Змеиное просветление

Змеиное просветление

История эта произошла не за один раз. Только не надо упрекать меня в мистике. Прежде всего, барон Мюнхгаузен никогда не врет; а потом уже все остальное.

Пролог — первая мистерия в Вороне. Много лет назад, от записи этого текста все четыре. На группу «Пробуждение спящей красавицы» приезжают четыре женщины. Одна из них старше всех; очень интеллектуальна; вообще психоаналитик. При каждом удобном случае она стремится показать, что к местным грубым нравам отношения не имеет. Со мной она явно воюет. С удовольствием участвует в «бунте», который закатывают девицы, разгулявшиеся на «русалочьих» процессах у моря. Единственный мало-мальски приличный рабочий процесс (написание и прочтение своего «завещания») она делает только в предпоследний вечер, когда ясно, что я очень сомневаюсь, давать ли ей грибы. Всё же грибы она получает вместе со всеми, но ничего особенного с ней при этом не происходит (и грибы не очень сильные, и она сверх-критична). После мистерии она остается пожить в одном из моих домиков еще на несколько дней: поездить на море, вообще хорошо в Крыму. Я, наивный и стеснительный балбес, всё не спрашиваю у нее про деньги за уже прошедший семинар. И вдруг она таки исчезает, уезжает в пять утра, так и не заплатив. В последний вечер перед этим она щеголяет в темно-зеленом переливчатом платье, и все, кто на нее смотрят, говорят: «Ну, змея!» С этой кличкой она и осталась. Змея не только не заплатила, но потом даже написала мне письмо, что она это сделала не просто так — а во имя своей правоты! Эту логику мне уже трудно было понять; понял я только, что деньги надо собирать в начале. Или даже так: деньги надо БРРРАТЬ!

Казалось бы, ну и хрен с ним. Мне-то да, а вот Ворону нет. И два года спустя в то же самое время года — аккурат первые числа июня — собираю я мистерию «Жизнь в теле». И собираются на нее. четыре женщины. И смутно мне кажется, что это то же самое собрание — то есть формально люди другие, а по сути — те же. Ну, и одна из них мне однозначно напоминает Змею.

Про себя я так и стал ее называть. На поверхности ее звали, скажем, Нелей. Деньги я тогда уже брал добровольные, но собрал их сразу, ввиду контингента повышенного риска. Группа пошла. Неля тоже была старше всех прочих, тоже умна по-интеллигентски, тоже язвительна. Впрочем, работала получше той «первой» (вообще эта вторая группа была не в пример лучше и сильнее). Было у меня от Нели странное чувство: что она как будто отравляет, портит пространство вокруг себя.

Вот самый яркий пример — уж извините, несколько неконвенциональный. В один день мы в одиночку разошлись по горам, чтобы кое-что понять про себя (для Нели, понятно, это было очень трудным упражнением). И пошел я сам на то место, где год назад моя жена сказала мне о своей беременности. Выхожу я на полянку, где не был ровно год — и что же я вижу? А вижу я, как на лошадиных какашках по всей поляне растут псилоцибы — те самые священные грибы. И выглядит эта поляна в аккурат как высокогорье в штате Веракруз в Мексике, где собрал я когда- то этих грибов столько, сколько мог унести; и сами грибы очень похожи на мексиканские. Вмиг я понимаю, что это мне подарок на день рождения (который был послезавтра), такой вот привет от Ворона. (Это был первая и пока последняя встреча с этими грибами в Крыму). И на следующий день я веду уже всю группу в горы на сбор грибов. Никто из них никогда этих грибов не видел, но я показываю, и мы все начинаем их видеть и собирать, бродя по огромной поляне, плоскогорью. Мне очень хорошо. Каждый идет отдельно, и каждый собирает грибы. Кроме меня. Потому что (или совсем не «потому что», а «просто так») в какой-то момент ко мне подошла Неля, о чем-то неважном спросила и отошла — и с этого момента я не нашел ни одного грибочка. Хотя до этого собрал чуть не пол-ведра. И все остальные продолжали их находить, идя чуть ли не по моим следам.

