МНОЖЕСТВЕННОСТЬ ПСИХИКИ
Большинство из нас было воспитано в убеждении, что на одного человека приходится одна психика. Нас научили, что, хотя у личности есть разнообразные мысли и подчас несовместимые мысли и чувства, все они исходят из единой личности. Как сетовал Герман Гессе, «Ведь это, видимо, врожденная потребность каждого человека, срабатывающая совершенно непроизвольно, представлять себя самого неким единством. Какие бы частые и какие бы тяжелые удары ни терпела эта иллюзия, она оживает снова и снова» (Hesse, 1927/1975). В результате у большинства людей складывается неважное представление о самих себе; они уверены, что они и проявляются в своих крайностях будь то крайности в делах или мыслях. Как пишет Элизабет О'Коннор (O'Connor, 1971), «говоря “я завидую”, я описываю всю себя, и меня переполняют возможные выводы из этого. Безапелляционность этого утверждения заставляет меня испытывать к самой себе презрение».
Такая точка зрения на личность, как единство, приводит к разным формам совершенно необязательного уныния. Например, когда гнев Билла перекрывает его нежные чувства к жене, Мэри, он впадает в панику, считая, что, видимо, больше ее не любит. Чувствуя себя несостоятельным и безнадежным, он впадает в ступор от мысли «кто я на самом деле». Когда, в пылу ссоры, Мэри выкрикивает «Я тебя ненавижу!» и после того, как ссора утихла и она извинилась, Билл продолжает думать «она бы этого не сказала, если бы не имела это в виду».
Хотя у нас есть психологические теории, объясняющие человеческую природу как сложносоставную, на практике современная система охраны психического здоровья также продолжает оперировать в рамках такой «монолитной» структуры. Наши диагностические категории стали использоваться как описания всей личности. Часто можно услышать от терапевта, что он работает с «пограничником» или «депрессивным» или с еще каким-то ярлыком, будто в него вмещается описание всей личности. Мы фокусируемся на наиболее заметных чувствах или убеждениях человека и считаем их основой его личности выражением его сущности, его нарушенной природы.
Такое «целостное» мышление пронизывает всю нашу культуру несмотря на множество способов описания психики, допускающих ту или иную степень множественности. Фрейд пролил свет на тот неудобный факт, что существуют скрытые, тайные элементы личности, которые выражаются в символической форме. Он, фигурально выражаясь, вытащил из подполья существование интрапсихического. Как, должно быть, было странно допускать идею, что неосознаваемые компоненты сознания изолируют нечто от нашего рационального, управляющего ума, с которым люди привыкли себя отождествлять! Фрейд (1923/1961) открыл дверь для исследования множественности, выделив в структуре психики три компонента Оно (Ид), Я (Эго) и Сверх-я (Суперэго). Многие теоретики после Фрейда двинулись дальше его трехчастной модели и обсуждали целый ряд внутренних образований. Возможно, наиболее влиятельной из этих теорий стала теория объектных отношений. Начавшаяся с работ Мелани Кляйн в 1940-х, она предполагает, что наш внутренний опыт формируется интроецированными «объектами», чем-то напоминающими голограмму внутренними образами значимых в нашей жизни людей (Klein, 1948; Gunthrip, 1971).
Юнг (1935-1968, 1963, 1968, 1969), обсуждая архетипы и комплексы, продвинул идею о множественности психики на шаг вперед, предположив, что это больше чем просто интроекты. В 1935 Юнг (1935-1968) описал комплекс как имеющий тенденцию образовывать как бы отдельную маленькую личность.
У него есть некое исходное тело и определенное количество собственной физиологии. Он может расстроить желудок, нарушить дыхание, изменить сердечный тонус, словом, ведет себя как парциальная личность.
...И личностное бессознательное, равно как и коллективное, состоит из неопределенного (в смысле неизвестного) числа комплексов или фрагментарных личностей, (рр. 80-81)
Более молодой современник Юнга, Роберто Ассаджиоли (19651975, 1973; Ferrucci, 1982) также считал установленным фактом то, что все мы являемся собранием субличностей, что я уже отметил во Введении. Со времен Ассаджиоли было много теоретиков, признававших факт присущей нам от природы множественности. Судя по результатам исследований в этой области, их наблюдения поразительно сходны между собой. Более подробную историю признания множественности можно найти в книге «Субличности» {Subpersonalities; Rowan, 1990), а список дополнительной литературы по теме в приложении к настоящей книги.
