Психотерапия Месмера

Психотерапия Месмера

Чудо — веры лучшее дитя.

В. А. Жуковский

Обобщая разговор о месмеровской практике, остается сказать следующее. Связывая возникновение любой болезни с нарушением равновесия в распределении внутри организма особой мифологической жидкости — универсального флюида, Месмер считал, что магнетизер способствует более гармоничному распределению этого флюида, то есть изменению, вызывающему у пациента особые конвульсии — криз. При этом он искренне верил, что именно его метод, пассы, вызывает «телесную разрядку», «исцеляющий криз», несущий облегчение. На самом же деле суть исцеления коренится в психологическом факторе. Несмотря на то что месмеровское лечение осуществлялось без слов, без приказов, тем не менее они скрыто содержались в его намерении помочь пациенту. Трудно представить, что порой одного лишь намерения врача бывает вполне достаточно, чтобы пациент, бессознательно опираясь на этот подразумеваемый приказ (косвенное внушение), «отказался» от своих симптомов.

Надежда, воображение, вера и подражание составляют структуру внушения. Что касается веры, то она не только рождает событие, она — результат опыта, она — факт, происходящий изнутри и порождающий опыт. Месмер интуитивно чувствовал, что нечто произойдет именно потому, что больной верит, что оно произойдет. По этой формуле все и совершалось. Безграничная вера, что пассы или прикосновения к стержню, отходящему от чана, через криз приведут к исцелению, вызывала кризы и избавляла от недугов. В сознании людей идея исцеления опосредованно связывалась с ритуалами. Пассы, музыка, атмосфера, вся обстановка, царившая вокруг месмеровского сеанса, были элементами косвенного внушения, которое вызывало у пациента изменение сознания, то есть гипноз. Д-ра Месмера не понимали, по поводу его метода лечения бытовали различные саркастические высказывания. Например, современник Месмера, профессор Прусского кадетского корпуса Иоганн Самуэль Галле, высмеивал утешающий голос и одежду Месмера. «Не может быть, чтобы „ничего“ лечило», — насмешливо говорил он. И спустя 100 лет положение не изменилось. Например, доктор А. Кюллер безжалостно оценил способ практического применения животного магнетизма: «Способ лечения при помощи флюида, проводящих железных прутьев, опилок и толченого стекла может быть резюмирован в двух словах: магический жезл и пыль в глаза» (Кюллер, 1892).

Неправильно, однако, обвинять Месмера в мистификации, поскольку в психотерапии, которой он интуитивно занимался, невозможно отделить науку от искусства. Сначала в Древней Греции философы, из которых многие были врачами, подобно жрецам, употребляли суеверные средства, чтобы приобрести доверие страждущих. Впоследствии, когда они сбросили маску ученых-жрецов и стали лечить рациональными средствами, это привело к тому, что врачам стали доверять меньше, чем жрецам.

Во времена Месмера медицина была немыслима без примеси чудесного. Поэтому старания некоторых врачей «разлучить Эскулапа с его сестрой Цирцеей», то есть избавить медицину от чудесного, только снижали эффективность лечения. В настоящее время снова произошло смещение объекта веры. Она перемещается от врача к колдуну. Сначала жрецы были врачами, теперь врач должен снова стать жрецом, похожим на Месмера. В этой связи вспоминаются слова известного психиатра В. Л. Леви: «Сегодня больные меньше верят врачам, чем шаманам, по этой причине трудно стало лечить».

Последнее замечание заслуживает особого внимания. Психотерапия имеет тогда эффект, когда лицо, нуждающееся в ее помощи, верит в силу усвоенной обществом традиции, что осуществляющий психотерапевтическое воздействие может ему помочь. «Кто не верит, тот не может рассчитывать на лечение верой», — говорил психоневролог, родоначальник психотерапии в нашей стране, академик В. М. Бехтерев. Вера — это то предварительное условие, выполнение которого может допустить применение психотерапии, а в случае успеха привести больного к избавлению от болезней.

Наши предки излечивались средствами, над которыми современная медицинская наука скептически посмеивается и снисходительно объявляет недейственными и даже опасными. Например, мышиный помет, паутина, различные яды и металлы. И все потому, что трудно представить, что случаи исцеления с помощью абсурдных средств объясняются внушением. Между тем на протяжении веков передовые врачи высказывали догадки, что независимо от эпохи все методы лечения и применяемые средства в громадной степени обязаны внушению; там, где совершается исцеление, внушению принадлежит огромная, труднообозримая роль.

К XIX веку становилось все более очевидно, что внушение проникает самым утонченным образом во все области нашей жизни и является универсальным фактором социального взаимодействия. В большей степени это относится к лечебному процессу. Вступая с терапевтическими мероприятиями в самые сложные сочетания, внушение может или усиливать, или ослаблять воздействие различных лечебных средств. Любому, безусловно, лечебному фармакологическому препарату всегда сопутствует в своей скрытой форме внушение. Оно может придавать лечебное свойство даже индифферентному веществу, так что к действию лекарств его следует или прибавлять, или вычитать.

Известно, например, что если врач предложит больному какое-либо нейтральное средство, которое не производит никакого лечебного воздействия, так называемое плацебо, то при наличии одной лишь веры пациента в это средство можно рассчитывать на улучшение его самочувствия. Латинский термин «плацебо» дословно означает «понравлюсь». Он относится к загадочным механизмам, посредством которых сила внушения может привести к физиологическим изменениям.

