Санчасть и госпиталь

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Санчасть и госпиталь

Путь человека в армию лежит через медкомиссию, которая решает его судьбу. Здоровый идет служить, больной остается дома. Это в идеале, поскольку в реальности очень часто все оказывается наоборот. Здоровый получает «белый билет», а больной призывается на службу. Проблема, во-первых, в том, что большое количество призывников стараются уклониться от службы, используя свои настоящие и вымышленные болезни как ресурс для маневра; во-вторых, спрос на «белые билеты» рождает предложение и «рынок услуг», который создают коррумпированные сотрудники военкоматов в тандеме с отдельными врачами. При этом они обязаны регулярно выполнять план призыва. А численность призывников, годных к строевой службе, сокращается как вследствие массовых уклонений, так и в результате значительного роста числа хронических больных. В результате ради выполнения плана призыва больные признаются здоровыми и направляются на службу.

На медкомиссиях царит нездоровая атмосфера презумпции «здоровья». Все чаще больной вынужден доказывать факт собственной болезни, и последним аргументом в тяжбе с отдельными врачами становится не история болезни, а деньги, позволяющие купить правильный диагноз. Факт болезни сам по себе не имеет особого значения. Важна не болезнь, а ее должное оформление, и здесь законы физиологии отступают перед законами бюрократии. При должном оформлении бумаг можно поверить и в дистрофию розовощекого культуриста, и в пригодность к строевой службе того, кто едва ходит. При желании можно призвать в армию даже обладателя истории болезни объемом с медицинскую энциклопедию. Ее можно просто «потерять», завести новую, и срочно признав ее обладателя здоровым, отправить его служить куда подальше.

Пример одного из сотен подобных фактов приведен в приложении (Приложение, I.8. a-b), а также опубликован в интервью с председателем новосибирского отделения Комитета солдатских матерей РФ Р. А. Белик.{39}

В 1990-е годы в Новосибирске подтверждение истинного диагноза в военкомате и получение, подчеркиваю, законного «белого билета» обходилось хроническому больному в 1–2 тыс. долларов США. В Москве, соответсвенно, 5–8. Не стану претендовать на документальную точность этой «бухгалтерии».1 Суть не в цифрах, а в том, чтобы напомнить, откуда в армии столько больных людей, которые попадают в условия, отнюдь не способствующие их выздоровлению.

Конечно, прибыв к месту службы, больной солдат может обратиться в санчасть, оттуда быть направленным в госпиталь и даже комиссованным. Но прежде ему следует вспомнить о своем месте в неформальной иерархии, ибо здоровье духа и здоровье деда здесь не в равной мере драгоценны. Поскольку отношение общества к болезни определяется статусом больного, то солдату до перехода в разряд элиты лучше не болеть. Впрочем, дадим слово самим пациентам.

[Из солдатских писем]

Здравствуйте, дорогие мои!

Недавно я попал в медсанчасть. В медпункте у нас не лечат, а калечат. Тут от всех болезней делают укол пенициллина. Я сказал, что мне нельзя и мне стали давать таблетки от кашля. По 8–10 таблеток в день. В медсанчасти подъем в 6 утра и уборка — мыли полы холодной водой: два этажа и туалет. Всего там было много больных, но нас, которые служат от 2 недель до 3 месяцев, было 3 человека. Мы и мыли, остальные считались дембеля, они не мыли, а указывали. Был там врач-лейтенант, он мог запросто ударить, и не один раз, сапогами или руками (мне, слава богу, не доставалось). Кормили мало и плохо, хлеба две корочки, если посмотреть их на свет — то почти все видно. Чай вообще без сахара, они (врачи и дембеля) его брали себе и пили сами, еды давали мало, хотя она чистая и похожая на домашнюю. Я мыл полы холодной водой, а когда понял, что здесь можно только еще сильнее заболеть, решил поскорее выписаться. В конце воскресенья нас, «пациентов», заставили стирать для всех халаты белые и подшивки на шеи медперсоналу (все они, кстати, тоже молодые солдаты). Я отказался, а врач-лейтенант сказал, чтобы я тогда шел мыть туалет.

(«Армия рабов»)

Армейский медперсонал подозревает всех пациентов в симуляции недуга, и не без основания, так как чаще всего в санчасти обращаются люди за тем, чтобы получить облегчение от страданий иного рода. Деды — за тем, чтобы получить освобождение от физзарядки и ходить в строю в тапочках, духи — чтобы получить временное убежище и просто передохнуть. Впрочем, настоящие больные тоже, бывает, обращаются.

Санчасть не заинтересована в накоплении пациентов, поэтому там созданы такие условия, чтобы люди в ней не задерживались и по пустякам не беспокоили. Распространенная присказка военных врачей и фельдшеров: «Не умер — не приходи». Там, где врачи в равной степени гуманно относятся ко всем своим пациентам, молодые солдаты используют болезнь как предлог, чтобы получить хоть какую-то передышку от пресса уставных и неуставных обязанностей. Поэтому часто доминантные отношения в санчастях воспроизводятся в не менее жесткой форме, чем в подразделении, и более того, по возвращению из санчасти солдата ждет наказание за то, что он «отдыхал», а все «службу тащили». Поэтому, как правило, настоящие больные хотят поскорее поправится.

