1.2. Обезьяньи процессы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1.2. Обезьяньи процессы

Казалось бы, какое дело политикам до науки о поведении животных? Этологией можно с равным успехом заниматься при любом государственном строе. Огорчительное заблуждение! Ограничимся несколькими примерами.

1. В начале этого века в Берлине на тихой улочке Грибенофштрассе что ни день толпились титулованные особы, иностранные туристы и ученые психологи. Всем хотелось хоть одним глазком взглянуть на широко разрекламированных в прессе «говорящих лошадей», явных предшественников Полиграфа Полиграфовича Шарикова из «Собачьего сердца». Лошадей дрессировал чудаковатый старец фон Остен, отставной кавалерийский офицер, который, надо отдать справедливость, четырнадцать лет скрывал от всех свои эксперименты и, судя по рассказам современников, вовсе не стремился к саморекламе.

С упорством маньяка он пытался доказать, что психическая пропасть между людьми и животными — фикция. При надлежащем педагогическом подходе и лошадь, и собаку можно обучить всему тому, что знает немецкий школьник в младших классах или, Бог весть, может, и того более? С такими-то идеями он взялся преподавать лошадям понимание устной речи и чтение, арифметику и другие школьные предметы. Обучение шло приблизительно так. При лошади произносили какую-либо одну букву алфавита, тут же показывая ее на грифельной доске, и одновременно обучали животное бить копытом по помосту определенное число раз. За правильный ответ кормили. Потом учили словам, числам и так далее.

В конце концов, Умный Ганс и другие воспитанники фон Остена, а после его смерти (1909) — продолжателя этого дела Карла Краля в Эльберфельде дошли до такой премудрости, что, будто бы, могли в уме возводить в степень большие числа и извлекать из них квадратный либо даже кубический и так далее корень, а также отвечали на многие другие вопросы восхищенных посетителей, стуча копытами.

— Ганс, что ты видел на лугу?

— Милую госпожу Краль, которая меня кормила.

Разгорелась научная дискуссия. Некоторые ученые, посетившие чудо-лошадей, в том числе студентка Московских высших женских курсов Надежда Николаевна Лодыгина-Котс (1889–1963), в будущем крупнейший советский специалист по поведению обезьян, писали о новой эре в психологии. Некий революционно мыслящий автор восклицал:

— Раньше реакционеры утверждали, что дети низших сословий органически неспособны получить образование… Теперь точно так же огульно в этой способности отказывают животным!

Немецкое министерство просвещения прислало комиссию: а вдруг для лошадей придется теперь открыть средние школы? В дискуссию ввязался даже германский кайзер Вильгельм II. Он заявил:

— Достоверность опытов фон Остена и Краля не вызывает сомнений, поскольку немецкий кавалерийский офицер не может лгать.

Тем не менее, подавляющее большинство тогдашних немецких и других ученых постепенно пришли к заключению, что прорыва в новые сферы психологической науки все-таки не произошло. Лошади просто-напросто начинают и перестают стучать копытом, реагируя на какие-то едва уловимые поощряющие или, напротив, неодобрительные движения дрессировщиков, предумышленные или даже, возможно, непроизвольные. Дело, таким образом, сводится к обыкновенной дрессировке.

Какой-то налет неразгаданной тайны на всей этой забавной истории так, однако, и сохранился по сей день… Она долго служила темой салонных разговоров, породила многочисленные газетные статьи и анекдоты, в частности, английские.

На улице к прохожему подошла лошадь.

— Сэр, я — говорящая лошадь герцога Беррийского. Не затруднит ли вас сказать, где здесь ближайший водопой?

Человек еще не успел ответить ей, как к нему обратился другой прохожий:

— Сэр, не верьте ей. Она лжет. Она вовсе не лошадь герцога Беррийского, а самая обыкновенная говорящая лошадь.

