Глава тридцать восьмая Чудотворение
Глава тридцать восьмая
Чудотворение
То, что будущие апостолы любили Иуду столь же страстно, как и набожные немцы — Гитлера, — мысль хотя и новая, но в дополнительных пояснениях не нуждается. А вот тему Иуды как чудотворца-целителя мы считаем необходимым развить.
В главе о комбинациях эроса мы описали свойство людей воспевать психоэнергетические травмы. Гордость подсказывает, что я есть, в сущности, лучшее на этом свете, а потому, если уж возникает чувство к лицу противоположного пола, то это чувство непременно высшее из всех возможных — любовь.
Раз люди воспевают психоэнергетические травмы, то всегда найдутся такие, кто доведёт воспевание до уровня обожествления. По той же самой схеме: известно, что наивысшее состояния души — поклонение Богу, единение с Ним; а так как я с Богом (несомненно!), следовательно, то, что я сейчас чувствую, и есть настоящее прекрасное чувство, потому что я.
И действительно, во все века страшное и загадочное в сознании людей становилось сакральным. Библейская истина «Бога не видел никто и никогда» не была новостью и для языческих мыслителей дохристовой эпохи, во всяком случае, известна лучшим из этих мыслителей. Можно предположить, что даже не приняв в сердце Спасителя, эти мыслители согласились бы со второй заповедью Божьей: «Не делай себе кумира и никакого изображения… не поклоняйся им и не служи им…» (Исх. 2:4, 5).
Однако люди делали и делают. И поклоняются.
Настойчиво.
Несмотря на преследования сильных и насмешки умных.
Несмотря на обличения пророков Божьих.
И это не случайно. Закон Божий можно нарушить тысячами различных способов, почему же люди настойчиво выбирают именно этот?
Потребность превратиться под мертвенно-неподвижным идолом «доброго» божества в абсолютное ничто объясняется не духовными, в смысле соединения с Единым Богом, потребностями, а душевными. В терминологии этой книги — понуждениями или от тела мировоззрения, или от тела памяти. Идол с позолотой вокруг головы в душе П. (глава «Великая блудница») существовал в теле памяти.
Теперь давайте проведём мысленный эксперимент, но в форме, несмотря на серьёзность темы, шуточной.
Древний мир. Доисторический. Самолётов, магазинов и в них очередей нет. Но Психотерапевт уже есть. Вернее, Психотерапевт в том только смысле слова, что тело памяти у него отягощено, перед глазами у него — идол женского божества, а разум выработал способность освобождаться от травм просто в процессе их созерцания (без специальных с травмой манипуляций). Да и одет он несколько иначе — в модную мамонтовую шкуру. А под шкурой (женщины, обратите внимание!) ничего нет!
— Уй! — прокричал своё имя перед каменной богиней Психотерапевт. И стыдливо, как некогда Адам, прикрыл ничего краем шкуры.
— Уй говори — душа боли, Небесная! — дерзнул приблизиться ещё на один шаг к Небесной из камня Психотерапевт Уй.
— Уй… — Уй поправил кусок шкуры, — Уй твоя носи жертвы! Уй знай: твоя долго делай туда-сюда — приятно будет! — И, как ему и посоветовали в соседней пещере, Уй, прищурив глаза, стал ритмично класть поклоны. Постепенно ритм им овладевает настолько, что он перестаёт видеть даже с открытыми глазами и постепенно впадает в такое состояние, которое спустя тысячи лет специалисты назовут изменённым, рабочим, или попросту — трансом. И Уй при созерцании — меняется!
— А-а-а-а!!! — вдруг завизжал в восторге Уй, так что в недалёких престижных пещерах вздрогнули. — А-а-а!!!
— Опять Большой Уй мамонта хрюхнул, — вздохнули даже в пещере за дальним лесом.
— А-а-а!!! — скакал вокруг Небесной Уй, не замечая, что потерял важный кусок шкуры. — А-а-а-а!!! Как хорошьё!! Моя так легко вздохнула! Моя больше не болей!!! А-а!!!
И ещё долго вокруг костров, удобно расположившись на черепах мамонтов, доисторические старушки судачили об очередном чуде исцеления, которое сотворила их богиня.
Но для осмысления двух несовместимых механизмов исцеления нет особенной нужды отправляться во времена столь отдалённые. В 325 году по Р. Х. подданные Римской империи стали христианами. Сделано это было так же, как и во многих других странах впоследствии: император Константин издал указ о том, чтобы все покаялись и в качестве внешнего знака, в качестве своеобразной печати покорности («своих ног») наложили на себя исполнение субботы в День Солнца (впоследствии — воскресенье). Благодарные потомки уверовавших по этому указу причислили императора к лику святых и даже более того — признали его равноапостольным. Сам император Константин настолько проникся новой, введённой им верой, что, спустя много лет после своего указа, даже принял крещение.
