глава двадцать пятая Неплохо очень иметь три жены?!

глава двадцать пятая

Неплохо очень иметь три жены?!

Когда меня пригласили выступить на Седьмых социологических чтениях Академии социологии и управления с докладом по идеям «КАТАРСИСа-2», я согласился немедленно — приятно бесплатно провести пять дней в пансионате, утонувшем в заснеженных лесах Подмосковья, а главное, предоставлялся случай в частных беседах узнать об управлении исполнителями то, что широкой публике знать не полагается и потому в «свободную печать» проникнуть не может.

И действительно, на этих чтениях я среди прочих познакомился с И.Г.Громовым, генералом, доктором психологических наук, который в брежневские времена — причём ещё в 60-е годы! — был введён в Комитет, организованный специально для разработки порядка введения в СССР взамен атеизма комплекса иерархорелигий!

Да-да! Ещё в 1960-е годы, в самом начале продолжительного правления Брежнева! Парадокс: ещё в 70-е одна часть иерархии за веру сажала (атеистическим лозунгам ещё надлежало висеть ширмами некоторое время!), как нас сейчас учат СМИ, желая всех отучить от веры в Бога, а другая уже десяток лет как разрабатывала порядок мероприятий, как незаметно подстроить так, чтобы толпа хлынула в храмы, фанатично веруя, что делает это по велению Святого Духа. До истерии веруя, что они не гипнабельное стадо, но, напротив, избранники Неба.

Чтобы построить всепланетную стаю, не отменить атеизм невозможно, поскольку он до недавнего времени был наиболее прибл`иженной к истинному христианству методологией. (Уточним: именно атеизм, а не клизма марксизма-ленинизма.) Лев Николаевич Толстой, живший, как и мы теперь, при госрелигии, говорил, что о Боге и Истине можно говорить только с атеистом — к сожалению, он не смог или не успел своё интуитивное прозрение обосновать так, чтобы и нам, жившим при госатеизме, это могло быть понятно. Атеизм (за неимением лучшего) обосновывает высвобождение из иерархии подавляющих «академиков»-богословов и тем открывает ум для Бога-Истины. По атеистической теории познания ищущий должен апеллировать к объективной реальности. В реальных же церквях апелляция идёт к авторитету. В конечном счёте это всегда пилатоненавистничество.

Комитет как координационный центр комплекса мероприятий по ещё большему одурачиванию толпарей не мог не быть организован, в те времена любое шевеление следовало «согласовывать» — другое дело, что без архивов неясна дата организации Комитета и местоположение бухгалтерии «конторы».

А если бы случай узнать о Комитете мне предоставлен не был? Предположим, генерала-профессора Громова, ныне пенсионера, ликвидировали бы? И остальных, владевших информацией о Комитете, тоже? Если бы архивы сожгли? Неужели в таком случае мыслящий современник лишается возможности постичь сущность происходящего?

Этот вопрос важен не только для честных историков (если таковые существуют среди «профессионалов»).

Если Комитета не было, то получается, что глава иерархии держателей партбилетов Брежнев был атеистом, отучавшим от веры «антихристом», а во времена Горбачёва толпы уверовавших сбивались в колонны желающих оплатить своё обрезание или крещение потому, что хором сделали личностный выбор? Тогда эти верующие — духовные богатыри, воплощение интеллекта и порядочности. А наша страна уже тогда вошла в царство справедливости и благородства.

А если вошли, то почему мы этого не заметили? Почему вспоминаем социализм как время нравственно несравнимо более чистое?

Невольно вспоминается единственный встреченный мной за пять лет работы в одном из институтов Академии наук СССР (конец 70-х — начало 80-х, конец брежневского периода) верующий в Бога человек. В Институте он работал сменным электриком, и мы с ним познакомились, когда он огромную заводскую упаковку украденных им электрических лампочек пытался продать мне за сотую часть их цены — всего за полстакана спирта. Жизнь его закончилась характерно: они с женой работали в разные смены и однажды она, вернувшись после дневной смены, обнаружила под подушкой забытые чужие женские колготки. Она устроила такой грандиозный скандал, что в ночную он напился больше обычного, пришёл домой, заснул, во сне его стошнило, и поскольку он лежал навзничь и был дома один, то и захлебнулся в собственной блевотине. Так вот, в Институте он был единственным, выражаясь языком православных, «глубоко верующим человеком», с православным крестиком ходил. Это сейчас все, не стесняясь, врут, что веровали всегда — на самом деле верующие были редкостью. Этот сменный электрик мне много рассказывал (исповедовался?) — например, про дружбу свою с попом и чем они там после церковной службы занимаются. Я тогда ещё только учился интересоваться людьми, мало что знал даже о недавнем прошлом, не знал даже того, что к 30-м годам XX века нательные православные крестики продолжали носить только «воры в законе» — потому рассказам удивлялся.

Можно, конечно, спорить о типичности этого примера, найдутся, безусловно, и такие, которые скажут, что он противоречит спускаемым на нас начальством теоретическим соображениям о возвышающей роли православия, но наблюдения за этим электриком — мой жизненный опыт, который, кстати, не только не расходится с опытом моих знакомых и, видимо, опытом десятков миллионов человек, но и со всем моим последующим личным опытом.

А вообще они постоянно, во все века, нам внушают: то, что мы видим — неправда. Правда то, что они нам скажут.

А если Комитет был, то действительным новокрестителем Руси являются не Горбачёв-Ельцин, а алкаш и жулик Брежнев, и именно его следует приравнивать к «святому» Владимиру Красное Солнышко (пилатоненавистнику). Правда, при этом получается, что постулируемое «духовное прозрение» толпы — не более чем ожидаемый результат пиаровских технологий.

