Открытый прием.
Открытый прием.
Марафон близился к завершению. Вынесли столы после обеда. Женщины подмели пол и прошлись по нему влажной шваброй.
Подметала Лера Александровна. А беременная Маша, которая теперь работает в ее фирме, уютно смотрела. Линолеум быстро просыхал.
Все сидели по периметру и сыто ждали, когда я распоряжусь, чтобы постелили палас. Но батареи еще не включили, пол был для лежания на паласе холодный. Да и не хотел я этого преждевременного - только из-за послеобеденной лени - окончания марафона.
Спросил, кто чего предлагает. Никто ничего не предлагал - обед был разнообразным и сытным.
Я попросил, чтобы и с моего журнального столика убрали сласти и фрукты. Оставили соки в открытых коробках и воду в бутылках. Поспрашивал еще.
Откликались вяло.
Снова подумал о том, что и в стремительной сутолоке событий вчерашнего дня, и в неспешном накате новостей первой половины сегодняшнего так и не удалось организовать эту, так всегда неожиданно вызывающую у каждого стойкий интерес к инобытию других - работу в тройках.
Спросил, кто хочет поиграть в отношения: клиент, психотерапевт, супервизор[23]?
Откликнулись лишь Лера Александровна и Михаил Иванович.
Он только что приехал, отлучившись по срочным делам почти на полдня еще вчера, и спешил «добрать».
Когда марафоны идут чередой, как бы продолжая друг друга с промежутками в три-четыре недели, то постоянным участникам позволяется опаздывать или даже отлучаться, лишь бы они заранее предупредили об этом. Другие их не теряют. И сами они легко входят в процесс, никого не напрягая, как тут и были!
Я не хотел отказываться от интересной возможности, хоть и понимал, что из-за малого числа желающих придется на ходу изменить игру. Поэтому, предлагая Лере Александровне собрать себе «тройку», спросил, как она выберет играть? Как я только что предложил, или в «открытый прием психотерапевта»?
В первом случае ее тройке пришлось бы отделиться от остальных участников марафона и заниматься своими делами независимо от других.
Во втором - в игру были бы вовлечены все.
Она выбрала «открытый прием».
В «открытом приеме психотерапевта» те же три роли: «психотерапевт», «клиент», только вместо «супервизора» - «посредник».
«Психотерапевт» садится в мое кресло, стоящее в углу кабинета (из него виден весь кабинет). В обычные дни я веду в нем прием вновь пришедшего человека.
«Клиент» занимает такое же мягкое кресло пациента. Оно стоит у стены, спинкой к двери и полубоком к «психотерапевту» по другую сторону тумбы с музыкальным центром и журнального столика.
«Посредник» - здесь скорее эмоциональный посредник между врачом и пациентом - садится тоже в кресло, но напротив «клиента» и к двери лицом.
От «терапевта» кресло «посредника» отделено стоящим вдоль стены узким неглубоким шкафом с пластинками и книжками. Кресло «посредника» у этой стены тоже повернуто полубоком к «терапевту».
Получается равнобедренный прямоугольный треугольник с «психотерапевтом» в вершине прямого угла.
В этой игре «клиент» и «посредник», сидя напротив, разделенные столиком, видят друг друга. А «терапевт» и «посредник» почти заслонены один от другого разделяющим их шкафом. Так что, сидя полубоком, без усилия видят одни лишь колени и носы друг друга. Им приходится в своих отношениях полагаться почти только на ощущения тела, или, что называется, «доверять друг другу спину».
«Психотерапевт», отделенный от «клиента» столиком, а от «посредника» шкафом, оказывается посередине меж ними, полубоком к каждому.
Ему из его кресла видны, как вы помните, не только эти двое, но и весь кабинет, и все, входящие и выходящие люди.