Много претерпел Рим со времён того указа: варвары приходили, грабили и уходили, потом приходили другие, но тоже грабили и разрушали, — словом, Рим опустел. Но бывает, что и мёртвые города оживают, и вот один за другим стали приходить римские папы, потянулись в город поклоняющиеся, стали рассказывать о чудесных исцелениях. Исцелялись, преимущественно, у каких-нибудь предметов. Одним из таких предметов была вновь открытая гробница «равноапостольного» императора Константина. Паломников приходило множество — некоторые при усыпальнице исцелялись. И так продолжалось множество столетий. Продолжалось до тех пор, пока в XIX веке гробницей не заинтересовались археологи и с благословения «святого» папы не раскопали её. Что же оказалось? Оказалось, что в чудотворной усыпальнице успокоился от трудов не «равноапостольный» Константин, а Констанция, которая поражала даже привыкших не удивляться римлян своей сексуальной распущенностью и кощунствами — тем она и вошла в историю. Попросту говоря, даже проститутки считали её шлюхой. Нам не известно, входила ли Констанция в какую-либо современную ей ассоциацию народных целителей (биоэнергетиков, биотерапевтов, психоэнергосуггестологов, астротерапевтов, мануальных терапевтов), но факт остаётся фактом — на её могиле исцелялись даже спустя тысячу с лишним лет.
Но что там времена доисторические или времена некрещёного императора Константина! В ХХ веке сельский житель Порфирий Иванов был настолько убедителен, что даже фашистские каратели признали его за бога. Стыдно сказать, за русского бога. И это при живом Гитлере! Интересно, что признали его каратели по достаточно малозначительному (для невовлечённого наблюдателя) поводу: Порфирий Иванов зимой мог ходить голый. (Повод — это для логического ума, причина — в убедительности.) Иванов исцелял, вернее, люди, приходившие к нему, уже более не замечали симптомов, с которыми они к нему приходили.
Но исцелял Иванов не только при жизни. Он не преминул себя назвать живым богом и продолжает исцелять людей даже после собственной смерти. Достаточно снять обувь и босым обратиться к нему: «Учитель, Учитель!», — и верующий в Иванова более прежних своих симптомов не замечал. (Подключение к ближайшему целителю?) У нас нет статистических данных, чтобы сравнить исцеляющую силу проститутки Констанции и живого «бога» — Порфирия Иванова, но, исходя из простых соображений, нам кажется, что хотя некоторые русские сочтут более могущественным богом Иванова, то некоторые итальянцы всё равно решат, что их проститутка лучше русской.
Эпоха атеизма тоже оставила своё наследие в области «чудотворных» исцелений, поэтому не стоит верить утверждениям, что атеисты были существенно более несчастны, чем последователи каких-либо иных государственно-признанных учений, течений и увлечений.
Многие писатели эпохи атеизма с энтузиазмом писали о чудодейственном воздействии водки. В сущности, схема психотерапевтического воздействия чрезвычайно проста и похожа на предыдущие, только вместо некрополя священнослужителя, целителя или истлевшей проститутки для отключения логического контроля человека берётся 40%-ный раствор этилового спирта.
Вы заболели. Опасно. Находится приятель, который говорит:
— Ерунда! У меня тоже было нечто подобное! Я знаю такое лекарство — закачаешься!
После того как вы тилиликнули как следует, приняли на грудь литр, нажрались как свинья, упились до положения риз, ваш приятель вам сообщает:
— Ну, вот! Теперь ты будешь здоров! Забудь про свою болезнь! Выкинь её из головы! Завтра уже ничего не будет!
Ваше отключённое логическое мышление вполне может этих слов и не запомнить, но подсознание, в особенности тело памяти, не дремлет никогда. Поэтому, проспавшись, вы с удивлением обнаруживаете, что чувствуете себя вполне здоровым.
Этим способом исцелял набожный припадочный Достоевский, певец патологических состояний.
Интересно, что в то время, когда Иисус из Назарета был ещё ребёнком, умер бог. Божественным был признан упокоившийся император Римской империи Август. Божеством его признали Признанные Великого Города, патриции, то есть те, о которых никто не смел сомневаться, что они лучшие — высшие администраторы, некоторые писатели, философы, сенаторы, — словом, слуги своего народа. Император Август, которого потомки оценили как наиболее бездарного из всех императоров I века, тоже исцелял. Он отличался от проститутки Констанции только половыми признаками, в остальном было всё то же: генитальным сексом заниматься не умел, что следует из того, что он с большим удовольствием убивал и грабил. Народ его очень любил и, как видно из титула, боготворил. Титул — дело серьёзное, в особенности если он присваивается в Риме. Признанные это признанные, поэтому в признании императора Константина равноапостольным не в силах усомниться миллионы и миллиарды римских католиков.
— Подумаешь! — возможно, усмехнутся многочисленные последователи живого бога Иванова. — А вот попробовали бы эти императоры в мороз да по снегу, да в России, да в одних трусах!
Мы согласны. По снегу лучше, чем водкой. Но ещё лучше, как Большой Уй, войти в транс перед каменной Небесной, любым другим изображением, или просто перед узорочьем камней усыпальницы Констанции. (Интересно, а не говорили ли ей при жизни посещавшие её любовники, что она божественна?) Метод Большого Уя лучше, потому что в присутствии большого количества людей, как, скажем, на пятидесятнических целилищах или массовых экзальтациях при целовании мощей, дополнительная психоэнергетическая травма гарантирована, и «исцеление» может произойти по совсем иному механизму. Метод Большого Уя означает освобождение от психоэнергетической травмы, а вот что происходит на пятидесятнических целилищах или в толпе перед могилой шлюхи, можно безошибочно предсказать ещё до психокатарсиса. (Подобные «исцелённые» видят причину болезни как стальной кол, а «лечение» — как стальной колпак сверху. При психокатарсисе удаляют сначала кол, а уж потом — колпак, создающий видимость отсутствия кола.)
