Стилистические особенности «темных» текстов

Говоря о типе текста, мы имеем в виду не столько его сюжет или композицию, сколько эмоциональный замысел, который лежит «за текстом» и проявляется в каждом элементе текста, в том числе в его стиле.

Стиль «темного» текста существенно отличается от стиля других типов текстов. Собственно говоря, называя этот тип текста в свое время «простым» (Белянин, 1988), мы в первую очередь имели в виду характеристики его стиля. Ощущение «сумеречности» и «вязкости» создается в таком тексте не только одним описанием обстановки или упоминанием о том, что вдруг все потемнело, этому способствует и весь его стиль. Говоря об «освобождении литературного слова <…> от ига выраженной упорядоченности», Р. Барт вводит понятие «белое письмо» (Барт, 1983, с. 343). Он пишет: «…Письмо, приведенное к нулевой степени, есть в сущности <…> внемодальное письмо; его можно было бы даже назвать журналистским письмом <…> нейтральное письмо располагается посреди <…> эмоциональных выкриков и суждений, но сохраняет от них полную независимость; его суть как раз состоит в их отсутствии… Этот прозрачный язык, впервые использованный Камю в „Постороннем“, создает стиль, основанный на идее отсутствия, которое оборачивается едва ли не полным отсутствием самого стиля» (там же).

Это ценное для нас наблюдение необходимо проиллюстрировать цитатой из упоминаемого Р. Бартом произведения А. Камю, философа экзистенциализма:

Вечером за мной зашла Мари. Она спросила, думаю ли я жениться на ней. Я ответил, что мне все равно, но если ей хочется, то можно и жениться. Тогда она осведомилась, люблю ли я ее. Я ответил точно так же, как уже сказал ей один раз, что это никакого значения не имеет, но вероятно, я не люблю ее.

– Тогда зачем же тебе жениться на мне? – спросила она.

Я сказал, что это значения не имеет, если она хочет, мы можем пожениться и т. д. и т. п.

(А. Камю «Посторонний»)

Такой стиль, основанный, по словам Р. Барта, на «идее отсутствия», создает впечатление иллюзорности (дереализации) всего происходящего и адекватно описывает мироощущение, возникающее при сумеречном состоянии сознания во время эпилепсии.

Подтверждением гипотезы о том, что экзистенциализм связан с той же эмоционально-смысловой доминантой, что и «темные» тексты, может служить факт, отмеченный переводчицей «Алисы в стране чудес», отнесенной нами к «темным» текстам, Н. М. Демуровой. Она приводит фрагмент текста и дает к нему следующий комментарий: «Дайте-ка вспомнить: сегодня утром, когда я встала, я это была или не я? Кажется, уже не совсем я… кто же я в таком случае? Это так сложно…» «М. Хит, – пишет в комментариях Н. М. Демурова, – усматривает здесь первый из ряда кризисов, переживаемых личностью Алисы («кризисы идентичности»), которым мог бы позавидовать любой экзистенциалист».

Интересно, что даже при описании внешне динамичных событий возможно использование «белого стиля»:

Он прыгнул, покатился вниз, и ему не сразу удалось остановиться и подняться обратно. Он казался неутомимым, словно был не из плоти и крови, будто Игрок, который как пешку, передвигал его по доске, одновременно вдыхал в него жизнь.

(У. Фолкнер «Перси Гримм»)

Схожими в этом плане представляются по стилю и такие тексты, как «Взгляни на дом свой, ангел» Т. Вульфа и «Привычное дело» В. Белова.

Среди других особенностей построения «темных» текстов важно отметить чередование в номинации, в назывании героев: не всегда понятно, кто из них говорит, читателю трудно уловить, кто сейчас действует.

В целом по ходу развития сюжета «темного» текста герои часто терпят коммуникативные провалы и сами вводят в заблуждение тех, кто претендует на то, что все знает. В «темных» текстах герой часто не понимает окружающих.

Важной характеристикой стиля «темного» текста является, как мы уже отмечали, его сниженность и использование просторечных и разговорных форм.

Так, лирический герой Вл. Высоцкого – человек с упрощенным взглядом на мир, его речь полна отклонений от литературной нормы:

Мне бы выпить портвейна бадью,

А принцессы мне и даром не надо.

Чуду-юду я и так победю.

(«Про дикого вепря»)

Пестрит инвективной лексикой «Москва – Петушки» Вен. Ерофеева.

Вот пример, взятый тоже из поэзии:

– В мире подобного нет безобразия!

– Темная масса!

– Татарщина!..

– Азия!..

– Хамы!..

– Мерзавцы!..

– Скоты!..

– Подлецы!..

(Д. Бедный «Главная улица»)

Характерно, что в предисловии к текстам «одного из зачинателей поэзии социалистического реализма» отмечается: «Стремление приспособиться к вкусам самых широких слоев читателей иногда приводило Демьяна Бедного к упрощению мысли, снижению художественного уровня его произведений».

Приведем пример из повести Б. Лавренева «Сорок первый»:

Молчали. Лежала у костра Марютка, облокотившись на руки, смотрела в огонь пустыми, немигающими кошачьими зрачками. Смутно стало Евсюкову.

Встал, отряхнул с куртки снежок.

– Кончь! Мой приказ – на заре в путь. Може не все дойдем, – шатнулся вспуганной птицей комиссарский голос, – а идти нужно… потому, товарищи… революция вить… За трудящих всего мира!

Мы не склонны расценивать это только как отражение «романтики революции, ее героических характеров» (Советский…, 1984, с. 680). За такого рода стилизацией мы видим сверхзадачу автора «темного» текста – показать жизнь простого, обычного человека.

Стилизация под бескультурного человека, характерная, в частности, для Вл. Высоцкого и М. Зощенко, представляется нам проявлением личностного, а не только жанрового стиля автора.

Кроме того, очевидно, что бранные слова оказываются по преимуществу связанными с физиологией человека (Жельвис, 1992), характерной именно для «темных» текстов.

Было бы неоправданным упрощением трактовать сниженность стиля только как проявление личности автора. Возможности культурологического подхода показаны, в частности, М. М. Бахтиным в работе по народной культуре Средневековья и Ренессанса, вторая глава которой носит название «Площадное слово в романе Рабле» (Бахтин, 1990). И тем не менее сниженность стиля в рамках психиатрического литературоведения мы связываем преимущественно с тем психологическим содержанием, которое обусловлено эмоционально-смысловой доминантой «темных» текстов.