2. 1943 год. Кенигсбергский университет вступил в свое трехсотлетие. На кафедре философии, той самой, которую некогда возглавлял Иммануил Кант, новый профессор, уже нам знакомый зоопсихолог Конрад Лоренц, австриец, но, между прочим с 1940 года кандидат в члены НСДАП — нацистской партии. Лекция о выразительных движениях обезьян, известной работе Дарвина об общности этих движений у животных и человека. В частности, профессор рассказывает о том, что разгневанные горные гориллы бьют себя в грудь своим здоровенным кулачищем так сильно, что гулкие удары слышны издалека, разносятся по всему лесу.

Лекция закончилась. Студенты высыпали в коридор и вдруг кто-то прячет улыбку или силится не улыбаться, а кто и хохочет в голос. На плакате фюрер бьет себя в грудь кулаком точь в точь как горная горилла!

Разумеется, последовал донос. Профессора арестовали. Допрос в Гестапо показал: этот чудак ничего плохого не имел в виду. Оставить такого не от мира сего болтуна на кафедре сочли, однако, невозможным. Не посчитавшись с возрастом, уже не призывным — сорок лет — и профессорским званием, Лоренца забрили в солдаты и послали на уже трещавший Восточный фронт. Там, по его словам, он сделал карьеру, достойную Наполеона: ротный санитар — солдат — полковой психиатр… А потом произвели уже несмотря на звание младшего лейтенента в дивизионные психиатры, да толку было мало. Сумасшедших к тому времени стало так много, что лечение просто потеряло смысл.

Позже, Лоренц вспоминал те дни в Белоруссии как какой-то дурной сон. Бежали, драпали, вырывались из русских котлов. Шли на Запад. Не было сапог, но в кармане зато был компас. Двадцать восьмого июня 1944 года заночевали в моховом болоте под Витебском. Разбудили русские автоматчики. Назвался младшим лейтенантом второй санитарной роты двести шестой пехотной дивизии. В этом качестве этапировали в жуткий лагерь военнопленных под Кировом, а оттуда на достаточно долгий срок в Халтурин, где лечебной работы было хоть отбавляй. Несмотря на это, именно там была написана замечательная книга «За зеркалом». Сам факт ее написания в таких условиях и то, что после долгих перипетий она-таки дошла до читателей — поразительное подтверждение того, что рукописи не горят. Затем Лоренца после недолгой остановки в Баку, отправили в Армению, а из нее, учитывая его антифашистские взгляды и неожиданно для него самого, в привилегированный подмосковный лагерь в Красногорске.

О том, когда и как появились такие взгляды — чуть позже. А пока суд да дело, «пленный антифашист Конрад Лоренц» написал письмо из лагеря известному русскому коллеге академику Леону Абгаровичу Орбели в Ленинград, человеку в то время с генеральскими погонами. Каким-то чудом письмо дошло и Орбели отреагировал. По его ходатайству основатель науки этологии, будущий Нобелевский лауреат в конце 1947 года был освобожден досрочно.

В поезде Москва-Киев-Вена ехал оборванный репатриант, все имущество которого состояло из сплетенной из прутиков самодельной клетки с ручным скворцом. В таком-то виде Лоренц вскоре появился на квартире своего венского друга Карла фон Фриша, а оттуда направился в отчий дом в Альтенберге под Веной. Потом злые языки говорили, что в Кировском лагере Лоренц уцелел якобы потому, что, в отличие от прочих пленных, бесстрашно ел мух, тараканов и других кишевших там насекомых. Прочие пленные мерли от голода, но разделить его трапезу не решались. А больше всех повезло в этой истории Л. А. Орбели. Когда его громили на Павловской Сессии 1950 года, этот страшный грех — участие в судьбе основателя «лженауки этологии» К. Лоренца — никто ему за неведением не припомнил. Иначе бы, уж точно, не сносить ему головы.

3. В июле 1925 года в Дейтоне (США, Тенесси) гремел обезьяний процесс. Судили школьного учителя биологии Д. Скопса. «Преступление» его состояло в том, что он развращал умы американских школьников, излагая им «богохульное» учение Ч. Дарвина и, в частности, осмелился утверждать, будто люди произошли от обезьян, а не созданы вместе с другими божьими тварями, Землей, Солнцем, звездами и галактиками около семи с половиной тысяч лет назад на шестой день творения. Общественным обвинителем был один из лидеров демократической партии У. Брайан. Учителя приговорили к большому денежному штрафу, причем ученых, которых пригласила защита, не допустили на процесс.