Неужели о том, который из уничтожавших Россию алкашей должен быть причтён к святым для поклонения, мы можем узнать только из какой-то архивной бумажки?

А если нам предъявят бумажку с регистрационными пометками архива, в которой будет сказано, что целью Комитета было введение ваххабизма для русских, а православия — для чеченцев или китайцев? Нам что же — верить?

Ничего другого и не остаётся — если, конечно, мыслить в рамках тысячелетиями вдалбливаемой исполнителям «философии» бытового суверенитизма (в античные времена верховные правители Греции хотя и заставляли исполнителей верить в эту «философию», сами мыслили более реалистично, свидетельства о чём сохранились в античной философской литературе).

Но можно обойтись и без архивов. Для мыслящего на просторах теории жизни или хотя бы с точки зрения теории стаи истина открывается и при рассмотрении объектов, которые за стенами архивов не спрячешь. Наблюдение за которыми доступно каждому.

Рассмотрим некоторые из этих объектов.

С точки зрения формально-юридической, жён у меня было три. (Последняя, уже настоящая, слава Богу, со мной до сих пор.)

Первая, внучка главраввина довоенного Минска, — классическая «иудо-внутренница», вплоть до клептомании, для неё из овощного магазина стибрить хоть бы морковку — уже праздник.

Вторая, дочь бригадира сварщиков и алкоголика, стильная (стилей много, но «стильные» все одинаковы) — классическая «когорта» (быт во многом «внешнический», но в смысле подчинения — периферия «иудо-внутренничества», адвентистская церковь).

Третья, понятно, — воспетая в «КАТАРСИСах» В., представительница малочисленного и высокоценного мира биофилов-неугодников.

Три разных психотипа — три разных стержня мировосприятия, три разных системы ценностей.

Поскольку эта книга — как бы о Понтии Пилате, то и сам пятый прокуратор, и «Мастер…» будут теми мерилами, которыми все три жены будут поверяться.

Чистота исследования обеспечивается тем, что все три покинули школьную скамью прежде, чем в Министерстве образования было решено «Мастера…» уничтожать активней, введя в обязательную школьную программу под видом изучения великого романа его «иудо-внутренническую» трактовку.

Жена-«когорта» — классический элемент стада во всём. Помню, как она выгибалась и егозила рядом с одним трупорезчиком. Он работал в морге при спецбольнице по соседству, зарплата у него была ничтожная, инфляция её съедала, чаевых в тот период и тех почти не давали, но он не увольнялся. С особенным восторгом он рассказывал о вздувшихся полуразложившихся трупах, которые, прежде чем попасть к нему под нож (для удаления внутренностей), пролежали где-нибудь необнаруженными с месяц — в тепле. Воспоминания приводили его в невероятное возбуждение. Словом, некрофилию — в патологическом, узком, смысле этого слова — по нему изучать вполне было можно. Буквального прелюбодеяния с этим низкорослым тупицей у «когорты», видимо, не произошло — он был равнодушен ко всему, кроме своих полуразложившихся трупов и оформления визы для иммиграции в Австралию (я, кстати, немного подзаработал, переводя ему для этого документы; кстати, он тоже «когорта», татарин). Характерно, что она, не будучи ни неугодником, ни «внешником», к идее эмиграции из России должна была быть расположена, но именно от трупорезчика она «заразилась» любовью к Австралии. Во всяком случае, спустя и десять лет мечта её не изменилась — в Австралию! Несмотря на смены ею, буквальной копрофилкой, целого ряда «любовей».

Последующие свои «сексуальные» объекты, в некрофилическом отношении существенно более жухлые, стильная (стиль — трансформированный мундир?) «когорта» воспринимала много сдержанней — и признаки того, что она мне изменяет, уследить было уже сложнее. Впрочем, я не интересовался. Повторюсь, появившейся при трупорезчике мечты эмигрировать из России именно в Австралию новые «любови» не вытеснили. Впрочем, её «любови», скорее всего, были однотипны во всём, включая и мечты.

Так вот, реакция «когорты» на «Мастера…» напоминала реакцию снулой рыбы — кто бы перед ней, вялой, ни скакал, направление взгляда не меняется. Равнодушие к «Мастеру…» не от неумения читать — к патологическим текстам Достоевского она присасывалась прямо-таки сладострастно (кстати, уже после перехода из православия в протестантизм). Характерная деталь: подобно костяку наших знаменитых целителей-копрофилов, она стала завсегдатаем православных храмов задолго до повального «обращения» комсомольской массы.

С адвентистской иерархией, несмотря на грязные скандалы, совмещается, ей помогают и даже награждают — пилатоненавистница!

И последнее: это она «окрестила» меня мерзкой кличкой «Ал».

Воспетая в «КАТАРСИСах» В. — моя настоящая жена — воспринимала «Мастера…» совсем иначе. А именно с живым интересом исследователя.

С первого же прочтения:

— Маргарита была определена как скверная женщина;

— Воланд был опознан как сатана, зло в полном смысле этого слова (даже верную ему Маргариту «подставлял», пользовался ей и над ней издевался);

— Иешуа у мастера (но не у Булгакова!! сама заметила!) — вовсе не Христос, но на Него пародия(!);

— главный герой «Мастера…» — вовсе не мастер, а Иванушка Бездомный;

— роман Булгакова, да, замечателен, угадываются большие глубины, но очень уж почему-то зашифрован. (Справедливости ради следует заметить, что на вселенский крик: «Свободен!» — В. при первом прочтении не обратила внимания.)

Обратите внимание: оназналавсегда, что Пилат — замечательный человек и что Христос шёл к нему специально, ценой дополнительных страданий. Мысль о нём как об Авторе воспринята была легко.

