Заводной апельсин

Заводной апельсин

Энтони Берджесс объяснял название своего романа «Заводной апельсин» следующим образом: «Я ставил своей целью применить механистическую этику к живому организму, пропитанному соком и сладостью». Благодаря серии открытий, теперь мы можем идентифицировать части нашего морального «часового механизма», которые заставляют его идти, и узнать, что случается, когда пружинка или винтик ослабевает. Наконец, мы непосредственно переходим к обсуждению вопроса: имеет ли моральная способность, подобно речи, орган, который был бы специально предназначен, чтобы решать проблемы добра и зла? И, как при анализе мозговых механизмов речи, задача здесь заключаются не в том, чтобы обнаружить конкретные центры головного мозга, которые отличаются такой же обособленностью, как сердце или печень. Скорее задача состоит в том, чтобы обнаружить мозговую систему, которая специализируется, во-первых, на опознании конкретных проблем как морально релевантных и, во-вторых, на порождении соответствующих им решений. Если есть моральный орган, то признаки его существования должны быть столь же очевидны, как признаки работы сердца, снабжающего кровью все уголки нашего тела. И если этот орган существует, то его патологии могут быть столь же актуальными, как и патологии других систем организма. Если нарушения в работе сердца могут привести человека к гибели, дисфункция морального органа может привести к действиям, которые запрещаются местными культурными нормами, как, впрочем, и бездействие в ситуациях, где мораль требует действия.

В дальнейшем изложении я преследую две цели. Во-первых, я хочу точно определить области мозга, которые, как мне кажется, непосредственно вовлечены в процесс порождения моральных суждений, основаны ли они на кантианском рассуждении, на юманианском эмоциональном переживании, на ролзианской грамматике действия или на некоторой комбинации вышеупомянутых функций. Во-вторых, я хочу оценить, насколько специфичны компоненты этой системы. Другими словами, если какие-то составляющие этой системы вовлечены в работу с моральными суждениями, ограничиваются ли этим все их функции? Например, если есть грамматика действия, то должен быть специальный компонент, отвечающий за анализ событий и выявление нравственно релевантных причин, действий и последствий.

Однако, возможно, что эта мозговая система не столь специфична и ее функции не ограничиваются сферой морали. Другими словами, та же самая система, которая позволяет многим из нас квалифицировать американские военные злодеяния в Абу-Грейбе как нравственно запрещенные, может использоваться в тех случаях, когда мы наслаждаемся прекрасными арабесками в балете или эффектными ударами в боксерском матче. Каким-то образом мозг, конечно, оценивает моральную релевантность военных действий, но не рассматривает в этом контексте балет или бокс, несмотря на то что бокс может повлечь за собой увечья.

Позвольте начать с исследования, использующего методику визуализации мозговой активности. Хотя это отнюдь не первое исследование такого рода, оно позволяет обсуждать взаимосвязь Между мозговой активацией и некоторыми из моральных дилемм, обсуждавшихся в предыдущих разделах книги. Специалист в области философии и когнитивных наук Джошуа Грин анализировал активность мозга испытуемых в процессе чтения дилемм. Набор дилемм включал различные варианты с трамвайным вагоном, описание эпизода из фильма о выборе Софи и сюжет, в котором предлагалось удалить органы у здорового человека, чтобы спасти пятерых пациентов[230].

Грин исходил из предположения о том, что в основе наших моральных суждений лежит нечто большее, чем произвольное размышление. Подобно Хайдту и другим, склоняющимся к признанию моральной интуиции, Грин планировал эксперименты, позволявшие исследовать относительные вклады эмоций и размышлений в наши моральные суждения. В сущности, Грин надеялся увидеть создания Канта и Юма «в действии», возможно, с различными вкладами, в зависимости от сценария[231]. И, как я полагаю, ему, несомненно, надо было также активизировать существо Ролза, поскольку никакое моральное суждение невозможно без определенной оценки причин и последствий действия.

Нейровизуализация представляет наилучший и наиболее полезный метод исследования, когда в эксперименте сравниваются конкурирующие психологические теории, например, одна — предлагающая унитарный механизм, другая — предлагающая множественные механизмы. Если вы — создание Канта, то думаете, что ключевой процесс, лежащий в основе морального суждения, преднамеренное неторопливое рассуждение, основанное на ясно и четко сформулированных принципах. Следовательно, области головного мозга, вовлеченные в такое рассуждение, относятся они к этике или нет, должны не только включиться, но иметь большую активность по сравнению с другими областями головного мозга. Если вы — создание Юма, то думаете, что только эмоции играют роль в моральных суждениях, и, таким образом, должна включиться система, лежащая в основе порождения и восприятия эмоций. Есть, конечно, много других возможностей, в том числе та, которую предпочитает Грин. Создания Канта и Юма относительно равноправны, но при этом иногда они гармонично сосуществуют, а иногда конфликтуют. Когда они противостоят друг другу, некий процесс должен разрешить этот конфликт, обеспечивая психологическую разрядку.

