10. Атлетизм и гомоэротика

Гиршфельд в той же книге, в которой упомянул о солдатской проституции, заметил: «Существует еще одно сословие в Берлине, которое издавна состоит в многочисленных отношениях с урнингами — это атлеты» (Гиршфельд 1909: 88). Он описывает атлетические клубы — с железными снарядами для гимнастических упражнений, с полуобнаженными молодыми атлетами из простонародной среды и с присутствующими высокопоставленными урнингами, готовыми материально помогать атлетам за возможность постоянно любоваться гармонично сложенным и развитым, тренированным телом. С тех пор атлетизм чрезвычайно расширил и упрочил свое влияние на современную культуру. Физкультура и спорт вошли в быт и в государственную политику. И оказалось, что гомосексуалов среди спортсменов очень много. Когда лидер Олимпийской сборной США на играх 1968 г. в Мехико врач Том Уодделл был исключен из команды и отдан под трибунал за протест против Вьетнамской войны (несколько спортсменов салютовали при исполнении американского гимна черными перчатками), то он организовал сепаратные игры — специально для геев. В 1982 г. в них участвовало 1 300 спортсменов, в 1986 г. — св. 3 000 (те и другие Игры состоялись в Сан-Франциско), в 1990 г. в Ванкувере — более 7 000, в 1994 г. в Нью-Йорке — ок. 11 000 (Рассел 1996: 370–372).

тему в книге «Я+Я» я постараюсь развить.

В.В.Ш.

Олимпийские игры и другие спортивные соревнования, вообще, достигли размаха, неслыханного в античное время. Почти обязательной стала накаченность мышц и в гомоэротических фото- и киноизданиях.

Более того, этот стандарт стал овладевать и самими телами, не только их изображениями, что привело даже к известной девальвации идеала.

«…Привлекательное тело, — пишет Холлеран, — уже более не исключение, как прежде. <…> Мы все стали Пигмалионами своих собственных Галатей, создавая — по часу каждый понедельник, вторник и пятницу — скульптуру наших собственных тел. И что же мы выбрали? Вы это можете видеть в прогуливающихся рядах за рядами на Файр Айлэнд <…> Что же тут произошло? Четыре года назад в Нью-Йорке все знали известные тела, кому они принадлежат и где их можно найти. Я помню, мы сидели как-то на нашей подстилке на пляже Файр Айлэнд и говорили о фигуре, проходившей мимо: «Ну, вот превосходный живот». Тогда он и был превосходным, превосходящим все другие. А теперь это один из бесчисленного множества. Теперь все они идут в тренировочный зал и все получают титьки и ягодицы. Мой друг пошел в Большой Гимнастический в деловом квартале и сказал владельцу, что хотел бы грудную клетку и плечи. Хозяин сказал, что даст ему грудную клетку, плечи и треугольный (V-образный) контур в придачу. «Именно то, что я хотел», — подытожил мой друг. — Грудную клетку, плечи и V-образный контур». «Дорогой мой, — добавил он позже, — это было как покупка одежды у Сакса.»

Что ж, нынче век супермаркетов; почему же не дать каждому зайти и купить себе тело? <…> Люди носят тела так же, как четыре года назад они носили рубашки из шотландки <…> И если тело — это нечто, что люди могут просто надевать — как мы выбираем нашу любимую рубашку — не становится ли это еще одной частью снаряжения? В конце концов это превращается в ходкий товар, как и многое еще в нашей культуре, и потому утрачивает цену для тех из нас, кто ищет чего-то еще.»

(Holleran 1984: 78–79)

Это разочарование — от пижонства. Это кокетничанье критикой потребительского общества, критикой модной, но отнюдь не приводящей к отказу от потребления. Да, культуризм, бодибилдинг стал модой и распространился чрезвычайно. Да, и у нас многие подсмеиваются над «качками», втайне завидуя им. Да, красивое тело теперь можно сделать, но это требует труда, а привлекательности от этой искусственности усовершенствованное тело не теряет. Если, конечно, соблюдена мера и — особенно — если тело одухотворено выражением лица, поведением и речью.

Распространенность бодибилдинга — это элемент современной культуры, в котором очень сближены интересы гетеросексуалов и гомосексуалов. В этом (отнюдь не в увеличении числа гомосексуалов) можно видеть некоторое оправдание формулировки Д. Олтмена «Гомосексуализация Америки, американизация гомосексуалов» (Altman 1982).

