Восхождение по лестнице успеха

Восхождение по лестнице успеха

Многие великие истины поначалу были кощунством.

Б. Шоу

Лечение 29-летней девицы Францель Остерлин, дальней родственницы супруги Месмера, страдавшей истероэпилептическими припадками, окончательно утвердило Месмера в его представлении о животном магнетизме как физическом агенте воздействия. Фрейлин Остерлин была постоянной пациенткой Месмера до конца 1773 года. Он помог ей избавиться от 15 различных симптомов. Окончательно поправившись, Остерлин вышла замуж за приемного сына Месмера и родила ему детей. Вот как сам Месмер описывает лечение Остерлин: «28.07.1774 с больной случился ее обычный приступ, и я наложил на нее искусственные магниты, один на область желудка и два на ступни. Больная испытала внутри болезненное течение очень тонкой материи, которая устремлялась то туда, то сюда. Но в конце концов переместилась в нижние части тела. И это на 6 часов освободило ее от дальнейших приступов» (Mesmer, 1779, с. 15).

Важно отметить, что, пока Месмер не пошел собственным путем в медицине, венские врачи — коллеги Месмера ценили его как превосходного врача. Однако приближалось другое время. Добившись успехов на лечебном поприще, Месмер решил поделиться радостью со своими бывшими университетскими учителями. Но к кому обратиться? Рядом с Антоном де Гаеном, разделяющим с ван Свитеном славу основателя венской медицинской школы, известностью пользовался другой, более молодой ученый Штерк, которого покровительство ван Свитена быстро продвинуло по служебной лестнице. Месмер обратился к барону Штерку[17], имевшему репутацию прогрессивного врача и недавно заместившему ван Свитена на посту декана медицинского факультета Венского университета. Репутации авторитетного врача Штерк был обязан не своим научным трудам, а главным образом практической деятельности. Он применял растительные вещества в таких дозах, что они только случайно не убивали больного. Из других средств Штерк использовал обычные в то время слабительные, кровопускание, холодную воду и модное лечение электричеством.

Нетрудно догадаться, что, когда Месмер рассказал ему, как он устраняет боли, каким способом вызывает или прекращает конвульсии, как он передает магнетизм своего тела больным, Штерк принял его по меньшей мере за сумасшедшего. Сколько Месмер ни уговаривал Штерка присутствовать при опытах и убедиться в его правоте, тот и думать об этом не желал. Боязнь оказаться в дурном обществе рядом с человеком, подозреваемым в эксцентричности, так напугала Штерка, что, прощаясь, он попросил Месмера: «Если будете публично оглашать методы своего лечения, то ни при каких обстоятельствах не ссылайтесь на факультет, чтобы его не компрометировать». Штерк, применявший в профессиональной деятельности сильные средства, в обычной жизни оказался человеком весьма нерешительным. Он и не подумал брать на себя ответственность за чужие, как он считал, бредовые идеи.

Не особенно расстроившись от этой неудачи, Месмер обратился к члену-корреспонденту Лондонской и Венской академий наук, нидерландскому врачу и естествоиспытателю Яну Ингенгоузу (Ingenhouss, 08.12.1730—07.09.1799), известному своими исследованиями по физиологии растений. В 1750 году сей муж окончил Лувенский университет и работал в качестве врача в Бреде (Голландия), Лондоне и Вене. До Ингенгоуза уже дошли слухи, что Месмер — шарлатан, приписывающий себе силу, доступную одному лишь Богу. Несмотря на это, он не отказался, когда Месмер предложил ему присутствовать при опытах с девицей Остерлин.

Надо сказать, что Остерлин, страдавшая истероэпилептическими припадками, была сомнамбулой: тем исключительным пациентом, с которым лучше всего удаются самые тонкие опыты животного магнетизма. Месмер лечил Остерлин давно и убедился, что эту девицу легко подчинить своему влиянию без ее ведома и, следовательно, без участия ее воображения. Это важно, так как на последний психический фактор ссылались критики, желая показать, что во влиянии Месмера нет ничего особенного.

Движениями рук перед телом Остерлин, то есть так называемыми пассами, у нее можно было вызывать «различные явления», до этого приписываемые действию то электричества, то земного магнетизма. Месмер был уверен, что в нем сокрыта сила (энергия), способная изменять движение нервных токов без помощи посторонних сил. Месмер делал пассы с севера на юг, от головы до солнечного сплетения Остерлин. Подержав свои руки в верхней части ее живота, не давя несколько минут на него, он затем медленно проводил распростертыми пальцами дальше, от бедер до стоп, с некоторым давлением. Так он делал до тех пор, пока проявилось место болезни и начался кризис (от греч. krisis — разделение, перелом в болезни), которому он придавал особое значение. Бывали случаи, когда кризис долго не наступал, тогда Месмер сосредоточивал всю свою «силу» на грудной клетке и усиливал действие, стараясь победить болезнь.

