глава четвёртая Апостол Пётр как Пилат, или Пилат как апостол Пётр
глава четвёртая
Апостол Пётр как Пилат, или Пилат как апостол Пётр
Всячески превозносимого пилатоненавистниками апостола Петра принято подавать как хрестоматийный пример первоначальной самонадеянности с последующим покаянием. Правда, это покаяние почему-то привело Петра к лидерству в громадной иерархии.
И в самом деле, если подумать, то явно что-то чему-то не соответствует: то ли Евангелие — действительности, то ли вера толп, называющих себя христианами, — Благой вести.
Тогда говорит им Иисус: все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь, ибо написано: «поражу пастыря, и рассеются овцы стада»;
По воскресении же Моём предварю вас в Галилее.
Пётр сказал Ему в ответ: если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь.
Иисус сказал ему: истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоёт петух, трижды отречёшься от Меня.
Говорит Ему Пётр: хотя бы надлежало мне и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя. Подобное говорили и все ученики.
Матф. 26:31–35
Пётр сопроводил связанного Иисуса до дверей синедриона и остался во дворе, где от Христа трижды и отрёкся, остальные апостолы поступили примерно так же, один Иоанн нашёл в себе силы остаться, а затем, когда собрался синедрион, пройти дальше, в сам зал заседаний. Иными словами: остальные спутники Иисуса, хотя им ничего не угрожало, оказались даже трусливей Петра.
Часто ещё и словесное отречение именно Петра объясняют так: просто он везде со своим мнением лез первым. И накануне Распятия он первым поклялся: я никогда не соблазнюсь. За длинный язык и поплатился. А помучавшись, покаялся и стал во главе громадной иерархии.
Обоснованно предположить, что в таком давно сложившемся коллективе, как внутренний круг учеников, первым должен был заговорить наиболее среди учеников уважаемый. А таковым был Иуда (об этом говорится, что интересно, лишь в тексте Иоанна — он вообще себя остальным апостолам противопоставляет). И в этом коллективе тоже «работает» следствие из теории стаи: в иерархии наиболее уважаем главный предатель (см. «КАТАРСИС-2»).
Если Пётр высказался прежде Иуды, что, вообще говоря, возможно, то это может означать, что Пётр был ещё более некрофиличен, чем Иуда. Что обладателя критического мышления не может не насторожить.
А ещё пилатоненавистники порой говорят так: Пётр не был трусом, подобным Пилату (дескать, боявшемуся толпы), Пётр был бригадиром у рыбаков (разве не бытует вера, что начальниками над мужчинами становятся самые мужественные и благородные?) — но обстоятельства!.. Обстоятельства-де победили будущего апостола. Особые. А Пилата — его внутренняя гнилость. Словом, Пётр — хороший, а Пилат — плохой.
Вот такая система мировоззрения, порочащая и женщину, якобы взятую в прелюбодеянии, и вытесняющая из пространства ключевых евангельских образов Симона Киринеянина, и оправдывающая клевету на Пилата, — всё это ставит барьер на пути восприятия истинного богатства Евангелия и подчиняет исполнителя страстям церковных иерархов.
«Горе тому, кто заставляет переучиваться», — известное древнее выражение. Точнее: гнев толпы обрушится на того, кто попытается соображениями разума противостать внушениям иерархов.
А ещё известно другое выражение, уже современное, из среды исследователей в области точных (естественных) наук: идея недостаточно безумна, чтобы быть верной.
А если представить, что ахинея вокруг Петра действительно всего лишь подпорка лжи, навороченной вокруг единственного защищавшего Иисуса человека — Копьеносца? Ведь не случайно столько вокруг Пилата эмоций — значит, здравый на него взгляд важен для нашего освобождения. И наоборот: для нашего порабощения образ Копьеносца важно извратить.
Итак, вопрос: кем был Пётр на дворе синедриона — лишь трусом и предателем или ещё и… убийцей?
Вопрос о том, был ли Пётр убийцей Иисуса, насколько мне известно, вообще никем, во всяком случае, в литературе нового времени, не поднимался. А напрасно. В ответе заложен большой смысл, открывающий важный для повседневной жизни логос (основополагающую жизненную закономерность).
Члены синедриона и стоящие во главе его первосвященники были политиками (повсюду и во все времена первосвященники — политики). И «справедливые» решения этих священников всегда зависят от того, которому из вождей в данный момент психоэнергетически подчинены массы, — подчинены им, первосвященникам, или кому-то другому.