За такое не станешь ругаться, но и не чувствовать определенной злости я не мог.

Важных для Нели момента на группе было еще два-три. На первой медитации она упала в траву и долго лежала, глядя в траву «изнутри». Потом, на прогулках, она все время собирала травы. Хотя в комнате у нее была кровать, она перебралась спать на пол. После хождения в одиночку по горам у нее болела голова, и мы пытались работать с этой болью, которую она представляла как длинное извивающееся существо, вползающее в голову. Постепенно родился образ спрута с извивающимися щупальцами, которому мало одной жертвы, который хочет проникнуть в головы окружающих. Кого? — да в мою в первую очередь. «Давай, — уговариваю я ее, — сделай со мной то, что ты делаешь с собой, внедри в меня свою головную боль». Она начинает со страшной силой отнекиваться (а боль усиливается). «Не могу причинять другим людям боль», — с пафосом заявляет она. А ведь чую я, что злости в этом персонаже хоть отбавляй, что не из сердца она говорит, а лозунг такой вот гуманистический затвердила. И так и эдак — «Ты хоть поиграй» — «Не могу». Поуговаривал я ее, что свою злость и агрессию надо бы поучиться сознательно выражать к окружающим, а то возникает перегрузка ядом; но она была непреклонна, и на этом сцена закончилась. Пошла дама пить таблетку.

И вот еще что было: она попросила меня сделать что-нибудь из декоративной тыквы — я много их тогда выращивал, и они сушились в комнате, где мы занимались. Я вырезал такую типа сахарницу, и дал ей — но не в подарок, как она ожидала (и как я в норме бы и сделал), а попросил 50 рублей. Цифра 50 взялась я тоже понимал откуда: 50 долларов осталась должна мне прошлая «змейка». Она взяла тыкву, а я получил деньги и в довесок красноречивый взгляд.

И вот наконец мы съели собранные грибы. Началась «центральная» ночь. Неля лежала на матрасе в углу, почти не двигаясь, отвернувшись лицом к стенке, молча. Два, три, четыре часа. Уже в комнате, где вначале стояла тишина, люди стали потихоньку разговаривать (в норме она влипала в любой разговор о чем угодно), уже кто-то окликал ее пару раз, но она была погружена в свои видения.

И внезапно — раз! — она хлопнула рукой по матрасу (взвилась пыль) и вскрикнула: «Блядь, я — змея!».

Эта картинка просветления так и стоит у меня перед глазами. Как Неля потом рассказывала, она всё время видела траву, но не сверху, а как бы изнутри, и никак не могла понять, к чему это, пока всё одним махом не стало на свои места.

Ее поведение изменилось на глазах: она стала вести себя как-то очевидно спокойно и достойно. Все встало на свои места. Никакой кровожадности при этом, кстати, не обнаружилось. А вот явная горделивая уверенность, вереница самоосознаваний — да. «Теперь я понимаю, что я могу жалить, но совершенно не обязательно делать это всё время», — так сказала она на завершении группы.

Через три месяца я получил от Нели письмо, в котором говорилось:

«Жизнь у меня перевернулась вверх дном — изменилось все! Но не то чтоб это быгло слишком заметно снаружи — я делаю все то же самое, но с совершенно другим отношением…