На достаточном удалении от кресел «психотерапевта» и его партнеров участники размещают полукругом девять-одиннадцать стульев. Так, чтобы они с удобного расстояния от кресла «клиента» как бы продолжили и замыкали круг, загибаясь вдоль окна, потом вдоль стены со стороны «посредника», и вернулись к его креслу. Получается «подкова», открытая в сторону «терапевта» и его партнеров.
Если игра начинается по инициативе одного из участников, то инициатор (здесь Лера Александровна) начинает с того, что садится на место «психотерапевта» и приглашает сесть в этот полукруг необходимых ему людей. При этом указывает им место, куда следует сесть.
Это очень важно для каждого - кто будет сидеть напротив него, кто сбоку, кто в стороне!
В получившемся кругу любой при желании видит всех.
Остальные участники оказываются во втором ряду на стульях, оставленных вдоль окон и стен по периметру кабинета. Их также по своему усмотрению, но менее скрупулезно, рассаживает «психотерапевт».
Участники обязаны и в дальнейшем подчиняться распоряжениям «терапевта» об их перемещениях во внешнем полукруге.
Приглашенный во внутренний полукруг может отказаться. Но, согласившись, занимает место или перемещается тоже только по распоряжению «терапевта».
После того, когда все рассажены и расселись, инициатор игры может остаться в роли «терапевта», но, если хочет, может перейти и на место «клиента», попросив стать его «психотерапевтом» одного из двух своих партнеров по тройке.
Только теперь и начинается собственно «открытый прием».
«Психотерапевт», представившись «клиенту», как незнакомому, просит и того назвать себя. (Свои имена, а потом и свои «проблемы» оба могут и выдумать.) Затем «терапевт» предлагает «клиенту» изложить свою проблему.
В отличие от игры «клиент - психотерапевт - супервизор», в «открытом приеме» партнеры непременно разговаривают.
Формально ситуацией руководит «психотерапевт». Он расспрашивает, слушает, уточняет, по своему усмотрению направляет беседу. Он может привлекать себе в помощь «посредника», как, впрочем, и любого из участников наблюдающих кругов.
«Клиент» вслух рассказывает, зачем он явился к «психотерапевту». Он жалуется, спрашивает, сетует, объясняется, знакомит «терапевта» со своей проблемой, с собой. Все - как это могло бы быть на обычном открытом приеме, у психотерапевта.
«Посредник» и все остальные только слушают или не слушают, но без приглашения «терапевта» не вмешиваются.
«Терапевт» ведет себя, как умеет в своей роли.
«Клиент» может в любой момент остановиться, сообщить, что он удовлетворен или что у него больше нет вопросов, и он готов закончить свой «визит».
Если у «терапевта» тоже нет вопросов к «клиенту», и он не приглашает «посредника» или наблюдателей задать тому их вопросы, то этот «визит» заканчивается.
Участники тройки меняются местами в выбранном ими порядке.
«Посредник» в этой игре внешне пассивен. Но, оставаясь вне конфликта «терапевта» с «клиентом» и «клиента» с «терапевтом», он имеет возможность лучше отслеживать мотивы того и другого, и быть «на стороне» обоих. Постоянно, и особенно в горячие моменты, давая возможность клиенту (а иногда и терапевту!) почувствовать, что тот не один, что с ним сочувствуют, его понимают, но не разделяют его претензий или обид, «посредник» и действительно оказывается эмоциональным посредником. Он безмолвно поддерживает обоих, и так способствует конструктивному течению беседы.
Если тройка собралась не случайно, то «терапевт» всегда ощущает слева от себя «посредника», доверяющего ему, и этим доверием поддерживающего доверие его встревоженного «клиента».
Но сегодня все случилось иначе!
Происшедшее станет понятнее, если уяснить себе особое значение рассаживания людей относительно друг друга, а в этой игре - относительно «основных» ее участников - «терапевта» и «клиента».
