2.6 Краткий урок истмата на примере Римской империи

2.6 Краткий урок истмата на примере Римской империи

В связи с необратимостью эволюции приходит на ум вопрос: а можно ли, в принципе, создать в стране с семидесятичетырехлетним стажем командно-административной системы и, без малого, тысячелетней традицией полного неучастия народа в решении своей судьбы, маломальски стабильное правовое государство с процветающей экономикой западного типа?

Ход событий пока говорит, что это задача, в самом лучшем случае, не из простых. То, что получалось у нас в этом плане пока, напоминает такую ситуацию. В Зоологический институт РАН является верблюд и приносит заявление в дирекцию:

— Прошу считать меня лошадью с начала следующего финансового года по собственному желанию«.

Пора понять — наши нынешние беды — результат исторически неизбежного процесса саморазрушения, а не злой воли каких-то внутренних или внешних врагов. Этот вопрос мы специально рассмотрим в конце книги. Рухнуло подгнившее у корня больное дерево — мировая социалистическая система.

Кто же виноват? Те, кто стояли возле дерева в момент его падения или, может быть, давно умершие садовники посадившие это дерево по невежеству на дурную почву и не помешавшие жучкам-древоточцам многие десятки лет точить древесный ствол? Люди, призывающие к топору, ничего не желают знать о нашей истории. Для них не существует прошлого. Во всем случившемся сейчас виновен кто-то из современников, из ближних. Это, мол, они, «враги народа», составив тайный заговор за иностранные деньги, сгубили нашу страну. Все беды, якобы, начались в последние несколько лет, а до этого наши дела шли прекрасно. Происки! Заговоры! Внутренние враги! Иностранное вмешательство! Шпионы!

Об этом мы слышим ежедневно. Как видно, марксистско-ленинское материалистическое учение, которое столько лет вбивали в наши головы, не пошло нам впрок. Не сумели мы усвоить, что не по воле отдельных личностей рушатся и сменяют друг друга общественно-политические формации. Исторический материализм рано сдавать на свалку. В нем имеется много рациональных зерен.

Когда погибала Римская империя, тоже хватало людей, воображавших, что ее сгубили чьи-то происки. Теперь-то любому историку очевидно, что все это было совершенно не так.

Сам расцвет рабовладельческой сверхдержавы таил в себе причины ее неминуемой грядущей гибели.

В чем же заключались эти причины?

Римская республика изначально была страной с необычайно эффективным сельским хозяйством и довольно умеренной степенью урбанизации. Земля обрабатывалась, в основном, руками свободных земледельцев и их немногочисленных рабов. Армия представляла собой гражданское ополчение. Отечество защищали мелкие собственники. Однако, завоевательные войны, расширение территории, обусловили приток в страну громадного количества рабов и потребовали создания большой профессиональной армии. Такая армия всегда и везде верна не столько земле отцов и ее законам, сколько своему военачальнику.

Изменившееся соотношение общественных сил породило вооруженную борьбу за власть между отдельными полководцами и замену республиканских институтов военной диктатурой. Чехарда свергающих друг друга императоров привела к тому, что они, желая задобрить своих ветеранов, принялись раздаривать большие земельные участки, отобранные у мелких земледельцев. Рим превратился в страну гигантских поместий-латифундий (сравни совхозы, укрупненные колхозы), где все делалось нерадивыми руками рабов.

Города начали быстро расти из-за притока туда обезземелевших крестьян. Эти бывшие крестьяне, основная их масса, становились люмпенами, дармоедами, живущими на государственное пособие. Армия же лишилась необходимых ей человеческих резервов. Неимущие горожане, в отличие от крестьян, были плохими солдатами. Между тем, нерадивые рабы не могли заменить крестьян на полях. Римская империя в конце ее истории питалась, почти исключительно, импортными продуктами. Так, столица не смогла бы просуществовать без подвоза египетской пшеницы, вина со средиземноморских островов, мяса из Галлии и так далее.

Латифундии сделались настолько экономически нерентабельными, что рабовладельцы сочли целесообразным превратить рабов в колонов-крепостных. Эта запоздалая мера не помогла. Империя превратилась в колосса на глиняных ногах.

Добили ее не явившиеся из-за рубежа варвары, а иноплеменные римские наемники, которых государство вынуждено было приглашать на воинскую службу потому, что сами римляне стали нацией белобилетчиков. Рекрутские наборы регулярно срывались. А наемники бунтовали: правительству нечем было им платить! Кризис неплатежей, столь знакомый нам ныне, довел их до белого каления!

Характерно, что бегство крестьян в города принудило императора Диоклетиана (284–305 гг.) ввести даже нечто вроде нашей постоянной прописки и лимита! Был объявлен и запрет на смену профессий: их сделали наследственными. Сыну горшечника полагалось лепить горшки, а сыну свинопаса — пасти свиней. Но и это не помогло. Бегство из деревни в город продолжалось в таких масштабах, что, в конце-концов, некому стало бежать. Колоны и крестьяне-арендаторы бежали в города, спасаясь от налогов, точно так же как наши колхозники при Хрущеве. Параллельно происходило еще и смешение разных этнических групп. Италию и Рим наводнили выходцы из завоеванных провинций, рабы и вольноотпущенники, просто переселенцы, беженцы из и там многочисленных «горячих точек». Это привело к окончательному исчезновению последних остатков римского великодержавного патриотизма. Если раньше жители провинций и союзных государств мечтали хотя бы за большую плату обрести римское гражданство, теперь уже от того гражданства с радостью избавлялись даже некоторые родовитые римские патриции. Ведь у соседей-«варваров» жизненный уровень был выше, да и человек ощущал себя в большей безопасности, чем в своем былом римском отечестве.

Те же причины привели к экономической, культурной и военно-политической дезинтеграции гигантской империи. Отдельные провинции спешили одна за другой отделиться от метрополии и стать независимым государством. Центральная власть ослабла, а зависимость от нее не сулила провинциалам решительно ничего, кроме новых безобразных поборов, участия в дальних, а потому бессмысленных для них войнах и чувства постоянного страха: «Что там еще учинят при очередных разборках эти скудоумные и чехардой сменяющие друг друга столичные владыки, не способные ни себя, ни нас защитить от варваров?»

Такими видятся причины саморазрушения Римской империи непредвзятому наблюдателю. Наши теперешние политики консервативного толка, если бы их удалось спровадить в тогдашний Рим в машине времени, наверняка, объяснили бы все иначе: «заговор масонов и ЦРУ».

Конечно, читатель при желании быть чуть-чуть объективным, разглядит совершенно явную аналогию тогдашних событий с нашей современностью. Наша империя сгнила на корню и развалилась подобно древнему Риму. Что же сгубило нас, почему так велика печальная аналогия? Рим тоже был агрессивной империей, хотя, конечно, не тоталитарной и не социалистической. Даже законы и частную собственность там все-таки временами чтили, хотя упадок нравов в той погибшей империи был, пожалуй, под стать нашенскому.

Еще раз к этой проблеме мы вернемся в конце книги. Не все сразу.