Многие влиятельные люди в Америке тех лет были убеждены, что дарвинизм и большевизм — одно и то же. Советская пресса торжествовала: Вот она хваленая буржуазная демократия! Мракобесие! Царство тьмы! Поповщина!

У нас в стране в те годы выгоняли за рубеж или отстреливали как рябчиков нежелательных гуманитариев: вышвырнули большую группу философов-идеалистов, в том числе и Бердяева, расстреляли за участие в несуществующем заговоре поэта Н. Гумилева, но к знаменитым естественникам, натуралистам относились с явным почтением.

Двадцать пятого июня 1920 года Ленин писал в Смольный Зиновьеву:

Знаменитый физиолог Павлов просится за границу. Отпустить Павлова вряд ли рационально, так как он и раньше высказывался в том смысле, что, будучи правдивым человеком, не может в случае соответственных разговоров, не высказаться против советской власти и коммунизма в России. Ввиду этого желательно было бы, в виде исключения, предоставить ему сверхнормальный паек.

В одном, как видно, вожди революции ни на секунду не сомневались: за сверхнормальный паек любой буржуазный интеллигент, пусть он хоть тысячу раз будет великим ученым, конечно уж, согласится попридержать язык за зубами или даже поменять на сто восемьдесят градусов свои убеждения! Пожалуй, эту точку зрения отчасти подтвердил дальнейший путь развития нашей науки. Однако тогда времена еще были для естественников довольно идиллическими. Творили корифеи, а Т. Д. Лысенко, И. И. Презент и компания еще никому не были известны.

4. С начала тридцатых годов ситуация явно начала меняться к худшему. Везде и всюду требовались классовый подход и немедленные практические результаты. Все маломальски непонятное полуграмотным вождям объявляли идеализмом и антинаукой. Уже появилось «табу» на З. Фрейда, а также многих других западных психологов. Начались первые наскоки на генетику. Вот, например, какой уморительный диалог в лицах, воспроизводя интонацию, как-то пересказала Ю. А. Лабасу уже упомянутая профессор Н. Н. Ладыгина-Котс.

В 1939 году ее вызвали повесткой в НКВД и начали расспрашивать о ее коллеге профессоре Н. Ю. Войтонисе.

— Хороший специалист, — сказала она.

— А известно ли вам, — спросил следователь, — что этот ваш «специалист» написал злобный антисоветский пасквиль? — С этими словами он сунул прямо в лицо Надежде Николаевне недавно появившийся труд Войтониса «Господство и подчинение в стае павианов».

— Помилуйте, — удивилась Лодыгина-Котс, — это же научная работа.

— Какая уж научная, — прошипел следователь, — ведь у павианов нет классового общества, нет политической борьбы, а, значит, не может быть и нет господства и подчинения. Это все не о павианах, а о советских людях!

— Но ведь у нас социализм, а, следовательно, ликвидированы эксплуататорские классы, — не сдавалась она.

— Не валяйте дурочку, — заорал взбешенный следователь. — Разве вам не известно, что, как показал великий Сталин, озверелое сопротивление остатков эксплуататорских классов непрерывно усиливается по мере нашего перехода в светлое коммунистическое завтра? Или, может быть, вы считаете, что мы, чекисты, зря едим народный хлеб?

Тут уж профессор не на шутку испугалась.

— Что же вы посоветуете делать, — робко спросила она, — если о господстве и подчинении у павианов и других животных писали многие ученые, а не только Войтонис. Об этом явлении писали еще до революции и пишут сейчас за рубежом.

