Уменьшение диссонанса через распространение слухов
Если человек испытывает сильный и непрекращающийся страх, осознание этой своей реакции будет диссонантно знанию об отсутствии опасности. В случае такого диссонанса стремление к его уменьшению зачастую проявляется в попытке увеличить число когнитивных элементов, консонантных с реакцией страха. Разумеется, это верно для реакции такого рода, которая не может быть подавлена усилием воли. Например, ребенок, которого что-то испугало, может сказать родителям, что слышит скрипы и шорохи в доме и что это, наверное, забрались грабители. Такой ребенок не успокоится, если ему скажут, что бояться нечего, а звуки совершенно безобидны. Напротив, от таких «утешений» он только еще больше расстроится. Возможно, ребенок успокоится гораздо больше, если предоставить ему информацию, соответствующую его страхам. Разумеется, многие авторы описывали эту проблему. Фрейд, к примеру, пишет:
«Нам не свойственно испытывать сильные эмоции, не наполненные соответствующим содержанием, и, если оно отсутствует, мы ищем ему замену в другом содержании, в той или иной мере подходящем для этого…»[88].
Мюррей[89] указывает, в сущности, на то же явление, рассматривая результаты своего небольшого эксперимента. Пяти девочкам одиннадцати лет было показано около тридцати фотографий людей, чтобы они определили, «добрые» или «злые» эти люди. Первый раз фотографии показывали после того, как дети испытали нечто приятное, второй раз — после того, как детей напугали. И хотя число испытуемых слишком мало, а условия эксперимента не контролировались систематически, наблюдается отчетливая тенденция оценивать людей на фотографиях как «злых» в случае, когда дети испытывают страх. Другими словами, состояние страха и знание о том, что ты напуган, ведет к тенденции приобретать знание, консонантное страху. Следствием этого является готовность видеть угрозу в других людях. Мюррей пишет:
«Похоже, что испытуемые, переживающие эмоцию в отсутствие адекватного стимула, искали в окружающем мире нечто ее оправдывающее — как будто они чувствовали, что „в этих людях должно быть что-то злое“. Результатом этого поиска явилось то, что впечатление о людях на фотографиях сдвинулось в сторону, делающую их адекватными стимулами для оправдания страха»[90].
Многие природные явления вызывают у людей реакцию страха — например, стихийные бедствия. События, провоцирующие подобные реакции, могут даже не сопровождаться видимыми последствиями. Так, подземные толчки зачастую просто неощутимы. Несмотря на это, люди, живущие в зонах, где часты землетрясения (например, в Калифорнии), боятся их. Но чаще всего после землетрясения не наблюдается видимых повреждений, консонантных познанию, соответствующему реакции страха. Представьте себе, сколь мощным средством снижения диссонанса послужила бы публикация, сравнивающая небольшие разрушения вследствие незначительного недавнего землетрясения и данных о последствиях величайших землетрясений за всю историю человечества.
Я использую землетрясения как пример событий, вызывающих реакцию страха, так как существует исследование, посвященное распространению слухов вслед за землетрясением. Прасад[91] систематически записывал слухи, широко распространившиеся сразу после крупного землетрясения в индийской провинции Бихар 15 января 1934 года. Оно было очень сильным и продолжительным и распространилось на значительную площадь. Однако его последствия были локализованы на небольшой территории, сообщение с которой было крайне затруднено в течение нескольких дней. Слухи собирались среди людей, живущих на территории, где ощущались подземные толчки, но не было разрушений.
Хотя Прасад мало пишет об эмоциональной реакции этих людей, с уверенностью можно сказать, что они были очень напуганы столь мощным и продолжительным землетрясением. Очевидно, что такая сильная реакция страха не могла сразу же исчезнуть, а оставалась еще некоторое время после того, как подземные толчки прекратились. Она наблюдалась, несмотря на то что больше ничего страшного не происходило и разрушений кругом не было. Иными словами, среди большого числа людей возник идентичный диссонанс между знанием о страхе, который они чувствуют, и знанием о том, что им ничего не угрожает.
