранной кожицы, как болячка.

Мама в этой праздничной приморской свежести курорта говорит, что, «может быть, это и как мания величия звучит (потому что на самом центре кончика носа у нее, конечно, болячка), но не мог бы я всех и свои дела мерить по ней?» — Она говорит по-девчоночьи порывисто, увлеченно и неуверенно, сомневаясь в реалистичности вообще того, что сказала. А я и так всех по ней меряю. Все, всех и себя.

Радостно и хочется плакать. Потому, что она жива, а я чувствую, что сейчас проснусь. И больше не будет этой свежести приморского курорта, и утра, и солнца вокруг мамы. А мама пахнет морем...

Проснулся встать.

Томка, обняв во сне ласково руку, не сразу пускала...