Глава тридцать вторая КОМСОМОЛЬЦЫ-СТАЛИНЦЫ

Глава тридцать вторая

КОМСОМОЛЬЦЫ-СТАЛИНЦЫ

Теперь взглянем на более низкие ступени совмещавшейся со Сталиным иерархии. Послевоенные судьбы рассматриваемых элементов тоже небезынтересны.

* * *

…Врезался в память длинный полутемный сарай. На соломе двумя правильными рядами лежат 12 трупов в полушубках и валенках. Разведчики-гвардейцы, среди них два лейтенанта и старший лейтенант. Преимущественно высокие, здоровые, сильные ребята. Около каждого из трупов — личное оружие. У всех двенадцати — страшные окровавленные лица — убиты ударами топора, обуха, либо каким-то другим тяжелым предметом по голове. Дряхлый, изможденный старик объясняет:

— Ворвались вечером еще впереди танков, немцы разбежались. Хлопцы вошли в избу, увидели бочонок с водкой, напились и легли спать в сарае. Немцы увидели, что больше никого нет, вернулись, окружили сарай и перебили всех прикладами…

…Всему личному составу, находящемуся на пункте, дают по 200 граммов водки ежедневно. Меня называют самым счастливым человеком — три солдата в моем взводе абсолютно не пьют, следовательно, налицо 800 граммов «живительной влаги».

…Много водки. Пьем по несколько раз в день.

Из дневника старшины Николая Иноземцева (1921–1982), будущего академика, вхожего в брежневский Кремль (январь—апрель 1944 года)

На оккупированной территории, в отличие от генерала Власова, Иноземцеву быть не случилось. А если бы случилось?

* * *

Это произошло уже после войны.

Поссорились два студента.

Один из них, ныне покойный, запомнился сокурсникам тем, что не стирал свою одежду до тех пор, пока соседи по общежитию, не выдержав вони, под угрозой побоев не заставляли его взять в руки мыло. Впоследствии он стал секретарем Союза писателей СССР: определял, кто есть настоящий писатель, а кто — нет.

Другой студент — сын секретаря обкома партии, крупный академический историк, со времени перестройки — демократ, незадолго до смерти рассказал историю их ссоры.

Поссорились комсомольцы после комсомольского собрания, на котором с трибуны будущий секретарь Союза писателей страстно говорил о том, как он любит товарища Сталина, какая это титаническая фигура, как вся его, комсомольца, душа горит при мысли, что он живет в одну эпоху с таким великим человеком.

После собрания два друга шли до общежития пешком.

— Как так можно? — возмущенно говорил будущий историк. — Разве можно о сокровенном говорить с трибуны?!.. Ведь любовь к товарищу Сталину есть нечто настолько сокровенное, настолько интимное, что это великое чувство можно доверять только самому себе!..

— И хотя мы поссорились, — спустя полвека рассказывал историк, — в нем победил друг, он меня понял и в органы на меня не донес! За это я ему до сих пор благодарен…

Полезный для размышления случай — в особенности, для представителей ныне модной волны, которые утверждают, что «За Родину! За Сталина!» идущие на смерть кричали по принуждению и что вообще вся страна жила якобы с кукишем в кармане.

На оккупированной территории ни один из них, в отличие от генерала Власова, никогда не был. А если бы оказались?

* * *

Украина. Винницкая область. Тывровский район. Село Великая Вулыга. Дом через овражек от памятника погибшим в Великой Отечественной войне, точнее, с нее не вернувшимся, — дом там такой один, село обширно.

М. родился в верующей семье христиан-адвентистов седьмого дня (община в селе существует с 1908 года, в те годы в общинах этой протестантской церкви по всей стране верховодили пасторы, угодные руководству из «обрусевших» немцев; иногда, правда, в руководстве церковью попадались прибалты, был также донской казак). Двое из сыновей М. — пасторы. В великовулыжской общине вообще гордятся тем, что из их села вышло наибольшее на всей Украине число служителей адвентистской церкви — этот факт полезно иметь в виду при чтении тех нескольких глав, в которых упоминается адвентистская иерархия.

Винницкая область была оккупирована в августе 41-го. М. на оккупированной территории не оказался — по той причине, что был мобилизован еще до начала оккупации.

В армию будущий отец пасторов, вопреки убеждениям родителей, ушел комсомольцем. Лет ему, наверное, было не более двадцати.

Случай, судя по вооружению (оба участника были вооружены автоматами ППШ, которые в 41-м были редкостью) и по поведению немецких диверсантов, произошел летом 1942 года.

— Идем мы со старшиной по лесу, — рассказывает М. про случай, как он полагает, наиболее рельефно раскрывающий заботу о нем Бога даже в то время, когда он к церкви адвентистов еще не присоединился. — Возвращаемся на передовую. Автоматы тяжелые, плечо обрывают, — молчим. Тихо кругом. Уже почти дошли, вдруг видим — два немца! Один на корточках сидит, кабель связи перепиливает. А другой стоит над ним и смотрит не как должно по сторонам, а на то, что напарник его делает, — словом, нас не видит. Мы со старшиной так к земле и приросли! Потом за куст — шмыг! Дыхание перевели — и тихо-тихо так прокрались в наши окопы… Да, вот так Бог меня спас тогда — те немцы ведь даже головы не подняли…

— …Я тогда неверующим был, комсомольцем. Но уже тогда Бог моими руками руководил: стрелял я всегда мимо — и никого не убил… Бог уберег. Хотя я тогда и был комсомольцем. Так всю войну и прошел…