В православную церковь ходила только под нажимом копрофилов-целителей, да и то крайне недолго. От иерархии адвентистов и прочих подобных иерархий дистанцировалась твёрдо.

Теперь о первой «супруге» (язык не поворачивается сказать—«жене»)—«иудо-внутреннице».

Её родовая биография поучительна — ибо отчётливо определила её вкусы. По линии матери — племянница майора-педераста, по линии отца — внучка главраввина города Минска (довоенного, когда в Белоруссии ещё жили сотни и сотни тысяч евреев). Раввин столь высокого ранга — это не просто знаток Талмуда, любитель цитатничества, обладатель хорошей памяти и искренно водимый «иудо-внутренничеством», это — яркий иерарх-некрофил, который, во-первых, смог спихнуть со своего пути на верх пирамиды власти всех конкурентов-евреев, а во-вторых, в главраввинской касте воспринимался как свой.

В Великую Отечественную главный раввин Минска немцами-«внешниками», понятно, был ликвидирован. А вот сын его — в 41-м году ему было девять лет — выжил, его с двоюродной сестрой пешком отправили вглубь России за несколько часов до прихода гитлеровцев. Исход евреев, считавших себя несовместимыми с супер «внешником» Гитлером (немцы тех лет — его отражение), начался 24-го, а к середине дня 25-го, то есть всего на четвёртый день вторжения, Минск немцами был уже полностью окружён. Решение об исходе, ввиду отсутствия времени, не могло быть плодом раздумий и вычисления выгоды — всё определяли подсознательные предпочтения и направленность психоэнергетических полей.

Уйти предпочли не более 10 % минских евреев; остальные 90 % заявили, что им уж лучше с немцами, чем с русскими. Иными словами, неугодники, если среди минских евреев они и были, не погибли, им милее русские, к ним и ушли, яркие «внутренники» тоже ушли, перебитыми же оказались жухлые.

О соотношении 10 к 90 мне в частной беседе сообщил русскоязычный писатель еврей Эдуард Аронович Шульман, сам до вторжения гитлеровцев минчанин. Ещё он мне сообщил, что итог Второй мировой войны — трагическая гибель «шести миллионов людей». Что же получается? Остальные десятки миллионов убитых белорусов, французов, финнов, поляков, словенцев, сербов, немцев, русских, надо понимать, нелюди? Как всегда, меня приняли за своего — и исповедали сокровенное.

Не подумайте, бить старику в морду я не стал, просто повернулся и ушёл. Куда мне, тупому гою, против человека! Но после этих его слов мне нетрудно было догадаться, что отнюдь не из любви к русским в тот памятный июнь покинула Минск его семья и вообще все они переселились в Москву и «одарили» нас теми плодами, на которые единственно и были способны.

В своих текстах Шульман учит «доброй» философии. Пишет о русских писателях, на свой вкус изъясняя мотивы их поступков и побуждая читателя действовать, исходя из тех же мотивов. А вообще, смысл жизни, по его русскоязычным текстам, — отправление потребностей. Интересно: концепция половинки ему активно не понравилась.

В детдоме, куда определили сына минского главраввина, внешнее еврейское влияние, видимо, отсутствовало, однако его последующая жизнь всё равно была психотипическим воспроизведением обстоятельств жизни отца.

После детдома, по окончании Университета, он пошёл по стезе научного работника. Самое волнующее воспоминание этой «супруги» о детстве: когда папа принёс первый гонорар, он, не снимая пальто, вошёл в комнату, сел прямо на пол, достал полученную пачку денег, подкинул и подставил голову под дождь червонцев («Мастер…» с падающими из-под потолка червонцами во время сеанса чёрной магии в Варьете тогда ещё не был опубликован! а для русских такое поведение, мягко выражаясь, более чем странно, во всяком случае, так было в те времена), потом деньги собрал и подкинул опять… и опять… и опять…

Что и говорить, сын главраввина тоже стал большим административным начальником, и б`ольшая часть набранных им подчинённых — евреи (до времени массовой эмиграции). Тем, кто при Брежневе не работал в Академии наук, одном из вожделеннейших мест Союза, расскажу: если в какой-нибудь лаборатории случайно уцелевший русский начинал сопротивляться попытке заменить его на очередного еврея-бездаря (оборотная сторона авторитетности — сниженный творческий потенциал, это закон, нравится он кому или нет), тут же начинались вопли об антисемитизме, Правах Человека, национальной исключительности, притеснениях; словом, эти пришельцы и в те недавние времена тоже нисколько не стеснялись.

Я не интересовался всемирной историей до своих лет тридцати, когда меня к её изучению подтолкнули. Понадобилось всего несколько лет, чтобы понять, что все существующие учебные курсы истории — искажение мира в угоду господствующей стае. Многодельная иллюстрация одурачивающей концепции жизни. «На дурака… наврёшь, и делай с ним, что хошь».

Откуда же тогда черпать познание о прошлом?

Вот и оказалось, что только из мемуаров — по некоторым упоминаемым бытовым деталям. Теперь считаю мемуары самым честным видом литературы. Потому и привожу в «КАТАРСИСе» преимущественно те «детали», которые видел лично.

Да, чуть не забыл: сын главраввина был парторгом Института. (Напомним, Маркс — внук двух раввинов.)

Итак, потомственный главраввин — не исключение из общего правила, не просто должность одного из предков, но, в силу высокой некрофиличности носителя этой должности, это воспроизведение в потомках предка по механизму родовой памяти.

Должность «главраввина» может называться как угодно, он всё равно будет авторитетом и будет действовать в составе своей «иудо-внутреннической» субстаи (пусть бессознательно). Высшая цель — расширение «иудо-внутреннической» стаи до всепланетной (в противовес национальным интересам матричного народа, на землях которого «главраввин» проживает).