Во-1, я порвала с лучшей подругой — мыг считались таковыши больше 10лет. Я не собиралась этого делать — все произошло внезапно и спонтанно, но совершенно закономерно. "Лучшая подруга" — это человек, которого ты1 делаешь зеркалом для себя, и при этом трудишься над тем, чтобыг в нем отражалось то, что ты1 хочешь видеть. Т. е. это человек, перед которыгм неустанно разыггрыгвается спектакль, в котором главную роль играет "образ себя". Как только я стала змеей, "образы меня" стали соскакивать с меня словно шелуха, и лучшей подруге не стало места в моей жизни. Я тебе пишу, разумеется, выводы, которые получились в результате многодневныгх размыгшлений. А вначале мне быгло страшно, как будто я падаю с горыг. Быгло чувство, что все вокруг рушится. Во-2, на след. день по приезде я начала делать ремонт в своей комнате. Я ничего такого не планировала — просто, проснувшись, я поняла, что больше ТАК жить не буду. И оборвала шторыг и обои. Ремонт — это для меня деяние более чем символическое. Я НИ РАЗУ не делала ремонт в квартире, потому что ни одну квартиру не могла назвать своей. По массе причин, в данном случае потому, что большая часть ее принадлежит матери, а она меня этим шантажирует. Короче, тут все сложно, и квартиру эту я ненавидела от всей души. И жила в ней, ничего не меняя — терпела, что все вокруг угнетающе НЕ МОЕ. И тут мне стало на все наплевать — на все козни матери, на все практические соображения (типа: зачем вкладыгвать деньги в чужое и т. п.). Мне важно, какой цветовой фон вокруг меня, мне важно жить в том символическом пространстве, которое я сама создам. И все. Остальное не имеет значения. Самое смешное, что мать не смеет со мной спорить и шантажировать меня скандалами, как она это раньше делала. Наверно, она чувствует, что я — змея. Хотя я ни сказала ни слова, и никаких специальныгх демонстраций не предпринимала. Я просто и спокойно объявила, что ее сервант больше в моей комнате стоять не будет. Честно говоря, я ждала вспышки — но нет, она сразу начала обсуждать, куда его поставить и т. п. В-3, я много думаю о том, что такое Змея. Вернее, не столько думаю, сколько медитирую, чтобы научиться быть змеей. Змея — это центр всего, в буддийском смысле, если ты понимаешь. Она связана с нирваной. В ней — отрешенность, понимание и спонтанность. В ней исчезают все амбиции. Мне даже страшно становится, с какой неумолимой педантичностью она распорядилась всем хламом, которыгй у меня в голове накопился…

Я вряд ли смогу как следует все описать. Есть некое состояние, медитативное, когда я — змея. Иногда попасть в него легко, иногда трудно. Но я знаю теперь, где его искать, понимаешь? И если все начинает кружиться, и я начинаю спешить, и страшиться, что я не успею, что я сделаю не так — я говорю себе "стоп!" и стараюсь попасть в это состояние. И тогда все становится на свои места. Как правило, спешить некуда, а пугаться, что ничего не получится, заставляют амбициозныге "образыг себя". Все, кроме Змеи — кажимость, иллюзия. Интересно, что я стала лучше видеть людей. И больше ими интересоваться. И здесь я пока остановилась, Митя. У меня странное состояние сейчас: я делаю то, что никак не могла доделать — диссертацию, она у меня "гвоздь в ботинке", делаю и многое другое, но у меня нет амбиции. Т. е. я хочу сказать, что не знаю, ХОЧУ ли я делать то, что делаю. Понимаешь, я могла точно ответить на вопрос, ЗАЧЕМ мне это делать, но не могла ничего толком закончить. Масса энергии уходила, кстати говоря, на поддержание образов. Когда она освободилась, я столько всего стала успевать! За лето я не только сделала ремонт, но и еще написала кучу лекций, покрасила дачу и нарисовала на стене ЗМЕЮ, как и хотела…

Так вот, я работаю больше и все дается легко и делается быстро, но отсутствие амбиции меня смущает. Словно выгнута сердцевина и пустота ничем не заполнена. С другой стороныг, я обрела источник покоя и легкости; мне нравится быгть обыгкновенной; жизнь течет сквозь меня как сквозь решето. Ничего не нужно. Иначе: все, что нужно, приходит само. И не зная, хочу ли я это все делать, я совершенно точно уверена в том, что все идет правильно и как надо.