В поведении испытуемых удалось выявить отличительные психологические признаки, характерные для каждой категории дилемм. При чтении моральной дилеммы — сюжета, в котором Фрэнк сталкивает крупного мужчину на рельсы перед вагоном, — испытуемые размышляли относительно долго в том случае, если они расценивали это действие как допустимое. Если же они оценивали это действие как запрещенное, то, за редкими исключениями, отвечали быстро. Вспомните, что большинство людей думает, что это действие неоправдано для Фрэнка. Нельзя сталкивать мужчину на рельсы перед вагоном, даже чтобы спасти пятерых, оказавшихся на пути этого вагона. Таким образом, оценка времени реакции дает основание считать следующее. Если вы идете против общего мнения и судите его действие как допустимое, вам требуется время. Оно нужно, чтобы обосновать свое убеждение в пользу решения Фрэнка, готового сбросить человека под колеса вагона. Это ваше завершенное личное переживание. Подтверждением позиции существа Юма служат результаты анализа продолжительности временного интервала, который требовался испытуемым для подготовки ответа. Если проанализировать все случаи, в которых испытуемые предлагали «допустимые» суждения, то оказывается, что они тратили почти семь секунд, продумывая ответ на морально релевантные сюжеты. Значительно меньше времени — четыре-пять секунд — они тратили, чтобы сформулировать ответы на сюжеты нейтральные и лишенные морального аспекта. Этот факт дает основание предполагать, что без вмешательства юманианских влияний испытуемые отвечали бы на морально значимые и нейтральные сюжеты с равной скоростью. Как считает Грин, увеличение времени на обдумывание сюжетов, имеющих моральные аспекты, происходит в результате возникновения напряженности между юманианским и кантианским «голосами».

Что происходит в мозге каждого испытуемого, когда он оценивает ситуации? При чтении морально релевантных сюжетов сканирование мозга обнаруживает существенную активацию в областях, кардинально вовлеченных в эмоциональную оценку.

Процесс, который начинается в лобных областях мозга, быстро распространяется в направлении лимбической системы. (Он охватывает среднюю лобную извилину, заднюю цингулярную и угловую извилины.) Интересные результаты были получены, когда испытуемые анализировали морально релевантные сюжеты, в которых последствия имели прагматический характер (максимальное увеличение пользы; спасение пятерых лучше, чем спасение одного). При чтении такого сюжета испытуемые оказывались в прямом конфликте с требованиями морали, которые предположительно несут эмоциональную нагрузку (не вредите другим! не толкайте человека на рельсы!), и этот конфликт, или напряжение, непосредственно отражался на активности передней цингулярной извилины.

В целом ряде экспериментов показано, что эта область головного мозга активизируется, когда испытуемые переживают конфликт выбора, связанный с наличием разных вариантов действий. Классическим примером служат задачи Струпа, в которых испытуемые должны читать слова, называющие какой-либо цвет, но слова эти напечатаны разным цветом, и это расхождение создает для испытуемых определенные трудности. Например, если слово «красный» напечатано зеленым цветом, то прочитать его труднее, чем в том случае, когда это слово напечатано красным цветом. Предполагается, что эти затруднения возникают в результате несоответствия между физическим свойством — цветом и лексическим значением слова. В дилемме про Фрэнка, стоящего на пешеходном мосту, активация в передней цингулярной извилине — признак того, что испытуемый переживает конфликт. Однако, помимо этого, уровень активации этой области напрямую связан со временем, которое требуется, чтобы дать правильный ответ. Те испытуемые, кто больше обдумывал конфликтные случаи, отличались более высоким уровнем активации в передней цингулярной извилине.

Наконец, Грин установил еще один факт. Когда некоторые испытуемые стали возражать против общего мнения, заявляя, что готовность Фрэнка столкнуть человека на рельсы вполне допустима, у них значительно увеличивалась активация дорсолатеральной префронтальной области коры. Эта область головного мозга включена в обеспечение процессов планирования и рассуждения.