Участников любой встречи в малой группе вообще можно рассадить так, что они почти наверняка станут, например, кокетничать друг с другом, или схватятся соперничать, найдут повод для препирательства, и даже поссорятся. Можно, наоборот, разместить относительно друг друга так, что прежде чужие люди объединятся, возьмутся сотрудничать, будут сочувствовать друг с другом, потеплеют, обнаружат друг в друге новые сближающие свойства.
Человек напротив - это тот, кто замечает тебя или не замечает. Кто зеркалит тебе, отражая тебя лестно или обидно. Кто безмолвно оппонирует тебе, поддерживает, или игнорирует твое, именно для тебя значимое. Кто порой с самой ласковой улыбкой уничтожает, вычеркивает тебя из мира, будто тебя со всем, что небезразлично тебе, на нашей земле и нет.
Очень важно, в какое человеческое зеркало ты смотришься в минуту сомнений, тревоги, в трудную минуту. Зеркало может тебя уничтожить, а может и возродить!
Человек сбоку, рядом, это тот, с кем вместе мы смотрим на один предмет, чье плечо, чей локоть мы ощущаем.
Трудное испытание самостоятельности, когда он глядит с тобой и не видит того, что для тебя дорого. Тут невольно задумаешься: «Уж ни мираж ли и ты сам?»!
Трудно - и когда рядом тот, кто, никак не являя себя, не знает, чего хочет, но назойливо ждет инициативы от тебя.
Словно повисает на тебе, чтобы раскритиковать или без благодарности использовать.
Рядом с холодным - остываешь. С андерсеновским Каем можно и замерзнуть.
С теплым - согреваешься. С энергичным - сохраняешь и набираешься сил. С пустым и вялым, если не умеешь заметить его вовремя и отслониться, рискуешь лишиться и желаний, и смыслов, а с ними и собственного тонуса. Можешь сделать его своим "личным вампиром".
С сильным противником становишься сильнее. С безвольным сторонником обессиливаешь хуже, чем от зноя в жару. Тонешь с ним, как в болотной жиже.
Очень важно, как ты подберешь и рассадишь людей для существенного тебе дела, разговора!
Иногда участников игры «открытый прием» назначаю я сам. Тогда, как и на моем обычном открытом приеме, я сам и рассаживаю людей при всякой смене ролей в ведущей «тройке».
Задачи игры самые разные.
Дать участникам выговориться. Удовлетворить потребность иного участника - в ощутимом внимании и интересе других к нему. Познакомить с проблематикой друг друга. Спровоцировать совместное обсуждение общей проблемы. Способствовать объединению группы. Вынудить попытки побыть на месте другого, понять мотивы, организующие поведение психотерапевта. Со стороны почувствовать неудобства эгоцентрических претензий «клиента» или парализующих инициативу партнера попыток поучать и властвовать у «психотерапевта».
Игра побуждает слушать, оживляет стремление понимать другого и заставляет учиться быть понятным.
Зрителям чрезвычайно наглядны огрехи жизненных стратегий участников «тройки». И не только «психотерапевта», «клиента», но и «посредника», который очень часто оказывается просто подглядывающим за двумя другими, чем нередко вызывает весьма напряженные и критические реакции многих. Так обнаруживается, что невмешательство - не самая спокойная и далеко не безопасная жизненная позиция.
Игра позволяет ставить и решать множество и других задач.
По своей инициативе я использую эту игру чаще в психологически наиболее незрелых группах. Например, в группах пожилых людей (преобладающий психологический возраст до 10 лет). В группах людей, занятых так называемым малым бизнесом (с преобладающим психологическим возрастом до 12 лет).
Самостоятельно к игре в «открытый прием психотерапевта» обращаются клиенты и пациенты из более активных и «взрослых» групп. Например, в психодидактических группах педагогов, психологов, психотерапевтов...
Лера Александровна хорошо знала игру еще со времен нашей мастерской. Третьей она позвала Машу, и та не отказалась.