И еще чуть-чуть о спонтанности. Я не могла действовать спонтанно, потому что портила себе удовольствие самопопреками: как же так, ведь я же решила делать это, а делаю вот то! Я словно бы разрывалась между двумя центрами притяжения. Теперь я ничего не планирую. Вместе с ежедневниками выгбросила все дневники, т. к. те и другие — это средства укрепления «образа себя» и амбиции. Я с такой легкостью меняю свои планы, что просто тащусь от этого! Я делаю только то, что хочу — по максимуму. Или, иначе говоря: то, что хочу в данныгй момент. И если у меня нет желания сосредоточиться над дисером, то я бросаю все без сожалений. Я так раньше не могла, Митя! И чувствую себя плыгвущей в правильном направлении. Понимаешь: я словно быг и не гребу, а плыгву куда надо. Собственно говоря, так и должно быгть, если слушаешь Руныг и внутреннюю интуицию. В моем случае — Змею.»

Я записывал эту историю, глядя на очень причудливо изогнутую ветвь, которую она притащила в комнату накануне той ночи, да так и оставила.

* * *

Мне всегда нравилась эта история. Симпатичных людей, переполненных агрессией, попадается много, но редко что получается с этим сделать. (Помню, как- то на одной мистерии в Вороне была москвичка, которая просто бросалась на окружающих, и я ей предложил: «Сходи, голубушка, лучше на двор, возьми топор, да дрова поруби. Как разрядишься, так и возвращайся». Она пришла где-то через полчаса, счастливая, раскрасневшаяся, и сказала, буквально, вот что: «Когда я рубила правой рукой, я представляла, что рублю мужчин. Когда рубила левой, представляла, что рублю женщин. И я одинаково хорошо рублю обеими руками!»)

Мне нравится, что Неля не «бросила» свое «открытие», а дала ему жизнь. За несколько прошедших лет она очень серьезно проработала образ Змеи. Можно сказать, что она «выжала» из него что смогла — а потом произошло вот что. через несколько лет она стала понимать, что использует свою Змею, как и прочие «эзотерические» увлечения, «против жизни». Что с их помощью он борется с семьей, работой и прочей «объективной данностью». Ее письмо про это есть в комментариях к истории про «Мрачную хиппи». Кончается это письмо так:

«Так вот, не писала я тебе, потому что не знала, как совместить представления о змее как о благом тотеме и как о ворованной черной энергии. Тебе так нравится этот случай — но ведь это действительно было просветление и осознание! — а я уничтожила вышивку, которую делала два года и в которую вложила все, что связано было со Змеей, Вороном, Локи и Рунами. Я ее безжалостно сожгла и почувствовала облегчение. Потому что она заключила в себе попытку продолжать спать, несмотря ни на что. Посылаю тебе фотографию — мощная была вещь — сгорела в печке.»

* * *

Вот это очень хорошая иллюстрация отношений с животными силы. Их совершенно не надо обожествлять. Они — твои союзники, и этим подчеркивается относительный характер вашей связи. Какое-то время вам по пути, чем-то ценным вы можете друг с другом поделиться. Но если «животное» начинает идти совсем не в ту сторону, в которую идет «человек», можно — и нужно — вспомнить, кто здесь «главный».

А использовать «тонкие» энергии «против грубых» — вообще очень распространенная ошибка. Вспомните историю про мальчика Рому. Человека задолбала школа-работа-семья, и он «уходит» в эзотерику, тайком используя ее энергетику для борьбы с обрыдлой действительностью. Но поскольку он борется сам с собой (одновременно сам же творя и поддерживая эти «работа-семья»), то результат выходит, мягко говоря, плачевный. На этом куча «эзотериков» лбы расшибают, между прочим — на неуважении к простой реальности. Они ее потребляют, но не уважают. У них, типа, есть любовница покруче. «Любовнице» (тонким энергиям) это все равно, а «жена» обижается, и все идет наперекосяк, а перекошенных уже и любовницы не очень жалуют.