Можно вспомнить практику знаменитого гипнотизёра Месмера, короля целителей. Когда одна из его пациенток стала сходить с ума от того, что в её голове завелись голуби, Месмер нанял фокусника с голубями, который доставал их у больной из-за уха, сворачивал им шею, клал перед нею и спрашивал, сколько ещё голубей в голове осталось. И так до тех пор, пока у пациентки не осталось ни одного. Она выздоровела. Это почти психокатарсис, только с дополнительными аксессуарами, в сущности, не нужными. Вообще говоря, без дела сворачивать шеи живым голубям безнравственно. Ненужные аксессуары — и сам фокусник, и сам великий Месмер; присутствие подобных людей нежелательно для здоровья тела памяти.
Перед иконами тоже исцеляются. Часто в толпе, что, как мы уже говорили, не полезно. Исцеляться лучше с изображением (любым) наедине.
Иисус, как мы узнаём из Евангелий, был здоровым человеком. Он вёл здоровый образ жизни, был воздержан, не пил, работал вместе с отцом в столярной мастерской, и из-под Его рук выходили, несомненно, очень добротные вещи. Когда Бог призвал Его к Мессианскому служению, Он был настолько уравновешен, что мог спокойно спать в лодке во время бури. Он мог пешком идти по многу дней. И даже после изнурительной ночи в Гефсимании, где с чела Его тёк кровавый пот, даже после тридцати девяти ударов бичом, в концы которого были вплетены кусочки свинца, когда каждым ударом сдирали кожу до мяса, даже после этого Иисус мог часть пути Свой крест на Голгофу нести Сам. Это говорит о недюжинном здоровье Сына Человеческого, что возможно только при здоровой матери. Мать Его была избрана Богом для рождения Сына, и уже это говорит о её здоровье не только духовном, но и физическом. Что, как мы ещё в большей степени убедились прежде и в чём утвердимся впоследствии, взаимосвязано. О её здоровье говорит и то, что в доме её было много детей, за которыми требовался уход работящей и выносливой хозяйки дома: прислуга в семьях бедных плотников случается редко.
Однако посмотрите, какой Марию изображают на иконах! Чтобы легче сделать вывод, поместите рядом с иконой, в особенности чудотворной, картину такого же, как и иконописец, профессионального художника, но только изображающую женщину явно здоровую, которая очевидно может быть прекрасной хозяйкой, замечательной для мужа любовницей и заботливой матерью. Так уж ли случайно, что на «чудотворных» иконах мы видим совершенно противоположный, болезненный образ? Разумеется, не случайно.
Разные иконные изображения обладают различной исцеляющей силой. Что, конечно, обделяет многих из тех, кто в иконы верует. Ибо не у всех есть возможность добраться до наиболее исцеляющей. И это не всегда компенсируют методы искусственного экстатизирования, которые в обязательном порядке используются в православной литургии: курение ладаном, который ассоциируется с разлагающимся трупом, ритмические поклоны паствы, ритмические движения маятника (кадила), сложная, непонятная роспись стен, которая, как и расшитое одеяние священнослужителя, способствует деструктурированию сознания потребителя. Не помогают, потому что в храме часто присутствует множество подавляющих индивидов, защищаясь от которых, подсознание (но только здоровое!) не позволяет человеку расслабиться. Но если расслабление произошло, то скорее это приведёт не к исцелению (от созерцания ассоциирующейся с некрофилическим ликом прежней жизненной травмы), а к новой психоэнергетической травме, как в том вы можете убедиться, исследовав подсознание ваших соседей после посещения ими храма.
Бог желает вести каждого путём особенным, неповторимым и наикратчайшим, подобно этому и здоровое подсознание человека стремится освободиться от психоэнергетических травм наикратчайшим, а потому неповторимым путём. Поэтому для освобождения от травм и, как следствие, от соматических заболеваний, следует дать образному мышлению больший простор для «воображения». Напряжённая обстановка храма для людей, умеющих «держать» энергетический напор, расслаблению не способствует, и потому изображение на иконе может отображаться человеком как таковое, но не становясь рестимулятором болезненной ситуации, и человек отойдёт от иконы не исцелённым.
Более отчётливый результат получился бы при изучении человеком книги «Откровение». Размышление о великой блуднице, которую поддерживают цари земные и которая потому получила признание среди абсолютного большинства населения (на символическом языке — оседлала зверя), это размышление в образах будет более эффективным и, возможно, приведёт к освобождению от травмы, аналогично тому, как это описано в приведённой далее стенограмме общения В. и П. Здесь мы не пытаемся вложить в чтение «Откровения» некое сакральное содержание, тем более выдать за некий фетиш, положив который на ночь под подушку, можно тем обеспечить себе удачу. Конечно, дар Библии людям — чудо; здоровье тела духа, которое проявляется в интересе к Слову Божьему вообще и к «Откровению» в частности, — тоже; но от некоторых травм можно освобождаться и без непосредственного участия Божия.