Вне зависимости от направления большинство теоретиков, исследовавших интрапсихические процессы, описывает психику как нечто в той или иной степени множественное. Пройдясь по наиболее влиятельным на сегодняшний день психотерапевтическим подходам, мы видим интериоризированные объекты в теории объектных отношений (Klein, 1948; Gunthrip, 1971; Fairbaim, 1952; Kemberg, 1976; Winnicott, 1958, 1971); психология самости о «грандиозной самости» в противоположность «идеализированной самости» (Kohut, 1971, 1977); юнгианцы выделяют архетипы и комплексы (Jung, 1968, 1969); транзактный анализ постулирует существование различных эго-состояний (Вете, 1961, 1972); гештальт-терапия работает с «собакой сверху» и «собакой снизу» (Peris, 1969; Fagan, Sheppard, 1970); терапевты когнитивно-бихевиорального направления описывают разнообразные схемы и «Возможные Я» (Markus, Nurius, 1987; Dryden, Golden, 1986). Хотя теории различаются между собой от тех, в которых внутренние сущности понимаются как автономные, полноценно укомплектованные эмоционально и когнитивно, до тех, где они описываются как взаимозависимые, одномерные, специализированные ментальные единицы все они предполагают, что наша психика далека от единства.
Теория травмы основа многих трудов по расстройству множественной личности (multiple personality disorder, MPD; рус. РМЛ), трактует их как фрагменты прежде единой личности. Специалисты по РМЛ признают множественность у своих пациентов, однако для них эти личности результат ранней травмы и жестокого обращения, что заставляет личность отщеплять от себя «альтернативные» личности (Kluft, 1985; Bliss, 1986; Putnam, 1989).
Независимо от теоретического объяснения истоков феномена внутренних сущностей будь то научение, травма, интроекция, коллективное бессознательное или естественное состояние психики, одни теоретики более, нежели другие, склонны описывать субличности как целые, «укомплектованные» личности. Они сходятся в убеждении, что внутренние сущности нечто большее, чем скопление мыслей или чувств, или всего лишь состояния психики. Нет, в них видят отдельных личностей, каждого с полным спектром чувств и желаний, своими способностями, разного возраста, темперамента и даже половой принадлежности. Эти внутренние личности обладают довольно высокой степенью автономии в том смысле, что они думают, говорят и чувствуют не то же самое, что человек, внутри которого они существуют. Теоретики РМЛ разделяют эту точку зрения, однако считают это верным лишь для сильно травмированных людей.
В поздних работах Юнга архетипы и комплексы по описаниям приближаются к автономным членам множества, как и в разработанном последователями Юнга методе «диалог голосов» (Stone & Winkelman, 1985). То же можно отметить и в терапии эго-состояний, разработанной гипнотерапевтами Джоном и Хелен Уоткинс (Watkins, 1978; Watkins, Johnson, 1982; Watkins, Watkins, 1979), и в психосинтезе Ассаджиоли они видят множественность составленной из полноценных личностей.
Такая позиция поддерживается и автором этой книги. Моя позиция заключается в том, что полезно видеть внутренние сущности как автономные личности, как внутренних людей в противоположность тому, как мы привыкли воспринимать себя исходя из обыденного здравого смысла. У человека одно тело, один мозг, и может быть лишь одно существо в одной персоне. Отчасти потому вышеописанные подходы часто воспринимаются как нечто, граничащее с эзотерическим учением, и остаются в стороне от психологического мейнстрима. Хотя очеловечивание субличностей может вызвать протест у ряда читателей и позволит им с легкостью отнести ССТС к эзотерическому направлению, но именно так люди описывают свои внутренние сущности (или сущности описывают самих себя), когда люди узнают их лучше. Шаблоны и характеристики частей личности, описываемые в настоящей книге, не являются плодом моего воспаленного воображения; они то, о чем клиенты рассказывали мне и моим коллегам. Потому «очеловечивание» не очень подходящее слово, ведь обычно оно используется, когда хотят сказать, что человеческие качества приписываются кому-то или чему-то, что человеком не является.
Лишь проработав несколько лет с «частями», я научился рассуждать о них вот так, видя их объемными, и я понимаю трудности, которые предстоят многим читателям на этом пути. Однако описанная во Введении позиция заинтересованного слушателя моя попытка оставаться в рамках в целом более распространенной традиции целостного восприятия личности, а не внедрения теоретического конструкта (например «схема» или «внутренний объект»).