Настроение толпы (как целого) определяется по внешним проявлениям, а именно — по поведению отдельных её выразителей, наиболее несдержанных толпарей. Иными словами, если бы за Иисуса вступился хор голосов, то члены синедриона, остатками разума придя к выводу, что Иисус или те, кто стоит за Его спиной, владеют (психоэнергетически) толпой, никогда бы не решились требовать Его смерти. Неважно, как бы первосвященники это рационализировали — интересами собственной безопасности, благом нации, гармонией со Вселенной или ещё чем. Не решились бы, и всё! Как не решались в веках их предшественники, преемники и коллеги из других народов.
Но во время ареста в Гефсимании, когда ученики разбежались, и чуть позднее, в синедрионе, вдруг выяснилось, что Иисуса не защищает вообще никто. Ни один голос не раздался в Его защиту. Политикам несложно было догадаться, что недавнее внимание толпы к Иисусу было свидетельством ненависти, интереса к новому аттракциону, соучастием в провокации — свидетельством чего угодно, но не внутренней преданности Иисусу.
Естественно, первосвященники поняли (почувствовали): с Иисусом они могут сделать всё что угодно. И они сделали — именно то, что было угодно им. Вернее, властвующему над ними духу.
Таким образом, и разбежавшиеся ученики, и отрёкшийся апостол Пётр, и даже молчавший до глубокой старости апостол Иоанн были косвенными убийцами своего Учителя.
Да не соблазнит это слово—«косвенные». Дело в том, что вообще все убийцы Христа в день накануне Великой Пасхи были убийцами лишь косвенными. В самом деле, ничья рука не нанесла Христу раны, от которой необратимо нарушились бы функции жизненно важных органов. Даже тот, кто вогнал гвозди Ему в ладони, не был прямым Его убийцей — от таких незначительных ран никто не умирает.
Не Сам ли, получается, умер Христос?
Нет, убийцы были.
Если бы не активность одних:
— первосвященников («внутренников»: дипломатическое давление на Пилата, подкуп Иуды, «освящение» Ареста, и т. п.), — ночных толп приезжих евреев-торговцев («внутренников»: «моральная» поддержка, усиление некрополя), — утренних толп иерусалимлян («внешников»: оглашение воли сатаны), — префектессы («внешницы»: провокация, приказ об отсылке когорты), — Вараввы («внешник»: психоэнергетическое воздействие, возбуждающее кровопускание), — Иуды Искариота, — Петра (о нём в главе «Тайное Знание, открываемое через спиру»; здесь достаточно того, что Пётр Христа не защищал), — глумившихся членов личной охраны наместника (Матф. 27:27) (читай: «марионеток» префектессы, наследственной императрицы);
и непротивление, а то и безразличие весьма значительного числа людей:
— Ирода, — легионеров неэлитных центурий, — неизвестного, который вбивал гвозди в ладони, — Иоанна и других апостолов, — Симона Киринеянина, — Пилата, — то Христос не был бы убит.
Христа рукой не убил никто, но все присутствовавшие были Его убийцами.
Иными словами, если рассуждать (а рассудительность — один из плодов Святого Духа), то в деле Убийства Пётр — соучастник Пилата.
Вернее, Пётр даже «круче» Пилата: префект поднимал свой голос в защиту Царя Иудейского — причём многократно, а вот Пётр — нет. К тому же Пётр был близко знаком с Иисусом, а Пилату такой возможности предоставлено не было. Они разошлись весьма закономерно — Пилат, дошедший до всего своим умом, и Пётр, который был, как увидим ниже, лишь школяром, уничтожителем Протоевангелия.
Итак, Пётр — убийца. Не просто трус, не просто предатель — трусость в столь ответственный момент — это, как минимум, предательство, — но и откровенный убийца. Пусть не такой активный, как супруга Пилата или первосвященники.
Вообще, согласно принципам теории стаи, участвовавших в Распятии по убыванию степени их виновности можно расположить следующим образом:
— первосвященники и префектесса (высшие вожди, с той лишь разницей, что они—«внутренники»,[2] а она—«внешница»);
— храмовая стража (группа захвата в Гефсимании) и преторианцы (участвовавшие в оцеплении в Гефсимании и/или у Голгофы);
— Иуда (энтузиаст-наводчик), Пётр (см. главу «Тайное Знание, открываемое черезспиру»);
— толпа (скандировала), легионеры (молчали);
— апостолы (разбежались);
— Симон Киринеянин (нёс крест и его не бросил);
— Пилат (защищал Иисуса; приговор был профессионально спровоцирован с использованием элементов гипноза).
