Официальное признание гипноза

Официальное признание гипноза

О деле суди по исходу.

Овидий

В 1878 году к изучению внушения и гипноза приступил выдающийся невролог Жан Шарко. К тому же не следует забывать, что бельгийский эстрадный гипнотизер Донато (настоящая фамилия Донт) сыграл не меньшую роль, так как именно после того, как Шарко побывал на его сеансе, он заинтересовался гипнозом. Из воспоминаний Шарко известно, что его поразило, как Донато, пристально глядя на Кловиса Гюга, заставлял его падать на колени и лишал способности подняться. К слову, Фрейд был еще студентом, когда убедился в реальности гипноза. Это произошло в Вене на публичной демонстрации гипноза датским магнетизером-любителем Хансеном, стараниями которого в 1879 году гипноз вызвал к себе интерес в Германии. Тогда Фрейда глубоко потрясло, что тихий голос маэстро одолел сильную физическую боль загипнотизированного им субъекта и то, как он с отсутствующим видом безропотно выполнял все экстравагантные прихоти магнетизера.

Жан Шарко

В период 1879–1884 годов в литературе по гипнозу часто упоминается имя Хансена. Сначала Дан Карл Хансен (1833–1897) был довольно успешным оптовым торговцем, однако страсть к магнетизму завладела его душой настолько, что он отказался от прибыльного дела. Со временем он стал искусным магнетизером, снискав на новом поприще славу «жреца магнетизма». В немецкоговорящих странах период наиболее интенсивных выступлений Хансена 1879–1880 годов был назван «фазой Хансена». Его работой интересовались: Прейер и Эленберг — Берлин, Ригер — Вюрцбург, Мёбиус и Вундт — Лейпциг, Крафт-Эбинг и Бенедикт — Вена.

«Жрец магнетизма», переезжая из города в город, из страны в страну, неизменно потрясал горожан своими опытами. Всюду его выступления сопровождались хвалебными рецензиями и непременным интересом в научном мире. Кроме своей родной страны он побывал в Швеции, Дании, Финляндии, Германии, Австрии, Британии, России. И так объездив много стран, в 1881 году Хансен прибыл на гастроли в Новгород, где встретил решительный протест губернатора. «Ну нет так нет», — подумал Хансен и не мешкая перебрался в Санкт-Петербург. Историк и невропатолог Вильгельм Вильгельмович Битнер пишет: «Представлениям Хансена, пользовавшимся громадным успехом, мы главным образом обязаны пробуждению внимания всего научного мира к гипнотизму» (Битнер, 1895, с. 71). После его отъезда в моду вошли особые пуговицы-шарики из черного блестящего стекла, похожие на те, что он использовал для гипнотизации. Пуговица подвешивалась на ниточке перед глазами магнетизируемого, который должен был на них смотреть неотступно.

Сегодня вспоминается как курьез, что ученые саркастически относились к первым шагам Шарко по исследованию гипнотизма. Его обвиняли в научной ереси и отступлении от точного научного метода, ученые с мировым именем подвергли его остракизму. Одним из нападавших на Шарко был Карл Фридрих Отто Вестфаль (1833–1890) — великий немецкий ученый, профессор невропатологии и психиатрии, основатель Берлинской школы психиатров, обогативший психиатрию термином «агорафобия». «Это удивительно, как такой серьезный ученый, клиницист: как Шарко, позволяет водить себя за нос своим же больным, — сказал Вестфаль, сопровождая ироническую улыбку жестами пренебрежения» (цит. по: Любимов, 1894).

Каких только обвинений не породили в печати литературной, и в особенности научно-медицинской, исследования Шарко гипноза. Можно только представить, сколько неприятных минут заставили Шарко пережить те, кто обвинил его в шарлатанстве, фарисействе и рекламе и т. п. «Нужно было тогда иметь некоторое мужество, чтобы поднимать вопрос о предмете, имеющем дурную репутацию, и идти против укоренившихся предубеждений», — говорит ученик Шарко Бабинский. Невзирая на критику, Шарко неустрашимо делал свое дело. Закончилось тем, что он триумфально ввел гипнотизм в Академию наук, которая на протяжении 100 лет осуждала его с таким же презрением и так же безапелляционно, как вечный двигатель и квадратуру круга.

Несмотря на шум злопыхателей, Парижская медицинская академия избрала Шарко в 1872 году своим действительным членом. Собиралась это сделать и Французская академия наук. Однако печатные глумления над ним несколько раз являлись причиной отсрочки его избрания. Прошло долгих одиннадцать лет, и наконец в 1883 году Шарко избирается членом Национальной академии.

