Аккультурация и системы ценностей

Аккультурация и системы ценностей

Под аккультурацией здесь мы понимаем процесс воспроизводства социума путем формирования у индивида просоциальной системы ценностей.^{30} Как можно заставить угнетаемого принять как личную ценность систему угнетения? Очевидно, гарантировав ему переход в разряд угнетателей.

Дедовщина как саморазвивающаяся и живая система основана как раз на идее перехода человека из «ничто» в «нечто», воплощенной переходной обрядностью. Принявший условия дедовщины может быть уверен, что завтра его статус будет выше, чем сегодня. Не принявший — таких гарантий не имеет. Соответственно, именно духам жестокие неуставные нормы кажутся наиболее привлекательными, и это хорошо видно по их отношению к переводам. Инициация представляется максимой всех ценностей. Устав же не предусматривает повышения статуса для каждого, поэтому не отвечает главной потребности личности в самоутверждении, обостренной в атмосфере армии, где все говорит тебе: «ты рядовой».

Диахронная трансляция нормативной информации выражает динамику социообразования.

«В теории информации предполагается схема коммуникативного акта, в котором имеется две роли: отправителя и получателя сообщения. В естественном языке для коммуникативного акта большее число ролей: роль источника сообщения, роль свидетеля передачи сообщения, которая часто расщепляется на две: свидетеля со стороны отправителя сообщения и свидетеля получателя, роль косвенного сообщения и т. п.».^{31}

Общественные связи в экстремальных группах устанавливаются путем репрессий и воспроизводятся в сознании коллектива и личности как социально значимые. Акт репрессии повышает роль второстепенных каналов коммуникации — не столько от субъекта к объекту, сколько к свидетелям. Наблюдение репрессии формирует у аудитории наблюдателей определенные установки, превращающие их из свидетелей и объектов доминантной информации в ее носителей и субъектов.^{32}

Перевод — главное событие в армейской жизни, и молодые бойцы накануне приказа буквально выкладываются, чтобы заслужить милость быть переведенными. Удары бляхой — не самые суровые «тяготы и лишения воинской службы», с которыми они успевают к этому времени столкнуться, поэтому принимаются ими как дар небес. Стойкое перенесение боли является одним из стереотипов маскулинности, за которыми «в мужских инициациях стоит не просто половая принадлежность, а противопоставление двух миров — посвященных и не посвященных».^{33}

Соответственно, отказ дедов перевести кого-то из молодых в черпаки — это даже не наказание. Это уничтожение. Наказанием могут быть угрозы «не перевести», к которым деды иногда прибегают, шантажируя своих духов. Это, пожалуй, самый сильный стимул социальной активности из действовавших в армии на протяжении последних сорока лет. Но, как правило, переводят всех, и тех, кто «на духанке» был апологетом дедовщины — «золотым духом», и тех, кто подчинялся без особого рвения. Переводят и тех, кто в течение первого года пытался противостоять дедовщине. В этом «даре» проявляется «инстинкт» группового самосохранения, посредством которого социум воспроизводит себя во времени.

Именно ради сохранения своей целостности социум наделяет правами даже тех, кто противился обязанностям, так как привилегии дедовщины есть главный механизм ее самовоспроизводства. Привилегии есть инструмент формирования идентичности элиты — класса, обеспечивающего функционирование всей системы.^{34} Отказ в переводе в «черепа» — мера исключительная и применяется только по отношению к чмырям, что равнозначно акту «опускания».

Не без оснований считается, что деды этим посвящением подвергают себя большому риску, поскольку командование видит в данном ритуале источник всех бед Вооруженных Сил и жестоко за него преследует. К тому же по автографам на ремнях легко «вычислить» того, кто переводил, и, соответственно, наказать за неуставные отношения. Поэтому молодым иногда приходится даже упрашивать старослужащих товарищей перевести их. Деды ломаются и провоцируют любовь масс: «Я вас переведу, а потом вы меня застучите». — «Нет, не застучим!» — «Ну, смотрите, сами так решили». И переводит. Праздничная атмосфера, в которой духи делают выбор в пользу дедовщины, усиливает эффект социализации и снимает психологическую напряженность.

Самые младшие солдаты наблюдают эту формулу дедовщины «год летаешь — год тащишься» в действии и понимают, что этот переход ждет каждого, кто принимает правила. Это понимание позволяет им апологизировать свое временно подчиненное положение и положительно воспринимать всю систему, доминанты которой становятся их референтной группой. Таким образом, жертвы дедовщины принимают ее законы благодаря основному принципу статусного перехода еще задолго до того, как придет срок его совершить. Нормы доминантной экспансии формируют содержание единой системы ценностей независимо от социальных статусов ее отдельных адептов.

Переводы в фазаны и черпаки по форме и содержанию (на наш взгляд — несомненно), являются инициацией. Подготовкой к этому обряду посвящения становится весь первый год службы — «умерщвление» мальчика ради его «возрождения» в новом качестве — мужчины-воина. В течение первого года человек уничтожается как личность, в течение второго — он уже сам уничтожает личность другого человека. Это почти всегда сопровождается психологической компенсацией.

Солдаты ждут статусного перехода не только как избавления от страданий, но и как начала самоутверждения: восстановления собственной личности, потраченной состоянием постоянного унижения.

Семиотика инициации позволяет рассматривать дедовщину целиком как систему, распространяющуюся далеко за пределы армии. Характерно, что срочная служба в армии до сих пор воспринимается общественным сознанием именно с позиции инициации: «Нельзя ли отменить льготу студентам на отсрочку? Пусть тоже послужат…» — задавали вопрос В. В. Путину во время его телефонного разговора «с народом», организованного редакцией «Комсомольской правды» в разгар президентской предвыборной кампании 2000 года. Этот вопрос озвучивает мнение определенных социальных групп. По данным опросов ВЦИОМ, большинство мужчин старших возрастов высказывается за всеобщую обязательную воинскую службу, тогда как большинство молодых мужчин и женщин — против этого. Апологеты всеобщей армии считают, что служба «делает из пацанов настоящих мужиков», и это перекликается с апологетикой дедовщины. Фактор обороноспособности страны при этом отступает на задний план.