Атлеты и сейчас остаются повсюду тесно связанными с гомосексуальным миром. Сравниться с ними может только балет, да, пожалуй, еще фигуристы. У них одна основа связи. Ни то, ни другое не закрытые общества, но тем не менее гомосексуалов там больше, чем везде. В списках самых известных фигуристов-гомосексуалов числятся американец Джон Карри, мексиканец Руди Галиндо, его брат и его тренер.

Почему гомосексуалов тянет к атлетическим кругам и к балету, понятно: и тут и там гармония и красота мужского тела предстает открыто, юноши почти полностью обнажены и, по крайней мере, любоваться ими никто не запрещает. Более сложно объяснить обратную связь — почему так много «голубых» среди мужественных атлетов и почему артисты балета, постоянно контактирующие с красавицами-балеринами, столь притягательными для большинства мужчин, часто тянутся не к этим красавицам, а к мужчинам.

По-видимому, сама атмосфера этой среды, пропитанная интересом к идеалам мужской телесной гармонии и красоты, тягой к этим идеалам, как-то сказывается на сексуальности вовлеченных, уклоняя их развитие в сторону гомосексуальной ориентации (ср. Klein 1989). Во-первых эта атмосфера привлекает больше тех юношей, которые подсознательно придают этим идеалам больше значения, чем другие юноши, и, значит, имеют больше шансов вытеснения этим идеалом другого — идеала женской красоты. А во-вторых, сама эта атмосфера воздействует на причастных к ней, воздействует в ту же сторону. Она приучает их больше ценить поджарое и мускулистое мужское тело, чем нежное и нередко пышное женское.

Очень примечательно, что атлетизм в чистом виде (под именем бодибилдинга, а у нас культуризма, затем и ритмической гимнастики, аэробики) вылился в формы, направленные не столько на поддержание здоровья, сколько на телесное совершенствование эстетического плана — на обретение красивого тела. Атлетические соревнования превратились в конкурсы красоты. Сперва они проводились только среди женщин, но скоро охватили и мужчин. Появились не только Мисс, но и Мистер Европа, Мистер Олимпия, Мистер Вселенная.

Лидеры культуризма всячески отвергают всякий намек на сексуальную сторону культуризма. Главный идеолог культуризма Джо Уайдер написал статью «Тирания секса». В ней он восстал против восприятия мускулов как всего лишь символа сексуальности. Повторяя его идеи, Арманд Танни (1991: 9) возмущается:

«От мужчины почему-то требуется, чтобы он был готов на эрекцию по первому же зову и одним своим видом ввергал партнершу в пароксизмы страсти. Мужчины, пытаясь изо всех сил следовать глупенькому идеалу «Плэйбоя», страдали от переутомления, психических стрессов, импотенции, высокого кровяного давления и прочих «болезней любви». Джо призвал мужчин вспомнить, что мускулы — это прежде всего здоровье. Прекратите искать себе применение в постели каждой встреченной женщины, сделайте из своих мускулов образ жизни, здоровый и гармоничный, — воззвал Джо. Да, мускулы по Уайдеру — это не хвост павлина, это новый стиль жизни…»

Брат Джо Уайдера, Бен, глава федерации бодибилдеров, кричал в 1994 г. на известного фотографа Билла Добинса: «Я не желаю больше видеть фото обнаженных тел в журнале Flex!» Он кричал, что бодибилдинг — спорт, а не нудизм, и обещал «головы поотрывать»… Речь шла о снимках культуристок (Горячие новости 1995: 4).

Но в том же номере журнала, где напечатана статья Танни, помещены и те же снимки полностью обнаженных культуристок и статья Де Ларджа «Мускулы и секс». В ней формулируется прямо противоположное мнение: «Бесспорным символом мужской сексуальности, конечно же, являются мускулы» (Ден Лардж 1995: 32). Свадьба чемпиона мира Боба Пэриса с другим культуристом Родом Джексоном в восьмидесятые годы потрясла сообщество бодибилдеров. А теперь выясняется и гомосексуальное прошлое Шварценеггера. Хотя сам родоначальник бодибилдинга уверяет: «Я всегда бегал только за бабами», его биограф Венди Ли пишет, что в молодости он работал секс-моделью, ложился в кровать с мужчинами и был на содержании у одного лондонского гомосексуала-миллионера.