— Да, — покачал головой товарищ следователь, — еще Ильич правильно указывал, что ваша ученая братия ни черта не смыслит в марксистской философии. Чтобы не было неприятностей впредь, рекомендую не пользоваться применимыми только к людям понятиями «господство и подчинение». Когда пишете о животных, употребляйте вместо того, к примеру, «согосподство и соподчинение», чтобы не путалось с людьми.

Так с тех пор и пой сей день все советские зоопсихологи и этологи, знай себе, пишут согосподство и соподчинение, хотя о происхождении этих «научных» терминов и не подозревают, просто позаимствовали их у Ладыгиной-Котс.

Тогда еще худо-бедно обошлось, а после войны поведенческие науки у нас вообще запретили вместе с другими «лженауками, платными девками американского империализма» — генетикой и кибернетикой.

5. Четвертого июля 1950 года состоялась Научная сессия АН СССР и АМН СССР, посвященная проблемам физиологического учения академика И. П. Павлова. На ней одни ученые выступали как доносчики-обличители. Другие униженно молили о пощаде, поливая грязью собственные научные труды, а заодно и своих учеников, якобы совративших учителя с пути истинного (были и такие!). «Идея», с позволения сказать форума, сводилась к одному: нету Бога, кроме величайшего гения всех времен и народов товарища Сталина, а пророк его во всех областях физиологии, психологии и медицинских наук — умерший в 1936 году академик И. П. Павлов (который, кстати, будь он жив, конечно, открестился бы от этакой чести, ибо, действительно, верил в Бога, не переваривал большевиков, о чем мы еще порасскажем, а, главное, не страдал недооценкой собственной личности, но все-таки был далек от самообожествления). Посему предали анафеме и запретили любые направления, кроме одного: изучения павловских условных рефлексов. Вот что, к примеру, говорил на сессии тогдашний президент АН СССР академик С. Вавилов, родной брат загубленного Николая:

Павловская материалистическая прямолинейность оказалась не всегда и не всем по силам… Впору бить тревогу… Наш народ и все передовое человечество не простят нам, если мы не используем должным образом павловского наследия… Нет сомнения, что возвращение на верную павловскую дорогу сделает физиологию наиболее действенной, наиболее полезной для нашего народа, наиболее достойной сталинской эпохи строительства коммунизма.

Любой интерес к проблемам врожденного и приобретенного поведения животных и, тем более, человека сделался после павловской сессии почти таким же опасным занятием как антисоветская пропаганда. Само слово «этология» можно было произносить, разве что, в сочетании с несколькими бранными словами, а, того лучше, вообще забыть.

Полагаем, ни в каких комментариях не нуждается нижеследующий текст обращения участников Сессии к товарищу Сталину, цитируемый нами с небольшими сокращениями.

Дорогой Иосиф Виссарионович!

Участники научной сессии Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР, посвященной проблемам физиологического учения И. П. Павлова, шлют вам, корифею науки, гениальному вождю и учителю героической партии большевиков, советского народа и всего прогрессивного человечества, знаменосцу мира, демократии и социализма, борцу за счастье трудящихся во всем мире, свой горячий привет. Настоящая научная сессия войдет в историю передовой науки как начало новой эпохи и развития физиологии и медицины, который призваны беречь и укреплять здоровье трудящихся, служить делу построения коммунизма в нашей стране. Мы все с глубокой радостью отмечаем, что сессия происходит в обстановке небывалого общего подъема науки в СССР, связанного с неуклонным ростом могущества нашей Родины, с дальнейшим улучшением жизни советских людей, с Вашей неутомимой титанической деятельностью.

Благодаря повседневным заботам большевистской партии, Советского правительства и лично Вашей, товарищ Сталин, наука в СССР переживает бурное развитие, обогащается все новыми открытиями и достижениями.

Вы, товарищ Сталин, продолжая великое дело Ленина, обеспечиваете науке большевистскую идейность, оказываете громадную поддержку всему передовому, прогрессивному в науке.

Великий Ленин и Вы, дорогой товарищ Сталин, оказали неоценимую помощь работам И. П. Павлова, создали все необходимые условия для творческого развития его физиологического учения.

