69
69
Рождение первого в мире дайс-младенца было, полагаю, событием, представлявшим определенную историческую важность. Сразу после Рождества мне позвонила Арлин и объявила, что они с Джейком спешат в больницу рожать нашего Младенца Жребия. Они знали, где меня искать, поскольку двумя днями раньше я заходил к ним вручить подарки на Рождество: Арлин всю энциклопедию «Британика», а Джейку распутный купальный костюм. (Не моя воля, о Жребий, но Твоя.)
Когда я приехал, Арлин всё еще рожала, а ее личная палата представляла собой беспорядочный кавардак из двух громадных открытых чемоданов, наполненных, насколько я мог судить, исключительно детской одеждой. Я заметил по меньшей мере тридцать пеленок с двумя зелеными кубиками на каждой, такие же монограммы были и на множестве пижамок, рубашечек, штанишек и крохотных носочков. Я счел это плохим вкусом, о чем и сообщил Арлин во время схватки, но, когда она перестала стонать (по ее утверждениям, ей было по большей части приятно), она уверила меня, что Жребий выбрал один шанс из трех и приказал сделать монограммы.
Мы втроем болтали о надеждах, которые возлагали на малыша, причем говорила в основном Арлин. Она сказала нам, что дала 215 шансов из 216 естественным родам и грудному вскармливанию и что к ее большому удовольствию Жребий велел ей сделать и то, и другое. В основном же она говорила о том, когда приучать ребенка к горшку, а когда — к игральным кубикам.
— Мы должны начать рано, — продолжала говорить Арлин. — Я не хочу, чтобы наш ребенок был испорчен обществом так, как меня портили тридцать пять лет.
— И всё же, Арлин, — сказал я, — думаю, первые два или три года ребенок может развиваться случайным образом и без Жребия.
— Нет, Люк, это будет нечестно по отношению к нему, — ответила она. — Всё равно что прятать от него конфету.
— Но ребенок и так стремится выражать все свои импульсы, — по крайней мере, пока не пойдет в школу. Вот там могут задраить люки.
— Возможно, Люк, — сказала она, — но он будет видеть, как я бросаю Жребий, чтобы узнать, какую грудь ему дать, пойти нам на прогулку или ему лучше вздремнуть, и он будет чувствовать, что его не берут в игру. Я бы хотела сделать вот что…
Но у нее началась такая долгая схватка и так быстро после предыдущей, что Джейк вызвал медсестру, и Арлин покатили в родильную палату. Мы с Джейком шли следом за ней по коридору.
— Я не знаю, Люк, — чуть погодя сказал Джейк, поглядывая на меня с надеждой. — Я думаю, эти дела со Жребием выходят из-под контроля.
— Я тоже так думаю, — сказал я.
— Жребий, может, и хорош для нас, зажатых взрослых, но не уверен насчет двухлетнего ребенка.
— Согласен.
— Она может сбить бедного ребенка с толку, прежде чем он успеет развить хоть какие-то стереотипы, которые нужно будет разрушить.
— Верно.
— Ребенок может вырасти в какого-нибудь странного типа.
— Правильно. Или еще хуже, он может дойти до того, что восстанет против дайс-жизни и предпочтет постоянно следовать социальной норме.
— Ничего себе! Думаешь, такое может случиться?
— Конечно, — сказал я. — Мальчики всегда восстают против своих матерей.
Джейк остановился, и я встал рядом с ним, опустив глаза; он смотрел в пол.
— Полагаю, ему не повредит немного побросать кубики, — медленно сказал он.
— Да и в любом случае, какая разница? Джейк посмотрел на меня в упор.
— Тебя разве не волнует твой ребенок? — спросил он.
— А теперь запомни, Джейк: это наш ребенок, не мой. То, что Жребий велел Арлин сказать тебе, что я отец, вовсе не означает, что это так.
— Эй, а ведь верно.
— На самом деле отцом можешь быть ты, но Жребий велел Арлин солгать.
— Хорошая мысль. Люк.
— Или же она могла в тот месяц спать с десятками парней и не знает, кто на самом деле отец.
Он снова посмотрел в пол.
— Спасибо за утешение, — сказал он.
— Так что давай просто говорить, что это наш ребенок.
— Давай просто говорить, что он ее.