Для работы с моделью ССТС нет необходимости верить, что в онтологическом смысле части являются «внутренними людьми». Для многих терапевтов это не более чем полезная, удобная метафора. С точки зрения практики, однако, внутренняя система лучше отзывается па такое уважительное отношение, и потому лучше так к субличностям и обращаться приписывая им человеческие качества и ответные реакции. Некоторые терапевты решают для себя эту проблему, отходя от восприятия частей личности как людей, когда они обсуждают случай в теории, но на терапевтической сессии обращаясь с ними как с находящимися внутри людьми. Мне бы такое раздвоение только мешало думать и создавало бы дополнительную путаницу. Эта тема будет далее обсуждаться в главе 5.
Идея внутренних личностей в США уже не воспринимается как относящаяся к области эзотерики. В последнее время она стала популярна благодаря призывам «исцелить внутреннего ребенка». Движение началось с программы преодоления зависимостей «12 шагов», и благодаря усилиям харизматических лидеров, таких, как Джон Брэдшоу (John Bradshow), стало общенациональной идеей. В рамках движения значение термина «внутренний ребенок» варьирует в зависимости от автора. Для большинства это метафора душевного состояния невинности, но некоторые описывают его как субличность, похожую на ребенка. Хотя из этого движения не выросла новая теория личности, оно помогло тысячам людей осознать существование в себе разных личностей.
И, наконец, направление, изучающее расстройство множественной личности, также распространенное в США, позволяет терапевтам работать с субличностями пациентов с большим комфортом; многие терапевты приходят к выводу, что есть не только у их клиентов. Более того, информация об увеличении случаев РМЛ отчасти может быть результатом того, что увеличилось число терапевтов, задающих клиентам вопросы о личностях в них. Когда клиент принимается описывать свою внутреннюю семью, некоторые терапевты заключают: «множественный». С точки зрения ССТС, однако, РМЛ один из способов организации внутренней семьи после продолжительной и тяжелой травмы. Внутренняя семья человека, страдающего РМЛ, - более поляризованная, изолированная и оберегающая. Поэтому она менее сплоченная и больше мучается, а во всем прочем не отличается от внутренней семьи других людей, которых так не травмировали.
Таким образом, наша культура постепенно дозревает до идеи множественности. Другим признаком этого является постмодернизм, оказывающий влияние на практически все общественные науки — он отказался от идеи унитарной самости. Вместо этого многие авторы постмодернисты воспевают множественность, превознося достоинства самости, содержащей множество разнородных личностей, точно так же, как они выступают за плюралистическое восприятие общества. Например, французская феминистка Элен Сиксу (Helene Cixous, 1974, р. 397) пишет: «Поймите как оно есть; всегда больше чем одно, разнообразное, способное быть всем тем, чем оно однажды будет, группа, выступающая вместе, коллекция исключительных сущностей, несущих важное сообщение. Будучи раздельным и неподотчетным, субъект может сопротивляться порабощению». Сандра Хардинг (Sandra Harding, 1986, р. 247) высказывает сходное мнение: «Я за примат фрагментированных идентичностей... внутри объединенной оппозиции, солидарность против доминирующих сил поборников централизованной власти». Под плюрализмом подразумевается стремление сохранять баланс между разнообразием и единством, ценить множество в едином, разрешать конфликты без обобщений или отвержения отдельных групп и торжество различий. Множественность психики предполагает такой плюрализм.
Большинство постмодернистов не углубляется в развитие теорий самости из-за подозрительного отношения к всевозможным грандиозным теориям и (по их представлениям, типичным для классического подхода в психологии) утверждениям о интрапсихическом. Поскольку ССТС модель достаточно развернутая и описывает интрапсихический процесс, она не вписывается в постмодернистское течение. Поэтому в основном наша модель окажется постмодернистам неинтересной, как бы привлекательно ни было для нее торжество различий.
Помимо эволюции внутри психотерапии и в обществе, параллельные подвижки в сторону множественного описания психики наметились в области исследователей искусственного интеллекта и нейропсихологии. Например, Майкл Газзанига известный исследователь функций мозга, чьи ранние работы о функционировании правого и левого полушария в 1950-60-х перекликаются с нашими идеями о том, как происходит процесс мышления. В последней работе он пришел к выводу, что первоначальное разделение на правое левополушарные функции являются чрезмерно упрощенным. В книге «Социальный мозг» (Gazzaniga, J985) он решительно доказывает, что человеческая психика на самом деле состоит из неопределенного количества независимо функционирующих единиц, которые он называет модулями, каждый из которых обладает своей ролью. Согласно Газзаниге, наша эмоциональная и мыслительная жизнь определяется взаимоотношениями между модулями. Его описание модулей и того, как они действуют, поразительно напоминает концепцию частей личности в модели ССТС.