Примечательно, что научные методы испытания лекарств в ортодоксальной медицине явились наиболее эффективным научным доказательством существования силы этой связи между сознанием и телом. На практике это взаимодействие настолько мощно, что при испытаниях лекарств стараются совершенно отделить этот эффект от эффекта лекарственных средств. Результат такого взаимодействия наблюдался и измерялся буквально тысячи раз; в этом смысле оно подтверждено медицинскими исследованиями и является реальным и достаточно явно выраженным явлением. Однако отделить внушающий эффект лекарства от эффекта самого лекарства до сих пор никому не удалось. Не будет преувеличением сказать, что лекарственные средства на 80 % носят психологический эффект.

Многие авторы пишут, что невозможно определить, что помогло больному — то лекарство, которое прописал врач, или те слова, которые он в тот момент произнес по поводу эффективности лекарства. Слова врача и его статус являются косвенным внушением. Иногда бывает достаточно, чтобы врач предупредил о наступлении какого-то действия от лекарства или больной сам его предполагал, чтобы лекарство подействовало, пусть даже оно сделано из хлеба и сахара. А так как большинство людей становятся впечатлительными, когда дело касается их здоровья, то ежедневно появляющиеся новые медикаменты действуют до тех пор успешно, пока на них не пройдет мода или не обнаружится, что они не эффективны или даже вредны.

Среди многочисленных средств, которыми заполнены старинные медицинские книги, самая ничтожная часть, как мы теперь знаем, обладала определенными фармакологическими свойствами, действие же других было обусловлено внушением. Типичным примером такого действия является в истории медицины сурьма, открытая и введенная в практику средневековым ученым монахом-алхимиком. После того как ядовитое средство сурьма, занимавшая в течение нескольких веков видное место в терапии, в середине XVII века начала терять свою популярность, произошло событие, благодаря которому она вновь приобрела известность.

В 1658 году Людовик XIV заболел брюшным тифом. Врачами было испробовано много лекарств, но температура не падала и состояние короля не улучшалось. Болезнь продолжалась уже значительное время, и придворные врачи, видя свое бессилие, начали терять всякую надежду на выздоровление. На консилиуме было решено последовать совету лейб-медика короля Валло и назначить уже почти вышедшее из моды средство — сурьму. Людовику XIV стало лучше. Это совпадение послужило тому, что улучшение было приписано последнему средству, и сурьма вновь заняла свое почетное место в терапии. По выражению декана медицинского факультета Парижа Патэна, препараты сурьмы «убили больше больных, чем шведский король в Германии» (Flourens, 1857, р. 182).

Фрейбургский профессор Дангейм в книге «Универсальная медицина» (1610) предложил в качестве панацеи от всех болезней искусственное золото, полученное из свинца. И это средство долгое время помогало, пока не была признана его вредность. Однако уже Парацельс, хотя и считается отцом фармакологии, не был склонен преувеличивать значение лекарств. Он признавал психологическую сторону различных лекарств и считал, что при их применении большую роль в выздоровлении играют воображение пациента и его к ним доверие.

Внушение тысячелетия держало в неведении врачей и больных относительно специфического действия лечебных процедур, причиняя величайший ущерб научному развитию терапии. Медики искренне верили, что в будущем научная терапия из каждого лечебного способа строго поставленными опытами исключит суггестивный элемент. При этом они отдавали себе отчет, что задача предстоит крайне трудная и деликатная. Но, увы, она оказалась практически невыполнимой. Связано это с тем, что, как бы мы ни изощрялись, исключить внушение невозможно. Оно не устранимо из лечения и всегда присутствует в какой-либо из своих форм. Процесс лечения не бывает нейтральным: прямое внушение проявляется в отношении врача к больному, в его настроении, пожеланиях, в атмосфере, обстановке и эмоциональном фоне, возникающем вокруг больного (выраженном на словесном и бессловесном уровнях), и многом другом, что не поддается учету. Косвенное же внушение включает в себя кроме речи установки, эмоции и несловесные приемы, к которым можно причислить «речь тела», мимику, позу, а также авторитет как личности врача, так его должности и звания.

В отношении косвенного, иначе непрямого, внушения доктор Фрейд писал: «Некий фактор, зависящий от психического состояния больного, воздействует без нашего ведома на результат всякого лечебного процесса, осуществляемого врачом» (Freud, 1925 A, S. Е., XX, р. 14). Фрейд называет его также «доверительным ожиданием». Шире говоря, под этим фактором он подразумевает установку, мотивацию, ожидание, веру, представление и воображение пациента. Как видим, практически невозможно создать экспериментальную ситуацию, исключающую фактор внушения полностью. К сказанному добавим слова Шертока: «Непрямое внушение — это аффективная данность, не устраняемая при ее осознании. Она существует на архаическом, доязыковом и досимволическом уровне, подобно отношению матери и младенца».

Даже неполное перечисление средств внушения свидетельствует о том, что внушение присутствует во всех видах лечения, заключено в любой форме врачебного воздействия. Неслучайно Фрейд назвал внушение «изначальным и неустранимым феноменом, фундаментальным фактом психической жизни человека» (Freud, 1921, р. 148–149). Как показала практика, внушение не устранимо не только из терапии, но и вообще из общения. Оно всегда присутствует в явной или скрытой форме.

Старые авторы (Льебо, Форель, Бернгейм) писали, что психическое предрасположение больных всегда присоединяется к любому методу лечения, предпринятому врачом, как в благоприятном смысле, так и в негативном, препятствующем этому лечению. Этот факт традиционно назывался внушением. Таким образом, врачи всегда применяют психотерапию, хотя сами могут этого не сознавать.