Некоторые исследователи полагают, что появление икон в христианстве — некая досадная случайность, которая при других обстоятельствах могла бы и не произойти. Но давайте внимательно рассмотрим, так ли уж случайно присутствие властных лиц в национально-признанных формах убеждений, выдаваемых за религиозные (и то не всегда: вспомнить, хотя бы, портреты Ленина во всех помещениях). О первом веке существования христианства достоверных документов не сохранилось, кроме тех, которые вошли в канон Нового Завета. Уже из посланий апостола Павла (убит в 64 году) мы узнаём, что, несмотря на напряжённую пасторскую работу апостолов и других пророков и учеников, крещённых Духом Святым, христианские общины были раздираемы ересями, то есть, возвращаясь к первоначальному, ныне извращённому смыслу слова ересь, учениями иными, нежели проповедовал Христос. Власть в еретических сообществах захватывали, разумеется, люди, свыше не родившиеся, то есть признанные, которых ещё не успели признать или признали в ограниченных по числу вовлечённых сообществах. Но признанные бывают не признаны только временно, поэтому можно не сомневаться, что в быстрорастущих христианских общинах I века после смерти апостолов они, признанные, получили то, что они всегда и везде получают — признание. Но признанным всегда всего мало: если уж признание, то всенародное, если уж их учение, то непременно общенациональное, чтобы все — и император, и прочие подобные — следовали им. А как можно получить признание, вооружившись лишь Святым Духом и Словом Божьим, если в данное время в стране признанной формой является язычество, которое в глазах населения истинно ещё и потому, что изображения Артемиды, Афродиты, Ашеры, Кибелы и др. обладают чудотворной исцеляющей силой? Да, это исторический факт, что изображения антихристианских богинь были чудотворными. Да-да, всё происходило в точности так же, как и в последующие так называемые христианские века: полагающие себя религиозными люди из разных мест отправлялись в паломничества к изображениям богов, про которые было известно, что они чудотворные, шли издалека, не беря с собой вещей, молились по дороге, обсуждая, которое из изображений более чудотворное, какое от каких болезней лучше исцеляет, и какую молитву надо при этом произносить, и в какой храм или обитель надо нести приношения, — а потом всей толпой бросались к чудотворному изображению (иконос — по-гречески) и некоторые получали исцеление.
Раз не все, а только некоторые, то, в сознании толпы, это были те, кого божество избрало по своему благоволению. Чудеса имели большое влияние на мировоззрение язычников. Настолько большое, что когда апостол Павел пытался передать мысль, что нет правил без исключений, что среди многочисленного подобного случается и нечто особенное и ценное, он выразился так: «Ибо и Иудеи требуют чудес, и Эллины ищут мудрости...» (1 Кор. 1:22). Мировоззрение язычников, и эллинов в том числе, целиком и полностью определялось чудесами, и первые среди них — чудотворные исцеления. Евреи же — в противовес — на чудеса внимания обращали мало. Это правило. Но и некоторые из иудеев требовали чудес, а некоторые эллины — начинали искать высокой мудрости.
В системе эллинской (в представлении иудея эллины — любой другой народ кроме собственно евреев) религиозности существовал ряд специальных храмов, в которых ежедневно (!) зачитывались во всеуслышание чудеса, которые совершало данное божество. Эллины увлекались чудесами повально, это для них, не желающих принимать чистое христианство, было зримым признаком присутствия Божия. Апостолы же проповедовали живую связь с Богом, не веру в Иисуса, а веру Иисуса, проповедовали взаимоотношения с Богом, которые преобразуют самые глубины естества человека настолько, что он, в частности, побеждает свою способность быть подавляющим и тем для других открывает пути Господу. Это — важно, это — Христос распятый, это — то, что недоступно познать иначе, чем доверившись Богу во всей полноте своего естества, Богу — Отцу, Святому Духу и Христу-Слову (Десятисловию в том числе). Слово большинством населения принято быть не может, публика откажется Его принять, как о том и говорит Библия. Поэтому не случайны слова Павла:
«Ибо и Иудеи требуют чудес, и Эллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Эллинов безумие» (1 Кор. 1:22, 23).
А теперь представьте себе первохристианские общины, в которых было два типа людей: те, которых Павел одобрял, и те, которых Павел порицал. Но те и другие были вместе, потому что, как совершенно справедливо учил Иисус, нельзя отделять плевелы от пшеницы, потому что при этом могут быть вырваны ростки пшеницы. Пожалуй, формулировку можно было бы и усилить: если в какой-либо иерархии, в которой власть и влияние неизбежно будут иметь подавляющие и признанные, эту чистку будет производить она, верхушка, пусть даже и с одобрения низов, то вместе с явными развратниками и ворами вырвана будет, прежде всего, пшеница. Случится то, что не может в иерархии не случиться: инквизиция во всём многообразии своих изуверских форм.
