2. Каким довелось уродиться…

2. Каким довелось уродиться…

Все трудности исцеления от гомосексуальности и успехи микролокализации центров выбора партнера в мозгу постепенно привели к идее, что всё-таки здесь задействованы какие-то врожденные механизмы, но что связь с мозговыми явлениями не прямая, а более сложная. Ведь от всякой дурной привычки можно избавиться, люди преодолевают даже наркотическую зависимость от курения или алкоголя. Что уж и говорить о привычках, не связанных с химической зависимостью, — о привычке к обжорству, к воровству и т. п. С гипотезой приобретенной гомосексуальности во всех ее вариантах, о которых до сих пор шла речь, начинает все упорнее конкурировать совершенно иная, ранее отвергнутая — гипотеза врожденной гомосексуальности.

В опросах многие гомосексуалы утверждают, что люди собственного пола привлекают их сексуально с самого раннего детства — с тех пор, как они себя помнят. Один из первых сексологов Хэвлок Эллис уже приводил примеры такого рода.

«Случай XXV, мужчина. Сексуальное сознание пробудилось до возраста 8 лет, когда его внимание было направлено на собственный пенис. Его нянька, прогуливаясь с ним однажды, сказала ему, что когда мальчики вырастают, пенисы у них отваливаются. Нянька хихикала, и он чувствовал, что что-то с пенисами должно быть особенное… Примерно в то же время он переживал странные полусны, в которых он воображал себя слугой у ряда голых моряков; он был скорчен у них между ляжек и называл себя их грязной свиньей, и по их приказу он ухаживал за их гениталиями и ягодицами, которые он держал в руках и созерцал с удовольствием» (Ellis, 1936).

То есть он не знал еще ничего о сексе, но уже его влекли мужские гениталии!

Журнал «Ты» публикует анонимные «письма номера» на тему «Как это было со мной». В ї 2 письмо рассказывает:

«Сколько я помню себя, столько я голубой. <…> Когда до 10 лет мы ходили на речку, я подплывал под деревянный помост, на котором солдаты выжимали свои трусы, и с наслаждением разглядывал члены, волосатые ноги и крупные сильные тела. Меня тянуло к этому» (Как это было… 1992,2:77).

А вот как вспоминает свое детство голубой кинорежиссер Дерик Джармен:

«Я осознал свою сексуальность девяти лет… Я безуспешно пытался трахнуть мальчика в соседней кровати, совсем не сознавая, что делаю нечто необычное — когда все обрушилось и жена директора интерната растащила нас, как двух собак, и с этого дня и всех дней моего детства я ждал человека, который бы пришел и взял меня — освободил от пригородной конформности. <…> Девяти лет я был пойман в кровати с Гевином, брошен на пол женой директора, публично отчитан и выпорот. Потрясенный этим неожиданным взрывом, я не имел физического контакта тринадцать лет.

<…> Первым знаком слабости была мастурбация, которая ослепляла <…> и вела к собственным целям. Секс включался, как паровое отопление. Вне школы подстерегали бульварные газетки, ожидание в кустах с целью подглядеть голых мужчин, манящих в свои пляжные сеансы, чтобы совершить неизъяснимые перверсии в твоем теле. Лекции об аморальности владеют тобой, ты дрочишь с риском исчерпать свои силы и ныряешь в ледяную воду, чтобы закалиться.

Когда приблизилось половое созревание, пробились веселые черные волосы — черный лес, готовый скрыть твое смущение.

А дома были другие витатели в облаках. Мой отец, офицер в Эбиндоне, никогда не узнает, что его ординарец Джонно проделывал на мотоцикле рейды со мной по соседним кварталам, во время которых я держал руки в его карманах, играя в «карманный биллиард».<…> Когда мне было тринадцать, я помню засовывал мальчикам руки в карманы брюк и ощупывал, но это и всё. Я, вероятно, исподволь доводил их до оргазма, но этого не вспомнить. <…> Невозможно определить сексуальность парня по виду, так что я безнадежно влюблялся в «натуральных» парней на мотоциклах… Всё, что мне нужно было на деле, были искорки в глазах. Я не был фиксирован на гениталиях и ужаснулся бы от одной мысли, что это единственное, что привлекательно. Я думал о высоких материях» (Jarman, 1992:18, 24, 31–32, 38–39).