Золотой век гипноза (1880–1890) совпал с периодом расцвета французской медицины. В этот период Шарко удалось исправить репутацию гипноза. Произошло это после того, как в 1882 году Шарко представил гипноз в качестве соматического явления, то есть нашел, как ему казалось, физические признаки гипноза. Последнее помогло реабилитировать гипноз, который стараниями Шарко стал предметом научных исследований, а также преодолеть сопротивление академиков, которые в течение целого столетия отвергали его, считая порождением воображения. По мнению Шарко, которое будет оспорено Бернгеймом, объективное существование гипнотического состояния подтверждается на основании физических признаков и индукция гипноза вызывается физическими факторами. Школа Сальпетриер считала, что «…внушение не имеет никакого отношения к некоторым определяющим условиям гипнотизма» (Dumontpallier, 1889, р. 23).

Мы уже говорили, что авторитет Шарко в научном мире был непререкаем. Поэтому признание мэтром неврологии научной ценности гипнотизма привело к тому, что 13 февраля 1882 года произошло долгожданное событие: Месмер удостаивается в Париже реабилитации; внушение, прежде именовавшееся месмеризмом и сто лет находившееся в опале, признается наконец Французской академией научно обоснованным врачебным средством. Месмер теперь герой дня, его имя посмертно начертано на скрижалях истории. Итак, только через 100 лет после обращения Месмера в академию рассмотреть его открытие, справедливость восторжествовала. Французская медицинская академия, благодаря авторитету великого Шарко, признала оказываемое животным магнетизмом (гипнозом) влияние. Но и она не дала окончательного ответа на вопрос: откуда берется, например, та сила (и что это за сила), с помощью которой один человек способен изменить жизненную ориентацию другого человека, перевернуть его внутренний мир, оказать, наконец, влияние на здоровье. С появлением на поле битвы Шарко магнетизм уступил место гипнотизму, так же как химия заменила собою алхимию, как астрономия сменила астрологию и как экспериментальное и позитивное знание стало на место религиозного мистицизма.

К сказанному надо добавить, что Шарко привлекали все важные проблемы и, наделенный большим и острым умом и волевым характером, он добивался успеха в любой области. Вот только гипноз ему не покорился. Однако исследованиями гипнотизма Шарко показал, какое значение он может иметь для науки, и силой своего авторитета дал ему право на получение гражданства. Только за одно это история, вероятно, простит ему признание мнимолечебных средств — металлотерапии и магнитотерапии.

Стоит еще сказать, что в 1888 году, спустя 48 лет после того, как академией был закрыт вопрос о магнетическом флюиде, профессор Парижского медицинского факультета, главный инспектор санитарных учреждений А. Пру прочел в Медицинской академии доклад. Об этом докладе говорили, что он настолько же отличался глубиною мысли, насколько — красотою слога. Профессор Пру в целом показал, что «вопрос о животном магнетизме далеко еще не исчерпан, но поставлен только на более твердую почву. Магнетизм только переменил название, теперь он называется гипнотизмом, и перемена эта имеет большое значение, так как благодаря ей неверная теория о какой-то жидкости (флюиде. — Автор М. Ш.), существование которой никто не мог доказать, заменяется простым учением об особенном сне, который может быть вызван многими».

История Месмера показывает, что в один прекрасный день те же самые люди о тех же самых вещах начинают думать совершенно иначе. Как сказал Альберт Швейцер: «Судьба всякой истины сначала быть осмеянной, а потом уже признанной». Доктор Месмер стал частью истории, а история, как известно, не умирает. Но это обстоятельство не помешало последующим исследователям называть Месмера авантюристом. Они исходили из того, что ученый должен проводить эксперименты в кабинетной тиши, без помпы и шума. Месмер же, в силу специфики психотерапии, любил создавать шумиху вокруг своей работы, за это его несправедливо назвали авантюристом. Кроме этого оскорбительного прозвища, все исцеления Месмера отнесли к истерии. Позднее, опрометчиво связав истерию и гипноз, критики решили, что гипнозом можно лечить лишь истерических больных. Так, в «печальной повести» о гипнозе наступил непродуктивный этап: гипноз связали с истерией и назвали его истерическим неврозом.

Чтобы понять причину этого отождествления, надо внимательно посмотреть на истерию.

Тем более что невозможно исследовать проблему гипноза, не сталкиваясь всякий раз с проблемой истерии. Однако заранее заметим, что загадку истерии решить не удалось. Причина в том, что мы не знаем, какова, в сущности, природа истерии.