Итак, два типа. Одни возмужали умом настолько, что понимают, что прежде чем кто-либо сможет принять от них Евангелие, принять так, чтобы дважды два не выходило восемью или одиннадцатью, впереди должен пройти Бог, и потому никому своих убеждений не навязывали, но ждали того момента, когда их призовёт Бог пойти и помочь тому, кто готов принять от Бога помощь, а от Его последователей — Евангелие. Но были в первохристианских общинах и другие, которые по-своему понимали идею всемирного распространения вести о Пришествии Господа и хотели, чтобы все, все, были такими же, как они, то есть говорили не о языческих богах и богинях, а о Христе. А теперь, представьте, эти вторые идут и проповедуют и говорят: веруйте, научитесь, покайтесь, а затем креститесь. А им набожные язычники говорят: а у нас есть знакомая, которая ходила в паломничество и у чудотворного изображения Артемиды исцелилась. Они, вторые, им про радость в Господе, как о том читали у Павла; а те им: у нас знакомая знакомых так болела, так болела, а потом пошла к человеку, который много лет как ушёл от людей в пустыню служить прекрасной богине Кибеле, — и тот её излечил, своими ногами ходит! Они, вторые, цитату из Павла: «Христос есть любовь», — а те: «А какое в храме красивое служение, одно кадило чего стоит, на одну работу священника залюбуешься, восторг священный охватывает». Вторые им про то, что Христос распятый был предсказан во всех подробностях Его жизни, даже в каком году родится и за сколько сребреников будет предан — и всё это за сотни лет до воплощения, — а те им: а у нас продают священные предметы, которые если повесить ребёнку на шею, то тот болеть, как все кругом о том говорят, не будет. А вы что, скажут им, против нашей богини? Она, богиня, ведь хорошая хозяйка, верная жена и добрая мать, она всегда рядом, за нас заступится, да и к тому же исцеляет.
Представляете ощущения этих вторых, необращённых, еретиков в первоначальном смысле слова, но могущих, а главное жаждущих стать популярными? Нет, без исцелений, подобных бытующим, не добиться, чтобы все стали христианами, не добиться, чтобы уверовал сам император, не добиться, чтобы утёрлись эти жрецы Ашер с их чудотворными иконосами, эти кастраты Кибелы со своими чудотворными иконосами и эти паломники к иконосам Артемиды… Словом, в среде жаждущих быть первыми и национально признанными необходимо должны были перепоявиться иконы.
Интересно, а что про язычников говорили эти вторые ещё до того, как появились иконы? Ведь иконы — приобретение достаточно позднее, и обязательное им поклонение было введено на одном из соборов, кажется, лишь в VIII или IX веке. Мы говорим об обязательном им поклонении, поскольку практика поклонения изображениям появилась в некоторых местах уже во II веке. Идеологи вторых не могли не читать Писаний. «Их бог — чрево», — сказано в Писании (Флп. 3:19), но с какой стати обязательно надо полагать, что речь идёт непременно об обжорстве? А почему не о тяге к чудотворным исцелениям у священных предметов в антихристианских культах, культах, последователи которых сжигали в садах Ватикана инакомыслящих христиан? Жрецы антихристианских религий постились часто, но это никоим образом не отменяет принципа: «Их бог — чрево». Что обжорство, что самовольная голодовка вне Жизнедателя — это одно и то же, это — центрирование на чреве.
Итак, мы упомянули о некоторых достаточно известных феноменах исцелений, которые поражали окружающих: исцеления рядом с божественным императором Августом, рядом с живым богом Ивановым, рядом с истлевшим прахом шлюхи Констанции, рядом с фокусником, который вытаскивал из-за уха голубей и сворачивал им шеи, рядом с чудотворными изображениями Кибелы, Ашеры, Артемиды, так называемых святых, угодников и т. п., рядом с опустошёнными бутылками вина, рядом с признанным знатоком мерзостных уголков человеческих душ Достоевским, и, наконец, после чтения «Откровения». Наш П. назвал бы своё исцеление после обсуждения «Откровения» случаем психокатарсиса и пожалел бы напрасно убитых гипнотизёром голубей. Что касается алкогольных возлияний, то, помнится, в языческом пантеоне был бог Вакх, которому в древние времена, несомненно, не забывали принести жертву после какого-нибудь исцеления. Наш П. этот последний метод тоже бы не одобрил, поскольку потребность в алкоголе в любых его количествах — не благословение, а признак некрофилии. Христос не пил вина алкогольного — замутнение сознания было Ему противно, — но пил вино безалкогольное, то есть виноградный сок; написание этих греческих слов одинаково.
Что ж, мы согласны, что размышления о великой блуднице, сидящей на многих водах (концентрация на некрофилическом женском образе из тел памяти), — гораздо более совершенный метод, поскольку, во-первых, он более индивидуален (представление сковывает меньше, чем рисованный образ) и с большей вероятностью приведёт к «выбрасыванию из головы» и самой шлюхи, и убеждений, с ней связанных, будь то житейские или религиозные; во-вторых, размышлять можно в одиночестве или наедине с Богом, когда рядом не будет подавляющих, от которых при расслаблении можно получить психоэнергетическую травму; в-третьих, он попросту выгоден финансово: фокусники, жрецы и биоэнергосуггестологи в своих запросах не стесняются.
Если же изъясняться на языке более определённом, то все приёмы исцеления (а не исцеляют, похоже, только ленивые), суть которых — надевание маскирующих нахлобучек на стальные занозы, — откровенный сатанизм. Благ только противоположный метод.