Пилат виновен — но менее всех.
По иерархическому же мышлению, всегда самооправдывающемуся, Пилат, напротив, вдруг оказывается виновнее остальных. Закономерно, что самой хорошей из всех оказалась жена Пилата — в списке виновных первая (коллег, иудейских первосвященников, современным иерархобогословам не обелить: уж слишком отчётливо оценены их поступки в Евангелиях).
Скажем больше: жена Пилата греческой церковью причислена к лику святых — в святцах её день 27 октября.
«Хорошая» в устах иерархов в данном случае означает: самая своя (по духу). Хотя одно только поведение её верных псов — элитных охранников, — водрузивших на голову Христа терновый венец и бивших Его по щекам (см. Лук. 19:3), то есть людей, не могших быть водимыми волей евреев-первосвященников, действовавших за спиной Пилата, но на самостоятельные чувства не способных, разоблачает префектессу-«внешницу» как инициатора казни Царя (наравне с первосвященниками-«внутренниками»).
Кроме убийц, получающих от умерщвления Иисуса бессознательное удовольствие, есть Его убийцы с совершенно противоположными чувствами и духом.
Здесь важный для жизни (и теории жизни) парадокс: мы все являемся убийцами Христа — согласны мы с тем на логическом уровне или нет. Убийцы — все.
Правда, делимся мы на группы численно неравные:
— одни, как легионеры оцепления вокруг Голгофы, к Иисусу мертвенно равнодушны, они — жухлые некрофилы, наиболее распространённый тип исполнителей, эмоции которых зависят исключительно от чувств вождей;
— другие, подобно первосвященникам, Иуде, префектессе, начальнику охраны претории (если преторианцы — её люди, то их начальники — тем более), высшим иерархам церквей, — яркие некрофилы, в разрушении Истины более активны;
— третьи, которые, подобно Пилату и апостолам, в Убийство были втянуты по плоти, в противоположность своему духу и рассудку.
Спасённый — всегда убийца Спасителя.
Дело в том, что для того, чтобы наследовать жизнь вечную, надо стать убийцей Христа — непременно. Таков смысл библейского учения о заместительной жертве Создателя, чувствующего ответственность даже за отступивших от Него созданий. Грех (неврозы, последствие преступлений) наследуется и подкрепляется повторением уже совершённых предками преступлений, а порой даже новых.
Всякий грех, в конечном счёте, — это убийство; воздаяние должно быть адекватно, а это — смертный приговор; выжить же грешнику возможно лишь через покаяние. «Покаяние» — это не только осознание греховности на уровне интеллекта, не только желание-эмоция оставить грех отныне и навсегда, но и следование по пути, позволяющему очиститься от власти прошлых грехов (психокатарсис).
Грех существует не сам по себе, а только как паразит на бионосителе — стряхнуть в никуда его невозможно. Устройство Вселенной таково, что грех может перетечь на другой носитель, в конечном счёте, на безгрешный. А это только Творец. Понятно, что именно из-за особого способа существования греха (паразитизм на пока ещё живом), вместе с грехом неизбежно уничтожается Творец — но Один за всех. Это великое Тайное Знание. Тайное в том смысле, что понять до конца его может только испытавший Катарсис.
Итак, спасаемый соучастник Распятия отличается от погибающего соучастника.
Соучастие в убийстве Спасителя хотя и является событием на пути человека чрезвычайным, но оно отнюдь не безусловная причина его смерти для Вечности.
Да, конечно, Пилат — убийца Христа, но которого типа, можно узнать только по тому, встал ли он на Путь или нет.
Первая на Пути ступень — принятие таланта.
Это непременно приносит плоды.
Побочный эффект: ненависть со стороны нравственных уродов.
То, что инквизиторы и толпы ненавидят Пилата, на него клевещут и тешатся сказками о его множественных успешных самоубийствах, попутно перевирая и роль «святой сновидицы» и многих других, — знак верный.
Однако подобные знаки принято признавать лишь косвенными доказательствами.
Обратимся к Евангелию, там прямых доказательств — море.