А ещё, и это самое главное, высокое положение отца первой «супруги» в правящей иерархии указывает на психологический тип правящей партии того времени. В брежневские времена партократия, в противоположность сталинской, уже была «иудо-внутреннической» (дополнительные доказательства ниже). Подпольный торговец бриллиантами Брежнев («внутренник»), добытчик пяти золотых звёзд, золотого оружия, муж жены-еврейки и т. п. не был психологической противоположностью партии, а тем более парторгов крупных организаций. Здесь один из ключей к постижению психологически достоверной истории России XX века.

Пороки, которые женщина, выбирая себе мужчину, предпочитает, характеризуют не лично её, а активизированную часть её родовой памяти — те же вкусы пришпоривали и её мать, и мать её матери… Повторяться о вкусах внучки главраввина не буду — вся эта ошарашивающая мерзость копрофилии (копро — испражнения; филео — любить) описана в «КАТАРСИСе-1» в главе «Характерная деталь», там я, правда, ещё сам до конца не понимал, какой психотип описывал. (Да и на том уровне было не важно, яркие «когорты» — такие же копрофилки.)

Если говорить о её предпочтениях в искусстве, то список очевиден: КСП с Окуджавой во главе, Стругацкие, Ильфы-Петровы и прочие всякие разные Галичи, Малевичи, Макаревичи с Вайнерами. Какой там Толстой — что вы!

Жадна внучка главраввина была настолько, что она среди нееврейской части родни была притчей во языцех. Говорили про неё так: если она на что глаз положила, то лучше отдать: всё равно сопрёт. Или снимет — с трупа. Краденые в овощном морковки — пустяк, позднее операции, конечно, укрупнились.

Короче говоря, в мать-бессребреницу («когорта»?), несмотря на силу некрополя линии, давшей майора-педераста (по тем временам — экзотика), она характером не пошла. Она и внешне на мать (русскую?) не была похожа, а скорее на ту женщину, которую, предав и бросив жену, выбрал отец — такое же общее ощущение постоянной нечистоты.

Хотя я эту женщину видел множество раз, знаю только две детали, её характеризующие:

— еврейка;

— с мужем, вступив в связь с «главраввином», так и не развелась (или развелась спустя много лет, уже после того, как я эту среду оставил, вернее, меня из неё выставили).

Словом, в случае с первой женой ничего нового и подчиняется общему правилу: в стадном потомстве из ближайших предков воспроизводится психотип того, у кого наиболее сильное некрополе.

Моя первая «супруга» не была даже полурусской — что закономерно.

Вообще, в русской народной мудрости: «еврейская кровь не растворяется» — нет ничего мистического. Точно также «нерастворимы» и другие особо некрофиличные крови. Пример: в семье Льва Толстого все дети пошли в копрофилку Софью Андреевну. Она — немецких кровей. Закономерно, что почти все её дети очистили от себя Россию и осели преимущественно в Западной Европе.

«Не растворяется» вообще всякий «авторитет», поскольку источник авторитетности всякого рода — в суммарном весе совершённых преступлений — включая извлечённые из родовой памяти.

Впрочем, в заблуждение относительно строгой направленности вкусов внучки главраввина мог ввести такой факт: в ряд авторов-евреев, от которых она единственно и торчала, таки затесался русский — Михаил Булгаков!

«Мастер…» (вернее, «мастерские» его главы) был для неё абсолютнейшим идолом: десятки перепрочтений, наизусть заучивала целые абзацы, охи, вздохи и восклицания.

Система оценок была следующая:

— Маргарита прекрасна сама по себе, она — личность, любовь её прекрасна, и всё, что она делает, — замечательно;

— шлюхи с великого бала сатаны — нормальные, обычные женщины, но в необычных обстоятельствах, плод воздействия общества; а вообще-то всё это кайф само по себе;

— Иешуа Га-Ноцри — то, что надо, авторская (Булгакова) интерпретация легенд;

— в Распятии виновен Пилат;

— мастер — главный герой всего «Мастера…» и верх совершенства, свой;

— сцена в Варьете с дождём из червонцев — блеск; глумление с использованием золотой подковки с бриллиантами — великолепно, доллары в сортире — кайф.

Стоит ли говорить, что последние главы со «Свободен!» ею были не приняты. Это даже проговаривалось: дескать, мутное какое-то завершение у «Мастера…», неправильное, можно-де не читать, наверно, просто не успел завершить, умер…

Думаю, ей была бы «понятна» следующая ныне распространённая оценка «Мастера…»:

Булгаков разделывается с представителями официальной позиции соединёнными силами дьявольщины, сатиры и мировых абсолютов (очевидное западничество романа резюмирует Азазелло: «Мне больше нравится Рим!»)…

А.К.Жолковский *. Блуждающие сны. М.: «Наука», 1994. С.161

* Автор в прошлом наш соотечественник, а ко времени издания «Блуждающих снов» — профессор Университета Южной Калифорнии, на средства этого учреждения и было осуществлено цитируемое издание — так написано на титульном листе. Получается, в этой кузнице американских исполнителей своё приобретение весьма ценят! Он там «в жилу». (А.М.)

Последние о внучке главраввина сведения пятнадцатилетней давности — стала православной. Основание для предположения — прикид мужа, уже в самом начале горбачёвского периода он рядился «а ля рюс», нестриженая борода, валенки и всё такое. Стать священником ему мог помешать возраст, а может, и не помешал. Судя по тому, что его дед был академиком, а отец спился, прадед его таки был священником, отсюда и валенки с нестриженой — то ли под еврейского цадика, то ли под православного священника— бородой.