Единственный, в сущности, критерий истинного исцеления — не обывательская самооценка претендующего на исцелённость, а психокатарсическая: произошло ли очищение соответствующих тел, или же изменение в состоянии человека произошло от появления дополнительной в теле памяти конструкции.
Рассмотрение только внешних обстоятельств исцеления, так сказать, декораций и аксессуаров (иконы, узорочье камня, из которого сложена гробница шлюхи, символы, разукрашивающие стены в кабинетах биоэнергосуггестологов), может не привести к верной оценке причины изменения состояния человека. Скажем, абстракция рисунка камня, из которого сложена гробница Констанции, могла провоцировать сосредоточение на каком-нибудь странной формы предмете в теле памяти — с последующим от него освобождением. А могло быть всё наоборот — мог появиться дополнительный уровень болезни, воспринятый от оказавшегося рядом с надгробием истового (неистового?) верующего-некрофила, бормочущего: «Чудо! Чудо!»
Помните невестку главаря с её много лет плохо действующей левой рукой и безуспешные попытки Ала подсказать ей, что от прилипшей к локтевому суставу жидкости избавиться можно? А помните, что у неё «стекло» почти в тот же момент, как в комнату ворвался наркоман и бывший десантник Джамшед? Ворвался он, разумеется, не только физическим своим телом. Так что, это ещё вопрос: по которому из двух психических механизмов рука невестки главаря вдруг обрела подвижность. Она могла перестать видеть вязкую жидкость в теле памяти не потому, что её действительно в нём не стало, а просто потому, что перестала её видеть. Результат, согласитесь, противоположный.
И ещё. Изощрённый мерзавец-целитель может внедрять и такой сопутствующий приказ: появившуюся над занозой нахлобучку видеть не сметь! Так было в случае с В. (занавесь, скрывающая Бармалея) и её дочурки (звери, не вылезающие из норок даже когда их сжигают).
Итак, благ лишь, как мы уже сказали, противоположный метод. О его действенности можно судить по состоянию тела памяти. Но не только. О духовной составляющей человека — апостол Пётр в 1 Пет. 3:4 называл её «сокровенным человеком» — исцелённого (очищенного) можно также судить по тому, как меняются люди, оказавшиеся рядом с ним, а также по тому значению, которое он придаёт некоторым появляющимся перед его глазами образам.
Иоанну Богослову, автору «Откровения» (вернее, соавтору, поскольку он только записал то, что в видениях показал ему Христос об историческом пути народа Божьего на земле от Первого до Второго Пришествия и далее), было всего 17 лет, когда он впервые увидел Иисуса из рода Давидова и стал его учеником. Удивительно, но в первую их с Христом встречу не произошло ничего особенного, не было никаких исцелений, во всяком случае, таких, чтобы прокажённые очищались или парализованные вставали, не было чуда утихомиренной бури, не было насыщения тысяч несколькими хлебами, — ничего этого не было, но, тем не менее, Иоанн оставил прежнего своего учителя Иоанна Крестителя и не просто согласился пойти за Христом, но напросился к Нему в гости. Ничего на первый взгляд интересного не произошло в эту первую их встречу, но Иоанн в коротком своём Евангелии не преминул уже в первой главе о ней подробно рассказать. Мало кто замечает это место, не слышно, чтобы кто-либо выбирал это место для проповеди или написал наставление, но, тем не менее, в этом не замечаемом обычно отрывке описано самое величайшее из всех возможных чудес: чудо влечения человеческого сердца к Тому, имя Которого — Сын, а возникает это влечение единственно потому, что Он таков, каков Есть.
Иоанн прожил интереснейшую жизнь. Он учился у великого Учителя и мог холодными ночами, среди камней Иудеи сидеть у костра рядом с Ним, слушать и размышлять над услышанным. Он мог переспросить, если ему, Иоанну, казалось, что он что-то не расслышал или недопонял. Он мог подать Учителю воды и полить ему на руки, когда Тот совершал омовение.
Иоанн на удивление мало писал про исцеления физического тела, хотя были и они, — а если писал, то это был всего лишь изобразительный материал для размышления над вопросами большей важности. Христос знал конец от начала, и первостепеннейшей Его задачей было обучение первых учеников, апостолов, поэтому исцеление расслабленного именно в субботу было, прежде всего, уроком. Уроком ученикам об истинном смысле субботы. Христос знал, что исцеление расслабленного именно в субботу принесёт множество неприятностей Ему Самому и Его ученикам — и, действительно, принесло — и самому исцелённому тоже, но, тем не менее, Христос не поторопился исцелить человека на день раньше. Как ни хотелось Ему помогать людям на этой несчастной земле и помогать как можно раньше, но прежде предстояло решить главную задачу: создать Церковь Свою, воспитать верную Жену и оставить на земле непорочную Невесту, которая, сколь бы ни была слаба и сколь много бы ни оступалась, в силах была бы подняться и остаться непорочной.
Христос исцелил в субботу хронического больного — это был скандал! — но тем жарче была дискуссия об истинном содержании субботы, дискуссия, после которой напряжение мысли подняло Его учеников ещё на одну ступень над похотями этого мира. (Заповедь важна всякая, но в особенности та, которая в данное время находится в наибольшем пренебрежении, поэтому Христос исцелил, а Иоанн описал этот случай.)