Мюнхенские культуристы и его близкий друг Георг Бутнер подтверждают это. Больше всего спортсмен любил оральный секс, называя это «полировкой шлема». Известный фотограф-гомосексуал Роберт Мэпплторп, снимавший Шварценеггера полностью обнаженным, заметил: «Ему приятнее, когда им любуются мужчины» (Арнольд 1997).

Есть некая связь между занятиями бодибилдингом и культом мачизма: для обоих характерно стремление к наглядному физическому превосходству. Но есть и различия. В дискуссии о мужском теле Д. Кузьмин спрашивает:

«… как вы думаете, почему пресловутая волосатость напрочь не входит в не менее пресловутый образ качка? Грубо говоря, почему у Сталлоне и Шварценеггера практически нет волос на торсе?

Н. Гребенкин.: Возможно, потому, что они бы смазывали рельеф мышц. Кроме того, ведь бодибилдинг — это штука очень американская по духу: там идеал — «каждый может вырастить себе такое красивое симпатичное тело», ну, а волосы на теле — вещь индивидуальная: если их нет, их не вырастишь. Стало быть, эталонам они не положены.

Е. Городецкий.: Шварценеггер потому не волосат, что он тактильно недоступен.

Д. К.: Ты полагаешь, что волосы на теле воспринимаются скорее тактильно, чем визуально?

Е. Г.: Тоньше: как визуальный знак тактильной доступности. Воспринимаются глазами, но при этом вызывают вибрации в кончиках пальцев».

(Мужское 1997: 101–104)

Вопрос о скульптурности и тактильной недоступности живого эталона красоты и о тактильном элементе в восприятии волосатого тела характеризует не столько бодибилдинг, сколько эротичность или индифферентность его восприятия специфической публикой — возникают ли у них «вибрации в кончиках пальцев».

Чтобы глубже понять сексуальный оттенок занятий культуризмом, я провел интервью с мастером спорта по бодибилдингу С. Ю. Каргапольцевым, которого я знал еще как студента. Небольшого роста он выделялся шириной плеч и могучими мускулами, занимал высокие места на различных чемпионатах. Одновременно он успешно занимался археологией, ездил в экспедиции, защитил диссертацию, сейчас — кандидат наук. По сексуальной ориентации безусловно гетеросексуал. Тем интереснее его наблюдения над собой и товарищами.

«Автор. В том, что ты занялся культуризмом, сыграло ли какую-то роль то, что ты маленького роста, с высоким, как говорится, тонким голосом? Наверное в отрочестве был еще и щуплым? Страдал, вероятно, от недостатка мужественности?

К. Ну не то, чтобы страдал, но, конечно, был этим озабочен. Хотелось обеспечить себе престиж у сверстников.

А. Не подозревали тебя из-за внешнего вида в том, что ты гомик?

К. Мне никогда на это никто не намекал.

А. Но так как в общем это тебя беспокоило, то ты и стал «качаться».

К. Нет, далеко не сразу. В школьном возрасте занялся боксом. Тогда ведь престиж зарабатывался в числе прочего спортом. Это сейчас у подростков, чтобы быть на уровне, надо что? — покуривать травку, слушать рэп, проколоть ухо, а тогда была другая триада: мотоцикл, гитара, спорт. Я освоил все три компонента. Но в спорте какой-то один вид надо было выбрать. Я выбрал бокс и за вузовское время продвинулся, стал кандидатом в мастера. А после университета, когда оказался в армии офицером и услали меня в Печенгу и Мурманск — вы помните, это было в 85-м — 87-м годах (мне тогда, значит, было от 23 до 25 годков), я оказался перед перспективой либо спиться, либо заняться физическими тренировками. Занялся бодибилдингом.

А. Почему же не продолжил бокс?

К. Ну, у бокса есть возрастной барьер, а у бодибилдинга нет. Но дело даже не в этом. Хорошие боксёры — особые люди, они обладают прежде всего сверхрезкостью. Это не каждому дано. Просто силы там мало. Бодибилдинг же поспокойнее. Это, наверное, один из самых философских видов спорта. Или способов самовыражения. Для людей интеллектуального труда это наиболее близко по духу. Во всяком случае для меня. К тому же и брат младший с самого начала занимался бодибилдингом, так что мне это было близко.

А. Какая была у тебя цель в этих тяжелых тренировках, кроме спасения от скуки и пьянства? Стать сильным, здоровым или красивым?