Если такой одинаковый диссонанс присутствовал в сознании всех этих людей, то можно предположить, что им очень легко было получить одобрение мнениям, консонантным тому страху, который они испытывали. Это предположение подтверждается данными исследования. Подавляющее большинство распространяемых слухов, если в них поверить, предоставляли информацию, консонантную с испытываемым состоянием страха. Можно назвать эти слухи «пугающими», хотя если наша интерпретация верна, то лучше назвать их «оправдывающими страх». Вот подборка таких слухов, взятая из исследования Прасада:
«Воды Ганга ушли под землю, когда началось землетрясение, и купавшиеся в нем люди погрузились в песок»[92].
«18 или 19 января над Патной пронесется страшный циклон» (Землетрясение случилось 15-го).
«В день лунного затмения произойдет страшное землетрясение»[93].
«Из Непала к границам Мадхубани устремилось наводнение».
«23 января на всю страну обрушатся неисчислимые бедствия»[94].
«26 февраля случится Пралайя (неотвратимая катастрофа)».
Как видно, большая часть всех слухов предсказывает ужасные катастрофы. В той степени, в какой любой из этих слухов может быть принят на веру, он станет источником знания, консонантного состоянию страха. Для широкого распространения таких слухов было необходимо, чтобы множество людей испытывало однородный диссонанс, который вера в подобные слухи снижала.
Если наша интерпретация в отношении таких угрожающих слухов верна, то можно сделать следующий вывод: если бы слухи коллекционировались на территории, подвергшейся значительным разрушениям, то едва ли среди них встретились бы «оправдывающие страх». Люди, живущие там, безусловно, тоже были напуганы. Более того, реакция страха, которую они испытывали, была гораздо сильнее той, что наблюдалась у переживших только подземный толчок. Но у людей, действительно испытавших весь ужас землетрясения, не должно было возникнуть диссонанса. Картина, представлявшаяся их взору — разрушенные здания, раненые и погибшие, погребенные под руинами, — была, несомненно, консонантна чувству страха. У них не было стремления к знанию, соответствующему страху. Угрожающие слухи о катастрофах, которые преобладали вне территории, подвергшейся разрушениям, непосредственно на самой этой территории должны были отсутствовать.
К сожалению, Прасад не представил данных относительно слухов, имеющих распространение на территории, подвергшейся действию стихии. Однако существует исследование, проведенное Синхой[95], которое частично отвечает на этот вопрос. В этом исследовании приводятся тщательно отобранные слухи, возникшие после оползня в Дарьелигне (Индия). Эта катастрофа по силе разрушения и количеству человеческих жертв вполне сравнима с землетрясением в Бихаре. Хотя это было и не землетрясение, бедствие сильно испугало людей. Синха так описывает случившееся:
«Оползни бывали и прежде, но никогда не происходило ничего подобного. Количество жертв и разрушений было огромно. Более 150 человек погибло в округе, около 30 — в самом городе. Более 200 домов было разрушено, и свыше 2000 людей остались без крова»[96].
С точки зрения сопоставления результатов исследований Прасада и Синхи немаловажно, что сам Синха сравнивает две катастрофы:
«Случившееся внушало такое же чувство неуверенности и страха, как и Великое индийское землетрясение 1934 года».
Однако существует и одно значительное различие между двумя исследованиями. Прасад записывал слухи, возникшие после землетрясения на территории, не пострадавшей от его последствий, Синха же, напротив, записывал слухи, распространявшиеся среди очевидцев происшедшего. Поскольку эти люди не испытывали диссонанса (то, что они видели и знали, было консонантно реакции страха), едва ли можно предположить существование «оправдывающих страх» слухов среди них.
И в самом деле в исследовании Синхи не встречается ни одного слуха, предсказывающего новые катастрофы. Некоторые из этих слухов несколько преувеличивают последствия разрушений, тогда как другие даже носят обнадеживающий характер. Ниже приводится подборка слухов, распространенных среди жителей Дарьелинга.
«По дороге A разрушено множество домов». (В действительности, пострадал только один дом[97].)
«Говорят, что водоснабжение будет восстановлено через неделю»[98].
«Восстановление водоснабжения займет не меньше месяца»[99].
«Многие долины залиты водой… мосты смыло в реку».
«Было широко распространено убеждение, что произошло небольшое землетрясение, которое и повлекло за собой разрушения». (В действительности его не было.)