Людям свойственно обвинять своих ближних в своих же собственных грехах. Это общепринятое положение требует уточнения. Всё-таки, есть проницательные люди, которые умеют высказать правильное суждение. Только во всех ли случаях? Жухлым, поглощённым сребролюбием, идолами и прочими тяготами внушений от ярких некрофилов, разумеется, не до тонкого познания людей, поэтому в подобных себе жухлых они, напрягшись, распознают себя, свои грехи. Жухлые подчиняются внушениям ярких и видят, что прикажут: в военных — защитников, во врачах — спасителей, в целителях — святых. Ярких же биофилов жухлые попросту не понимают, и в качестве «своего» мнения пользуются тем, что внушили яркие некрофилы. Последние же, раз заметив в себе способность манипулировать людьми, в этой своей способности совершенствуются. Это подразумевает распознание слабых мест у объектов манипуляции. Десятки и сотни раз (начиная с детства) убедившись в своей проницательности по определению греховных влечений жухлых, яркий начинает верить в непогрешимость своих суждений вообще. Но и сам он непременно — объект манипуляции для другого некрофила (не обязательно более яркого, просто, к примеру, ассоциирующегося с отцом или с матерью), и, как от него и ожидается, начинает тем восхищаться, умиляться и т. п., словом, как потребуют. Текст внушения, воспринимаемый как «самостоятельно составленное мнение», безусловно, вводится на энергетическом уровне, поэтому, когда встречается человек с пониженным полем давления, т. е. биофил, то ярконекрофилическому «эксперту» ничего более не остаётся, как улавливать своё же собственное поле, и в этом поле он угадывает свои же собственные мерзости. Отсюда понятно, почему столь проницательные люди, как члены Синедриона (высший орган власти иудеев), разглядели в Христе опасного для нации человека, основное стремление которого — власть. (В Толстом высшие иерархи православной церкви разглядели человека, недостойного даже называться христианином.) Таким образом, биофилы, оказываясь всё время оболганными и обовранными, принуждённые в какой-то момент жизнь и её ценности переосмыслить, в конце концов перестают пользоваться системой внушённых им оценок, силою Христа достигают независимости суждений и, наконец, в людях с некоторых пор заблуждаться перестают. Это вносит в их души некоторый мир и покой, хотя они по-прежнему остаются обовранными и оболганными теми же самыми яркими некрофилами, скажем, представителями какой-либо из форм государственных религий. Последние же — вообще безнадёжный случай, поскольку они не только достигают в церквах признания, что их укрепляет, но и исходно верят в свою биофильность и избранность.
Итак, людям свойственно обвинять ближних в своих же собственных грехах, и происходит это по той простой причине, что эти грехи им известны лучше, чем другие. Если неприемлемый для них человек говорит притчами, то они способны видеть только то, что им хочется. Христос, выгоняя торгующих из Храма, взял в руки кнут, но только те, которые сами хотели бы насладиться болью других, и кнутом — по лицам, по спинам! — додумываются до того, что Христос тем кнутом стал стегать. На самом же деле кнут в руках пророка (а никто в Иудее и не сомневался, что Иисус — как минимум пророк) — символ гнева Божия, и торгующей толпе, прекрасно ориентирующейся в деталях служения древних пророков, достаточно было увидеть кнут, чтобы, побросав всё, ринуться вон из Храма.
Недоброжелатели обвинили Христа, что Он — «человек, который любит есть и пить вино» (Лук. 7:34), но только те, для кого стремление к дурману — глубинная сущность души, признали это свидетельство истинным: в многозначном слове «вино» захотели угадать вино непременно алкогольное. Дескать, и Христос, как мы, был не дурак выпить.
А что угадали в поступке Христа фарисеи, некрофилы-государственники, которых жухлый народ, сам не понимая почему, вынужден был признавать за образец святости? Они не смогли угадать в поступке Иисуса того, что смогли разглядеть Его ученики — образ более полного и единственно возможного способа соблюдения четвёртой заповеди — заповеди о благодатной субботе. Фарисеи увидели в исцелении расслабленного нарушение святости субботы потому, что именно так обличала их собственная совесть, потому что они сами её нарушали, нарушали обезжизниванием субботы бесчисленными запрещениями, забыв основное её содержание — любовь и познание Слова.
Всякого человека, который оказывался рядом со Христом, начинала обличать совесть за бездарную жизнь, растрачиваемую на ничто вместо того чтобы жить, чему зримым доказательством был Сам Христос. Фарисеи нарушали субботу, совесть их обличала, но обвинили они в её нарушении Иисуса.
Религиозные фарисеи, в отличие от Иуды, были некрофилами-государственниками (неисчезающее на этой земле племя!), поэтому неудивительно, что их стремление нарушать субботу, чтобы она была не субботой, не любовью и не благословением, отобразилось в последующих веках в национальных принципах мышления: «суббота в пятницу», «суббота в воскресенье», «суббота в среду», «как бы суббота в субботу». Движения эти неизбежно должны были принять национально-признанные формы, о чём Господь Своих верных и предупредил в «Откровении», для Иоанна — книге будущего, а для нас уже настоящего.