Из собрания Силверстайна автобиография Криса, двадцати одного года, из сельской местности:

«С того самого времени, как я достаточно вырос, чтобы понять, что я сексуален, я мечтал о мужчинах. Я всегда грезил о том, чтобы быть с мужчиной. Это началось когда мне было примерно десять или одиннадцать. Я говорил об этом с родителями. Послушайте, когда я иду вечером в кровать, у меня есть чувства, что я хочу спать с мужчиной. Скажите мне, почему у меня такие чувства? А они говорили: «Это нехорошо, ты не должен так думать. Поэтому долгое время я думал, что Бог сделал ошибку и что я был задуман быть женщиной, чтобы спать с мужчиной.

Я начал заниматься ночью сексом с братом. Он был двумя годами старше меня. Это была большей частью взаимная мастурбация. Это было чудесно. Я любил это. <…> Мы были чрезвычайно близки, когда мы были вместе в кровати, а остальное время мы даже не разговаривали друг с другом. <…> Я чувствовал очень большую близость к нему, и я хотел держать его и целовать его, потому что он был мужчиной. <…> У него было очень нежное прикосновение…». Однако в конце концов брат пресек их отношения, потому что перешел на девушек. «Когда мой брат наконец сказал нет, это совершенно убило меня».

Крис мечтал о том, чтобы его изнасиловали, но когда во время голосования на дорогах, это действительно произошло (ему было тогда шестнадцать), ему это очень не понравилось. Тем не менее он стал геем (Silverstein 1981: 80–81).

Вот несколько автобиографических историй из сборника Харта. Джозеф Эмстер вспоминает лето 1969 г., когда ему было 13 лет.

«Сейчас идет пространный спор, рождаются ли люди геями или гомосексуальность это приученное поведение. В моем случае, я думаю, я рожден таким. Я могу честно сказать, у меня природная наклонность к сосанию члена. Я всегда был очень оральным: я сосал большой палец, пока не нашел нечто лучшее. Я помню, что меня с восьми лет привлекали другие мальчики. Однажды я наблюдал рабочих-контрактников, копавших котлован для купального бассейна нашей семьи. Я был так возбужден, что поцеловал паренька, стоявшего рядом со мной. Каждый подумал, что я спятил, но для меня это было естественным».

Следующие несколько лет Джозеф играл обычные «непристойные» игры со сверстниками. Половое созревание настигло его тринадцати лет: увеличился член и появились лобковые волосы. В этом он опередил всех в своем окружении, того же уровня развитости достиг только один еще мальчик — Эдди.

«Эдди и я любили купаться голышом в моем пруду. Однажды Эдди оборзел особенно, он выбрался из пруда и лежал на спине под солнцем. У него стоял отчаянно, прижимаясь к животу. Я помню, что уставился на его член и у меня самого вздулся, не знаю почему». Через несколько дней в ванной Джозеф экспериментировал со своим членом и открыл для себя мастурбацию и приятное ощущение от эякуляции. Он ознакомил с этим Эдди, и они стали заниматься взаимной мастурбацией. «Однажды, когда мы лежали в позиции 69, я непроизвольно начал сосать член Эдди. Он не протестовал, ну я и продолжал сосать. Оглядываясь назад, это кажется странным: ведь я и не представлял, что люди это делают. Я никогда не видел это на картинках, не читал таких рассказов, да и не слышал чтобы кто-нибудь рассказывал о том, что член сосут. Я чувствовал это как инстинкт.

Я никогда не забуду это первое впечатление. Мягкий, но твердый, со слегка металлическим вкусом. Это было как держать во рту мякоть плода, и мне это очень нравилось. Облизывать его всего, двигать мой рот вверх и вниз. В конце концов я надумал поплевывать, увлажняя мою руку, и двигать ее вместе с моим ртом.

Я не ожидал, что Эдди кончит; я думаю, для него это было неожиданно тоже. Внезапно он спустил мне в рот. Вначале мне не понравился вкус малафьи, и я вынул член, чтобы видеть оргазм Эдди. Когда это спало, мы решили, что теперь мой черед. Я улегся на спину и опустил голову на подушку. Эдди закрыл глаза. Для Эдди всё это было не столь глубоко своим, как для меня, но он старался ради меня. Мы решили сигнализировать друг другу, когда будет подходить к спуску, так что не придется глотать. Я видел, как Эдди сосет мой член и лижет мои яйца. Наконец, я дал сигнал Эдди и он отшатнулся, чтобы смотреть, как порции перламутровой малафьи брызжут из моего члена. Это было чудесно».

