11.2. Этология счастья
11.2. Этология счастья
Из всех разделов нашей книги этот короче всех, что вполне естественно. Что нового скажешь на тему, которой посвящены бесчисленные тома?
Как стать счастливым или сделать счастливыми других, если над каждым «витает ангел смерти», всех, кроме рано умерших, ждет мучительная старость, столь многим не везет на жизненном поприще, сколь часто люди родятся или делаются инвалидами, сиротеют в детстве, становятся нищими, попадают за решетку и прочее?
Не будем повторять за буддистами очевидное, но трудно достижимое счастье или, вернее, отсутствие страданий — в свободе от любых желаний.
Попробуем, однако, сформулировать лишь то главное, что могут ответить этологи, руководствуясь своими профессиональными знаниями на вопросы: что такое счастье и как стать счастливым.
Как читатели уже знают, в мозгу человека и животных имеются так называемые центры «удовольствия» и «неудовольствия». Как выразился по этому поводу американский физиолог Г. Мэгун, рай и ад человека находятся у него в мозгу.
Мы, однако, ответим совсем иначе.
Счастье человека, в основном, за рамками его биологического «Я».
Тот, кто сосредоточен на своих личных вожделениях, болячках, желаниях и прихотях, опасениях за свой драгоценный организм, на заботах о собственном комфорте, кто шевелит мозгами только тогда, когда это вызывается суровой житейской необходимостью что-то достать, заиметь, избежать какой-то опасности — тому не может долго улыбаться счастье, если человек этот имеет хотя бы какое-то подобие живой человеческой души.
Ясно же, что рано или поздно очередное желание не сбудется, в организме что-нибудь подпортится, откажут силы. Человек, сосредоточенный на себе, — раб внешних обстоятельств. (Впрочем, не исключено, что человек, сосредоточенный на внешних обстоятельствах, тоже может являться их рабом. Или, скажем, рабом своего желудка. Рабство — дело тонкое.)
Только «парение духа», бескорыстный интерес к тому, что вне нас вершится и с нами не окончится, а также соучастие, сердцем душей, в жизни других людей и общества в целом несет освобождение от страха за себя и жалости к себе. (Впрочем, может принести страх за других и жалость к ним, а счастья вовсе не гарантирует.)
В книге «По ком звонит колокол» есть такой завершающий эпизод.
Ранен интербригадовец Роберт Джордэн. Шансов на спасение — никаких. Сейчас подойдут фашисты и добьют. Но осталась еще последняя боевая задача: хоть ненадолго задержать их продвижение — в руках у раненого ручной пулемет. А душа его как бы устремляется вдаль. Мысленно он следует за уцелевшей частью партизанского отряда, с которой ушла его возлюбленная. Он с ними, он с ними, он с ними — и это освобождает его от страха смерти.
В лесу и в поле дух человека раскрепощает любовное созерцание вечной природы, а в моменты смертельной опасности — глубокое осознание того, что бренное человеческое «я» — всего лишь часть чего-то неизмеримо более значительного и вневременного.
Счастье человека в его духовной жизни, в творческих озарениях и тех волевых импульсах, которые позволяют ему, «идя босиком по битому стеклу», преодолевать, на первый взгляд, совершенно непреодолимые препятствия.
Нет более жалких людей чем те, которые ненасытны в своих желаниях обрести нечто сугубо материальное, «земное», полностью отдав свою душу во власть слепых инстинктов. Трагедия этих личностей в постоянном противоборстве духовного и животного начал в их сознании.
Если животное начало полностью одолевает духовное, источниками непрерывных страданий оказываются то зависть и злоба, то неудовлетворенная физиологическая потребность, то недомогания организма, то ревность, то страх, то чувство одиночества.
Мы слишком много знаем и понимаем о себе, чтобы ощущать себя счастливыми, оставаясь скотами в душе.
В «Фаусте» одухотворенный, но, на свою беду, не свободный от земных страстей Фауст говорит самодовольному научному педанту Вагеру:
Тебе знакомо лишь одно стремление.
Знать множество — несчастье для людей.
Но две души живут в груди моей,
Друг другу чуждые
И жаждут разделения.
Одной из них мила земля
И то, что люди любят в мире.
Другой — небесные поля,
Где духи носятся в эфире…
Вот он в чем, корень страданий!
Для того, чтобы жить одними эмоциями, не контролируемыми разумом, мы чересчур умны, слишком хорошо информированы о грозящих нам превратностях судьбы и о ее неотвратимом финале. Но освободиться полностью от этих эмоций нам не позволяет само устройство нашего мозга, такое же, во многом, как и у других высших животных, лишенных речи и способности к самоанализу. Отсюда — постоянно изводящий нас страх за себя и близких. Отсюда же и изжигающие душу желания чем-то обладать, отхватить себе кусок побольше, оттолкнув от кормушки соседа, занять его конуру, завладеть его «самкой».
Чем самокритичнее и как бы отстраненнее мы воспринимаем эти наши эмоциональные «взбрыки», чем больше мозг наш сосредоточен на чем-то таком, что нельзя ни украсть, ни потерять, ни растратить, ни сносить, ни проиграть, ни обрести в результате нарушения функций нашего недолговечного организма, тем в большей степени знакомо нам ощущение подлинного счастья, чисто человеческого и совершенно неведомого всем прочим живым существам.
Подведем итог.
Счастье — ощущение, испытываемое человеком в наибольшей степени в двух его состояниях: чисто животном и полностью свободном от всех «скотских вожделений».
Обе крайности довольно редки. Вторая — состояние мудрой отрешенности, буддисты зовут ее нирваной, очень трудно достижима. Это блаженное всепонимание, до которого возвышаются, разве что, считанные единицы.
К первой форме счастья, общей у нас с животными, порою приближаются почти все на какие-то краткие мгновения. Однако же, слава Богу, постоянно в скотском состоянии пребывают лишь немногие из нас. Почти у любого есть мгновения, когда его дух возносится над животным «я» (которого, кстати, в самоосознанной форме даже у высших «бессловесных» тварей, по-видимому, нет.)
Когда умирал Платон, которого мы уже несколько раз упоминали, он возблагодарил своего «Гения» (то есть судьбу) за то, что рожден был не животным, а человеком, не варваром, а эллином и оказался современником — учеником Сократа.
Возблагодарим же и мы судьбу, наперекор всем страданиям, происходящим от наличия у нас речи и интеллекта, за то, что способны не только чувствовать и желать, но и отвлеченно мыслить…
На свете счастья нет, Но есть покой и воля…
Но не хочу,
О, други, умирать,
Я жить хочу,
Чтоб мыслить и страдать…