Заслуживает внимания тот факт, что многие слухи были сильно преувеличены, но не было ни одного «порождающего страх» или «оправдывающего страх» слуха.
Контраст между слухами, собранными Синхой и Прасадом, действительно велик. И если ситуации, в которой оба автора собирали слухи, сопоставимы, за исключением того, что один автор работал с материалом, собранным на территории, подвергшейся разрушению, а другой — за ее пределами, тогда различия в характере этих слухов вполне согласуются с нашими ожиданиями.
Я выбрал исследования Прасада и Синхи для обсуждения не только потому, что их результаты согласуются с теорией диссонанса, но и потому, что они не совпадают с так называемым здравым смыслом. В конце концов, почему землетрясение должно побуждать людей распространять пугающие слухи?
Есть многие другие исследования слухов, результаты которых соотносятся как с теорией диссонанса, так и со здравым смыслом. К примеру, Сэйди[100] пишет о слухах, распространившихся во время Второй мировой войны в одном из американских лагерей для перемещенных лиц из Японии. В самом факте насильственного перемещения в подобные лагеря находящиеся в них люди видели проявление враждебности со стороны американцев. Очевидно, что информация, соответствующая хорошему обращению или проявлению заботы со стороны администрации лагеря, была диссонантна идее о том, что Соединенные Штаты враждебны по отношению к ним. Несмотря на попытки части людей из администрации лагеря улучшить жизненные условия беженцев, или, точнее, благодаря этим попыткам, ходили упорные слухи, консонантные представлениям о враждебности американцев. Широкое распространение получили слухи, что многие люди умерли от жары, а их тела были тайно унесены ночью и что место для лагеря было специально выбрано так, чтобы люди не смогли выжить.
Реакция японцев на попытки улучшить условия их жизни может быть проиллюстрирована следующим примером. Первое время в Постонском центре для перемещенных лиц действовала временная медицинская клиника, поскольку постоянная больница еще не была достроена. Как только больница открылась, эта временная клиника была закрыта и начала работу служба неотложной помощи. Этот факт широко отмечался администрацией лагеря, так как свидетельствовал о явном улучшении медицинского обслуживания. Знание об этом факте диссонировало со знанием о враждебности администрации. Поползли слухи, что врачи на самом деле больше не намерены приезжать по вызову. Вне зависимости от серьезности состояния пациента, он должен сам прийти в больницу на прием. Люди восприняли «факт» таким образом, чтобы он был консонантен со знанием о плохом отношении начальства к обитателям лагеря.
Другой крайне очевидный пример может быть обнаружен в результатах эксперимента Шахтера и Бердика[101]. Эти авторы попытались посеять слух и изучить степень его распространения в маленькой частной школе. Часть эксперимента состояла в том, что директор школы лично вызывал с занятий одну из учениц без объяснения, говоря, что на занятия в этот день она не вернется, что было беспрецедентным событием. Как и ожидалось, тут же возникли слухи относительно причин, по которым девочку вызвали к директору. Данные показывают, что дети, хорошо относившиеся к девочке, были склонны создавать слухи позитивного свойства (ее ожидала какая-либо награда и т. п.), а дети, которым эта девочка не нравилась, распускали неприятные слухи (ее поймали на обмане или воровстве и т. д.). Очевидно, что содержание этих слухов было консонантно мнению одноклассников о девочке.
Позвольте мне еще раз подчеркнуть, что я не утверждаю, что все слухи являются способом снизить диссонанс. Как было сказано в восьмой главе, причины возникновения слухов могут быть различными. Существование однородного диссонанса среди множества людей — это только одна из них. Я хочу только добавить одну идею относительно того, насколько слухи, подобные тем, что имели место в приведенных выше примерах, могут быть предсказаны на основе здравого смысла. Во многих случаях, если не в большинстве, то, что кажется очевидным и соответствующим здравому смыслу, может оказаться неверным. Чтобы проверить теорию и ее предсказания, приходится обращаться к не слишком очевидным примерам, чтобы иметь возможность отбросить альтернативные объяснения. Если теория верна, она должна описывать и множество очевидных данных. Разумеется, если теория изящно объясняет некоторые неочевидные аспекты, но не выдерживает проверки очевидными данными, это не очень хорошая теория.