Они продолжали эти игры еще некоторое время, потом обстоятельства развели их. По окончании школы они снова встретились. Вечером Джозеф спросил Эдди: «А помнишь то, что мы проделывали, когда нам было тринадцать? Ты с кем-нибудь повторял это?» «Не-а», — ответил Эдди. «А хотелось когда-нибудь?» Эдди ответил: «Не-а». Джозеф завершает: «Что было определяющим переживанием для моей жизни, для него не было чем-то существенным» (Amster 1995).

В том же 1969 году другому рассказчику из того же сборника было 14. Он сдружился со сверстником, которого звали Кеннет.

«Кеннет не был красавцем. Если бы был, я бы, пожалуй, побоялся сближаться с ним. Я уже знал, как отношусь к мужскому полу. Думаю, что мне это было известно лет с шести, когда я посещал публичный пляж и впервые увидел взрослых мужчин и подростков с их членами и обнаженной волосатостью. Я находил их возбуждающими. Если бы было можно, я бы подошел вплотную к одному из них и обследовал досконально. Когда мне было восемь или девять, у меня даже был приятель на год старше, с которым мы затевали сексуальные игры.

Я знал, что меня привлекают мужчины. Мне нравилось смотреть на обнаженных мальчиков в юношеских спортивных раздевалках, и я пролистал каждую книгу об искусстве в библиотеке нашего городка, рассматривая статуи греков и римлян. Я даже знал, как это называется. Будучи немного занудой, я порылся во всех книгах и журналах, в которых мог. Но в те времена позитивной информации о том, что значит быть «гомосексуальным», было очень мало или не было вовсе. Вместе с информацией о гомосексуальности я впитал в себя всё гомофобию того времени.

Так что сближаться с парнями было для меня нелегко, особенно, если я находил их привлекательными или сексуальными. Вот почему я сказал, что если бы он выглядел в самом деле красивым, мы бы вряд ли сошлись так близко. Но это произошло».

У Кеннета он увидел впервые порнографические книги и журналы. Это была гетеросексуальная порнография, но она расширила его сексуальные фантазии, не изменив их направления. Однажды вечером Кеннет задержался у него поздно и остался ночевать. Родители у себя уже спали. Разделись и легли в кровать. «Через какое-то время мы оказались в позиции «сложенных ложек» (на боку вплотную друг к другу один за спиной другого. — Л. К.). Вскоре Кеннет охватил меня рукой, и я ощутил его твердый член между своими ягодицами. Я проснулся и возбудился очень быстро.

Сперва ничего не произошло, потом Кеннет повернулся на другой бок. Я тоже повернулся и занял ту же позицию, что и он перед тем, но больше ничего не предпринимал. Немного погодя я снова перевернулся. Кеннет тоже, но на сей раз он просунул руку дальше и начал потирать мой член через трусы. Скоро он прекратил и снова перевернулся. Я тоже перевернулся, так дело и шло — я как бы следовал инициативе Кеннета.

Вскоре мы оба оказались со спущенными трусами, и Кеннет работал своим членом взад и вперед, накачивая мою задницу, и одновременно дрочил меня. Потом мы перевернулись и теперь была моя очередь делать то же самое ему. Так мы продолжали, пока не спустили свои сливки».

Это произошло еще несколько раз, но Кеннет жаждал женщин. Позже Кеннета заменили другие приятели. «Лишь много времени спустя я получил свой первый поцелуй и первый опыт в сосании» (Anon. GR 1995).

Третий рассказчик из того же сборника Уильям Паркер Воон пережил первое гомосексуальное приключение в 15 лет.

Правда, до того, в возрасте с 5–6 лет вплоть до перехода в старшие классы, у него были сексуальные игры со своими тремя кузенами. Из них Билли Джо был примерно того же возраста, «и я, находя его красивым, всегда старался устроить так, чтобы он раздевался передо мной. <…> Мой первый год в лицее юноши вокруг меня продолжали возбуждать меня гораздо больше, чем любая из девчонок. Я любил физические контакты в кабинетах здоровья и физкультурных залах. Я любил запах мальчиковых гимнастических залов и раздевалок. <…> Один рыжеголовый паренек по имени Верн нравился мне больше, чем все другие. Его ярко рыжие волосы возбуждали меня, и у меня было странное чувство в глубине живота, когда я видел его обнаженным в душе и раздевалке».