К. Всего, конечно, хочется, но если честно, если вдуматься, посмотреть на самого себя критическим взглядом, то здоровье как цель вряд ли достигается таким путем. Завзятые культуристы скорее уж гробят свое здоровье — перегрузки, разрывы мышц, увлечение гормональными препаратами, например, анаболическими стероидами, саматотропином, инсулином и прочее. Силу можно обрести и в других видах спорта — тяжелая атлетика, пауэрлифтинг, борьба, гребля. Красота? Наверное, хотя не только. Тренирующиеся только для домашнего употребления, из чисто эстетических соображений — это «пляжные мальчики», beach boys. А когда не только совершенствуются пропорции, но и мышечная масса растет, улучшается качество мышц, тогда сам процесс начинает доставлять удовольствие, охватывает азарт. Выходишь на подиум, соревнования, титулы. Это уже спорт. Иногда и деньги.

А. Ну вот ты выходишь на подиум, очевидно, показать свое тело. Что же люди оценивают? Силой ты не меряешься, здоровье с виду не оценить, оцениваются явно внешние параметры — пропорции, разработанность мышц, гармоничность. Словом, красота? А какие тут критерии? Еще ведь и природные данные сказываются — рост, сложение, соответствие какому-то идеалу. Так?

К. Масса времени уходит и на занятия пластикой, на искусство позирования. Мало иметь хорошее тело, нужно еще и суметь показать его выгодно, подчеркнуть достоинства, скрыть

недостатки. Соответственно подобрать антураж — бритье всего тела, натирание маслом, грим, подходящие плавки, музыкальное сопровождение. А красота самого тела — понятие относительное. Кому-то нравится один тип фигуры, кому-то другой. Ну, конечно, никому не нравятся крайности — дистрофия или ожирение.

А. Это не крайности нормального разброса вариантов, это болезненные уклонения. Вот, скажем, хилые мышцы или перекачанная фигура, с горой мышц, — это да, крайности. Мне, кстати, большей частью все ваши чемпионы не нравятся. Из них привлекателен Стив Ривз, который играл Геракла в кино, он изящный, у него нет этой громоздкости, нравится Шварценеггер, но он уже на пределе. На впечатление от обоих влияет, наверное, и красивое лицо с осмысленными глазами.

К. Стив Ривз вообще не обычный культурист с современной точки зрения, хотя красив безусловно. Современный уровень бодибилдинга вырос настолько, что Стив Ривз сегодня, пожалуй, не вошел бы и в тройку на чемпионате России, а тот же Шварценеггер едва ли занял бы и десятое место на конкурсе Мистер Олимпия.

А. А мне продолжают нравится именно Ривз и Шварценеггер. Мои взгляды более традиционные. Я принадлежу к уходящему поколению.

К. Да, стандарты тела с годами меняются. Сейчас в моде огромная «сухая» масса и прежде всего могучие ноги. Мужское тело должно быть, конечно, прежде всего пропорциональным, с крупными, рельефными мышцами. Что касается выдающихся запредельных показателей — это на любителя.

А. Скорее, на профессионала.

К. Я часто слышал от мужчин и женщин, что это неэстетично и даже неприемлемо. Зачастую столь негативная оценка объясняется просто завистью и ревностью, то есть комплексом уязвленного самолюбия. Это касается прежде всего мужчин.

А. Но ведь ты сам говоришь, что и женщины проявляют скептицизм.

К. Да, это так. Я не встречал еще в жизни ни одной женщины, у которой мужские мышечные навороты вызывали бы неподдельный восторг. Скорее наоборот: «Зачем? Это же некрасиво!» Даже сверстницы не обращают на это внимания. Их это не интересует. У меня было немало женщин, они говорили: «Нам на это наплевать». Их больше интересуют деньги, красивое лицо, может, также чисто сексуальные способности, а это не «накачаешь». На всех соревнованиях в зале, зрители, в основном мужская публика. Разве что среди родных и близких выступающего есть женщины, но эти пришли поболеть за своих, и только. Вот и получается, что «качаются» мужики в основном для себя, для своего самоутверждения, самовыражения, что ли, чтобы соответствовать воображаемому идеалу, выделяться из серой массы. Может быть, так было и в древности? На Олимпийских играх в древней Греции женщин поначалу вообще не пускали на стадионы. И соревнующиеся и зрители — все были только мужики.