Лера Александровна села в кресло «психотерапевта». Распорядилась, чтобы Михаил Иванович оказался напротив справа от нее в кресле «клиента». Машу посадила слева - «посредником». И без задержки начала быстро формировать напротив себя внутренний и внешний круги.
Тут все »началось!... Я не сразу понял, что происходит, и что случилось.
После расстановки стульев для игры все сидели, кто где. Скорее случайно. Только, может быть, во внутреннем кругу оказались те, кто активнее участвовал в организации пространства, или, может быть, хотел быть ближе к основным участникам? Не помню. Лера Александровна сразу выпроводила из своего круга всех, кто был в игре впервые и проявлял к событию живой интерес еще и от этой новизны. Выпроводила всех мало знакомых ей участников. Вообще удалила всякого, кто - хоть чем-то - был для нее не очевиден. Она посадила в круг напротив себя благоразумную, как закапывающий в землю свои золотые Буратино, Марию Александровну. Позвала готового всех поучать Александра Михайловича, а с ними и всех, с кем они курили и тусовались у крыльца кабинета во время их частых «перекуров». Одного за другим Лера Александровна приглашала во внутренний круг людей..., которые... Все, кого Лера Александровна приглашала в круг, врозь были... были врозь - разными и непохожими...Но, садясь напротив нее,...
Мне вначале это показалось, и только потом стало настолько очевидным!...Садясь напротив нее, все, кого Лера Александровна звала, становились чем-то очень... очень друг на друга похожими!
Я еще не понимал чем, когда почему-то снова вспомнил, что Маша работает в Лерином агентстве. Что агентство с прошлого года преследуют одна за другой неудачи...
С особым неудовольствием я увидел, что и моя обычно весьма независимая и собранная дочь в кресле «посредника» стала вести себя совершенно несвойственным ей образом. Пожухла, стала вялой, безучастной, чуть только что не спит. Ни во что не вмешиваясь, как-то отечно ждет, когда Лера Александровна все организует. Даже собой, кажется, не занята! Михаил Иванович тоже ждал распоряжений. Как тогда в кругу Олега Евгеньевича и Тамары Викторовны.
Попав в Лерин круг, все, как по волшебству, сразу перестали быть интересными! Гляделись какими-то безликими, пустыми..., или отсутствующими. Все словно прикинулись злыми шаржами на самих себя.
Одеревеневшие карлики в заколдованном королевстве!..
Пользуясь правом ведущего, я попросил сесть во внутренний круг напротив Леры Александровны державшуюся особняком ее почти ровесницу.
Молодая энергичная кандидат наук - психолог, та руководила в крупной фирме отделом, осуществляющим «связи с общественностью» (как теперь говорят - РR). Привычно осмотрительная в поведении, она, в отличие от других, и напротив Леры Александровны только рельефнее обозначила лицо.
Лера Александровна тут же распорядилась, чтобы ее успешная сверстница перешла во внешний круг - подальше. Позвал другую, занятую своими делами женщину, потом - мужчину. Лера Александровна тут же отослала и их.
Сколько я ни пробовал оставить напротив Леры Александровны в ее ближайшем кругу участников, способных сейчас партнерствовать с ней на равных, она тут же от них избавлялась. Снова и снова сажала на освободившиеся места мужчин и женщин, которые рядом с ней застывали, как и Маша, и Михаил Иванович.
Все пустовато ничего не делали. Наглядно исчезали в качестве живых, о чем-то заботящихся людей!
Все, как мне показалось, доверительно ждали ее распоряжений!
Сама Лера Александровна сначала, уставившись из кресла психотерапевта, долго смотрела застывшим, ничего не выражающим, немигающим взглядом на одного. Потом переводила свое замечательно веснушчатое, но такое же ничего не выражающее лицо вместе с тем же бесцветным и ничуть не изменившимся взглядом в линзах на другого. Потом передвигала лицо с будто не способными двигаться в орбитах глазами на третьего. И утыкала взгляд в него.