Итак, расклад вкусов всех трёх жён с точки зрения теории стаи классический:

— стайная «иудо-внутренница» от «Мастера…» откровенно «торчала», «внешник» Достоевский был ей безразличен, Толстой тоже (вряд ли она знала, что Толстой многократно повторял, что евреи развращают русский народ — её неприятие Толстого на уровне духа), пилатоненавистница;

— стайная «когорта» «торчала» только от Достоевского, «Мастер…» — безразличен; Толстой — тоже; читая мой рассказ о двух монахах*, от которого В. рыдала, она заснула на второй или третьей странице, пилатоненавистница;

* «Иаков и Марк». (В кн.: А.Меняйлов. При попытке к бегству. Тула: ХАСО. 1994.) (Примеч. ред.)

— неугодница же с торчками, понятно, не совпадает — КСП и Достоевский безразличны, зато интересен Толстой; «Мастера…» она, если до конца и не поняла, то верно определила его светоносность; Пилат Евангелия для неё—свой, вывод сделан независимо от меня.

Из одних только этих оценок можно оценить «Мастера…» — произведение это или «внутреннически»-неугодническое, или по сути неугодническое, а под «внутренническое» лишь замаскированное. Или изживаемое к концу жизни «внутренничество» начального периода работы не было вымарано — намеренно.

Чтобы оно стало знаковым с началом«внутреннического» периода в России.

Следовательно, когда эта эпоха началась, можно определить по времени публикации романа.

Судя по тому, что «Мастер…» был опубликован в 1966–1967 годах в журнале «Москва» и на редакционную подготовку рукописи по нормам тех лет требовалось больше года, то «внутренническая» эпоха началась несколько ранее закулисного «брежневского» переворота 1964 года, когда был смещён Хрущёв. Никита Сергеевич, похоже, «когорта» — отсюда и его «и нашим, и вашим»: со Сталиным совмещался, а после его смерти служил «иудо-внутренничеству». Но, как и положено «когорте», не с таким рвением, как какой-нибудь «иудо-внутренник» — за что и пал жертвой «иудо-внутреннического» переворота.

Несмотря на то, что русский народ преимущественно «внешнический» (русских в России более 85 % населения), в инструкциях для училок Министерства образования «Мастер…» предстаёт в отвязно «иудо-внутренническом» толковании.

Обратите внимание на последовательность событий: не сначала оценка иерархии Министерства образования, а уж затем повторение их внучкой босс-раввина, но сначала оценка внучкой и их средой, а уж затем, спустя десятилетия, — российским Министерством образования. Но это результат не заговора, а проявление обычного стайного процесса. После гитлер-сталинского периода начался «иудо-внутреннический» через хрущёвский полутон.

Кто спорит, при «внешнике» Сталине «Мастера…», действительно, не печатали. Но не по той причине, как сейчас нам внушают «иудо-внутреннические» СМИ, что было якобы на сей счёт «мнение свыше», нечто вроде приказа — с печатью, — запрещающего публикацию, и приказ этот якобы противоречил воле и вкусам народа-толпы.

Историческая правда в том, что Булгакова травили не сверху, а снизу (не нэпманы, те ценили), — об этом осталось достаточно много мемуаров. Собирались собрания, причём отнюдь не по формальному приказу свыше, а по «велению души» — и глумились. Булгаков был выходцем из «внутреннической» семьи: с подачи вдовы Булгакова-отца, его коллеги по киевской духовной академии изготовили фальшивую бумагу, которая позволила вдове безосновательно получать громадную по тем временам пенсию — три тысячи рублей. Понятно, что среди коллег-жуликов Булгаков-отец не был случайным человеком — так что неудивительно, что плотской М.Булгаков писал в угоду нэпманам. Население же России, уставшее от троцкистского «иудо-внутренничества», повторимся, было «когорто»-«внешническим». Отсюда и неприятие Булгакова, который был известен выступавшим не лично, а по своим пьесам-пустышкам для нэпманов.

Но потом, в конце 20-х, Булгаков начал работать над «Мастером…». Это уже другой период, вершина развития которого — конец 30-х. И вот в этот-то период Сталин, а факты вещь упрямая, ершистого (восприятие не произведений, а поведения, ни за какие деньги не соглашался писать убогие в художественном отношении агитки) Михаила Булгакова защищал. Защищал не Булгакова-«внутренника», а Булгакова-неугодника.

Кстати, уж если при ком из правителей XX века индивидуальность России преследовалась менее всего, так это при Сталине. Вспомним те же одобряемые русским народом расстрелы предателей родины и пособников Гитлера, уничтожение которых так возмущает нынешних демократов-правоборцев, авторов разграбления России и геноцида русского народа. И то, что Сталин, которого тошнило от окружавших его толп подхалимов, порой ограждал не холуйствующего Булгакова от травли, естественно, и говорит о чувстве собственного достоинства Иосифа Виссарионовича. (Здесь нет никакого воспевания Сталина, он был всего лишь субвождь-«внешник», грандиозные потери в Великую Отечественную во многом на его совести, другое дело, что на фоне пришедших ему на смену «иудо-внутренников» Сталин теперь воспринимается почти как ангел с небес, и о таком правителе уничтожаемому русскому народу остаётся только мечтать.)

Итак, Булгаков работал над «Мастером…» в эпоху ренессанса «внешничества». К власти с одобрения уставших от «нэпманов» народов пришли бессребреники Сталин и Гитлер. Любителя дворцов Троцкого выслали и со временем даже проломили голову ледорубом. И даже в психологически вполне однородной Америке «иудо-внутренническая» иерархия была деструктурирована (в истории осталось достаточно туповатое обозначение этого феномена—«Великая депрессия»).

