Неизвестные незнания

Почему мы так часто заблуждаемся относительно глубины своих знаний? Не похоже, чтобы мы просто себе льстили или пытались произвести впечатление. Когда участникам эксперимента предлагали наличные деньги за честную и точную оценку своих знаний и способностей, даже значительная сумма в $100 не снижала их самоуверенности. Самоуверенность не снизилась, даже когда испытуемых заставляли подтвердить оценку своих способностей перед сверстниками, поставив их, таким образом, перед перспективой показаться высокомерным или глупым в случае завышенной самооценки{321}.

Настоящая причина переоценивания заключается в метакогнитивном искажении. Метакогнитивные процессы – всего лишь красивое название «знаний о знании». Когда вы говорите: «Я хорошо знаю математику», или «Я легко отвлекаюсь», вы делаете метакогнитивное заключение. Но оказывается, думать о своем мышлении бывает так же сложно, как укусить себя за локоть. Наша способность правильно оценивать, действительно ли мы что-то знаем, и, в частности, понимать, насколько многого мы не знаем, имеет свои ограничения. Бывший министр обороны США Дональд Рамсфелд охарактеризовал эту проблему в своей известной фразе:

Как известно, существует то, о чем мы знаем, и мы это опознаем как известное нам. Также мы знаем, что существует не известное нам, иначе говоря, про это мы знаем то, что мы этого не знаем. Но есть еще и нечто неизвестное, о чьем существовании мы даже не догадываемся. ‹…› Эта последняя категория, как правило, самая сложная{322}.

Формулировки Рамсфелда могут свернуть ваш мозг в трубочку (и за это он получил нагоняй от привередливых лингвистов), но, по существу, он говорит о важных вещах. Давайте рассмотрим каждую категорию. «Известные знания» – это просто. Как называется столица Англии? Я знаю ответ: Лондон. Когда я прочитал вопрос, мой мозг как будто превратился в мысленную поисковую систему и выдал ответ. «Известные незнания» тоже не вызывает проблем. Как называется столица Намибии? Я не знаю. Но я знаю, что я не знаю. После нажатия кнопки поиска выводится пустая страница и сообщение «Искомый документ не найден». Леон Розенблит обнаружил, что, когда дело касается таких простых вопросов, как столицы мира, нам не свойственно переоценивать свои знания. Мы либо знаем ответ, либо нет. Мы легко различаем эти две ситуации. Мы воспринимаем известные неизвестности как маленький пробел в наших знаниях, ожидающий заполнения. (Благодаря значительно более мощному поисковику я свой заполнил: столица Намибии – Виндхук.)

Но в то же время существуют и неизвестные незнания. Это уже хитрее. Они как интеллектуальное слепое пятно, а наш мозг любит заполнять «слепые пятна». Как обнаружили Ребекка Лоусон, Леон Розенблит и другие, мы особенно предрасположены к такой слепоте, когда речь заходит о физических явлениях и устройствах, например о землетрясениях и велосипедах, а также сложных структурах, таких как юриспруденция или политика. Розенблит объясняет, что проблема в том, что большинство из нас не веломеханики и не политологи, но все мы сталкиваемся с какими-то поверхностными характеристиками велосипедов и политики. Эта кучка поверхностных знаний может привести нас к беде, поскольку, чтобы распознать, насколько много о чем-либо мы не знаем, нужно обладать чуть большей компетентностью. Без нее сложно понять, где лишь капля знаний, а где море.

Психолог Дэвид Даннинг объясняет это более резко: «Совершенно определенно, невежественный мозг нельзя сравнить с чистым и пустым сосудом»{323}. Он заполнен всякой накопленной за годы информацией: «жизненным опытом, теориями, фактами, интуитивными догадками, стратегиями, алгоритмами, эвристическими правилами, метафорами и догадками». Когда мы чего-то не знаем, а мы все не осведомлены о множестве вещей, наш мозг использует без разбора все, что накопил, чтобы «заштукатурить» это интеллектуальное слепое пятно.

Для тех участников эксперимента Ребекки Лоусон, которые считали, что хорошо разбираются в велосипедах, а потом сделали ошибки в рисунке, принципы работы велосипеда были неизвестным незнанием. Когда Лоусон попросила их оценить свой уровень понимания, они запустили мысленный поиск, и он не показал пустую страницу и сообщение об ошибке. Вместо этого они получили страницу, которая на первый взгляд показалась заполненной огромным объемом информации: названия разных частей, туманные воспоминания о том, как выглядел их детский велосипед, опыт езды на велосипеде, может быть, даже знание, как заклеить камеру. Они ошибочно приняли это множество поверхностных знаний за глубокое понимание того, как в действительности все это работает, чтобы обеспечить вращение колес. Так продолжалось до тех пор, пока их не заставили просмотреть эту «страницу» более внимательно, когда настойчивый психолог прямо указал на ошибки, только тогда иллюзорное понимание растаяло, как мираж.

Как отмечают Розенблит и Кейл, иногда мы ошибаемся, принимая неполный набросок за «яркое, четкое» представление о том, как работает эта вещь{324}. Или если перефразировать Кристофера Шабри и Даниэла Саймонса, вы предполагаете, что разбираетесь в устройстве велосипеда, хотя все, что вы действительно знаете, – это как велосипедом пользоваться{325}.

Увидеть реальность может быть нелегко. Ведь мы слепы к нашим слепым пятнам. Возможно, вам доводилось испытывать то неприятное чувство, когда ваше слепое пятно неожиданно обнаруживается. Допустим, вы, болтая с друзьями за стаканчиком, выступили с лекцией на тему, в которой недавно, как вам кажется, полностью разобрались. В середине вашего монолога кто-то задает невинные вопрос, типа: каким именно образом политика ограничения промышленных выбросов с помощью квот влияет на мировой выброс углерода? И внезапно вы оказываетесь в растерянности. Вы думали, что ваше понимание имеет надежную интеллектуальную опору, но оказалось, что оно утратило почву под ногами и зависло в воздухе, как хитрый койот из мультфильма. Иногда мы даже не можем осознать пределы нашей компетентности, пока не перейдем эту грань. Если вы никогда не попадали в такую ситуацию, то либо вы гений, либо всегда рассуждаете только о тех вещах, в которых очень хорошо разбираетесь, либо у вас очень тяжелая форма неизвестных незнаний.