Р. А. Белик сталкивалась и со случаями летального исхода: так, больной пневмонией солдат, не долечившись, уговорил врача выписать его, зная, что будет, если он пролежит в санчасти дольше трех дней. Да и автор этих строк в свое время сбегал из санчасти, предпочитая «тяготы и лишения воинской службы» средствам организованного исцеления.

Когда нет смысла «косить по мелочи», а терпеть издевательства старослужащих больше невозможно, жертвы дедовщины начинают всерьез калечить себя, надеясь на комиссование по инвалидности:

[Из солдатских писем]

<…> В госпитале когда был, дагестанцы обнаглели, начали бить в туалете, я при ударе стукнулся лбом о стеклоблок, рассек лоб. Это вообще не армия, а дурдом какой-то. Я в гробу видал такую армию, и кушать охота, и не спишь ни фига, все как дерганые. Вот сейчас подойдут и чего-нибудь сделают, а жаловаться бесполезно, офицеры сами тут этих правил придерживаются. Нет уже никакого терпения. У нас тут пацаны хлорку жрут, чтобы заработать язву и комиссоваться, потому что устали. Один в зенитном дивизионе повесился, от хорошей жизни, наверное. Двое уже из нашего батальона убежали. <…>

(«Армия рабов»)

Здорово, Костян!

Вчера получил твое письмо с открыткой. Поверь друг, мне было очень приятно. Спасибо тебе. <…> Сразу хочу сказать, что то, о чем ты пишешь, мне чертовски знакомо. Первые полгода вообще были мраки, сейчас легче. Мне тогда, особенно первое время, дико хотелось заболеть чем-нибудь серьезным, чтобы пролежать где-нибудь в госпитале месяца 3–4. Каждый день я думал: вот сегодня сменюсь с вахты (я меняюсь в 1 час ночи), пойду в гальюн, разденусь до пояса и высунусь в форточку (дело было зимой). Но каждый раз, сменившись, мне хотелось только одного — спать. Я не мог заставить себя раздеваться в холодном гальюне, обливаться и т. п. Я только валился на шконку (на кровать) и моментально засыпал. Я в то время спал не больше 5 часов в сутки (с 1 до 6). Так я ничем и не заболел, а по прошествии 2–3-х месяцев я уже привык к этому мраку, и больше меня не тянет в форточку лезть. <…>

(Из архива автора // Переписка с В. А. Андреевым).

<…> Руки гниют, трескаются до крови, кожа на сгибах расходится. Поэтому у меня и почерк плохой, но высылать мне ничего не надо, все отберут дембеля. <…> Здесь, если часто лежишь в медсанчасти, значит — косишь, а снять со службы они не захотят, лучше сгноят, чем будут возиться с тобой. <…>

(«Армия рабов»)

Пишет вам ваш военный сын. У меня все хорошо. Есть много новостей — плохие и хорошие. Начну с плохих. Нашли мой тайник, забрали значки, мазь, таблетки от кашля и глюкозу, музыкальную открытку, ручки, лезвия «Рапира», письма не выкинули, 2 тетрадки оставили, таблетки от гноя не заметили. Бинты забрали. Жалко значки, открытку музыкальную.

(«Армия рабов»)

Последнее письмо показывает еще одну проблему больного солдата — запрет лечиться собственными средствами. Опасения командиров, что солдаты, если им разрешить хранить лекарства, станут хранить наркотические и психоделические вещества, понятны. Но, во-первых, действующие запреты никак не мешают наркоманам «ширяться», а во-вторых, если кто-то «глючит» от паров бензина, то это еще не повод для перевода войск на альтернативные источники энергии.

Совершенно очевидно, что тотальный запрет на лекарства в армии должен быть снят и приведен в соответствие с общемедицинскими нормами, и солдатам вполне возможно разрешить пользоваться своими лекарствами от самых распространенных в войсках заболеваний. Не вижу большой опасности ни для боеготовности, ни для престижа армии, если солдат, больной наиболее распространенными в армии кожными заболеваниями (стрептодермия, часотка и пр.), будет пользоваться тем же купленным на собственные деньги стрептоцидом, если им не в состоянии обеспечить его санчасть. Эффект самолечения при данном заболевании будет гораздо выше, чем при регулярном посещении санчасти за порцией «зеленки». Понятно, что при дефиците лекарств лечат не тем, чем нужно, а тем, что имеется в наличии. Не понятно только, почему солдатам запрещают самостоятельно выходить из положения? И факт не объективных трудностей, но намеренного алогизма системы порождает анекдоты на тему армейской медицины:

Врач пациенту: «Чем болен? Говоришь, головная боль и понос? Сейчас вылечим», — достает таблетку аспирина, ломает на две части и протягивает пациенту со словами: «Вот эта — от головы, эта — от поноса. Смотри, не перепутай!»

(Армейский фольклор)