Немного запоздав, Ингенгоуз застает живописную картину: на постели лежит без сознания больная, а над ней, склонившись, манипулирует руками Месмер. В результате его пассов у нее возник «магнетический сон», который он принял за обычный обморок. Ингенгоуз обратил внимание, что больная реагирует лишь на прикосновения Месмера, на его же собственные и прикосновения других людей не реагирует вовсе. Месмер показал Ингенгоузу, что реакции можно вызвать и без прикосновений: стоит только приблизить свой палец к ее руке или ноге, и это спровоцирует в них судороги. То же самое происходило и на расстоянии 8 футов, причем у больной глаза были закрыты, и она не могла видеть манипуляций Месмера. Когда он действовал из-за спины Ингенгоуза, результат был такой же.

Д-р Юстинус Кернер вспоминает, что Месмер, как он сам ему рассказывал, с раннего детства был особо впечатлительным и испытывал особое ощущение, если кто-нибудь близко стоял за его спиной и даже тогда, когда он об этом не догадывался. Неоднократно он замечал, что в случаях кровопускания кровь струилась больше или меньше в зависимости от того, стоял ли он ближе или дальше от больного (Kemer, 1819).

Антон Месмер продемонстрировал Ингенгоузу передачу своего влияния через неодушевленный предмет. Подержав в руках одну из 6 чашек (но так, чтобы Остерлин не видела), он предложил ей прикоснуться ко всем чашкам. Она равнодушно трогает все чашки и бурно реагирует лишь на ту, что держал в руках Месмер. Ингенгоуз не поверил и для повторения опыта еще раз перемешал чашки. Маэстро повторил опыт с тем же результатом.

В другом опыте он продемонстрировал еще один феномен: передачу влияния, или, как позднее он назвал это явление, «раппорт»[18]. Многократно удостоверившись, что прикосновения Ингенгоуза не действуют на больную, он показал прием передачи раппорта. Взял его за руки, подержал в своих руках, и тогда прикосновения Ингенгоуза также стали вызывать реакции у Остерлин. Примечательно, что Месмер был убежден: если на Остерлин можно воздействовать без ее ведома, то это воздействие происходит и без участия ее психики. Эта оценка в духе того времени — о бессознательной психике знаний еще не было.

Последующие магнетизеры заговорили о складывающихся в гипнозе отношениях. И так же, как и Месмер, назвали их раппортом. О наличии раппорта говорят следующие наблюдения старых магнетизеров. Сомнамбулы[19] находятся в контакте лишь с тем, кто их загипнотизировал: принимают прикосновения только гипнотизера, к влиянию которого чрезмерно чувствительны, и болезненно реагируют на все другие или не чувствуют чужого воздействия вовсе. При хорошей гипнабельности[20] это может происходить и на расстоянии, и бессознательно. Они слышат только то, что говорит им гипнотизер, и не слышат того, что происходит вокруг; по отношению к другим лицам они глухи, слепы и нечувствительны. Например, когда гипнотизер в присутствии сомнамбулы обращается к третьему лицу, то сомнамбула его не слышит. Такое избирательное отношение устанавливается не только посредством слуха, но и посредством других органов чувств. Приведем пример тактильного чувства: гипнотизер берет за руку загипнотизированного, принимая меры предосторожности, чтобы тот не догадался, кто перед ним. Сомнамбула узнает, что прикоснулся именно гипнотизер, повинуется ему, совершая те движения, которые гипнотизер, не произнося ни одного слова, придает его рукам. Так, если он поднимет сомнамбуле руку, то она останется поднятой, но если другой это сделает, рука безжизненно упадет. Таким же образом прекратится каталептическое состояние руки, если гипнотизер, не говоря ни слова, придаст ей движение. Но если это захочет сделать кто-нибудь другой, то рука останется в том же положении.

Наш следующий герой, маркиз де Пюисепор, открывший искусственно вызванный сомнамбулизм, о наблюдениях такого рода говорит: «Первая характерная черта сомнамбулизма, которую я считаю самой яркой и наиболее важной, — это изоляция. Находящийся в этом состоянии поддерживает раппорт только с магнетизером, слышит только его и не сохраняет никакой связи с внешним миром» (Puysegur, 1811, р. 43); «находящийся в магнетическом кризе отвечает только своему магнетизеру и не терпит прикосновения другого лица; он не выносит присутствия собак или иных животных; если же случайно кто-либо дотронется до него, то лишь магнетизер способен устранить боль, вызванную прикосновением» (Puysegur, 1807, р. 171).