Случай бегства от двух диверсантов особенно примечателен тем, что и М., и его старшина были оба вооружены, причем автоматами ППШ; да и фактор внезапности был на их стороне. Немецкие же диверсанты к бою готовы не были, расстояние близкое, огонь на таком расстоянии называется «кинжальным», внезапность на стороне комсомольцев, — таким образом, гитлеровцы были не врагами, не противниками, опасными своими боевыми качествами, но просто мишенью — даже для одного автомата. А тем более для двух ППШ (бой у ППШ намного более прицельный, чем у немецкого «шмайсера», да и патронов в магазине больше: у шмайсера — 20, а у ППШ больше, кажется, — 35). Немцы были тем более мишенью, что находились в чужом тылу (на помощь никто не придет, в лесу можно только бежа-а-ать, да и русские со всех сторон могут повыскакивать), и психологическое преимущество (с точки зрения суверенитизма) было тоже явно не на стороне немцев.

Однако, бежали не гитлеровцы, а комсомольцы. О старшине теперь уже ничего не узнать, а М., украинец, родом из села, не давшего, несмотря на все грабежи и глумления оккупантов, ни одного партизана, зато выделившегося рекордным по Украине числом адвентистских пасторов; с годами М. «прославил Бога за чудотворное спасение» в церкви, руководимой всю его сознательную жизнь немцами (американцы вытеснили немцев позже).

Понятие «комсомолец» в данном случае условное: старшина, хотя старшинами в войну часто бывали люди молодые, из комсомольского возраста, возможно, все-таки уже вышел. «Комсомолец» — это понятие психоэнергетическое: одна из наиболее гипнабельных, в силу молодости, категорий населения. «Комсомолец» — это одна из форм исполнителя-«внешника» невысокого в иерархии ранга вообще, а в нашем конкретном случае — времен Великой Отечественной.

И старшина, проверенный сталинец, и М., будущий отец адвентистских пасторов, — оба «комсомольцы», и действовали они единым духом, руководимые отнюдь не логическими рассуждениями. Случай вскрывает механизм массовых пленений 41-го года на индивидуальном уровне — причина разгрома явно не в вооружении и не в иных арифметически-суверенитических обстоятельствах.

Эпизод этот показателен еще и тем, что случившееся в лесу бегство определялось вовсе не распоряжениями командиров, тех самых, которые к радостному изумлению немцев, получив приказ, «после паузы» отправляли комсомольцев в заведомо обреченную на провал атаку; комсомольцы все решили «сами», даже не посовещавшись. Случай особенно поучителен для тех, кто обманут объяснением причин поражений 41-го неожиданностью гитлеровского вторжения. Характерная деталь: оба «комсомольца» — так называемые «обстрелянные».

На оккупированной территории М., в отличие от генерала Власова, никогда не был.

* * *

Г. А. М., мать автора, 1926 года рождения, г. Ковров, Россия.

Г. А. М. из раскулаченных, и притом не по ошибке, — она из купеческой семьи наивысшей 1-й гильдии. Все детство она ходила по улице, которая до большевиков принадлежала ее семье вся.

Для обманутых торгашеской теорией суверенитизма, в соответствии с которой Г. А. М. должна была бы быть затаенным врагом Сталина: она антисталинисткой не была.

Более того, товарищу Сталину она предана даже на восьмом десятке лет, даже через десять лет после падения коммунистического режима.

— Все, кто его сейчас ругает, — говорит она про захвативших после смерти Брежнева власть в стране детей и внуков тех, кто был репрессирован Сталиным — это мелкие шавки, тявкающие на льва. Сталин же был — лев!..

Она — «комсомолка», хотя в комсомол, который Г. А. М. застала во «внешническом» варианте, она не вступила — и тем от многих отличалась.

На оккупированной территории, в отличие от генерала Власова, никогда не была.

* * *

…Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня «дезой» о якобы готовящемся нападении на СССР. Он сообщил, что это «нападение» начнется завтра…

Начальник разведуправления, где еще недавно действовала банда Берзина, генерал-лейтенант Ф. Голиков жалуется на Деканозова и своего подполковника Новобранца, который тоже врет, будто Гитлер сосредоточил 170 дивизий против нас на нашей западной границе… Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним ваше мудрое предначертание: в 1941 г. Гитлер на нас не нападет!..

Лаврентий Берия, руководитель госбезопасности СССР.

21 июня 1941 года

На оккупированной территории, в отличие от генерала Власова, никогда не был.

* * *

Таким образом, получается, что молодежь, а именно солдаты призывного возраста, вне зависимости от социального происхождения — из адвентистов, православных, коммунистов или крупного купечества — были Сталину преданы, вплоть до грозивших репрессиями ссор «интимного» характера.

Их как «внешников» закономерное поведение в 41-м при вторжении «внешнического» сверхвождя: опустившиеся руки даже в выигрышной ситуации, а затем, в лучшем случае, паническое бегство.

В меньшей степени терять голову должны были только зрелые неугодники и яркие «внутренники». Однако, они были или в лагерях, или оказались в строительных частях «неблагонадежных» — лишенные по приказу «внешника» Сталина оружия.

«Внутренники» добровольцами на фронт идти не стремились, с удовольствием занимая освободившиеся места на предприятиях и в появившихся спецраспределителях. Отлынить от передовой было тем более легко, что одного солдата на фронте должны обслуживать 5–7 человек в тылу, в том числе и люди призывного возраста, одетые в военную форму.

Неугодники же стремились в партизаны.

Итак, на фронте 41-го типичный рядовой боец, включая и младших командиров, — «комсомолец».