Заметный тираж любой книге обеспечивают вовсе не счастливые обладатели критического мышления, их мало, а во все времена только исполнители. Для популярности необходима или броская реклама (к примеру, босиком ходить из Москвы в поместье под Тулой, будучи состоятельным графом), или психологическое с толпой тождество. Автору без хотя бы имитации с толпой совместимости к печатному станку не прорваться.

Иными словами, во времена Гитлера—Сталина читать вещь, от которой «торчат» преимущественно «внутренники», было почти некому! Именно в психоэнергетике времени (типе сверхвождя) разгадка того, почему Булгаков главный свой роман не только серьёзно не рассчитывал опубликовать в России, во всяком случае, при жизни, но и не пытался опубликовать его ни в Европе, ни в Америке. Не тот тип планетарного сверхвождя! Не те, соответственно, и вкусы оплачивающей работу печатного станка толпы.

Но Булгаков работал изо всех сил, правил «Мастера…», даже находясь при смерти, расплачиваясь усилением и без того мучительных головных болей. Работу над «Мастером…» Булгаков явно воспринимал как талант, если угодно, святой крест — и мужественно его нёс, получая от этого, несмотря ни на что, наивысшее удовольствие. То, что он биологически не доживёт до «внутреннической» эпохи в России, больной Булгаков знал. Как знал и то, что очередной волны «внутренничества» России не миновать — как бы неугодникам и «внешникам» ни хотелось её избежать.

А как же театральная популярность Булгакова? Она что же, не могла повлиять на печатный станок? Одно дело пьеса-зрелище: пришёл в театр, посидел в толпе, если и есть какая в постановке мысль, то её освоил не сам, а тебе её «освоили», совсем же другое дело — книга, умение наслаждаться процессом самостоятельной исследовательской работы. Театр — это отнюдь не место постижения Истины, следовательно театралы-нэпманы разойтись тиражу «Мастера…» не помогли бы.

Поздний Булгаков, выйдя в «Мастере…» за пределы мировоззрения «мастерского» романа (а «новозаветная» часть романа была написана в самом начале работы над «Мастером…» и за двенадцать лет практически не изменилась), работал на будущее, до которого, как он знал, ему было не дожить. И это будущее, наша сегодняшняя «иудо-внутренническая» действительность, ему, который возвысился до любви к России и Понтию Пилату, то есть смог интуитивно нащупать в субъевангелиях Путь (почему «нащупать» и почему он неизвестен так называемым верующим — в главе «Священная земля Болграда»), вряд ли бы понравилось.

Представители разных психологических типов по-разному оценивают «Мастера…», и потому события вокруг «Мастера…», восприятие романа и время, когда власть предержащие начинают манипулировать с его помощью толпой — один из замечательных инструментов постижения психоэнергетического аспекта жизни на нашей планете вообще и уяснения психологически достоверной истории России XX века в частности.

Повторимся, «Мастер…» был опубликован в 1966–1967 годах.

Правда жизни состоит в том, что в любую эпоху властители «помойкой» своего подсознания обречены на дурацкий труд по сколачиванию из исполнителей иерархий, потому оплачиваемая ими одурачивающая пропаганда вечна.

Толпе исполнителей это в удовольствие, их отец — отец лжи, немногочисленные же неугодники хотят знать реальные закономерности жизни.

Для осмысления происходящего неугоднику вовсе не обязательно вести «под венец» внучку главраввина, фанатично упивающуюся обрезанным её субстаей «Мастером…». Достаточно настроить точность критического взгляда наблюдением за любой яркой «иудо-внутренницей», вкупе, разумеется, с яркой «внешницей» («когорта» менее контрастна, хотя и необходима тоже) и неугодницей (для этого, правда, интересующемуся необходимо быть неугодником, а не хулиганом или анархистом, иначе за неугодника он примет всего-навсего себе подобного «внешника»). Размышление над совокупностью вкусов, предпочтений и поступков выделенных трёх типов, над биографиями их предков легко откроет смысл происходящего вокруг нас. Вызовите кого угодно на воспоминания о предках — и вы по повторяющимся в их жизни неадекватностям легко убедитесь в существовании родовой памяти. Опросите побольше людей разных национальностей — и вы легко распознаете особенности национальных характеров. Присматривайтесь к людям — правда неугоднику откроется.

Женщины, в силу, по сравнению с мужчинами, повышенной гипнабельности, — удобнейший объект наблюдения, почти такой же удобный, как высшие начальники. Но на высших начальниках не разженишься и к их быту и тайнам не всегда подступишься. Женитьбы-разводы, конечно, очень дорогостоящий способ, кто спорит, но, с другой стороны, самый эффективный. Споры годами, ссоры вплоть до потасовок приводят к познанию о невозможности повлиять на исполнителя словами. Исполнители меняются — но только с «духом времени» и почти все разом, но вне «духа времени» ничто на исполнителя повлиять не может. Это, пожалуй, главный полезный для осмысления устройства Мироздания вывод, который можно вынести из брака.

А если всё это усилить постижением Пилата!.. И поразмышлять над его судьбой при жизни и участью его не понимающих!

Могут, конечно, возразить, что автору «КАТАРСИСа» всё время бывает предоставлен случай наблюдать какие-то особенно сочные примеры. Действительно, взять хотя бы моего непосредственного начальника на работе. Оба его деда в Великую Отечественную были профессиональными военными, один был лётчиком, а другой — командиром подводной лодки. Лётчик ничем особенным не отличился, был как все, подводник тоже. В 1941-м его лодка охраняла вход в Севастопольскую бухту. В день его гибели не было ни немецких кораблей, ни авиационных налётов, но вдруг с лодки приходит радиограмма: «Погибаем, но не сдаёмся». Открывают кингстоны, или как это у них называется, — и топятся. Не спасся никто.

