«Красная вдова»[57]
«Красная вдова»[57]
О времена, о нравы!
Цицерон
Грянул революционный террор, безжалостно пустивший кровь загипнотизированному народу. Семьдесят тысяч аристократов разбежались по соседним странам. В Париже летели головы то роялистов, то жирондистов. Сколько уже пролилось крови! По улице Сент-Оноре проезжали повозки с осужденными на казнь, которых везли на гильотину из тюрьмы Консержери на площадь Согласия.
Антон Месмер смотрел, слушал, думал. Какая могла быть работа в таких условиях! Что нужно делать — лечить? Зачем, когда каждый день умерщвляли десятки людей? Пока везло: он зритель, а не статист в кровавой драме.
В 1792 году судьбе было угодно, чтобы Месмер познакомился с 42-летней графиней Мари-Жанин Дюбарри, бывшей фавориткой Людовика XV. Незаконная дочь сборщика податей Вобернье, она провела крайне сомнительную молодость, пока не попала в руки ловкого проходимца графа Дюбарри, поставлявшего любовниц Людовику XV. Отгремели страсти. Давно покинул сей неугомонный мир Людовик XV, покровитель Дюбарри. Она живет с большой пышностью в подаренном им замке Марли после непродолжительного заточения при Людовике XVI. Мы не располагаем точными сведениями, что произошло между Месмером и Дюбарри, исторические сведения пестрят неточностями и ошибками, но есть основания полагать, что дело шло к свадьбе. Однако этому не суждено было сбыться. Во время революции Дюбарри помогала эмигрантам, к тому же поддерживала отношения с жирондистами. Конечно, ей не забыли напомнить, что она была объектом королевской любви. За это она была арестована и посажена в тюрьму. Графиню поместили в ту же камеру, которую до нее занимала Мария Антуанетта. Жена тюремщика Ришара относилась к ней почтительно.
Ей очень хотелось жить, на эшафоте она просила палача: «Еще одну минутку, прошу вас!.. Подождите, сударь!..» Но палач, казалось, не слушал слов, произнесенных прелестными устами Дюбарри. Схватив несчастную, нисколько не жалея ее роскошного тела, сохранившего еще свои дивные формы, он бросил ее на ужасную перекладину, и необыкновенной красоты голова, которая приблизила ее к трону, скатилась под ударом топора 23 декабря 1793 года.
3 сентября 1792 года погибла пациентка Месмера Ламбаль[58], принцесса Кариньян. Смерть ее была ужасной:
«…Шарла, парикмахерский подмастерье с улицы Сен-Поль, бывший барабанщик Арсийского милиционного батальона, вздумал сорвать с нее чепчик концом сабли. Опьяневший от вина и крови, он попал ей повыше глаза, кровь брызнула ручьем, и ее длинные волосы рассыпались по плечам. Двое людей подхватили ее под руки и потащили по валявшимся тут же трупам. Спотыкаясь на каждом шагу, она силилась сжимать ноги, чтобы не упасть в непристойной позе. Возмутительные по распутству сцены, которые при этом происходили, не поддаются никакому описанию. Шарла ударил принцессу, лежавшую уже без чувств на руках у тащивших ее людей, поленом по голове, и она свалилась замертво на груду трупов. Другой злодей, мясник Гризон, тотчас отсек ей голову мясным косарем. Обезглавленный труп был брошен на поругание черни и оставался в таком положении более двух часов. По мере того как кровь, которая струилась из трупа, заливала тело, специально поставленные люди стирали ее, цинично обращая внимание окружающих на его белизну и нежность. У несчастной принцессы вырезали груди, потом вскрыли живот и вытащили все внутренности. Один из злодеев обмотал их вокруг себя, вырвал сердце и поднес его к своим губам».
Все, что можно придумать ужасного и зверского, пишет современник, историк Мерсье, все было проделано над телом Ламбаль. Когда наконец оно было окончательно обезображено и изрублено в куски, убийцы поделили их между собой, а один из них, отрезав половые органы, устроил себе из них искусственные усы (Мерсье, 1862).
С 13 августа 1792 года по 21 января 1793 года Людовик XVI, Мария Антуанетта, двое ее детей и сестра короля провели в казематах тюрьмы Тампль, старинном (XII в.) замке ордена тамплиеров, опустевшем, почти безлюдном и сумрачном. Главнокомандующий Национальной гвардией Ла-файет не сумел спасти короля, и 21 января 1793 года Людовику XVI отрубили голову, а 1 августа Конвент решил предать суду Марию Антуанетту. Кроме того, закрыть все парижские заставы, изгнать враждебных иностранцев. Последнее было чревато для Месмера. Через девять месяцев после казни короля, 16 октября 1793 года, на площадь Революции при огромном скоплении войск и народа в зловещей тишине привезли к эшафоту преждевременно поседевшую 38-летнюю Марию Антуанетту.
Казни продолжаются. Гильотина пожирает последних оставшихся видных представителей монархии. На эшафот поднимаются мадам Элизабет, сестра Людовика XVI, известные аристократы Монморанси, Роган, Собрейль…
31 октября 1793 года по приговору Революционного трибунала казнен ученик Месмера, Жак Пьер Бриссо (Brissot de Warville, 1754–1793). Бриссо был 13-м ребенком в семье трактирщика из Шартра. Он назывался по деревне, в которой провел детство и где находилось имение его отца, Brissot de Onarville. Впоследствии, изучив английский язык, он переделал Onarville в де Варвиль, чтобы придать своей фамилии английский оттенок. В 1870 году он переехал в Париж, где работал вторым помощником прокурора, первым был Робеспьер. Постепенно, начиная с 1784 года, Бриссо стяжал славу популярного журналиста. После заключения в Бастилию за памфлет «Дьявол в кропильнице» он становится видным деятелем Великой французской революции, лидером жирондистов, избранным в Законодательное собрание и затем в Конвент, где с 1792 года возглавил борьбу против якобинцев.
Знаменитый историк А. Олар утверждал, что Бриссо «был популярен и уважаем в такой же степени, как Робеспьер». Но по части удивительно богатой и живописной биографии Робеспьеру было далеко до этого талантливого, но сумасбродного и неустойчивого, маленького ростом человека с длинным бледным лицом. Бриссо написал множество сочинений, побывал во многих странах, даже в Америке, испытал фантастические приключения. Поистине в его жизни были факты на любой вкус: от бескорыстно благородных поступков до деятельности в качестве тайного полицейского агента.
Об этом периоде умопомешательства, когда умертвили 40 000 французов, прекрасно написал С. Цвейг: «Массовый гипноз, более неистовый, чем конвульсии у бакэ, потрясает всю страну; вместо магнетических сеансов Месмера гильотина практикует свои безошибочные стальные сеансы. Теперь у них, у принцев и герцогинь и аристократических философов, нет больше времени остроумно рассуждать о флюиде; пришел конец сеансам в замках, и сами замки разрушены. Друзей и врагов сражает та же отточенная секира. Нет, миновала пора философских треволнений по поводу лечебной магии и ее представителя, теперь мир помышляет только о политике и прежде всего о собственной голове» (Цвейг, 1932).