Время как социообразующая категория

Время как социообразующая категория

«В самом общем виде время можно определить как понятие, отражающее объективный процесс изменения окружающего нас мира».^{18} Изменяться во времени свойственно не только биологическим структурам, но и социальным, причем последнее можно отнести к одной из фундаментальных потребностей человека. Статус — детерминант времени социального тела, прямо пропорционален возрасту — времени тела физического. Каждый хочет, чтобы завтра его статус был выше, чем сегодня, и выбирает то общественное устройство, которое этот рост гарантирует. С этой точки зрения устав, провозглашая тотальное равенство рядовых, не рассматривает солдат срочной службы как субъектов времени.

Военные идеологи имеют свою точку зрения насчет того, как личность должна готовить себя к армии. Кандидат военных наук В. А. Поварцов так излагает свое представление о профессиональной армии:

«В моем понимании, профессиональная армия это такая армия, солдаты которой имеют постоянную возможность всесторонне обучаться и шлифовать свое мастерство: в метании гранат, стрельбе, надевании противогаза. А для этого необязательно переходить на полностью контрактную систему и отменять призыв. Отделам агитации и пропаганды следовало бы отчасти изменить методы работы: пойти в школы, училища, колледжи».^{19}

В. А. Поварцов справедливо полагает, что для поднятия престижа армии «нужно разъяснять шестнадцатилетним, что армия не монстр, уничтожающий любую индивидуальность, а государственный институт, обеспечивающий спокойствие граждан».^{20} Однако для того, чтобы эти разъяснения достигли цели, а не превратились в циничный фарс, необходимо все-таки выяснить, как на деле обстоят дела с индивидуальностью и с правами человека в «институте, обеспечивающем спокойствие граждан», и совместимы ли в принципе эти понятия — «индивидуальность» и «рядовой»?

Пока что любая идеологическая работа и пропаганда «почетной обязанности» разбиваются о реалии, несовместимые не только с понятием чести, достоинства и права личности на самоопределение, но часто и с элементарными психофизиологическими потребностями человека, начиная с потребности в пространственной автономии. В результате идеологическая пропаганда, направленная на «поднятие престижа» армии, превращается в пародию, причем прежде всего внутри самих армейских коллективов. Поговорки типа «рота без замполита — что деревня без дурака» родились задолго до эпохи гласности и перестройки, и не журналисты их придумали.

Люди, собираемые на призывных пунктах-распределителях, представляют собой аморфную массу, своего рода социальную протоплазму. С момента сдачи паспортов они перестают существовать как граждане, но до принятия присяги они не существуют и как военнослужащие. Это люди, уже лишенные гражданских прав, но еще не принявшие на себя воинские обязанности. Эти люди — «лиминальные субъекты», лишенные и социального тела, и социального пространства.^{21} Масса призывников — это даже не социальная группа, это скорее протосоциальное образование, притом весьма абстрактное с точки зрения юридическо-правового обеспечения. И это нормативное и психологическое состояние асоциальности усугубляется комплексом официальных мер, направленных на «размалывание» личности и лишение ее индивидуальности: призывника стригут наголо, раздевают догола на медкомиссиях, ставят в строй, отбирают запрещенные и/или ненужные с точки зрения военных контролеров вещи. Таким образом, манипуляции с людьми на призывных пунктах направлены на семиотическую редукцию всех средств их личностного выражения путем унификации внешности, стиля одежды, набора вещей.

Насильственная редукция личностей до социальных нулей, превращающая их в совокупность одинаковых бритоголовых строевых единиц, встречает с их стороны встречную адекватную реакцию: если не удалось избежать призыва, то следует воспринимать его как карнавал. Сущность карнавала как феномена культуры заключается в инверсии социальных ролей и ритуальной деструктурализации социума с целью последующего обновления образующих его связей.

Путь в армию связан с реальной декультурацией личности, что вызывает у нее ответные бессознательные реакции, со всеми сопутствующими карнавальными атрибутами. Показательно, что свое состояние социальной аморфности призывники часто выражают различными действиями: рвут одежду, разрисовывают зубной пастой свои фуфайки, рисуют на бритых головах авторучкой или выбривают незамысловатые изречения типа «ДМБ-19…» и пр.

В итоге — формируется положительный эмоциональный фон; на призывных пунктах-распределителях обычно весело. Как и на всяком карнавале, здесь нередко возникают казусные ситуации.