А. То есть раз они выходят показаться на подиум, значит, не только для себя, но и для других мужчин?

К. Думаю, что искренними поклонниками и знатоками мужской телесной красоты являются именно мужчины. В их среде возник и гимнософизм — античное учение о поклонении красоте тела.

А. Но если «качаются» в основном для себя и для других мужчин, то не заключены ли в этом элементы нарциссизма и гомосексуальности, только без сексуальной нацеленности? Так сказать, не гомосексуальность, а гомоэстетичность что ли…

К. Нарциссизм? Ну, я часто стою в плавках перед зеркалом, проверяю себя…

А… любуюсь собой…

К. Любуюсь? Я бы не сказал так. Работа перед зеркалом — неотъемлемая часть тренировки. Взгляд здесь прежде всего критический. Любуются собой дилетанты, хотя не скрою, приятно, когда выходишь на пиковую форму, это впечатляет… Но уж во всяком случае не нарциссизм. Я много часов провел перед зеркалом, но никогда меня не возбуждала собственная нагота, не возбуждала сексуально — какой же это нарциссизм! Это эгоизм или эгоцентризм, который в умеренной форме присущ любому нормальному человеку.

Л. А я и говорю: нарциссизм без сексуальности. Может быть, только элементы нарциссизма. Это не просто эгоизм или эгоцентризм, те ведь не предполагают самолюбования, любования своей телесной красотой. А каким бы критическим ни был твой подход, отмечая впечатляющую, как ты говоришь, форму, ну конечно, смотришься в зеркало с некоторым любованием. Тебе приятно. От этого не уйти и стесняться этого нечего. А как насчет гомосексуальности или, лучше сказать, гомоэстетичности?

К. Гомики мне что-то среди культуристов не попадались, хотя есть, наверное, тот же Боб Пэрис. Но в моей среде не встречал. Может, их тут мало или я их не умею распознавать. Все любуются отлично разработанным мужским телом, поклоняются образцовым телам, но признаков эротического возбуждения — никогда. И в душевой ни у кого не замечал эрекции. Там бы гомик с ума сошел. Это же всё равно как нормальному мужику среди голых баб тренироваться. Шутки, конечно, бывают этого плана, но так, беззлобные. Никаких приставаний.

А. Я бы даже сказал, что культуристы в каком-то отношении антиподы гомосексуалов. Вероятно, и в отношении сексуальности. Вот взгляни на эти две стопки — культуристских журналов и гомоэротических журналов. Многое схоже — глянцевые цветные фото, красивые парни, на гомоэротических, может, не столь накачанные, но тоже не без этого. А вот что в них разного, даже если отвлечься от способа изображения, взять только сами тела — это их гениталии. На гомоэротических фото, даже если парни в плавках, видно, что у них весьма крупные члены. Отбирали, конечно. А теперь взгляни на культуристов. Эти огромные мужики просто поражают своими микроскопическими размерами гениталий. Меньше, чем у греческих статуй. Ну тоже как специально отобраны. Такой контраст: гора мышц и такая малюсенькая игрушка. У всех до единого!

К. Ну уж до единого… Хотя согласен, гипертрофированный пенис у чемпиона большая редкость, как впрочем и вообще. В порнозвезды отбирают, видимо, исключительно по этому критерию. Сравнивать впрямую здесь было бы некорректно…

А. Возможно. Но только ли отбор виноват? То ли тут какой-то общий закон обратной зависимости — вот Гэри Гриффин (1995: 18) тоже пишет о «знаменитой аксиоме»: «чем больше мускулы, тем меньше естество». То ли в самом деле сам собой получается отбор, селекция: там, в гомоэротике, отбирают по сексуальным признакам, и тут выходит как бы отбор: в культуристы идут как раз те, у кого слабы внешние признаки сексуальности (хотя на деле размер члена вовсе не говорит о степени сексуальности, но это беспокоит парней и они ищут возможности компенсировать это). То ли тренировки и анаболики приводят к некой атрофии гениталий. То ли просто культуристов обычно снимают в моменты сильных физических напряжений, когда гениталии ужимаются. Но факт налицо.