Раздевалки в лицее были двухэтажными, и шкафчики Уильяма и Верна находились близко один от другого, но в разных этажах — Уильяма в нижнем, Верна — в верхнем. «В ряде случаев я умудрялся иметь контакт с теми частями тела Верна, которые мне казались особенно впечатляющими. Я мог дотрагиваться до его задницы, хватать его сзади и плотно прижимать свой перед к его заду или нечаянно проводить рукой по его большому пенису». Однажды они оказались в раздевалке только вдвоем. «Я стоял на коленях, всовывая книги в шкафчик. На мне была уже надета зимняя куртка. До сего дня я помню сине-зеленый цвет этой куртки. Верн упорно смотрел на меня, и я встретил его взгляд. Его глаза смотрели прямо в мои, а его рука опустилась и поглаживала промежность. Слова, вылетевшие из его уст, были те, что я так долго жаждал услышать. Он сказал: «Ты ведь в самом деле хочешь этого, да?» Я кивнул головой, и он начал расстегивать молнию на своих штанах. Он просунул туда руку и достал свой прекрасный и очень эрегированный пенис. Я немедленно наклонился вперед и сомкнул свои губы на его головке, затем дал ему проскользнуть в мои рот и глотку. Я вовсе не подавился, и вся акция казалась мне чем-то, к чему я был предуготовлен, для чего предназначен.

Пустая раздевалка не особенно спокойное место для того, о чем мы оба знали, что это не совсем обычное занятие. Верн вытянул свой член из моего рта и сказал, что лучше пойти в туалет для укромности. Он застегнулся и мы пошли в пустой туалет в одну из кабинок. Верн снова спустил штаны. Я смог по-настоящему осмотреть крупным планом этот великолепный член и очень рыжие волосы. Мужской аромат, входивший в мои ноздри, был сексуально возбуждающим.

Я начал сосать и лизать его член от головки до основания, лаская пальцами его яйца и дотрагиваясь другой рукой до его пушистых ягодиц. Затем я повернул его обеими руками, что дало мне полный вид его задницы. Мой язык продвинулся в расщелину, которая разделяла его ягодицы. Я проник туда языком, и он изогнулся, чтобы получить то особое удовольствие, которое я ему давал. Моя левая рука просунулась между его ног, ухватив его твердый член. Правой рукой я поддерживал его рубашку, чтобы было лучше видно его зад. Когда мы снова повернулись кругом, я увидел нечто, что никогда до того, да и после того, не видал. Головка его члена была такой большой, такой сияющей, такой скользкой и такой пурпурной, что она должна была выбухнуть в любой момент. Я засунул этот прекрасный член назад себе в глотку и стал двигать им взад-вперед так быстро, как только мог.

Почти сразу же я услышал звук изнутри и почувствовал, как мускулы его тела реагируют на мои движения. Он поистине получал наслаждение от моих действий, и я наслаждался, услужая ему. Я чувствовал, что нечто должно вот-вот случиться и приготовился к огромному наслаждению этим. Я ведь не раз мастурбировал сам и с кузенами. Хоть я никогда не чувствовал вкуса мужского семени раньше, я был готов к нему. Первый выброс упал на мой язык и я смаковал его вкус, стараясь проглотить его, как и все последующие выбросы. Когда я, наконец, выпустил член Верна из моего рта, последняя капля семени упала на мою сине-зеленую куртку. Я втер ее пальцем в материал. Верн подтянул свои штаны.

Это была первая из многих встреч с Верном, всегда после занятий и всегда в той самой кабине. Отплатил ли Верн таким же удовольствием? Да, а однажды он привел своего приятеля Пола, чтобы я обслужил и его» (Amster 1995).

А еще в одном случае рассказчик стихийно осуществил эксперимент — ему рано представился выбор обоих видов секса и, как он полагает, врожденное чувство подсказало ему предпочтение.

Некто Т. Б. Ф., американец, рассказывает, что свой первый сексуальный контакт он имел послевоенным летом 1945 г. с пожилым продавцом Библий, встреченным на остановке автобуса. Рассказчику было тогда ок. 16, он перешел из второго в третий класс старшей ступени средней школы и ехал к двоюродной бабушке. Свой сексуальный уровень он описывает так:

«Я регулярно дрочился около двух лет и то тут, то там хватался за члены в игре с парнями в гимнастической душевой — еще ничего серьезного, и не сказать, чтобы я не втянулся уже в высматривание членов. Но я еще не начал гулять ни с парнями, ни с девчатами до этого лета».

На остановке в автобус вошел мускулистый седовласый человек и уселся рядом с пареньком. Вскоре он заговорил с ним, спрашивал о том, о сем, сколько парню лет и т. п. «Он имел манеру привлекать мое внимание, толкая мое бедро и барабаня по нему пальцами. Всё время, пока он говорил, я чувствовал его и чувствовал, как его рука продвигалась понемногу к моей промежности. Он широко раскинул ноги, так что его колено толкало мое. Несколько раз я убирал свою ногу, пока наконец я не устал отстранять ее, тогда я просто оставил ее прижатой к его ноге. Он вроде не возражал, и это было даже приятно, хоть я и почувствовал сексуальное возбуждение от его лапанья и от того, что моя нога была прижата к его.