А как показать в видении Церковь? Как в одном зримом образе показать всех рассеянных по земле людей, для которых заповеди Божьи — не система запретов, а естественное состояние души? Способ со времён пророков древности один: избранному на служение пророку бывает явлена непорочная невеста, или верная жена, — символ немногочисленной, но истинной Церкви Христовой. А как показать, что рядом есть другая, мощная организация, которая есть сообщество очень религиозных людей, но которая жена лишь по самоназванию? И Иоанн видит великую блудницу, проститутку, подавляющую, украшенную для деструктурирования сознания жертв золотом и жемчугами, дорогими тканями.
«Сколько славилась она и роскошествовала… говорила в сердце своём: сижу царицею, я не вдова и не увижу горести!» (Откр. 18:7). «Я видел, что жена упоена была кровию святых и кровию свидетелей Иисусовых, и, видя её, дивился удивлением великим. И сказал мне Ангел: что ты дивишься?» (Откр. 17:6, 7). «И пришёл один из семи Ангелов, имеющих семь чаш, и, говоря со мною, сказал мне: подойди, я покажу тебе суд над великою блудницею, сидящею на водах многих; с нею блудодействовали цари земные, и вином её блудодеяния упивались живущие на земле» (Откр. 17:1, 2). «Ибо истинны и праведны суды Его! потому что Он осудил ту великую любодейцу, которая растлила землю любодейством своим, и взыскал кровь рабов Своих от руки её» (Откр. 19:2).
Но — жив Господь! — есть и другая жена, судьба которой не лежала на путях национал-государственного признания или иных форм некрофилии. «А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для неё место от Бога… И рассвирепел дракон на жену и пошёл, чтобы вступить в брань с прочими от семени её, сохраняющими заповеди Божии и имеющими свидетельство Иисуса Христа» (Откр. 12:6, 17). «Возрадуемся и возвеселимся и воздадим Ему славу; ибо наступил брак Агнца, и жена Его приготовила себя. И дано было ей облечься в виссон чистый и светлый; виссон же есть праведность святых. И сказал мне Ангел: напиши: блаженны званные на брачную вечерю Агнца. И сказал мне: сии суть истинные слова Божии» (Откр. 19:7-9).
Иоанн, которого позднее прозвали Богословом, любимый ученик Иисуса Христа, прожил интереснейшую жизнь — и не случайно. Он принадлежал к той самой «жене», которая облеклась в виссон чистый, принадлежащие же к ней, как сказано, блаженны, блаженны не только в будущем, но всегда. Среди прочих обогащающих неожиданностей у Иоанна была ссылка на скалистый остров Патмос. По этому поводу Иоанн не грустил: скучать не приходилось, потому что работал он над книгой видений, которые Христос поручил ему записать. Он видел непорочную жену и понимал, кто она. Он видел великую блудницу, понимал, кто это, хотя и не знал конкретных форм её в веках воплощения. И он не мог не размышлять о ней и причинах её появления.
У Иоанна, в отличие от Иуды, тело духа было здоровое — и жизнь была ему в радость, несмотря на события, которые жухлая толпа обычно называет лишениями. У Иоанна, в отличие от Иуды, развилось здоровое тело мировоззрения — и он не совершал в жизни поступков, от которых ничего достойного доброго слова не остаётся. А если у Иоанна к моменту ссылки на остров Патмос и были ещё осложнения с телом памяти, то после размышления над некогда виденным образом великой блудницы, называющей себя царицей, и после освобождения от этого образа, после её развенчания, Иоанн насладился новыми разлившимися по его телу силами. Но даже если у Иоанна на Патмосе тело памяти уже не было отягощено никаким сором, то всё равно, после того, как он, поразмыслив, отторгнул всякую возможность с великой блудницей сотрудничества, он вздохнул с облегчением.
Здоровое тело духа, здоровое тело мировоззрения, здоровое тело памяти — влияют на тело физическое. В отличие от Иуды, Иоанн жил долго. Иоанн жил с таким удовольствием и настолько долго, что среди последователей Иисуса распространилась легенда, что Иоанн бессмертен. И эту легенду связали со словами Христа в последние дни Его пребывания на земле. Иоанн был этим опечален: всякая, даже невинная на первый взгляд, легенда, всякое «улучшение» христианства — не более чем проторение пути к обману ещё большему. И именно поэтому Иоанн, единственный из апостолов, которому суждено было умереть своей смертью в 95-летнем возрасте, написал в своём рассказе об Учителе, в великом Евангелии от Иоанна:
«Иисус говорит Симону Петру: Истинно, истинно, говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострёшь руки твои, и другой препояшет тебя и поведёт, куда не хочешь.
Сказал же это, давая разуметь, какою смертью Пётр прославит Бога. И, сказав сие, говорит ему: иди за Мною.
Пётр же, обратившись, видит идущего за ним ученика (Иоанна), которого любил Иисус, и который на вечери, приклонившись к груди Его, сказал: Господи! кто предаст Тебя?
Его увидев, Пётр говорит Иисусу: Господи! а он что?
Иисус говорит ему: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока прииду, что тебе до того? ты иди за Мною.
И пронеслось это слово между братиями, что ученик тот не умрёт. Но Иисус не сказал ему, что не умрёт, но: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока прииду, что тебе до того?..
…Многое и другое сотворил Иисус: но если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг. Аминь».
(Иоан. 21:18-23, 25).