Обстоятельства известны потому, что всё это происходило у самой базы, а там у утопившихся были семьи, жёны, дети, они, понятно, между собой сообщались, и потому содержание даже особо секретных радиограмм для членов семей тайной не было. Понятно, что этот случай, классический для теории стаи, в официальных документах был отображён, так скажем, несколько иначе. Можно, конечно, поговорить о том, что прямое отображение происшедшего грозило многим и офицерам, и политотдельцам базы расстрелом за преступно-халатную работу с кадрами (согласно распространённому в те годы варианту суверенитизма, происшедшее самоутопление могли объяснить только происками внедрившихся вражеских шпионов), а вдовам и сиротам утопившихся грозило лишением пенсий (как минимум). Поэтому, наверняка, в документах был изображён или победный бой с тремя вражескими эсминцами, или внезапный налёт эскадрильи самолётов, или ещё что-нибудь в этом роде (если верить донесениям лета 1941 года, наши войска уничтожили армию вторжения Гитлера несколько раз). Жёны получили пенсии, а командиры — ордена. Но дело, конечно, не в инстинкте самосохранения командиров и их заботе о вдовах и сиротах. Искажение действительности — единственно возможный способ существования в иерархии-стае.

А что сын и внук командира этой подлодки? Ведь индивид если и интересен, то только как представитель рода-стаи, которая постигается при анализе её поведения в разных психоэнергетических обстоятельствах.

Сын — замдиректора среднего предприятия, по численности как раз соответствующего численности команды подводной лодки. Я его видел.

Внук, как и оба его деда, получил высшее техническое образование, не читает никаких книг, главный инженер средней по размерам фирмы. Даже спустя год после смещения Ельцина был глубоко убеждён, что сделанное с Россией демократами — для страны и населения благо. Считает это своё мнение взвешенным, обоснованным и объективным. Гордится своей, по его мнению, негипнабельностью. Ныне поёт в протестантском церковном хоре. Раньше много пил. Культурист. Брился наголо до тех пор, пока хозяин фирмы не оштрафовал его за это на крупную сумму.

Его жена курит и выпивает. Он фотографирует свой пенис и дарит фото её подругам. Они выражают полный восторг. Сообщает, что у него было двести женщин и все они с ним сочно оргазмировали.

Сразу вспоминается телеинтервью извращенца, который с помощью гормонов вырастил себе женские груди, но с мужским «достоинством» расставаться не стал. Он(а) меняет любовников примерно раз в четыре месяца, потому что это тот срок, через который очередной любовник замечал у «любовницы» мужское «достоинство», скажем, если «он(а)», подмываясь, забывал(а) запереть дверь ванной. Нет, они занимались не минетом и не анальными изысками, просто, как сообщает извращенец, «я делала всё, как положено». Думаю, любовники до своего рокового открытия в ванной не сомневались, что «любовница» с ними сочно оргазмирует. Что ж, теперь демократическое телевидение всех «мартышек» научило, как в своей постели надеются обслужиться медиамагнаты (вождистская верхушка). И вся женская субстая равно делает «как надо». Одно из следствий появления телевидения: новые поколения утратили ещё один способ сбора материала для постижения устройства жизни. Впрочем, от этого они должны быть в восторге.

Пример с потомком утопившего подводную лодку красного командира неординарен, не так уж и много было подлодок, но всякому действительно ищущему, убеждён, будет предоставлен случай познакомиться с не менее ярким. Надо всего лишь интересоваться людьми и не забыть спросить, кем были их деды.

Возможность близко понаблюдать именно за внучкой главраввина (иерархией главраввината) — опыт в брачном отношении хоть и отрицательный, но для постижения скрытых пружин, приводящих в движения несчастия, периодически обрушивающиеся на Россию, весьма ценный.

Она—«иудо-внутренница», что очень важно, в наичистейшем с точки зрения изучения феноменов родовой памяти виде: навыки «павловских собачек», казалось бы, должны быть отсечены годами, проведёнными её отцом в детдоме и в высшем учебном заведении с советскими «интернациональными» порядками, и формально бессребреническими ценностями. Все её с папашей вкусы — плод не воспитания, но прежде всего родовой памяти! Той самой родовой памяти, на отрицание которой властители всегда тратили громадные средства и привлекали целые армии пропагандистов, журналистов, писателей и так далее.

Словом, вполне возможно, что моя первая «супруга» — один из наисочнейших объектов изучения «иудо-внутренничества» и тайн раввината за всю историю если не всего человечества, то, во всяком случае, нашей страны. Не евреев, а именно главраввината, того слоя, который работает над доведением прежде всего самой еврейской массы до состояния Безотказного Исполнителя.

То, что высший раввинат не совсем евреи (и потому еврейскую массу должны презирать, а та их страстно любить и слушаться), мыслители догадывались давно (тот же Зигмунд Фрейд, например), но лишь не так давно эта догадка была подтверждена генетическими исследованиями крови главраввинов из разных частей света — у них, даже из разошедшихся многие сотни лет назад ветвей, гораздо больше друг с другом общих генов, чем с их паствой.

Итак, «авторитет», как только что было показано, им и остаётся в потомках, даже при воспитании вне семьи и синагог, — и оказывается у власти: парторгом ли, лидером ли «перестроечной» партии — без разницы. Сохраняется и принадлежность к психотипу—«иудо-внутренник», «внешник» или иное.

И наоборот, по вкусам и неадекватностям выбранного для изучения индивида можно выявить его истинного предка. Выявление же истинного (невротического, а не паспортного!!!) предка государственного лидера позволяет увидеть нашу историю не как хаос событий, а как строго закономерное, логичное, легко осмысливаемое действо.