Как корифей науки, Вы создаете труды, равных которым не знает история передовой науки. Ваша работа «Относительно марксизма в языкознании» — образец подлинного научного творчества, великий пример того, как нужно развивать и двигать вперед науку. Эта работа совершила переворот в языкознании, открыла новую эру для всей советской науки…

Вы, товарищ Сталин, поднимаете и творчески решаете самые насущные вопросы марксистко-ленинской теории, мощным светом своего гения озаряете путь к коммунизму.

Вместе со всем советским народом мы горды и бесконечно счастливы, что Вы, дорогой Иосиф Виссарионович, стоите во главе мирового прогресса, во главе передовой науки.

Вы, товарищ Сталин, постоянно учите нас не останавливаться на достигнутом. Следуя Вашему великому примеру и Вашим указаниям, мы отдаем себе полный отчет, что учение И. П. Павлова не застывшая догма, а научная основа для творческого развития физиологии, медицины и психологии, рационального питания, физической культуры и курортного дела, направленного на укрепление здоровья советского человека…

Мы обещаем вам, дорогой товарищ Сталин, приложить все усилия для быстрейшей ликвидации недостатков в развитии павловского учения и всемерно используем его в интересах строительства коммунизма в нашей стране.

Да здравствует наш любимый учитель и вождь, слава всего трудящегося человечества, гордость и знамя передовой науки — Великий Сталин!

Американский ученый Лорен Грехем в своей книге, посвященной истории естествознания в СССР пишет, что Павловская сессия (наряду с позорной Сессией ВАСХНИЛ 1948 года, той, на которой громили генетику) вписала в эту историю одну из самых мрачных страниц.

Как известно, гонения на кибернетику, а затем генетику постепенно ослабли у нас после XX–XXII съездов КПСС. Однако, этологии повезло меньше. Рецидивы налицо: этологи не имеют ни одной академической кафедры в университетах стран СНГ. Недоброжелательное отношение официального научного руководства, несомненно, сохраняется в нашем отечестве и по сей день. Удивительного в этом мало. Слишком уж очевидно, подчас, смешное сходство между поведением человека и других животных. Это сходство, если многие начнут чуть-чуть разбираться в этологии, может поставить сильных мира сего в пикантное положение «раздетого на сцене».

— Нет такой науки, — твердят и сегодня многие наши генералы от биологии, те, в чьих руках находятся реальные рычаги по исправлению этологической неграмотности, хотя бы среди студентов биологических факультетов.

Как-то в 1991 году в одном московском биологическом институте читал лекцию председатель американского «Общества креационистов» (от creation — творение) — ученых, верящих, что все живые существа не эволюционировали постепенно, а созданы из ничего за короткий срок в соответствии с буквально понятой библейской версией. Лекция началась с демонстрации слайдов. На первом была изображена комната со множеством мебели. Отец семейства, восседая за столом, спрашивал домочадцев:

— Как вы полагаете, эта мебель создана Творцом или возникла путем естественного отбора?

На втором слайде оказалась фотография отпечатка на сланце археоптерикса — вымершей птицы с рядом характерных признаков пресмыкающихся животных, жившей около ста пятидесяти миллионов лет назад в юрском периоде мезозойской эры. Лектор кричал:

— Дарвинисты — лжецы! Как этот допотопный урод мог быть предком современных птиц и переходной формой, если их окаменелые останки обнаружены в еще более древних слоях?!

Эдаким аргументом можно доказать, что и белые жители Америки там и зародились, а не являются потомками европейцев. Ведь в Европе до сих пор живут англичане, испанцы и португальцы!?

А тут уже (август 1993) и по «Радио России» зазвучали призывы отменить преподавание дарвинизма в средней школе, поскольку эволюция Вселенной, Земли и жизни на ней — не более чем сенсационная выдумка, опровергнутая, оказывается, всей современной мировой наукой. Так-то вот. Дожили.

Обезьяньим процессам несть конца. Как уж не вспомнить по этому поводу великого нашего баснописца И. А. Крылова: Мартышка в зеркале увидя образ свой…