Позволяют ли результаты этой работы и некоторых других, выполненных тем же методом визуализации, охарактеризовать мозговое обеспечение моральных суждений — наш «заводной апельсин»?[232]

Безусловно, когда люди сталкиваются с некоторыми вариантами моральных дилемм, у них активируется обширная сеть мозговых центров, и в первую очередь тех, которые отвечают за проявление эмоций, принятие решений, оценку социальных отношений, конфликтов и память. Конечно, эти области также участвуют и в решении дилемм, не имеющих моральных аспектов. Основная проблема заключается здесь в том, чтобы установить, насколько активация этих или других областей специфична и уникальна для решения именно моральных дилемм, исключая все другие варианты дилемм. В настоящее время ни один из этих экспериментов не позволяет точно определить мозговые области, отвечающие исключительно за работу морального органа, т. е. обнаружить системы, которые избирательно включаются при конфликте моральных обязательств и не связаны с другими задачами. Однако, как в любом эмпирическом исследовании, недостаток доказательств существования системы, которая избирательно обрабатывает морально релевантное содержание, нельзя рассматривать как доказательство отсутствия такой избирательности. Скорее современные исследования не позволяют нам выявить различия между мозговой сетью, которая обеспечивает исключительно моральные суждения, и теми сетями, которые отвечают за этику и другие социально релевантные вопросы. Невозможность установить эти различия — наша основная проблема.

Тем не менее исследования с использованием визуализации мозговых процессов дают существенный результат. Они действительно показывают, что, когда мы переживаем конфликт конкурирующих обязательств, одним из источников конфликта служат противоборствующие голоса существ Канта и Юма. Если при решении дилеммы «Фрэнк на пешеходном мосту» испытуемые Грина не обнаруживали необходимых признаков активации мозга, это означало победу прагматического подхода. В таком случае моральное суждение «питалось» целенаправленным размышлением, а эмоции были подавлены или, по крайней мере, не включались в анализ случая. Для абсолютного прагматика «Фрэнк на пешеходном мосту» — вообще не моральная дилемма. Нет никакого конфликта (передняя цингулярная извилина не включается в процесс), нет никаких конкурирующих обязательств (лимбическая система не подает «голоса»). Есть один, и только один выбор: столкните тяжелого мужчину на рельсы и спасите других людей. Решение дилеммы Фрэнка походит на решение вопроса: верно ли неравенство 1 < 5? Это тривиальная проблема, если вы знаете порядковые значения на числовой оси.

Эти результаты обеспечивают убедительную аргументацию в философских дебатах о природе моральных дилемм. Если при решении дилеммы не возникает эмоция, то не возникает и нравственного колебания. Эмоциональный конфликт есть контрольный признак моральной дилеммы. То, что мы интерпретируем как конфликт обязательств на психологическом уровне анализа, физиологически представляет собой результат усиления притока крови к эмоциогенным областям мозга. Предостережение: следует, однако, заметить, что это заключение носит предварительный характер. Изучение динамики мозгового кровоснабжения не намного лучше, чем гадание на картах, когда требуется сделать правильный выбор. Но все же распределение кровотока по областям мозга, запечатленное в каждый момент времени на снимках, дает представление о том, что случается, когда человек обнаруживает моральный конфликт. Визуализация активационных процессов в мозге обеспечивает информацию о том, видит ли индивидуум в дилемме конфликт, его источники и способ решения. Все исследования, выполненные этим методом, недвусмысленно показывают, что области, отвечающие за эмоциональную обработку, включаются в процесс формулирования моральных суждений, особенно в тех случаях, когда присутствует личная заинтересованность.

Эти исследования и их интерпретации, однако, не лишены проблем. Давайте вернемся к трем нашим персонажам. По Грину, решение морально релевантной дилеммы вызывает прямой конфликт между созданиями Канта и Юма. В зависимости от индивидуальных особенностей испытуемого может доминировать система рассуждения. В этом случае решение достигается способом отстраненного и взвешенного рассуждения. При этом принимаются во внимание лишь результаты, но не способы их достижения, и все действия в классических дилеммах с трамвайным вагоном считаются допустимыми и правильными. Проявление внимания к средствам достижения цели, однако, поднимает уровень конфликта, по крайней мере для некоторых случаев. Недопустимо получать больший положительный результат (спасение жизни пятерых), сталкивая человека с пешеходного моста, потому что этот акт влечет за собой вред. Недопустимо использование вреда как средства для достижения «большего хорошего». Грин считает, что в этих случаях эмоции устанавливают своеобразный «контрольно-пропускной» пункт. Но вспомните, что создание Ролза никогда не отрицало роли эмоций в некоторых аспектах нашего морального поведения. Для ролзианца ключевым и дискуссионным является вопрос о том, когда появляются такие эмоции? Однако решение этого вопроса должно подождать того момента, когда технология визуализации будет способна не только обнаруживать релевантные области активации, но и устанавливать точные временные границы начала и завершения активации.