Тысячу лет назад в Киеве была произведена первая попытка насильственного введения пилатоненавистничества для поголовного исповедания — князем Владимиром (в официозе—«Красное Солнышко»). Нынешние новообращённые из госатеизма в госхристианство училки, которые вдруг хором «вспомнили», что они никогда не отрицали существования Бога и даже исступлённо в Него веровали, о «просветляющем» для нас значении «благодеяний» «равноапостольного» Владимира начинают внушать нашим детям уже в первых классах. Дескать, он, потомок истинно русских князей, именно из благородных побуждений поправ древнюю веру русичей, угрозами убийства загнал свой народ в Днепр принимать крещение — и тем нас, русских, пам `аешь, осчастливил. Благодетель. Святой. Равноапостольный. Водимый не иначе как Святым Духом…

А что на самом деле?

Начнём с важнейшей характеристики человека. Кем был вождь Владимир—«внутренником» или «внешником»?

В лишённой психологической достоверности исторической иерархонауке о князе Владимире финансируется следующее мнение: он был славянином, генетическим сыном своего отца.

Правда, есть и другие историки, которые утверждают, что князь Владимир был полуеврей по крови, жид по сути, отсюда и вся его антирусская реформаторская деятельность, — но их голоса мало слышимы, сами понимаете почему.

Можно представить, как вторым трудно спорить с первыми: чуть что, из-за угла всегда может быть вброшен очередной академик, который сообщит, что существует закрытый архив (царский, президентский, гетманский и т. п.), в который кроме него, умнейшего и честнейшего мыслителя, — а вот и справка с печатью есть! власти выдали! — никого не допускают, и он там видел бумагу, в которой написано… и т. п. К тому же он, академик, пользуется услугами другого академика, филолога, который на основании одной буквы в состоянии определить смысл слов из известной летописи и, соответственно, событий. Короче, построились и слушаем внимательно: князь Владимир — славянин, сын номинального отца (а иначе дети и не рождаются!), радетель о независимости русской земли, свободной русской душе, ибо свободным делает Истина, Истина же есть то, что приемлет душа нынешнего верховного властителя.

А между тем для критического ума разрешение спора об истинном происхождении Владимира возможно. Достаточно лишь провести экспертизу концепций на психологическую достоверность. Понятно, адепты господствующих исторических взглядов боятся психологических знаний как чёрт ладана, ну да это их трудности.

Согласно официозу, номинальный отец Владимира — Святослав. Дед — Игорь. Прадед — Рюрик. Правитель между Рюриком и Игорем — Хельга (Олег).

Святослав — классический «внешник», всё с дружиной, в сражениях, в 965-м «иудо-внутренников» в столице Иудо-Хазарии Итиле перерезал вчистую (следовательно, маловероятно, что он «когорта» и «внутренник»), его волновали вопросы чести, дома бывал урывками. Олег с Игорем ведь тоже, по официозу, явно «внешники» (на самом деле, «когорта», и Святославу-«внешнику» не предки, но об этом ниже).

Итак, если князь Владимир был сыном своего отца, то должен быть воином, «внешником». А если он был «иудо-внутренником», то стоит плюнуть на внушения господствующей фракции историков. И попытаться понять, кто был донором той родовой памяти, которая «наградила» Русь правителем-«внутренником».

О князе Владимире достоверных сведений сохранилось мало, но почему-то всё, что сохранилось, говорит о его «внутренничестве»:

— из всех вер Владимир решил навязать русским «внутренническую», она ему, видимо, понравилась;

— пытаясь уничтожить русские традиции, Владимир дважды насильно вводил золото как «знак могущества» — сначала при языческой реформе, когда было введено поклонение идолам (в центре был Перун, не русское, но скандинавское божество, завезённое «когортой» Игорем), и потом — при введении греческого православия;

— в воинской доблести Владимир замечен не был, зато активно морочил подданным головы, считал это важным, морочанье головы у него получалось (!), и т. п.

Поклонение золоту — вернейший признак «внутренничества». Вспомним пример противоположный: Гитлера и гитлеровцев. Исполнители сдавали золотые обручальные кольца на нужды рейха и взамен получали железные. Словесная формула при этом была примерно следующая: «Отдавая золото, обретаю честь».

Золото на идолах в первую религиозную реформу (языческую, со скандинавским Перуном в центре) и золото в богослужебной практике во вторую — очень серьёзный признак.

Так что оставим формулы внушений о чистопородном славянстве князя Владимира для академиков и водимых ими идиотов. И те, и другие произрастают на навозе подхалимства. Пилатоненавистничество, бесталанность — их удел, доля и участь.

Но с чего бы это князь Владимир вдруг «внутренник»?

Путей «становления» всего два:

— через наследуемые психоэнергетические травмы, — через психотравмы от прижизненных преступлений.

Прижизненное преступление возможно, например, следующее: Вовочка ещё в детстве был введён в банду банкиров, через пьянство попал в болезненную психоэнергетическую зависимость от главаря-вора, и они все вместе обирали даже старух, обманом вынуждая их отдавать последние, скажем, на похороны, сбережения (на манер Ельцина, явного «иудо-внутренника»). С возрастом Вовочка остановиться не смог, сам стал ростовщиком, жульничал, и вскоре и вовсе стал для итильских «иудо-внутренников» совсем своим, «равноапостольным».

Вообще, тема болезненных зависимостей князя Владимира в летописях не отражена, хотя нет таких начальников, которые бы не были чьими-либо психоэнергетическими рабами и не являли прошлое своих предков в каких-нибудь невротических мерзостях. Но внешними влияниями не оправдаться, они подбираются «по душе».

Путей же «генетического» проникновения «внутреннического» подсознания на престол — уйма.