К. Обидный. Если факт. Возможно, просто у культуристов гениталии остаются нормального размера, но рядом с раздавшимися мускулами выглядят мизерными…

А. Ну, стесняться этого тоже нечего. У древних греков, родоначальников атлетики, все атлеты, свободные эллины, как ты должен знать, изображались всегда обнаженными и с крошечными, поистине детскими членами — такими заостренными, поскольку закрыты крайней плотью. И это не какая-то древняя цензура нравов — чтобы, мол, не бросались в глаза. Это древний идеал! Аристотель писал, что маленькие члены плодороднее, чем большие, так как сперма проходит по нему меньшее расстояние и не успевает остыть. Чепуха, конечно, но показательно. По Аристофану, у развратного юноши член большой, но мягкий, а у настоящего мужчины — маленький, но твердый.

Большие стоящие члены изображались только, так сказать, по профессиональной необходимости — у особых богов и сверхъестественных существ, связанных с культами плодородия: Приапа, Гермеса, сатиров. Из людей с огромными вяло висящими членами изображались только рабы. Помнишь картинку «раб в шахте»? В школьных учебниках истории у раба обычно отрезан большущий член. Но ты, конечно, видел и научные публикации. У древних индоариев та же картина. В «Камасутре» перечисляются четыре типа мужчин по размеру их стоячего члена, взгляни-ка в эту книгу — шуша («заяц», 5–7,5 см), мрига («самец-лань», 10–15 см), врисхубна («вол», 18–20 см) и ушва («жеребец», больше 29 см). Так вот идеалом считаются заяц и лань!

К. До 15 см!

А. Да. А так как греки и арии лучше других сохранили древнюю индоевропейскую мифологию и систему ценностей, то появляется подозрение, что у индоевропейцев вообще исконным идеалом (так сказать, идеологической ценностью) был маленький член.

К. Ха-ха, это интересно. Но ведь размером члена не определяется сексуальность.

А. Разумеется. А всё-таки как бы ты определил интенсивность сексуальных запросов культуристов? Степень сексуальности, что ли…

К. Вообще-то, культуристы — народ серьезный, откровенных эротоманов я как-то не встречал, других забот хватает. Степень сексуальности? Определять общую сексуальность, по-моему, то же самое, что мерить среднюю температуру по больничной палате. Дело это сугубо индивидуальное, хотя согласен, женатых среди культуристов небольшой процент. Не всякая женщина может ужиться с культуристом. В основном это холостяцкая среда. Женский же культуризм есть, конечно, но он в целом не идет ни в какое сравнение с мужским и вообще как-то не удался…

А. Может быть, парни идут в тренировочные залы, чтобы найти какую-то замену сексуальности?

К. Что-то в этом есть. Хорошо тому, кто нашел реализацию в сексе. А кто нет? Это очень хорошая разрядка для организма, если нет женщины. Характерно, что бабники в тренировочные залы не идут. На Западе в тюрьмах очень распространен бодибилдинг — нет женщин, бодибилдинг спасает. Шварценеггер как-то сказал, что хорошая тренировка подобна оргазму: всё тело вибрирует, мышцы наливаются кровью, горячая пульсация проходит по нервам. Пожалуй, этого не заменит даже женщина.

А. Но если это в самом деле какая-то замена сексуальности, то гомоэстетический характер культуризма, весь этот эстетический культ мужского тела, осуществляемый мужчинами и для мужчин, позволяет, вероятно, говорить о культуризме как замене именно гомосексуальности. Как о каком-то эквиваленте. О сублимации гомосексуальности, что ли… Но и о приближении к ней.

К. Это интересный и неожиданный для меня ракурс. Я не знаю, кем бы я был, если бы не бодибилдинг. Во всяком случае я не жалею, что отдал ему столько времени и сил. По крайней мере, это избавило меня от всяких комплексов и многих проблем».

На этом интервью окончилось. Каргапольцев принадлежал к элите петербургского бодибилдинга (сейчас он не выступает). Элита этого спорта, видимо, действительно в большой мере асексуальна, и воинственные призывы ее вождей отражают эту асексуальность. Но вокруг элиты существует огромная масса рядовых «качков». Те ведь тоже идут в тренировочные залы, чтобы компенсировать предполагаемый внешний недостаток мужества, обзавестись прекрасным телом, которым будут любоваться другие мужчины, и чтобы заместить тренингом неясные гомоэротические переживания, которые их подсознательно тревожат. Не все войдут в асексуальную элиту. Но даже в ней появляются Боб Пэрис и тот же Шварценеггер. А среди тех, кто не войдет, замена, вероятно, далеко не всем удастся. Гомоэстетическая почва, конечно, удобна для гомоэротических всходов.