Когда мы оцениваем, насколько целесообразно действие и не ведет ли бездействие к оправданному ущербу, мы нередко мысленно представляем себе, каково это — оказаться на месте другого человека. Свой собственный опыт восприятия мира мы переносим на опыт другого лица, полагая, что наши мысли и чувства функционально эквивалентны тому, что чувствует или думает другой человек. Когда мы решаем, справедливо ли нечто, то воображаем не только то, что мы могли бы приписать другому человеку, но и то, что он мог бы приписать нам. Мы решаем, допустимо ли вредить кому-то, представляя себе, каково это — оказаться на месте пострадавшего или наблюдать за тем, кто осуществляет вредоносное действие.

За прошедшие десять лет группа итальянских нейропсихологов во главе с Джакомо Ризолатти дала описание нейрофизиологических механизмов мозга, которые, как своеобразные «аппаратные средства», обеспечивают ментальное моделирование действий других индивидов[233].

Я полагаю, что эти механизмы, известные как система зеркальных нейронов, играют существенную роль в порождении наших моральных суждений и могут представлять главный отличительный признак существа Ролза. Интересно, что система зеркальных нейронов существует не только у человека, но и у животных. Кроме того, нельзя считать функции этой системы только морально релевантными и узкоспецифичными в этом отношении. Тем не менее она может обеспечить необходимый первый шаг в пробуждении моральных эмоций и, таким образом, предлагает «канал» связи между созданиями Ролза и Юма.

Зеркальные нейроны впервые были обнаружены у обезьян в передних отделах мозга, в премоторной области коры. Факты, полученные при регистрации активности нейронов, впоследствии подтвердились в исследованиях человека, проведенных с помощью уже упоминавшегося метода визуализации. Кроме того, были получены предварительные данные о нарушении функций этой системы у больных аутизмом. Основной результат интерпретируется однозначно и ошеломляет в прямом смысле слова.

Нейроны в премоторной коре обезьяны обнаруживают одинаковый уровень активности в тех случаях, когда животное достает предмет и когда оно просто наблюдает, как кто-то другой достает этот предмет. То же самое происходит, когда животное только слышит звук, связанный с действием, или само выполняет это действие. Например, если макака разламывает орех арахиса, нейроны, которые являются активными в течение этого действия, столь же активны и в том случае, когда животное только слышит звук, сопровождающий разламывание ореха. В зависимости от особенностей действий, которые выполняются или служат предметом наблюдения, активируются разные нейроны. Например, некоторые нейроны активны, когда нужно схватить что-то большим и указательным пальцами, а другие активируются, когда нужно поднять что-то всей рукой.

Аналогичные результаты получены и у людей, хотя местоположение системы зеркальных нейронов у них не такое, как у обезьян. Человека от обезьяны также отличает способность этой системы охватить больший диапазон действий. Например, если система обезьяны активируется только тогда, когда цель или объект присутствуют, то система человека начинает работать, когда он только воображает действие с предметами или подражает другому, выполняющему действие с воображаемым объектом. Дальнейшие исследования в этом направлении свидетельствуют, что часть этой системы включается, когда мы непосредственно испытываем чувство отвращения при восприятии какого-то события или наблюдаем за тем, кто также испытывает отвращение. Сходные результаты были получены при изучении переживания боли и сострадания к другим, испытывающим боль. Система зеркальных нейронов является, следовательно, важным инструментом для воспроизведения эмоций и мыслей другого человека. Эта система обеспечивает нам возможность, образно говоря, влезть в «шкуру другого», чтобы почувствовать, на что это похоже — быть другим человеком.

Из вышесказанного следует, что функции системы зеркальных нейронов не имеют исключительного отношения к нашей моральной способности. Однако операции, которые выполняет система зеркальных нейронов, существенны для обеспечения нашей моральной способности, но только в качестве участника «команды поддержки». В отсутствие этой системы возможности ролзианца были бы заметно ослаблены. То же самое можно сказать и о состоянии создания Юма, учитывая его роль в понимании эмоций. Если мы принимаем универсальность принципов Канта, оценки наших действий как морально допустимых, обязательных или запрещенных должны точно отражать эквивалентные суждения других. Если для меня допустимо нарушить обещание, это должно быть допустимо и для других. Если я полагаю, что запрещено причинять вред человеку, чтобы спасти многих других от большей беды, то и другим запрещено выполнять это действие. Если я считаю, что взаимный обмен обязателен в данных условиях, то и другие также должны думать, что он обязателен. Возникает вопрос, сможем ли мы управлять этими операциями без системы зеркальных нейронов и их детерминирующих возможностей? Для ответа надо найти пациентов с повреждением этой мозговой системы или использовать преимущество новой технологии транскраниальной магнитной стимуляции — устройства, с помощью которого можно стимулировать активность отдельных областей головного мозга.