Потом он завел разговоры на сексуальные темы, о своих новых тесных трусах и о том, как автобус подпрыгивает на ухабах, так что они могут треснуть. Хватался за свою промежность. На остановке пошли в уборную. «Мужская уборная была переполнена, и нам пришлось ждать очереди. Я смог наблюдать недурную коллекцию членов — тут были короткие, были средние, а были и славные толстые, да еще и с крайней плотью. Я люблю видеть это — мужчины с крайней плотью всегда отодвигают кожу со своих членов назад, так что показывается розовая головка члена прежде, чем они оставляют ширинку. Когда подошла наша очередь, мы встали рядом друг с другом. Я тотчас расстегнулся и немедленно стал отливать под большущим давлением. Мой друг стоял наблюдая, как я писаю, и не дыша любовался размером и формой моего орудия. Сам он не очень продвинулся. Я взглянул на него и увидел, что, хоть у него и не был вполне твердым, венчик и головка его члена разбухали и были пламенно красными. Он потряс его и несколько раз отодвинул назад кожу, пытаясь вызвать поток мочи, но всё казалось оставалось таким же или, может быть, даже стало немного толще. При виде этого мой член начал подниматься. Я затолкал его назад, но он оттягивал перед моих штанов, так что я должен был сунуть руки в карманы, чтобы придерживать мое хозяйство внизу, когда я шел назад к автобусу».

В автобусе пожилой джентльмен стал укладываться спать. Он откинул свое кресло и укрыл свои колени плащом. Парень сделал то же самое. В автобусе пригасили свет и парень уснул. Во сне он очутился «в душевой школьного гимнастического зала со своим партнером по борьбе. Мы стояли под душем и у меня встал. Его задница была передо мной впервые. Когда он повернулся, его твердый член торчал, нацеленный на меня. Я протянул руку, чтобы почувствовать его стояк и он продвинул свою мыльную руку к моему животу и начал гладить его, продвигая ее всё ближе к моей промежности. Когда, наконец, он задержал ее, я почувствовал, как мои мокрые сны продвигаются к моей головке. Я постарался пробудиться, потому что я хорошо помнил, где я, и не хотел запачкать свои штаны.

Я проснулся, чтобы осознать, что это не был сон. Пожилой джентльмен растянул свой плащ и по моим бедрам, и его правая рука щупала меня и сжимала мой член под моим пиджаком. Я похолодел и ничего не предпринимал, тогда как он продолжал играть с моими интимными частями, разгорячая меня всё снова. Не знаю, когда он понял, что я уже не сплю. Наконец, он прошептал: «Расстегнись и вынь его, чтобы я мог его держать. Никто не увидит это под полами пиджака на твоих коленях».

Я и не подумал сказать «нет». Я расстегнулся и мой член выскочил. Он полностью охватил его пальцами и сжал его. Чувство было изумительное и послало мурашки по коже от моей шеи до кончиков пальцев ног. В шестнадцать ты можешь получить сильнейшую эрекцию, но она продолжается недолго. Он скручивал и натягивал кожу моего члена и тер головку члена ладонью. Менее, чем в три минуты — бам, бам, бам — я практически прострелил мою сперму сквозь его руку. Он наслаждался этим, так же, как я. Мы использовали носовой платок, чтобы очистить мой член и его руку». Расставаясь, джентльмен подарил парню Библию, которую тот сохранил на всю жизнь.

«Этот опыт был первым в долгой цепи моих голубых приключений, но я сомневаюсь, что это он сделал меня геем. Если бы не мужчина с Библиями в автобусе, это был бы другой мужик где-нибудь еще. Позже той же осенью в Кулпетере я получил впервые возможность насытиться сексом с девушкой. Она несколько раз была на пределе, пока я доходил. Это была катастрофа. Я утратил эрекцию и мне было до смерти стыдно. Если бы я был натуралом по природе, не думаете ли вы, что пребывание с голой девушкой и возможность пройти с ней до конца превзошли бы попытку старого джентльмена отдрочить меня в автобусе?» (F. 1995).

Все это повторяется снова и снова: «с раннего детства», «сколько себя помню», «я всегда был таким», «я таким рожден» (Carlson 1941).