Казалось, она даже не лицо двигает, а сдергивает с места подбородок, сталкивая его всякий раз в новое положение, как перескакивающую минутную стрелку на часовом циферблате.
Выбранные ею люди под этим взглядом либо начинали суетиться, изображали «внутреннюю активность»... Либо, как я уже сказал, доверительно ждали.
Все еще глубже погружались в ступор.
Распорядительница ситуации некоторое время ждала. Потом, ничего не дождавшись, застыла сама. Потом, чтобы спрятать от самой себя растерянность и встряхнуться, начала сердиться на пассивность своих сотрудников.
И дело было теперь явно не в послеобеденной сытости...
Ничем не занятая напротив Леры Александровны Мария Александровна, как бегун на старте, готовилась критиковать и давать советы. (Она, как и Лера, недавно тоже потеряла около тридцати тысяч долларов, а с ними и весь свой бизнес.) Александр Михайлович с умным видом демонстрировал занятость и готовился ярко критиковать критику и советы любящей поговорить Марии Александровны, а потом и ее самоё.
К заполняющей пустоту словесной тусовке был готов весь собранный Лерой Александровной и от безделья осоловевший внутренний круг - только начни!..
Казалось, они от скуки сейчас так загорятся, что не только спроектируют новый защищенный от риска бизнес для каждого, но и разработают проекты изысканий для всех научных академий и многих поколений исследователей, а между делом создадут и проект нового Мироздания.
...Я вспомнил воспаленные ночные споры в общежитии Ленинградского медицинского об инопланетном происхождении жизни человека на Земле и о «Фантазиях Фарятьева»...
«Настольная лампа плясала в пластинке,
В круженье грустившей цыганское...
Мне было тошно! В табачной дымке
Мы трое сквозь зубы цедили шампанское
Звуков!»
Эти строчки я писал в девятнадцать. В пору именно таких моих с товарищами захватывающих ночных бдений. Как раз перед той августовской поездкой 1962 года на попутных машинах из Куйбышева в Москву, в Ленинград и обратно - «автостопом». Тогда я и останавливался в том общежитии Ленинградского медицинского...
Мы «цедили шампанское» своего вселенского одиночества и такой же демонической никем непонятости с наслаждением!
Одиночество и непонятость были доказательством себе нашей неповторимости...
Надо было вмешиваться!
Я распорядился, чтобы из круга вышли Мария Александровна, Александр Михайлович и еще двое - все наиболее «активно бездельничающие», все, кто прятался в показную активность от неприсвоенной и неосвоенной, а часто и неосознанной, внутренней тревоги.
На их места я пригласил тех, кого звал раньше, и кого Лера Александровна прежде удалила из своего круга.
Михаилу Ивановичу напомнил, что ему уже случалось передоверять свою инициативу, заботу о себе и своих делах другим!
Раздосадованный, он стряхнул дрему, сам занялся происходящим.
Очнулась, наморщила лоб, подняла брови и начала одутловато осматриваться Маша. Заметив, что атмосфера вокруг изменилась, она заметила и мою досаду на ее равнодушие к сотруднице и к их общему делу. Дочь упрямо поджала губы, будто ничего не произошло. Но рассердилась, и за себя уже отвечала...
Не помню, кого еще пересадил во внешний. Но во внутренний круг - сели ожившие заинтересованные люди... Кабинет проснулся, началось движение.
Я снова обернулся к Лере Александровне, и...
И почувствовал обескураживающую неловкость. Я будто нечаянно подсмотрел за ней, что не следует - пугающий секрет или ото всех скрываемый изъян...
В кресле «психотерапевта» сидела не деловитая предприниматель, а маленькая,... совсем потерявшаяся девочка!
Она не знала, что делать. И, казалось, впервые так отчетливо понимала, что не знает.
Детке не дали стать госпожой над куклами. А ничего другого она не умела. И, казалось, была готова заплакать...