Доктор советует: будьте с реальностью в браке, а с духами в любви.

Дзэн просит добавить: и знайте, что это одно и то же. Даже если вы этого пока не понимаете. Просто знайте.

* * *

С годами, набравшись опыта, я стал относиться к животным силы как китайцы к духам предков — пусть будет! Когда на семейные алтари китайцы ставят таблички с именами Конфуция или Лао-Цзы (а в последнее время, скажем, Мао Цзэ Дуна), как будто это их кровные предки, они следуют простой «первобытной» логике — сильных духов лучше иметь «на своей стороне».

Идешь один в волшебный лес? Хорошо. С тобой вместе (или внутри тебя) идет дух змеи, оленя, волка? Замечательно! У тебя есть два или три «союзника»? Чудесно! С такой компанией и безопаснее и веселее.

Но каждого из них надо принять, приручить, кормить.

Ставишь Конфуция на алтарь? — читай его труды и старайся им следовать.

Следуешь за Вороном? — не гнушайся падалью.

С тобою Лев, Волк, Ягуар? — не бойся крови, ни своей, ни чужой. Проливай ее спокойно. Им сам Бог велел так делать.

Как шаман, я кажусь себе иногда растением с мочковатой корневой системой. Понимаете? — ну, много корней в разных сторонах. В том числе, конечно, союзники.

У меня милых-то много,

По секрету доложу:

Ваня, Миша, Коля, Гриша.

Коренного не скажу!

Змеи, обезьяны, вороны, рыбки-клоуны. Может быть, у приходящих поколений вместо них будут роботы (хотя вряд ли).

На самом деле, самый страшный зверь — это Будущее. Вот кто жрет больше всех! А вы, как говорится, не встречали таких, у кого Будущее в тотемных зверях, кто туда молится, туда жертвует, и оттуда питается? Вот! Вот это Зверь!

Что я хочу сказать. Конечно, «эгрегором», подпитывающим (и высасывающим) человека может быть не только «зверь». Я на полжизни мог бы заморочиться своей принадлежностью к евреям или русским, например (я половинка). Есть и прочие сущности, от религий до стилей музыки.

Но в своей книге о «примитивных», «первобытных» сущностях я пишу о животных, следуя как своему опыту, так и простой языческой традиции. Животные как образы для самоопределения и духовные проводники хороши. Почему?

Они природны и очень древни. Им миллионы лет. Нашим связям с ними лет сотни тысяч (мы, скорее всего, моложе).

Они достаточно просты для понимания (в отличие от Шивы, еврейства и прочей «более развитой» символики). Когда занимаешься гипнозом, часто сталкиваешься с тем, что «подсознание» «не понимает» сложных слов. «Расслабить тело» понимает, а «почувствовать релаксацию» нет; «поднять руку» да, а «сконцентрировать мысленную энергию» нет. Там простые ребята сидят, в подсознании, подобные младенцам и Лао Цзы. Логика животного им понятна, а логика Св. Августина — гораздо менее. Развитый интеллект мало что меняет в этой картине: он, как правило, развивается как бы «сверху», но не «внутри».

Они земные. Они, как правило, ничего не хотят «в космосе» и «вообще». И, в часности, поэтому

Их энергия хорошо сконцентрирована и почти всегда готова к использованию.

Они не моральны (при том, что бывают добрыми, любящими, самоотверженными и т. п.); поэтому — не невротичны. Животным быть просто и легко (а попробуйте так быть евреем!)

Животные редко едят досыта и почти никогда не живут в роскоши. Поэтому они естественно скромны и готовы (по-честному) довольствоваться тем, что есть.

Пора заканчивать «проповедь о птичках». Короче. Двуногие! Будьте (иногда) как четвероногие! (а также летающие и плывущие)! Вас от них отделяет в основном гордыня. Аминь. Р-р-р-р! У-у-у-у-у! Мяу-мяу!