Исследования в области искусственного интеллекта и информатики также сворачиваются в сторону множественной модели психики. Изначально информатика пользовалась моделью психики фон Ньюмана: считалось, что информация хранится в одном месте и перерабатывается в другом. Считалось, что за единицу времени может быть обработан только один конкретный блок информации. Считалось, что блоки информации переходят из области в область последовательно, как на конвейере.
Позднее был разработан принцип параллельного процессинга, где несколько блоков обработки информации работают бок о бок, независимо. Такие компьютеры могут осуществлять процесс «думания», более похожий на человеческий, чем компьютеры, разработанные по прежнему «последовательному» принципу (Wright, 1986). Марвин Минский (Marvin Minsky, 1986), один из основателей и ведущих специалистов по искусственному интеллекту, заключил;
Полезных идей в психологии было бы больше, если бы так не мешала идея «одного активного начала». Понимание человеческой психики, бесспорно, является одной из сложнейших задач, с которыми человеческому уму приходилось сталкиваться. Сказка о едином «Я» может только увести нас в сторону от решения, (р. 51)...
Все это позволяет предположить, что было бы полезно думать следующим образом; будто внутри нашего мозга существует сообщество разных умов. Как члены семьи, разные умы могут сотрудничать, помогая друг другу, и при этом сохраняя свой собственный ментальный опыт, неизвестный другим, (р. 290) в психотерапии также есть много свидетельств в пользу множественности, и их следует упомянуть. Джон и Хелен Уоткинс (Watkins, 1979) продолжили работы Эрнеста Хилгарда (Ernest Hilgard, 1977, 1979), описавшего феномен так называемого «скрытого наблюдателя». Хилгард внушал глухоту находящимся в гипнотическом состоянии испытуемым, а затем просил их, если они на каком-то уровне его слышат, поднять палец что они и проделывали. Он повторил эксперимент, на этот раз внушив нечувствительность к боли; было обнаружено, что, хотя испытуемые при этом могли долго держать руку в ледяной воде, «часть» их существа ощущала боль, несмотря на отсутствие видимой реакции. Уоткинсы в несколько модифицированной форме воспроизвели эксперимент Хилгарда с ледяной водой с некоторыми клиентами, проходившими у них терапию эго-состояний. Испытуемых просили дать высказаться той , которая почувствует боль. Оказалось, что при этом несколько эго-состояний, выявленных в процессе терапевтической работы, давали о себе знать, причем часто они жаловались на боль (Watkins, Watkins, 1979).
Так что мы, вероятно, находимся на грани переворота в понимании человеческого существа переворота, могущего иметь далеко идущие последствия. Если мы от природы множественные значит, можно считать, что некоторые крайности в чувствах или мыслях объясняются запредельным состоянием лишь одной из частей в нас. Обиды и критика от любящих людей, срывающиеся с уст в пылу ссоры, могут выражать не то, что они «на самом деле» чувствуют, а то, что испытывает одна-две рассерженных субличности, в то время как сохраняющее молчание большинство остается любящим. Таким же образом можно переформулировать многие медицинские или психиатрические симптомы. Совокупность симптомов, которую прежде видели как образующую монолитный психиатрический диагноз, рассмотренная через призму множественности, выглядит способом организации внутренней системы личностей, позволяющей выжить всей личности целиком. Ориентированный на множественность, терапевт может не диагностировать заболевание, а вместе с клиентом изучить его внутреннюю систему частей и понять, какая часть угнетена и почему.
Множественность уведет нас от концепции единой психики к способности видеть ее как систему взаимодействующих умов. Эта смена точки зрения позволит нам использовать весь арсенал средств системного мышления, накопленный в работе с семьями, организациями, культурами и сообществами, для индивидуальной психотерапии. Психика, таким образом, может рассматриваться как один из уровней организации человеческих систем, включенный и связанный с другими уровнями. К нему применимы те же системные принципы, и модификация возможна с использованием тех же системных техник. Из системного контекста будет более понятно, как осуществляется воздействие на психику факторов других, внешних систем, а психики на другие системы.
Модель ССТС развилась из допущения множественности психики и попытки постичь и изменить ее, используя системное мышление. В результате мы заодно получили две незапланированных вещи. Во-первых, исследование внутренних систем обогатило наше понимание систем людей в целом. Например, я смог по достоинству оценить степень значимости понятий, описываемых далее (равновесия, гармонии, руководства и развития), воочию убедившись, что внутренние системы во многом выстраиваются вокруг них. Во-вторых, приложение системного подхода к внутренней системе привело к выработке более продвинутых, чем у прежних подходов, способов вызывать перемены в людях.