Гипнотизеры не сознавали, что они сами внушают загипнотизированному такое избирательное поведение. Один из них, Александр Бертран, приводит наивное объяснение: «Больной, подвергающийся магнетическому воздействию, засыпает с мыслью о своем магнетизере, и именно потому, что он, засыпая, думает только о нем, он только его и слушает во время сомнамбулического сна» (Bertrand, 1823, р. 241–242).

Поль Рише, старший ассистент Шарко, отмечает, что у загипнотизированных возникает «особое состояние влечения к некоторым лицам. Сомнамбула испытывает влечение к тому, кто ее загипнотизировал, проявляет беспокойство и стонет, чуть только он от нее отходит, и не успокаивается, пока он вновь не подойдет». П. Рише, автор 900-страничной монографии о большой истерии, транслирует опыты, которые можно отнести к вопросу амбивалентности чувств: «Испытуемую В. можно было поделить между 2 исследователями. Правая сторона ее тела повинуется одному экспериментатору, левая сторона — другому. Никто из них не может перейти линию, делящую тело строго пополам, и проявить свою власть на территории другого. Она позволяла прикасаться только к той половине тела, с которой каждый из них находился в контакте. Причем поле действия экспериментаторов было строго ограничено вертикальной плоскостью, разделяющей пополам тело испытуемой. Каждый из них мог свободно проводить рукой, не вызывая с ее стороны противодействия, лишь по одной половине тела: по лицу, спине, груди и т. д. Но стоило кому-нибудь перейти серединную линию, как она начинала стонать, стараясь вырваться, чтобы избежать прикосновения перешедшего границу отведенной ему области. Любой из экспериментаторов мог вызвать дуновением или пассами у нее контрактуру, но исключительно на той половине тела, которая ему принадлежала» (Richer, 1885, р. 663).

Приведем еще один пример избирательности поведения загипнотизированного, заимствованный у П. Рише: «При помощи трения макушки я погружаю пациентку в сомнамбулизм; два находящихся здесь наблюдателя берут ее за руки без всякого сопротивления с ее стороны. Вскоре она начинает сжимать руки наблюдателей и не отпускает их. Состояние особого влечения возникает у нее одновременно к обоим, но сомнамбула находится как бы в состоянии раздвоенности. Каждая половина ее испытывает приязнь только к одному и противится, когда левый пытается взять ее за правую руку, а правый — за левую. Я не могу дать объяснение столь странному воздействию прикосновения постороннего лица» (ibid).

Итак, поведение Остерлин характеризует раппорт. Эту связь, или отношение (раппорт), магнетизер может передать другому лицу, достаточно сказать об этом вслух или как-то иначе дать об этом понять. Месмер так и поступил в отношении Ингенгоуза. Увидев все собственными глазами, Ингенгоуз признал справедливость заявлений Месмера, но, так же как и Штерк, дружески попросил никому не сообщать о его присутствии на опытах, мотивируя это тем, что факт этот может навредить его карьере. Однако Месмер игнорировал просьбу. Обидевшись на такую бесцеремонность, Ингенгоуз стал распространять слухи, что виденные им опыты — не больше чем ловкий фокус, а девица Остерлин, очевидно, в сговоре с Месмером и во всем этом нет и доли правды.

К этому времени, благодаря лечению животным магнетизмом, здоровье Остерлин только-только начало восстанавливаться. Когда же коварный вымысел Ингенгоуза дошел до нее, она, будучи весьма чувствительной особой, так расстроилась, что потеряла аппетит и сон. Более того, услышав обвинение в обмане, она тяжело захворала. Месмер не бросил ее на произвол судьбы. Последующее лечение восстановило ее здоровье, и конвульсии прекратились.

Из этой истории на передний план следует вынести одно поразительное обстоятельство, которое в то время укрылось от внимания ученых. Выздоровление Остерлин это прежде всего свидетельство того, что отношения между врачом и пациентом являются отношениями особого рода. В дальнейшем Зигмунд Фрейд показал, что при невротических расстройствах эти отношения являются решающим лечебным фактором. В процессе гипнотизации они достигают максимума терапевтической эффективности.

На протяжении XVII–XX веков исследователи спорили о природе флюида, или животного магнетизма, и им даже в голову не приходило, что в действительности они имеют дело с чувствами пациентов. Потребовалось без малого 300 лет, чтобы от идеи воздействия планет на человека перейти к идее воздействия магнитов, а от нее — к идее внушения. А что же такое внушение? Пока теория внушения не создана, принято считать, что речь идет о психологических аспектах отношений «врач — больной», которые до Фрейда выражались в терминах физиологии.