По рассказу бывшего черноморского пограничника Эдуарда Казанцева, он еще на призывном пункте разрезал свои брюки на ленточки и в таком виде прибыл в часть. Часть старалась быть уставной. Упреждая возможные обвинения в том, что армия присваивает гражданские вещи новобранцев, им при выдаче военной формы приказывали отправлять свои вещи домой, не разрешая ничего выбрасывать. Наш герой был вынужден послать эти брюки домой. У его родителей был шок: когда они получили одежду сына, то решили, что над ребенком в армии издевались. Ему стоило труда убедить их, что это сделал он сам «для прикола».^{22}

Преобразование стресса в положительные эмоции посредством знака позволяет оценить универсальную функцию карнавала как средства апологии образа жизни и психологической адаптации личности к социально экстремальным условиям.

В качестве одного из универсальных карнавальных алгоритмов стоит отметить истинно «раблезианское поведение» — призывники в знак собственной асоциальности мажут друг друга зубной пастой, кетчупом, майонезом и прочим «антивеществом», маркируя им свое «анти-структурное» состояние.^{23}

Важно отметить соотношение ощущения времени с социальной идентичностью всех, кто направляется в армию по призыву: их идентичность стопроцентно перенесена в будущее, к моменту демобилизации. Переживаемый стресс активизирует «территориальное» поведение: по дороге в армию они как бы «метят территорию», т. е. везде, где это возможно, стараются запечатлеть дату своего будущего «освобождения» — пишут на стенах, на заборах, на теле год демобилизации. Идентичность личности, направляющейся выполнять «почетную обязанность», целиком соотносится с моментом завершения данного жизненного этапа.

Реализация социальной функции карнавала — инверсия ролей — приводит к психологической разрядке. Армия по определению — социальная инверсия гражданского общества, и карнавальные алгоритмы, предварительно организующие массу призывников, выступают как особого типа психологическая защита. Весь предыдущий опыт, весь запас знаний и культурных ценностей, все гражданские привычки и привязанности в этой новой агрессивной среде воспринимаются как бремя, от которого следует на время избавиться. Чем меньше человек знает и значит, тем легче ему подчиняться, т. е. полноценно функционировать в армии, поскольку суть армии — в подчинении. Когда автор данной работы еще только «собирал материал методом включенного наблюдения», он однажды попытался выяснить смысл абсурдного, на его взгляд, приказания. Понимание смысла абсурда было доведено до него командиром с поистине дзэнским пафосом «войны с рассудком»:^{24} «Товарищ солдат! Не ищите в приказе высокого смысла! Вам жить будет проще! Выполняйте!».

Хороший солдат — тот, кто подчиняется на уровне рефлекса. «Приказ не надо ни объяснять, ни даже формулировать, — пишет Мишель Фуко, — достаточно того, чтобы он вызвал требуемое поведение. Ответственный за дисциплину сообщается с тем, кто ей подчиняется, посредством сигнализации: не надо понимать приказ, надо воспринимать сигнал и немедленно на него реагировать, следуя заранее установленному более или менее искусственному коду».^{25}

Человек, готовящийся к службе в армии, полуосознанно начинает слагать с себя ограничения культуры еще за несколько недель до ухода по повестке. Это называется «догулять». «Догулять» — это значит допить всю водку, долюбить всех женщин и так далее, в полном спектре социальных девиаций, имеющих тенденцию роста от невинных оргиастических пирушек к уголовным преступлениям. Если бы велась статистика преступлений, совершенных призывниками в процессе «догуливания», то такого рода явления следовало бы выделить в отдельную социально-психологическую аномалию с единым смысловым контекстом: имея перспективу лишиться свободы, человек воспринимает актуальные культурные нормы в карнавальной инверсии, вплоть до полного их отрицания. В этом проявляется механизм адаптации личности к грядущему состоянию строевой единицы.

Этим и обусловлена реактуализация архетипа карнавального поведения. В качестве примера приведу текст письма, написанного одним тихим и скромным студентом-отличником в его последние перед армией дни:

Салют!

