Вена

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Вена

Кто ищет, тому назначено блуждать.

Гёте

В 1761 году для дальнейшего совершенствования Месмер перебирается в Вену. Удивительный город на Дунае, у подножия отрогов Альп, его пленил сразу и навсегда. Он часто, как это принято у венцев, совершает длительные прогулки по Венскому лесу, среди замечательных дубовых и буковых рощ. Его навсегда покорили собор Св. Стефана, сооруженный в XII–XV вв., дворцы барокко, Хофбург, резиденция герцогов Габсбургов, с 1282 года владевших этим городом, Шеннбрунский императорский дворец, построенный для развлечений.

В Вене Месмер времени не терял. Изучив право, он становится обладателем третьего диплома. Но этого его беспокойной и пытливой натуре показалось мало. Месмер склоняется к медицине как наиболее верному пути к достижению славы. Разве чудесное исцеление во всех религиях не служит доказательством Божественного всемогущества? Достичь славы в философии, к примеру, невозможно. Уже в Античности были намечены все возможные пути философской мысли. К тому же в духовной культуре все спорно, всегда найдутся оппоненты. Иное дело — исцеление безнадежных больных, когда чудо осязаемо, зримо, ощутимо непосредственно. В любом случае медицина — прибыльное занятие само по себе.

После многолетней и кропотливой учебы на медицинском факультете Венского университета 27 мая 1766 года Месмер удостаивается еще и четвертого диплома — доктора медицины. Несмотря на это, он пока не торопится расширять свою врачебную практику — в 32 года много соблазнов. Он охотно следит за новейшими открытиями в области геологии, физики, химии, философии и математики. Благо, вследствие выгодной женитьбы ему не приходится думать о хлебе насущном.

Женился он поздно, в возрасте Христа, на Марии Анне ван Буш, вдове гофкаммеррата Фердинанда ван Буша. Жена была старше на 10 лет и имела взрослого сына Франца. Общих детей они так и не завели. Был ли их брак голым расчетом — неизвестно, но то, что он был Месмеру выгоден, — это факт. Мария Анна ван Буш — дочь аптекаря, обслуживающего австрийскую армию. Принадлежность семьи Буш к знатному роду помогла Месмеру войти в придворные круги Австрии, а обширные связи оказались очень полезны для привлечения богатой клиентуры. К тому же жена владела состоянием — прекрасным домом на Загородной улице, № 261 и тридцатью тысячами гульденов, которые Месмер потратил на постройку дворца и театра, где устраивал роскошные приемы и концерты.

Природа щедро одарила Месмера музыкальным талантом. Примечательно, что он так хорошо играет на фисгармонии, что, музицируя с самим Леопольдом Моцартом и его гениальным сыном, маленьким Вольфгангом Амадеем, даже их удивляет искусной игрой. К тому же он в равной степени хорошо владеет как клавесином, так и виолончелью, первым вводит в употребление созданную им же стеклянную гармонику. Месмер любит музыку и пение, незаметно для себя проводит за игрой долгие часы. Музыка развязывает в нем какой-то неясный узел, освобождает его душу от непонятных пут.

Каждое воскресенье в его доме появляются знаменитые композиторы и исполнители — Гайдн, Моцарт и близкий друг Глюк, который старше его на двадцать лет. Несмотря на разницу в возрасте, сблизились они из-за удивительных совпадений: Глюк, как и Месмер, родился в семье егеря, тоже интересовался логикой и математикой (началось увлечение в годы учебы на философском факультете Пражского университета в 1731–1734 гг.), тоже потом приехал в Вену (в 1735 году), где нанялся на службу в домашний оркестр князя Лобковича и солировал на стеклянной гармонике также собственного изобретения.

Со временем салон Месмера стал одним из самых изысканных приютов искусств и науки в Вене, а музыкальные вечера в нем — излюбленным развлечением знатных венцев. В хорошую погоду приемы проходили на открытом воздухе, в великолепном парке, расположенном вокруг дворца на берегу Дуная. Гостям нравился этот «маленький Версаль» с миниатюрными античными статуями, тенистыми аллеями, бассейном. Но главной достопримечательностью был театр, уютно расположившийся в парке. В нем шли одноактные спектакли, написанные в модном жанре зингшпиля — комической оперы, в которой чередовались речитатив, пение и танцы. Это был период формирования венской придворной оперы и венской классической музыкальной школы, ставших впоследствии всемирно знаменитыми.

В 1773 году Леопольд Моцарт писал жене в Зальцбург: «…у нас был большой концерт у нашего друга Месмера, на Загороднеи улице, в саду. Месмер очень хорошо играет на гармонике мисс Дэвис, он в Вене единственный учился этому, и у него стеклянный инструмент, гораздо лучше, чем был у самой мисс Дэвис. Вольфганг тоже играл на нем».

Как видим, Месмер не годится для симпатичного портрета ученого, вгрызающегося в науку. Вообще говоря, такое изображение ученого слишком плоско и статично, ибо за внешним контуром не видны движущие импульсы, без учета которых сама активность выглядит бессмысленной. Да, Месмер разбрасывался и, казалось, заранее ставил крест на своей научной карьере, предпочитая разносторонность узкому профессионализму. Ему нравилось все, что касалось духа: бессодержательные, но звучные словесные формы и глубокие, но скучно сформулированные идеи. Он словно застрял, не в силах отказаться от одного богатства ради другого, между точным естественно-научным и куда более расплывчатым гуманитарным восприятием окружающего.

Жил он открыто и хлебосольно, за добрый нрав пользовался общей любовью и всегда был окружен друзьями; память об этих друзьях он сохранит навсегда. Кто знает, может быть, так и дальше протекала безмятежно жизнь 40-летнего Месмера, не подумай он однажды: «Ars longa, vita brevis est» («Искусство долго, а жизнь коротка». Гиппократ). А может быть, сыграл роль, как это часто бывает, его величество случай: в один из дней он узнает об удачном исцелении при помощи магнита. В роли целителя выступил его друг — не медик, а известный венский профессор астрономии и иезуитский священник Максимилиан Гелл. В его сане нет ничего удивительного: в католических странах науку и образование чаще всего курировали иезуиты. Галилея, например, выучил аббат Риччи, Вольтера — свободолюбивый де Шатонеф. Иезуиты были всеядны. Издавна от перипатетиков и сенсуалистов к иезуитам перешли методы абсолютизации свойств, даже анимизм и антропоморфизм.