Сейчас уже прошло 1-е мая, и как ты уже понял, был праздник. С чуваками из института рванули на маевку, прихватив с собой водяры, жратву и гондоны. Ты знаешь, они сейчас жуткий дефицит. На «балке» одна резина стоит 3 руб. За голову можно схватиться, точнее за головку. Ну, в общем, забухали, пошли кидать за…пу, снимать б…ей. П… не получили, одни б…ди сами на меня повешались, но помня:

   Если красавица

   На х… бросается,

   Будь осторожен,

   триппер возможен,

мы их бортанули, сняли еще троих, но они не местные, а угла у нас не было. Потом на тачке до Речного, оттуда до НЭТИ пешком. Выдернули 2 флага, и, идя по мосту, покосили все на свете, переворачивали все урны, били бутылки, свернули дорожный знак. В 4 ночи завалились в общагу, орали с балкона по-немецки, размахивая голубым флагом. Так продолжалось с полчаса. Почти всех поперебудили вместе с общаговскими чуваками с нашего потока.

А вскоре после нашего ухода на квартиру дежурная вызвала наряд «рексов». Так что вовремя сделали ноги.

Сейчас стараюсь учиться, хотя остались предметы, в которых я не прорубаю ни на дюйм. И что странно, понимают единицы из более чем 200 человек. Да и предметы долб…ие: теория вероятностей и основы дискретной математики. Даже и не знаю, как выкручиваться. Сессия. А 12-го мая пойдем цеплять б…й в ДКЖ, на дискотеке (нужно чем-то ублажить душу!). Этого добра хватит и на твой век, мы же только распахиваем почву разврата. Да, похвастаюсь, ин-яз сдал и досрочно получил зачет. Скооперировался с одной девчонкой, огромные труды прилагаю, чтобы заиметь с ней хорошую дружбу, но то ли я долб…б, то ли еще что… — она пока не очень.

А скоро салажья жизнь и воспоминания о том, какой был дурак и упустил такой клад. Ну да ладно, сам видишь, проблем, хоть ж…й ешь. Больше ничего не помню, не слышал, не знаю.

Пусть нам всем повезет!!!

(ПМА, Новосибирск, 1988 г.)

Автор — психически абсолютно нормальный, уравновешенный человек, разумеется, не сексуальный маньяк, не алкоголик и не дебошир, как это следует из его письма. Структура и принципы построения текста воспроизводят ситуацию диффузии культуры в трансформации личностных мотиваций и жизненных стимулов человека, переходящего из гражданского социума в экстремальную группу, человека, вырываемого из привычного социокультурного контекста своего бытия. «Культурный самораспад» личности призывника — скорее правило, чем исключение.

Прибыв в воинскую часть, новобранцы расстаются с последними личностно-знаковыми вещами, а зачастую и с деньгами. Не выделяться! На первом этапе службы унифицируются даже средства личной гигиены. Командиры всех уровней следят, чтобы минимум вещей, составляющих содержание прикроватных тумбочек (зубные щетки, паста, мыло, нитки и пр.), был у всех одинаков. С этой целью армейским начальством культивируется такой институт социального контроля, как смотр тумбочек и карманов, во время которого изымаются все неуставные вещи. Неуставной считается любая вещь, не входящая в регламентированный минимум единообразных предметов, которые предписано носить в карманах — носовой платок, расческа, блокнот с выписками из уставов, сигареты.

Присутствие владельца при «смотре тумбочек» не обязательно, поэтому все, что может быть изъято, рано или поздно изымается. К примеру, у автора в свое время изъяли даже такую «идеологически зрелую» вещь, как учебник по истории СССР для поступающих в вузы, под предлогом «рано еще».

Фраза «рано еще» проходит рефреном через весь первый год службы. За календарь с отмеченными днями можно получить наказание. Фактически люди в армии делятся на тех, для кого время существует — это старослужащие, и на тех, для кого оно не существует — так называемые молодые бойцы, которым вести счет времени, равно как и обзаводиться личностно-знаковыми вещами, «рано еще». То есть социальной протоплазме рано думать об очертаниях. Она не имеет права ни на время — счет времени «не положен по сроку службы», ни на место в пространстве — они «духи», им «по сроку службы» положено «летать». Для социальной протоплазмы хронотоп вообще не существует. «Лиминальные существа ни здесь, ни там, ни то, ни се; они — в промежутках между положениями, предписаниями».^{26} Формула «положено/не положено по сроку службы» имеет соционормативное значение и выражает принцип распределения привилегий в армии согласно социальной стратификации.